Вестник Угроведения Bulletin of Ugric Studies Doi: 10.30624/2220-4156

Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019. ISSN 2220-4156 (print) ISSN 2587-9766 (online)

ВЕСТНИК УГРОВЕДЕНИЯ BULLETIN OF UGRIC STUDIES DOI: 10.30624/2220-4156

Научный журнал Scholarly journal

зарегистрирован в Федеральной службе по надзору registered in the Federal Service for Supervision of в сфере связи, информационных технологий и массовых Telecommunications, Information Technology and Mass коммуникаций (РОСКОМНАДЗОР) Министерства Communications (ROSKOMNADZOR) of the Ministry связи и массовых коммуникаций Российской of Telecommunications and Mass Communications of Федерации. Запись в Реестре зарегистрированных Russian Federation, entry in the Register of the registered средств массовой информации ПИ № ФС 77-74811 от mass media PI № FS 77-74811 on January 11, 2019. 11 января 2019 года.

Решением Президиума Высшей аттестационной The decision of the Presidium of the Higher attestation комиссии Минобрнауки России журнал включен в Commission of the Ministry of education and science перечень ведущих рецензируемых научных журналов of Russia the journal is included in the List of leading и изданий, в которых должны быть опубликованы reviewed scientific magazines end editions in which should основные результаты диссертаций на соискание be published the main results of these on competition of ученых степеней доктора и кандидата наук с 1 декабря scientific degrees of doctor and candidate of Sciences on 2015 года. December 1, 2015.

Журнал индексируется и архивируется в: The journal is indexed and archived by: Russin Index Российском индексе научного цитирования (РИНЦ), of Scientific Citations, Scopus, Сyberleninka, ELS «Lan», Scopus, КиберЛенинка, ЭБС «Лань», Crossref, Crossref, ERIHPLUS, ResearchBib, Ulrichsweb. ERIHPLUS, ResearchBib, Ulrichsweb.

Том 9, № 2. 2019 Vol. 9, no. 2. 2019

Материалы журнала доступны The journal's materials are available по лицензии Сreative Commons "Attribution" under license Сreative Commons "Attribution" ("Атрибуция") 4.0 Всемирная 4.0 Worldwide 201 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ ЖУРНАЛА

Сподина Виктория Ивановна – главный редактор, кандидат исторических наук, директор БУ ХМАО – Югры «Обско- угорский институт прикладных исследований и разработок», ORCID ID: 0000-0783-1002-6252, [email protected] (Ханты- Мансийск, Российская Федерация) Косинцева Елена Викторовна – заместитель главного редактора, доктор филологических наук, доцент, заместитель директора по научной работе БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок», ORCID ID: 0000-0001-6695-0218, [email protected] (Ханты-Мансийск, Российская Федерация) Сязи Виктория Львовна – ответственный секретарь, кандидат филологических наук БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок», ORCID: 0000-0003-1103-0435, [email protected] (Ханты-Мансийск, Российская Федерация) Бакашова Жылдыз Кемеловна, доктор филологических наук, профессор, директор Национальной библиотека Кыргызской Республики им. А. Осмонова, ORCID ID: 0000-0002-9031-2651, [email protected] (Бишкек, Кыргызская Республика) Бурыкин Алексей Алексеевич, доктор филологических наук, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института лингвистических исследований РАН, ORCID ID: 0000-0002-9119-2698, [email protected], (Санкт-Петербург, Российская Федерация) де Грааф Тьерд, доктор физических наук, магистр гуманитарных наук, главный научный сотрудник Фризской академии, Европейский исследовательский центр многоязычия и обучения языкам, [email protected] (Леуварден, Нидерланды) Гудкова Светлана Петровна, доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры русской и зарубежной литературы ФГБОУ «Национальный исследовательский Мордовский университет им. Н.П. Огарева», ORCID ID: 0000-0002-5894-6347, [email protected] (Саранск, Российская Федерация) Джандьяла Прабакар Рао, профессор, руководитель Центра изучения иностранных языков Университета Хайдарабада, [email protected] (Хайдарабад, Индия) Зайцева Татьяна Ивановна, доктор филологических наук, доцент, заведующий кафедрой удмуртской литературы и литератур народов России Института удмуртской филологии, финно-угроведения и журналистики ФГБОУ ВО «Удмуртский государственный университет», ORCID ID: 0000-0003-2934-6251, [email protected] (Ижевск, Российская Федерация) Каксин Андрей Данилович, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института гуманитарных исследований и саяно-алтайской тюркологии Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова, ORCID ID: 0000-0001-9632-8286, [email protected] (Абакан, Россия) Киселев Александр Георгиевич, доктор исторических наук, доцент, главный научный сотрудник БУ ХМАО – Югры «Обско- угорский институт прикладных исследований и разработок», ORCID ID: 0000-0003-4677-5250, [email protected] (Ханты- Мансийск, Российская Федерация) Кошкарева Наталья Борисовна, доктор филологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Институт филологии СО РАН, ORCID ID: 0000-0001-5418-9775, [email protected] (Новосибирск, Российская Федерация) Кудрявцева Раисия Алексеевна, доктор филологических наук, профессор кафедры финно-угорской и сравнительной филологии института национальной культуры и межкультурной коммуникации ФГБОУ ВО «Марийский государственный университет», ORCID ID: 0000-0001-8933-5955, [email protected] (Йошкар-Ола, Российская Федерация) Наурзбаева Альмира Бекетовна, доктор философских наук, профессор кафедры социально-гуманитарных дисциплин Казахской национальной консерватории им. Курмангазы, ORCID ID: 0000-0002-4604-6835, [email protected] (Алмата, Казахстан) Олтяну Антоанета, доктор филологических наук, профессор Бухарестского университета, ORCID ID: 0000-0002-9786-2787, [email protected] (Бухарест, Румыния) Соколова Зоя Петровна, доктор исторических наук, профессор, советник ФГБУН Ордена Дружбы народов Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, ORCID ID: 0000-0002-1083-5541, [email protected] (Москва, Российская Федерация) Соловар Валентина Николаевна, доктор филологических наук, доцент, главный научный сотрудник БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок», ORCID ID: 0000-0003-4894-0117, [email protected] (Ханты-Мансийск, Российская Федерация) Тулуз Эва, PhD hab, профессор финно-угроведения Института восточных языков и культур Парижского университета, ORCID ID: 0000-0003-1968-6180, [email protected] (Париж, Франция), научный сотрудник кафедры этнологии Тартуского университета (Тарту, Эстония) Чепреги Марта, доктор философии, доцент кафедры финно-угроведения Университета им. Л. Этвеша, ORCID ID: 0000-0003- 0848-6992, [email protected] (Будапешт, Венгрия) де Шамбург Доминик Самсон Норман, докторант Государственного института восточных языков и цивилизаций Парижского университета, [email protected] (Париж, Франция) Шипёц Каталин, доктор философии, заведующий кафедрой финно-угроведения Сегедского университета, ORCID ID: 0000- 0003-1146-6562, [email protected] (Сегед, Венгрия)

РЕДАКЦИЯ ЖУРНАЛА

Герасимова Светлана Алексеевна – технический редактор, старший научный сотрудник БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок», ORCID ID: 0000-0003-2395-8951, [email protected] (Ханты-Мансийск, Российская Федерация) Динисламова Оксана Юрисовна – редактор английских текстов, научный сотрудник БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок», ORCID ID: 0000-0002-2189-9102, [email protected] (Ханты-Мансийск, Российская Федерация)

Вестник угроведения = Bulletin of Ugric Studies. Т. 9. № 2. – Ханты-Мансийск, 2019. – 200 с.

Spodina Viktoria Ivanovna – Editor-in-chief, Сandidate of Historical Sciences, Director of Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, ORCID ID: 0000-0783-1002-6252, [email protected] (Khanty-Mansiysk, Russian Federation) Kosintseva Elena Viktorovna – Deputy Editor-in-chief, Doctor of Philological Sciences, Associate Professor, Deputy Director of scientific work of Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, ORCID ID: 0000-0001-6695-0218, kosintseva_elena@ mail.ru (Khanty-Mansiysk, Russian Federation) Syazi Viktoria Lvovna – Responsible Secretary, Candidate of Philological Sciences, Leading Researcher of Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, ORCID: 0000-0003-1103-0435, [email protected] (Khanty-Mansiysk, Russian Federation) Bakashova Zhyldyz Kemelovna, Doctor of Philological Sciences, Professor, Director of the A. Osmonov National Library of the Kyrgyz Republic, ORCID ID: 0000-0002-9031-2651, [email protected] (Bishkek, the Kyrgyz Republic) Burykin Alexey Alekseyevich, Doctor of Philological Sciences, Doctor of Historical Sciences, Leading Researcher of Institute for Linguistic Studies, Russian Academy of Sciences, ORCID ID: 0000-0002-9119-2698, [email protected] (Saint-Petersburg, Russian Federation) De Graaf Tyerd, Doctor of Physical Sciences, Master of the Humanities, Chief Researcher of the Fryske Akademy, European Research Centre on Multilingualism and Language Learning, [email protected] (Leeuwarden, Netherlands) Gudkova Svetlana Petrovna, Doctor of Philological Sciences, Associate Professor, Professors of Department of Russian and Foreign Literature of the N.P. Ogarev’s Mordovia State University, ORCID ID: 0000-0002-5894-6347, [email protected] (Saransk, Russian Federation) Jandhyala Prabhakar Rao, Professor, Director of the Foreign Languages Center of the University of Hyderabad, pjandhyala1@gmail. com (Hyderabad, India) Zaytseva Tatyana Ivanovna, Doctor of Philological Sciences, Associate Professor, Head of the Chair of Udmurt Literature and Literatures of the people of Russia of the Institute of Udmurt Philology, Finno-Ugric Studies and Journalism of Udmurt State University, ORCID ID: 0000-0003-2934-6251, [email protected] (Izhevsk, Russian Federation) Kaksin Andrey Danilovich, Leading Researcher, Institute of Humanities and Sayan-Altai Turkology of the Khakass State University named after H. F. Katanov, Doctor of Philological Sciences, [email protected] (Abakan, Russian Federation) Kiselyov Alexander Georgiyevich, Doctor of Historical Sciences, Associate Professor, Chief Researcher of Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, ORCID ID: 0000-0003-4677-5250, [email protected] (Khanty-Mansiysk, Russian Federation) Koshkareva Natalya Borisovna, Doctor of Philological Sciences, Professor, Leading Researcher of the Institute of Philology of the Siberian Branch of the Russian Academy of Science, ORCID ID: 0000-0001-5418-9775, [email protected] (Novosibirsk, Russian Federation) Kudryavtseva Raisiya Alekseevna, Doctor of Philological Sciences, Professor of the Chair of Finno-Ugric and Comparative Philology of Institute of National Culture and Cross-Cultural Communication of Mari State University, ORCID ID: 0000-0001-8933-5955, kudsebs@ rambler.ru (Yoshkar-Ola, Russian Federation) Naurzbaeva Almira Beketovna, Doctor of Philosophical Sciences, Professor of the Chair of Social and Humanitarian Disciplines of Kurmangazy Kazakh National Conservatory, ORCID ID: 0000-0002-4604-6835, [email protected] (Almaty, the Republic of Kazakhstan) Oltyany Antoaneta, Doctor of Philological Sciences, Professor of Bucharest University, ORCID ID: 0000-0002-9786-2787, [email protected] (Bucharest, Romania) Sokolova Zoya Petrovna, Doctor of Historical Sciences, Professor, Adviser of the Order of Friendship of the people of N. N. Miklukho- Maklai Institute of Ethnology and Anthropology of the RAS, ORCID ID: 0000-0002-1083-5541, [email protected] (Moscow, Russian Federation) Solovar Valentina Nikolaevna, Doctor of Philological Sciences, Associate Professor, Chief Researcher of Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, ORCID ID: 0000-0003-4894-0117, [email protected] (Khanty-Mansiysk, Russian Federation) Toulouse Eva, PhD hab., Professor of Finno-Ugric Studies of the National Institute of Oriental Language and Civilization of the University of Paris, ORCID ID: 0000-0003-1968-6180, [email protected] (Paris, France); Researcher of the Chair of Ethnology of the Tartu University (Tartu, Estonia) Csepregi Marta, Doctor of Philosophical Sciences, Associate Professor of the Chair of Finno-Ugric Studies of Eötvös Loránd University, ORCID ID: 0000-0003-0848-6992, [email protected] (Budapest, Hungary) De Chambourg Dominik Samson Norman, Ph.D. Candidate of the National Institute of Oriental Language and Civilization of the University of Paris, [email protected] (Paris, France) Sipocz Katalin, Doctor of Philosophical Sciences, Head of the Chair of Finno-Ugric Studies of the University of Szeged, ORCID ID: 0000-0003-1146-6562, [email protected] (Szeged, Hungary)

EDITORIAL OFFICE OF THE JOURNAL

Gerasimova Svetlana Alekseevna – Technical Editor, Senior Researcher of Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, ORCID ID: 0000-0003-2395-8951, [email protected] (Khanty-Mansiysk, Russian Federation) Dinislamova Oksana Yurisovna – Editor of the English texts, Researcher of Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, ORCID ID: 0000-0002-2189-9102, [email protected] (Khanty-Mansiysk, Russian Federation)

Bulletin of Ugric Studies = Вестник угроведения. Vol. 9. № 2. – Khanty-Mansiysk, 2019. – 200 p.

Содержание

Филология Динисламова О. Ю., Динисламова С. С. Образ красивой женщины в мансийской и русской фразеологической картине мира ...... 207 Динисламова С. С. Жанровая специфика рассказа Ювана Шесталова «Потёпка» ...... 223 Ельцова Е. В. Основные тенденции развития коми поэмы рубежа XX – XXI вв...... 231 Косинцева Е. В. Тема поэта и поэзии в лирике М. И. Новьюхова ...... 241 Осьмухина О. Ю., Пивкина Е. В. Особенности трансформации и пути развития жанра баллады в русской поэзии Мордовии ...... 248 Сафонова Н. Н., Ермаковская Т. А. Особенности эргонимии города Сургута в начале XXI века (на материале коммерческих эргонимов) ...... 260 Семенов А. Н. Концепт как категория в обско-угорской и русской литературе ...... 271 Сироткина Т. А., Ганущак Н.В. Этнические образы ханты и манси в региональной художественной литературе ...... 279 Соловар В. Н. Способы выражения сравнения в обско-угорских языках ...... 286 Теуш О. А. Заимствованные наименования леса и лесных локусов в русских диалектах Европейского севера России: лексемы прибалтийско-финского происхождения ...... 297 Хадынская А. А. Финская тема в лирике Ивана Савина в контексте акмеистической поэтики ...... 318 Шаронов А. М., Шаронова Е. А. Основные концепты эрзянской мифологии ...... 328

История, этнография, археология Власова В. В. Родной язык и религиозные практики в приходах Коми края в начале ХХ века ...... 341 Ершов М. Ф. Райшев: художник в контексте эпохи ...... 352 Мартынова Е. П. Обско-угорская этническая мобилизация ...... 363 Попова С. А. Понятие «мать» в мировоззрении и фольклоре северных манси ...... 373

История науки Волосникова Л. М., Кукуев Е. А., Булатова О. В., Огороднова О. В., Андреева О. С. Ригидность как психологический индикатор академической мобильности учащейся молодёжи Ханты-Мансийского автономного округа – Югры ...... 384

Правила оформления материалов ...... 396

204 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Contents

Philology Dinislamova O. Yu., Dinislamova S. S. The image of a beautiful woman in Mansi and Russian phraseological picture of the world ...... 207 Dinislamova S. S. Genre specificity of the story «Potyopka» by Yuvan Shestalov ...... 223 Eltsova E. V. The main trends in the development of the Komi poem at the turn of the XX–XXI centuries ...... 231 Kosintseva Е. V. The theme of a poet and poetry in the lyrics of M. I. Novyukhov ...... 241 Osmukhina O. Yu., Pivkina E. V. Features of transformation and ways of the ballad genre’s development in Russian poetry of Mordovia ...... 248 Safonova N. N., Yermakovskaya T. A. Features of Surgut ergonymy at the beginning of the XXI century (on the material of the commercial ergonyms) ...... 260 Semyonov A. N. Concept as the category in Ob-Ugric and Russian literature ...... 271 Sirotkina T. A., Ganushchak N. V. Ethnic images of the Mansi and Khanty in regional fiction ...... 279 Solovar V. N. Ways of comparison in Ob-Ugric languages ...... 286 Teush O. А. Borrowed names of forest and forest loci in the Russian dialects of the European North of Russia: lexemes of Baltic-Finnish origin ...... 297 Khadynskaya А. A. Finnish theme in the lyrics of Ivan Savin in the context of acmeistic poetics ...... 318 Sharonov A. M., Sharonova E. A. The main concepts of Erzya mythology ...... 328

History, ethnography, archeology Vlasova V. V. Native language and religious practices in parishes of the Komi at the beginning of the XX century ...... 341 Ershov M. F. Rayshev: the artist in the context of the epoch ...... 352 Martynova E. Р. Ob-Ugric ethnic mobilization ...... 363 Popova S. A. The concept of the «mother» in the worldview and folklore of the Northern Mansi ...... 373

History of science Volosnikova L. M., Kukuev E. A., Bulatova O. V., Ogorodnova O. V., Andreeva O. S. Rigidity as the psychological indicator of academic mobility of students of Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra ...... 384

Author guidelines for submission of manuscripts ...... 396

205 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

ФИЛОЛОГИЯ

PHILOLOGY

206 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

УДК 39;811.161.1;811.511:143 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-207-222

Образ красивой женщины в мансийской и русской фразеологической картине мира

О. Ю. Динисламова Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок, г. Ханты-Мансийск, Российская Федерация, [email protected]

С. С. Динисламова Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок, г. Ханты-Мансийск, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. В статье в сопоставительном плане рассматриваются фразеологические единицы (ФЕ) ман- сийского и русского языков как лексические средства описания образа красивой женщины; выявляется комплекс народных представлений о женской красоте; определяются универсальные и специфичные па- раметры образности, лежащей в основе метафорических переносов; описываются компоненты семанти- ки и образные внутренние формы, создающие национально-культурную специфику исследуемых фразе- ологизмов сопоставляемых языков. Цель: рассмотреть языковую репрезентацию образа красивой женщины в мансийской и русской фра- зеологии в контексте лингвокультурологического, а также лингвокогнитивного содержания националь- ных картин мира. Материалы исследования: материалом послужили фразеологизмы мансийского и русского языков, служащие средствами репрезентации образа красивой женщины. Результаты и научная новизна. Результатом проводимого исследования являются выявление и опи- сание национально-культурного своеобразия фразеологизмов мансийского и русского языков, репрезен- тирующих образ красивой женщины. Несомненно, новаторским представляется лингвокультурологиче- ское исследование внешности мансийской женщины на фоне русской лингвокультуры. Практическая зна- чимость исследования определяется возможностью использования его результатов в лексикографической практике при составлении фразеологического словаря мансийского языка, а также словарей антропоцен- трической фразеологии сопоставительного плана. Ключевые слова: фразеология, образ красивой женщины, женская красота, фразеологизмы мансий- ского языка, фразеологизмы русского языка, сопоставительная фразеология, фразеология мансийского языка, мансийский язык, манси. Благодарности: авторы статьи выражают благодарность рецензентам и информантам, прекрасно вла- деющим мансийским языком, обладающим глубокими знаниями традиционной культуры народа манси. Для цитирования: Динисламова О. Ю., Динисламова С. С. Образ красивой женщины в мансийской и русской фразеологической картине мира // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 207–222.

The image of a beautiful woman in Mansi and Russian phraseological picture of the world

O. Yu. Dinislamova Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, Khanty-Mansiysk, Russian Federation, [email protected]

207 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

S. S. Dinislamova Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, Khanty-Mansiysk, Russian Federation, [email protected] ABSTRACT Introduction. The article deals with the phraseological units (PU) of the Mansi and Russian languages as lexical means of description of the image of a beautiful woman in comparative terms; the reflection of folk ideas about the beauty of women is revealed; the universal and specific parameters of figurativeness of metaphorical expressions in description of the image of a beautiful woman are determined; the components of semantics and figurative internal forms that create the national and cultural specificity of the PU are described. Objective: to consider the language representation of the image of a beautiful woman in the Mansi and Russian phraseology in the context of the linguocultural content of national pictures of the world. Research materials: the materials of the research are the PU of the Mansi and Russian languages, serving as a means of representation of the image of a beautiful woman. Results and novelty of the research. The results of the research is the identification of national and cultural originality of the PU of the Mansi and Russian languages, representing the appearance of beautiful woman, as well as universal and specific features of the PU of the compared languages. Undoubtedly, the innovative is a linguistic and cultural study of the appearance of a Mansi woman on the background of Russian culture. The scientific novelty of the research lies in the fact that the work uses linguocultural analysis of the phenomenon of beauty in terms of phraseological representation in languages of different systems. The practical significance of the research is determined by the possibility of using its results in lexicographical practice in compiling the phraseological dictionary of the Mansi language, as well as dictionaries of anthropocentric phraseology of the comparative plan. Key words: phraseology, image of a beautiful woman, female beauty, phraseological units of the Mansi language, phraseological units of the Russian language, comparative phraseology, phraseology of the Mansi language, Mansi language. Acknowledgements: the authors express gratitude to the reviewers and informants who are fluent in the Mansi language, have a deep knowledge of tradition culture of the Mansi people. For citation: Dinislamova O. Yu., Dinislamova S. S. The image of a beautiful woman in Mansi and Russian phraseological picture of the world // Vestnik ugrovedenia = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 207–222.

Введение исследования являются фразеологизмы, опи- сывающие характеристики человека по раз- Настоящая статья посвящена вопросу пере- личным зрительно воспринимаемым призна- дачи представлений о женской красоте и свя- кам. В рамках данной статьи остановимся на занных с ней субъективных оценок и ассоци- рассмотрении семантического поля женская аций, закреплённых в виде ФЕ в мансийском красота. языке на фоне русского языка. Выбор фразе- В научной литературе существует достаточ- ологического материала обусловлен тем, что но работ, посвящённых различным аспектам ФЕ содержат в себе систему стереотипных концепта красота и связанным с ним эстети- образов, прототипов и эталонов и представля- ческим оценкам [12; 14; 16], однако попытка ют собой совокупность той части устойчивых сравнительного анализа фразеологизмов, ре- единиц, которая является наиболее маркиро- презентирующих образ красивой женщины, ванной с точки зрения проявления националь- выявление и описание эталонов женской кра- но-культурной специфики. соты в мансийском и русском языках до насто- Наиболее частотными единицами, представ- ящего времени не предпринимались. ляющими человека во фразеологической кар- В данной статье мы попытаемся ответить тине мира (ФКМ), являются признаковые фра- на следующие вопросы: 1) каким представля- зеологизмы, которые выражают качественную ется образ красивой женщины в мансийской характеристику его внешнего облика. Эти фра- и русской ФКМ; 2) какое значение имеет жен- зеологизмы состоят из нескольких семантиче- ская красота в системе ценностей носителей ских разрядов. К таким разрядам, например, мансийского и русского языков; 3) какими могут быть отнесены красота, возраст, здоро- являются универсальные и специфичные па- вье, одежда, рост и т. д., то есть предметом раметры образности, лежащей в основе ме- 208 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

тафорических переносов при репрезентации ется в том, что он даёт возможность отразить образа красивой женщины посредством ФЕ; внутреннюю семантическую компаративность 4) в рамках каких кодов культуры отражается слов. мировидение мансийского и русского народов Метафора считается эстетически привлека- в системе рассматриваемых фразеологизмов; тельной и воздействующей на эмоции челове- 5) какие образы используются во фразеологиз- ка из-за своего когнитивного несоответствия мах, репрезентирующих женскую красоту в [41]. Это утверждение подтверждается соот- мансийской и русской ФКМ. ветствующими нейронными эффектами мета- форы [36]. Считается, что метафора включает Материалы и методы в себя несколько ключевых атрибутов в кон- тексте эмпирического исследования (напри- Материалом для исследования послужили мер, ознакомление, образность, imageability) ФЕ мансийского и русского языков, служащие [34; 35]. Образность метафоры относится к той средствами репрезентации образа красивой степени, которая не соответствует его букваль- женщины. ным аналогам [39; 34]. Чем более инконгру- В работе применялись сравнительно-сопо- энтным является метафорическое выражение, ставительный и описательный методы, интер- тем труднее его понять [35]. Таким образом, претативный метод, приём сплошной выборки, степень образности указывает на сложность фразеологический метод идентификации. метафоры. Ещё одним важным показателем является imageability – свойство вербального Результаты выражения, указывающее, насколько легко че- ловек может сформировать связанный мыслен- У представителей одной и той же лингво- ный образ [37]. культурной общности совокупность ассоциа- Как показатель эстетической оценки при- ций, возникающих при восприятии человеком влекательность связана с эмоциональным от- окружающего мира, складывается в опреде- кликом, то есть предполагается, что она тес- лённую систему, которую Н. И. Жинкин на- но коррелирует с гедоническими чувствами звал универсальным предметным кодом [21]. воспринимающего [38; 40]. В зарубежных Последний находит своё языковое выраже- работах существует множество исследований ние в паремиях, фразеологизмах. При этом факторов, влияющих на физическую привле- же совершенно отчётливо он проступает и в кательность [38], при этом собственно линг- метафорах, служащих средством освоения вистических трудов по вопросам изучения эмпирически познаваемой действительности привлекательности проводилось немного, и посредством образов-эталонов, имеющих пря- на сегодняшний день эти исследования демон- мое отношение к условиям жизни носителей стрируют, что именно образные выражения данного языка, к их культуре, духовным и ма- обладают наибольшим потенциалом вызывать териальным ценностям. Вот почему столь важ- эстетические чувства [33]. ным представляется рассмотрение метафоры, В данной статье рассматриваемые ФЕ выра- её функциональной роли, в том числе в про- жают эстетические чувства носителей мансий- цессе метафоризации фразеологических выра- ского и русского языков, то есть те «ценностные жений. Анализ метафор, репрезентирующих переживания, для испытания которых необходи- красоту женщины в мансийском и русском мы память, фантазия, эмоциональная чуткость» языках, позволяет выявить универсальные и [10, 116], которые помогают идентифицировать специфичные параметры образности, лежащей прекрасное. Чувство прекрасного относится к в основе метафорических переносов. Возмож- высшим чувствам человека – эмоциональным ность подобного анализа обусловлена общно- состояниям индивидуума, вызванным культур- стью лексико-семантических групп, в рамках ными и социально значимыми факторами (эти- которых развиваются переносные значения в ческими, эстетическими, интеллектуальными, рассматриваемых языках. Таким образом, до- праксическими, религиозными, пугническими, стоинство метафорического подхода заключа- глористическими, гедонистическими и др.).

209 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

В категории прекрасного отражаются явле- источников: мансийские фольклорные тексты ния действительности, доставляющие чувство – «Именитые богатыри Обского края» [5; 6; наслаждения. Это наивысшая эстетическая цен- 7; 8], «Медвежьи эпические песни манси (во- ность, к которой стремится человеческая психи- гулов)» [13], «Мифы, сказки, предания ман- ка. Прекрасное тесно связано с понятием идеа- си (вогулов)» [15], «Героический эпос манси ла, наиболее близкими ему по значению поня- (вогулов): Песни святых покровителей» [3]; тиями являются гармония и красота [19, 19]. личная картотека автора статьи, составлен- По определению С. И. Ожегова, Н. Ю. Шве- ная в процессе работы с носителями языка: довой, красота – совокупность качеств, до- М. Т. Двиняниновой, М. В. Кумаевой, Г. П. Сам- ставляющих наслаждение взору, слуху; всё биндаловой (верхнесосьвинский говор), красивое, прекрасное, всё то, что доставляет Д. Т. Лисовой, С. С. Динисламовой, В. И. Ива- эстетическое и нравственное наслаждение [17, новой (среднесосьвинский говор), Л. Н. Пан- 304]; красивый – доставляющий наслаждение ченко, Т. Д. Слинкиной, Г. Н. Ларионовой (сыг- взору, приятный внешним видом, гармонично- винский говор); фразеологические словари на стью, стройностью, прекрасный [17, 303]. русском языке: «Фразеологический словарь Д. Н. Ушаков определяет красоту как всё русского литературного языка» А. И. Федоро- красивое, прекрасное, всё то, что доставляет ва [23], «Фразеологический словарь русского эстетическое и нравственное наслаждение [22, языка» под ред. А. И. Молоткова [24] и «Фра- 276]; красивый как нравящийся своим внеш- зеологический словарь современного русского ним видом, поражающий зрение правильно- литературного языка» под редакцией А. Н. Ти- стью очертаний, сочетанием тонов, соотноше- хонова [25]. нием линий; отличающийся гармоничностью, В мансийском языке для репрезентации стройностью движений [22, 276]. внешней красоты имеется следующий ряд Таким образом, красота как эстетическая синонимичных прилагательных: нтнэ ‘кра- категория является одной из универсальных сивый’, аняӈ ‘красивый, нарядный’, аня ‘кра- форм бытия материального мира в человече- сивый’, посых ‘милый’, сыгман ‘статный’, ве- ском сознании, раскрывающая эстетический скат ‘опрятный’, вēсиӈ ‘красивый, нарядный’, смысл явлений, их внешние и (или) внутрен- хорамыӈ ‘красивый, нарядный’, хуриӈ ‘краси- ние качества, которые вызывают удовольствие, вый=имеющий образ’. Интересным с точки наслаждение, моральное удовлетворение. Выс- зрения семантики представляется последнее шей степенью красоты, выражением её сущ- прилагательное, форма которого образована ностного эстетического начала является пре- с помощью суффикса -иӈ от существительно- красное [32, 102]. го хури ‘образ, вид’. Соответственно, красота Общий корпус мансийских фразеологиз- в мансийской ЯКМ рассматривается как на- мов, репрезентирующих внешнюю красоту личие некоего образа, внешности, вида, и на- женщины, составляет 31 единицу. Кроме того, оборот: отсутствие образа, вида оказывается в подборку в качестве вспомогательного иллю- связанным с отсутствием красоты. Так, слово стрирующего материала включены образные хуритāл ‘некрасивый’ имеет буквальный пере- выражения, извлечённые из художественных вод ‘не имеющий образа’, где -тāл – суффикс произведений мансийского писателя Ювана отрицания. Шесталова [27; 28; 29; 30], а также 14 ФЕ, ре- Подобные представления о красоте встреча- презентирующих некоторые аспекты духов- ются во многих языках автохтонного населе- ной, внутренней красоты. В русском языке ния севера Западной и Центральной Сибири. корпус фразеологизмов, репрезентирующих Так, в хантыйском языке существует прилага- внешнюю красоту, составляет 31 единицу. тельное хурасәӈ ‘красивый (букв.: имеющий Приведённая статистика может свидетельство- облик, образ)’, в селькупском О. А. Казакевич вать об одинаковой релевантности вербализа- отмечает наличие прилагательного qurasymyl’ ции внешней красоты женщины в обеих ЯКМ. (kurasymyl’) со значением ‘красивый’, образо- Рассматриваемые материалы получены ванного с помощью суффикса обладания -symyl’ методом сплошной выборки из следующих от существительного quras (kuras) ‘образ,

210 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

вид, внешность’. Данное прилагательное име- та ханасг ‘красивая (букв.: глаза=мои туда ет буквальное значение ‘имеющий образ’, со- и прилипли)’; тэ-хōталэ суснувум ‘красивая ответственно, ‘некрасивый’ по-селькупски бу- (букв.: ночь-день смотрел бы)’. Таким обра- дет quraskytyl’ ‘не имеющий вида, внешности зом, женская красота в мансийском языковом или образа’ [9, 604]. сознании может пониматься как внешняя при- Русский язык при репрезентации такой ха- влекательность взору. рактеристики как красивый обладает богатым В первую очередь, красивая мансийская лексическим рядом: прекрасный, приглядный, девушка (женщина) это всегда та, которая в распрекрасный, хорошенький, очарователь- сравнении с другими имеет образ, вид: хуриӈ ный, привлекательный, прелестный, оболь- āги ‘красивая девушка (букв.: образ имеющая стительный, обворожительный, неотрази- девушка)’. По мнению Т. А. Михайловой, в мый, интересный, пригожий, пленительный, традиционной культуре при описании краси- обаятельный, чарующий, завлекательный, вой внешности, как правило, в качестве пер- манящий, соблазнительный, притягательный, вого и часто главного параметра выступают магнетический, симпатичный, изумительный, не гармоничность и правильность черт лица, приятный, милый, славный, миловидный, смаз- стройность фигуры, здоровые зубы, пышные ливый, пикантный, аппетитный, искуситель- блестящие волосы и так далее, а довольно ко- ный, взрачный, казистый, баской, красный и т. п. ротко – цвет глаз и волос, иногда дополнитель- Вряд ли относительно небольшое число но – цвет лица [16, 438]. В мансийском языке лексем, собственно как и фразеологизмов ман- красивой представляется женщина, имеющая сийского языка, репрезентирующих красоту, утончённые черты лица: мāнь нёлп-сампа можно рассматривать как случайность: красо- нкве ‘женщина с красивыми, утончёнными та, являющаяся достаточно важной характери- чертами лица (букв.: с маленькими носом-гла- стикой в русской культуре, в мансийской зани- зами милая женщина)’; румяное лицо: пāйтаге мает периферийное положение. Гораздо более нас лāсьлг ‘румяная, розовощёкая (букв.: щё- значимыми здесь являются не внешние, а вну- ки=её так и блестят)’; вгыр пāйтуп ‘румяная, тренние личностные качества женщины, та- розовощёкая (букв.: имеющая красные щёки)’; кие как проворство, трудолюбие, мастерство, стройную, гармоничную фигуру: мӯнт тм гостеприимство и т. п. Тем не менее, в иссле- пӯлэ тāра нāӈки ‘стройная, статная (букв.: не- дуемом фразеологическом материале были вы- давно съеденный (один) кусочек насквозь про- явлены ФЕ, репрезентирующие идеал (эталон) свечивается (просматривается)’ (фольк.); сāт красивой женщины. хōтал минам пасныл тм пӯлэ тара нāӈки Как известно, красивое и безобразное – яв- ‘стройная, статная (букв.: семь дней назад съе- ления, воспринимаемые чувственно и достав- денный (один) кусочек насквозь просвечивает- ляющие наслаждение/отвращение своим ви- ся (просматривается)’ (фольк.); длинную шею: дом. В первую очередь, человек воспринимает хотаӈ сыплув ‘тонкая длинная шея (букв.: ле- другого человека зрительно. Подобная пред- бединая шея)’; густые волосы: пāль пуӈк ‘гу- варительная оценка позволяет сделать выво- стоволосая (букв.: густая голова); опрятные, ды – нравится или не нравится. О зрении как аккуратно заплетённые косы: саге састум са- главном способе эстетического восприятия го- гыӈ āги (н) ‘девушка (женщина) с красивы- ворят такие выражения как: аквтоп нас пōслу- ми косами (букв.: ровные косы имеющая де- вес ‘красивая (букв.: будто просто нарисова- вушка (женщина) с косами)’ (фольк.); лылыӈ ли)’; самагум тав нупылэ хартавег ‘красивая нёхыс, лылыӈ ӯй сагпа āги ‘девушка с краси- (букв.: глаза=мои в её сторону тянет)’; тав выми косами (букв.: девушка с косами живых нупылэ сунсуӈкв ат пōйтгын ‘красивая, сим- соболей, живых зверей)’ (фольк.); светлый патичная (букв.: на неё смотреть не переста- цвет лица: осэ войкан н ‘белолицая женщина нешь)’; сам хот-тотуӈкв ат вēрмегын ‘кра- (букв.: со светлой кожей (лица) женщина)’; вы- сивая (букв.: глаз отвести не можешь)’; тав разительные тёмные глаза: понсум сосыг кит нупылэ сунсуӈкв ёмас ‘красивая, симпатичная сам ‘черноглазая (букв.: спелой смородины (букв.: на неё смотреть хорошо)’; самагум тув два глаза (фольк.)’; сосыг пилсамыг ‘черногла-

211 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

зая (букв.: две смородины ягоды)’. Красота и инством считалось обладание нежным, при- выразительность чёрных глаз находят своё от- ятным голосом, например: кāминьт турсуиӈ ражение даже в именах мансийских фольклор- āги ‘девушка с нежным голосом (букв.: с мяг- ных персонажей, например: Олн-Сōсыг-Сурин- ким голосом девушка)’; ӯйрисякве хольт луйги Сōсыг-Ваймилыӈ-Нāй ‘Своенравная Героиня с ‘женщина с нежным голосом (букв.: птичке по- глазами как серебряные, золотые смородины’ добно щебечет)’. (фольк.) [6, 21]. В мансийском обществе женщины традици- Таким образом, наиболее подверженными онно отдавали предпочтение цветастым, ярким оцениванию во внешности мансийских кра- платьям и платкам, тогда как ношение одеж- савиц оказываются лицо и волосы, при этом ды тёмных цветов даже осуждалось. Данная красивым представляется румяный или свет- традиция отражена в образе фразеологизмов лый цвет лица и густые, опрятные волосы, тōрыӈ āкань ‘нарядная, опрятная женщина аккуратно заплетённые в толстые косы. Осо- (букв.: акань (кукла) в платке)’ и āкань хурип бенно красивыми у манси считаются волосы н ‘красивая, аккуратная, нарядная женщина золотисто-русого цвета, что нашло отражение (букв.: на куклу похожая женщина)’, сакыӈ в устойчивом выражении холам нāӈк тāл сōр- āкань ‘красивая, аккуратная, нарядная женщи- ни саге ‘золотая коса (букв.: пожухшей хвои на (букв.: бисерная кукла)’, где лексема āкань лиственницы золотая коса=её)’, где цвет таких обозначает традиционную самодельную куклу, волос сравнивается с золотистой, пожелтев- сшитую из ткани, меха или сукна, украшенную шей хвоей лиственницы. национальными орнаментами, яркой цветной Красота женщины в мансийском языковом тесьмой и украшениями (пальсак, турлопс, сознании источает свет: нглыӈ хōтал нāй- саквāлыг) из разноцветного бисера. кем ‘красивая (букв.: как показавшееся (т. е. Обратимся к художественной письменной утреннее) солнце хозяюшка)’ (фольк.); ӯнтнэ литературе манси. Экспрессивно и ярко кра- хōтал нāйкем ‘красивая (букв.: как садящееся соту женщины описывает в своём творчестве (т. е. вечернее) солнце хозяюшка)’ (фольк.). основоположник мансийской литературы – В мансийском языке телосложение и фигура Юван Шесталов. Писатель отличается от дру- женщины крайне редко подвергаются эстети- гих авторов-манси неординарностью мышле- ческой оценке, за исключением вышеуказан- ния и мировосприятия, что находит отраже- ных выражений. Причиной этому является ние в его своеобразной поэзии. Так одним из традиционная женская одежда такого свобод- наиболее заметных тропов в его поэтическом ного кроя, что женщине удавалось скрывать творчестве является метафора, сущность ко- беременность вплоть до самых родов. Тем не торой заключается в переносе наименования менее, стройную, высокую женщину манси не- с одного предмета на другой на основании возможно было не заметить, и в этом случае определённого сходства между ними, напри- она сравнивалась с русской, что находит отра- мер: хотаӈ войкан туре ‘красивая шея (букв.: жение в виде выражения русь хурипа ‘высокая, лебединая белая шея (горло)=её)’; войкан āги стройная (букв.: русской подобная)’. Данный ‘светловолосая, белокурая красивая девуш- фразеологизм репрезентирует стереотип, что ка (букв.: светлая девушка)’; хуриӈ нāй, сōр- русская девушка у манси считалась особенно ни нāй ‘красивая женщина (букв.: с образом красивой, в некотором смысле, идеальной в богиня, золотая богиня)’; карыс мāглн сōрни своём внешнем виде. саге вāглы (букв.: на высокую грудь=её зо- В мансийском языковом сознании не оста- лотая коса спускается (сходит); лы-пāлынт валось незамеченным миниатюрное, хрупкое патыри сōрни хōтал ‘красивая, прекрасная телосложение женщины, что нашло отражение (букв.: перед тобой золотое солнце меркнет)’ в виде следующих фразеологизмов: пилсам и др. н ‘миниатюрная, маленькая женщина (букв.: Метафоры в его поэзии могут быть семанти- ягодка женщина)’; мāнь кāтуп-лāглуп нкве чески интерпретированы как открытые сравне- ‘маленькая, невысокая (букв.: с маленькими ния, например: сохыт нир хольт карыс ‘строй- руками-ногами женщина)’. Кроме того, досто- ная, статная (букв.: высокая подобно прямой

212 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

ветке)’; сярмат рēгыӈ āрась ‘соблазнительная, не менее, мы не могли не представить инди- чарующая, манящая (букв.: подобная горячему видуально-авторские выражения Ю. Шестало- (жаркому) костру)’; лӯи мā хольт хуриӈ ‘кра- ва, поскольку всякое литературное творчество сивая (букв.: имеющая образ северной земли)’; опирается на традиционную картину миру. нр хольт карыс мāглт ‘высокая, красивая Истинное понятие женской красоты в ман- грудь (букв.: как Уральские горы на высокой сийской ЯКМ никак не связано с внешней кра- груди=её)’; сярмат тōрум сов хольт самыг сотой, скорее оно основано на национальных ‘красивые глаза (букв.: словно звёзды на небе представлениях, неразрывно связанных с ду- глаза)’; хотаӈ товыл хурип кāтыг ‘красивые ховным миром, с духовной красотой женщины. руки (букв.: крыльям лебедя подобные руки)’; Так, важным для манси представляется, что саме сōс сир суртги ‘красивые блестящие гла- красивая женщина непременно должна обла- за (букв.: глаза=её ручью подобно сверкают)’; дать внутренней красотой или красотой души, пāйтэ нāй сир хōрги ‘женщина с румяным ли- духа: исэ-хуритэ маныр хурипа ‘красивая цом (букв.: щёки=её словно огнём горят)’ и др. (внешне и внутренне) (букв.: душа-образ=его В некоторых случаях метафоры могут быть (её) на что похожи)’. Качествами, требуемы- семантически интерпретированы как откры- ми от женщины, в первую очередь, являются тые сравнения, несмотря на отсутствие в них мастерство, трудолюбие, проворство, вежли- каких-либо сравнительных союзов, например: вость, воспитанность, скромность, гостепри- пунке ови сōрни āтыл ‘красивые золотистые имство, но отнюдь не красота: сома нāйин волосы (букв.: голова=её течёт (переливается) кāркамакве ‘трудолюбивая, проворная (букв.: золотыми волосами)’; лāглагын ӯйнэ ӯсхӯлыг словно огненная проворная)’ (фольк.); ӯля сул- ‘красивые, стройные полные ноги (букв.: но- тум хольт рӯпиты ‘шустрая, проворная (букв.: ги=твои плывущие нельмы)’; мāглагын хāйт- подобно искре огня работает)’ (фольк.); туляӈ нэ сāлыиг ‘красивая, высокая грудь (букв.: гру- āги, нтупыӈ āги ‘мастерица (букв.: с напёр- ди=твои бегущие два оленя)’ и др. стком девушка, с иголкой девушка)’ (фольк.); Писатель находит метафоры и для описания ёмас снин янмалтым āги ‘воспитанная де- украшений мансийских женщин, например: вушка (букв.: хорошей матерью выращенная нёхыс порги туляӈ кāтэт ‘красивые плавные дочь)’; йисыӈ н, нотыӈ н ‘жена на всю жизнь движения рук (букв.: соболь скачет по околь- (букв.: на веки жена, на эпохи жена)’. цованной руке=её)’; палет сōрни тпоскис Идеал женской красоты в русском языковом ‘уши, украшенные серьгами (букв.: в ушах=её сознании во многом совпадает с мансийским. золотые кольца месяца)’. Так, красивой представляется женщина, обла- Отметим, что индивидуально-авторские дающая ровным, здоровым цветом кожи: как выражения Ювана Шесталова не учитывают- маков цвет, кровь с молоком; красивыми, при- ся в приводимой статистике работы наряду с влекательными чертами лица: красотой бог не фразеологизмами мансийского языка, их вну- обидел, кукольное личико; стройным, гармо- тренние образы не сопоставляются с русски- ничным телосложением: в прекрасной форме. ми, поскольку в исследовании мы разделяем Об эстетическом восприятии красивой точку зрения В. Н. Телия, которая указывает на внешности посредством зрения говорят та- то, что в художественных и публицистических кие фразеологизмы как: любо-дорого глядеть текстах обычно отражается индивидуально-ав- (смотреть), одно загляденье, как на картин- торская модель культуры, культурологическая ке, глаз не оторвать, не налюбуешься, писаная интерпретация которых может носить сугубо красавица, хорошенькая как картинка, глаз не индивидуальный характер. Отсюда она делает нарадуется. Образ красивой женщины в рус- вывод, что единственным стабильным источ- ской ЯКМ реализуется и посредством фразео- ником для моделей, отражающих менталитет логизма пальчики оближешь. той или иной лингвокультурной общности, Необходимо отметить в русском языке на- выступает общенародный обиходный язык, яв- личие ФЕ прекрасный пол и прекрасная поло- ляющийся хранилищем, транслятором и зна- вина человечества с репрезентированным уже ковым воплощением культуры [20, 235]. Тем в самом их значении признаком красоты.

213 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

При эстетической оценке красоты женско- мода на субтильных барышень в деревне не го телосложения в русской ФКМ отмечаются прижилась – бледная кожа и хрупкое телосло- два её эталона: с одной стороны, это утончён- жение воспринимались как признаки болезни ная, стройная с тонкой талией и длинной шеей или физической незрелости. женщина, например: стройна как пава, лебе- Однако в настоящее время в обществен- диная шея, осиная талия. С другой стороны ном сознании чаще получает положительную красивой представляется дородная, статная, оценку стройность, хрупкость, субтильность с румянцем как признаком здоровья и креп- фигуры, чем полнота, дородность. И. О. Оку- ким телосложением женщина: пышное тело, нёва отмечает, что данные оценки носят пре- сдобное тело, кровь с молоком. Эстетической имущественно социальный характер и вызва- оценке также подвергается лёгкая, грациозная ны перенесением на русскую почву западных походка женщины: лебединая поступь, плы- ценностей и идеалов. В сознании современно- вёт как пава. го русского человека первый эталон ассоции- Во внешности русской красавицы, так же руется с изяществом, утонченностью, второй как и мансийской, оцениванию подвергаются нередко связывается с деревенской простотой волосы, при этом особо приветствуется их гу- и некой грубоватостью манер обладателя такой стота: львиная грива, копна на голове. Положи- внешности [18, 104]. тельной оценке подвергается и иссиня-чёрный В целом же, в русской культуре, как и в ман- цвет волос, и тёмные густые брови: чёрные как сийской, женская красота традиционно явля- смоль (волосы), (волосы) цвета вороного кры- ется тесно связанной с нравственными каче- ла, соболиные (собольи) брови. ствами. Считается, что для русской женщины В русском языке существуют шутливо-иро- красота внутренняя, предполагающая хозяй- ничные фразеологизмы модница-огородница и ственность, трудолюбие, целомудрие и добрый модница-сковородница, номинирующие жен- нрав, является важнее внешней красоты. щину, следящую за своей внешностью и лю- Исследование фразеологизмов сопоставляе- бящую красиво одеваться. Однако уделяющая мых языков позволяет сделать вывод, что ос- слишком много внимания своему внешнему новная роль при репрезентации женской кра- виду, делающая акцент на своих нарядах жен- соты принадлежит соматизмам. В силу своей щина, не вызывает одобрения у носителей рус- универсальности, обусловленной онтогенети- ской лингвокультурной традиции. ческими функциональными свойствами частей Отметим, что традиционные представления тела человека, соматизмы являются важными о красоте и о системе женских добродетелей компонентами в составе фразеологизмов ис- на Руси оставались неизменными в течение следуемых языков. Употребление их в составе столетий. В первую очередь, это касается дере- ФЕ в значительной степени определено тем, венского уклада, сохранившего свою самобыт- что они представляют собой один из древней- ность и незыблемость вплоть до конца XIX в. ших пластов, непосредственно связанных с В частности, долгое время не теряли своей ак- функционально-чувственными сторонами че- туальности представления о девичестве и так ловеческого бытия и отражающих культурно- называемой славутности. Как пишет И. Шан- антропологические особенности индивидов, гина, «славутность – довольно сложное поня- принадлежащих к тем или иным языковым тие, включавшее в себя целый набор качеств: сообществам. Соматизмы входят в ядро ос- приятный внешний облик, обаяние, умение хо- новного состава словарного фонда языка, ко- рошо одеваться, вести себя по правилам, при- торый складывался в течение многих тысяче- нятым в обществе, и, конечно, «честное» имя. летий и который отображает не только знания «Славутность» считалась свойством, которое носителей речи об окружающем мире, но и их расцветает вместе с девичеством» [11]. представления о себе и о своём организме. Среди основных критериев красоты были В исследуемых языках репрезентация жен- крепкое телосложение (дородность), высокая ской красоты находит отражение посредством грудь, крутые бедра, круглое лицо, длинная таких соматических компонентов как: манс. коса. Появившаяся позже в дворянской среде пāйт ‘щека’, исхор ‘душа’, ос ‘кожа, поверх-

214 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

ность лица’, пуӈк ‘голова’, сам ‘глаз’, кāт никогда не обходился без них. Животные были ‘рука’, лāгыл ‘нога’, нёл ‘нос’, сыплув ‘шея’; мерилом многих человеческих качеств, физи- рус. шея, глаз, палец, тело, лицо, талия, крыло, ческих и нравственных. Сравнивая животных брови, кровь, голова. Бóльшая часть указанных с человеком, подмечая их поведение, повад- соматизмов является непосредственно объ- ки и наблюдая за ними, люди переносили их ектами эстетической оценки. Универсально в свойства на человека, что сказывалось на том, мансийском и русском языках оценке подверга- что образы животных заняли прочное место в ются густые, а, следовательно, здоровые воло- построении ФЕ каждого развитого языка. Се- сы (манс. пāль пуӈк ‘густоволосый(ая) (букв.: мантическая структура таких фразеологизмов густая голова); рус. копна на голове), а также возникает на основе ассоциативных связей. длинная тонкая шея (манс. хотаӈ сыплув ‘тон- Как отмечает А. Д. Шмелёв, связь между че- кая длинная шея (букв.: лебединая шея)’; рус. ловеком и животным «основана на ассоциатив- лебединая шея). Фразеологизмы обоих языков, ных, репрезентативных, признаках, связанных имеющие в составе соматический компонент со словом в его основном значении» [31, 231]. шея, являются полными эквивалентами. Стремясь охарактеризовать своё поведе- Некоторые соматические компоненты яв- ние, чувства, состояния, внешность, человек ляются вспомогательными при формирова- прибегал к сравнению с тем, что ему было нии образов фразеологизмов, например: манс. ближе всего и похоже на него самого – живот- самагум тув та ханасыг ‘красивая (букв.: ным миром. Зооморфная метафора в рамках глаза=мои туда и прилипли)’; рус. глаз не репрезентации женской красоты в мансий- оторвать, пальчики оближешь и др. В этом ском языке представлена в образах таких жи- смысле универсальным соматизмом для обе- вотных как: манс. нёхыс ‘соболь’, ӯй ‘зверь’, их ЯКМ являются глаза не только как объект хотаӈ ‘лебедь’ и ӯйрись ‘птичка’; в русском оценивания, но и как орган восприятия изо- языке – в образах лебедя, павы, осы, льва, бражения. Данные примеры являются под- ворона, соболя. В составе фразеологизмов тверждением того, что именно с помощью русского языка отмечается несколько боль- глаз, в первую очередь, человек получает ос- шее разнообразие животных, чей внешний новную информацию о мире, далее происхо- вид послужил основой метафорического пе- дит сложный процесс преобразования полу- реосмысления при репрезентации женской ченных сведений о реальной картине мира в красоты. При этом универсальными зоони- концептуальную. мическими образами для обеих ФКМ явля- Анализ фразеологизмов, репрезентирую- ются образы соболя и лебедя. Зоонимический щих понятие женской красоты в мансийской и компонент соболь в составе фразеологизмов русской ФКМ, позволил выявить универсаль- лылыӈ нёхыс, лылыӈ ӯй сагпа āги ‘девушка с ные и специфичные параметры образности, красивыми косами (букв.: девушка с косами лежащей в основе метафорических переносов. живых соболей, живых зверей)’ и соболиные Так, в ходе анализа в обоих языках была вы- (собольи) брови репрезентирует красоту волос явлена натуроморфная метафора, объектами в мансийской и бровей в русской ФКМ путём ассоциативной проекции которой служат яв- сравнения их с тёмным, блестящим и густым ления природы. Источниками метафорической соболиным мехом. Данные выражения восхо- экспансии в этом разряде служат такие поня- дят к традиционным мансийскому и русскому тийные сферы как мир растений, животный культурам и быту, в которых мех диких жи- мир, мир неживой природы (ландшафт, мете- вотных (лисиц, соболей и др.) являлся особен- орология, стихии и др.), то есть социальные но ценным и дорогим. Образ лебедя в обоих реалии осознаются в концептах мира окружа- языках универсально используется при опи- ющей человека природы. сании тонкой длинной шеи. В понятийной сфере животный мир в ис- В рамках натуроморфной метафоры в по- следуемых языках выделяется зооморфная ме- нятийной сфере мир растений универсально тафора. Тесно сосуществуя в процессе своего была выявлена фитоморфная (растительная) становления и развития с животными, человек метафора. Установлено, что растительная

215 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

лексика способна характеризовать бытие и раз- гастрономическая (пищевая, кулинарная) ме- витие различных сфер непредметного мира, тафора, например: манс. мӯнт тм пӯлэ тара этапы жизни человека, связь поколений внутри нāӈки ‘стройная, статная (букв.: недавно съе- рода, внешний облик человека, его внутрен- денный кусочек (на один укус) насквозь про- ний мир. Следовательно, включение знаний о свечивается)’; сāт хōтал минам пасныл тм растительном мире в систему средств характе- пӯлэ тара нāӈки ‘стройная, статная (букв.: ристики человека, «расширение и углубление семь дней назад съеденный (один) кусочек на- знаний о самом человеке посредством сравне- сквозь просматривается)’; рус. пальчики обли- ния и сопоставления, поиска и подобия обра- жешь, пышное тело, сдобное тело, кровь с зам реального мира природы – закономерный молоком. В мансийской ЯКМ репрезентантом и обязательный этап развития человеческого гастрономической метафоры являются образы знания о себе и носит универсальный харак- тм пӯлэ ‘съеденный кусочек’, в русском язы- тер» [2, 190]. Данный вид метафоры находит ке – оближешь, пышное, сдобное, молоко. отражение во фразеологизмах в виде следую- Универсальной для сопоставляемых языков щих образных основ: манс. сосыг ‘смородина’, является цветовая метафора, применяемая тāл ‘хвоя’, нāӈк ‘лиственница’, пилсам ‘ягода’; в обеих ЯКМ при описании лица, например: рус. мак. В мансийском языке данные образы манс. вгыр пāйтуп ‘румяная (букв.: красные относятся к семантическим группам компонен- щёки)’; ōсэ войкан н ‘белолицая женщина ты растений (тал ‘хвоя’, пилсам ‘ягода’); рас- (букв.: со светлой кожей (лица) женщина)’; как тения (сосыг ‘смородина’, нāӈк ‘лиственни- маков цвет, кровь с молоком. Данные примеры ца’); в русском языке – только к семантической показывают, что в обоих языках эстетической группе растения (мак). Отметим, что данный оценке подвергается цвет лица, при этом в вид метафоры более характерен для мансий- мансийском языке подчёркивается красота как ской ФКМ, что связано с особенностями обра- румяности, так и белизны лица (но не бледно- за жизни манси, в первую очередь, с природно- сти). В русском языке красивым является ру- географическими условиями проживания. мяное лицо, где под маковым подразумевается Натуроморфная метафора, основанная на красный цвет, а ФЕ кровь с молоком содержит сравнении с явлениями неживой природы, на- в своём составе указание сразу на два цвета – ходит отражение только в мансийском языке в красный (кровь) и белый (молоко). группе природных объектов в образе солнца В обоих языках при описании внешности (хōтал). зачастую используются фразеологизмы, содер- В мансийском и русском языках находит от- жащие опосредованное указание на тёмный, ражение такой вид концептуальной метафоры чёрный цвет, например: манс. понсум сосыг кит как антропная, в основе которой лежит связь сам ‘черноглазая (букв.: спелой смородины два предметов и явлений реального мира с чело- глаза (фольк.)’; сосыг пилсамыг ‘черноглазая веком, например: манс. аквтоп нас пōслувес (букв.: две смородины ягоды)’; рус. соболиные ‘красивая (букв.: будто нарисовали)’; рус. глаз (собольи) брови, цвета вороного крыла. Дан- не нарадуется, кровь играет. ные фразеологизмы, прямо не называя цвет, в В системе фразеологических выражений, своей семантике содержат значение тёмного репрезентирующих женскую красоту, при- цвета. Насыщенный тёмный цвет волос в рус- сутствует аксиологически маркированный, ской ЯКМ может также быть репрезентирован универсальный образ пространства, создавае- посредством ФЕ как смоль чёрный, содержа- мый в результате концептуализации действи- щей лексему чёрный. В мансийском языке за- тельности посредством языка и реализуемый фиксирована лексема сōрни ‘золотой’ в составе в виде пространственной метафоры, напри- ФЕ, репрезентирующей цвет волос: холам нāӈк мер: манс. самагум тув та ханасыг ‘красивая тāл сōрни саге ‘золотая коса (букв.: пожухшей (букв.: глаза=мои туда и прилипли)’; рус. плы- хвои лиственницы золотая коса=её)’, а также в вёт как пава. составе ФЕ лы-пāлынт патыри сōрни хōтал В ходе анализа при описании образа краси- ‘красивая, прекрасная (букв.: перед тобой мер- вой женщины в обоих языках была выявлена кнет золотое солнце)’.

216 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Представленный фразеологический матери- ‘стройная, статная (букв.: недавно съеденный ал мансийского и русского языков позволяет кусочек насквозь просвечивается)’; сāт хōтал установить, что в обоих исследуемых языках минам пасныл тм пӯлэ тара нāӈки ‘строй- в составе фразеологизмов активно реализует- ная, статная (букв.: семь дней назад съеден- ся артефактная метафора, способствующая ный (один) кусочек насквозь просматривает- представлению, осмыслению, познанию и оцен- ся)’ содержат конкретные временные отрезки ке сущности отвлечённых понятий в опоре на т ‘ночь’, хōтал ‘день’, а также указание на конкретные образы, отсылая нас к предметно- длительность действия – мӯнт ‘недавно’, сāт му, вещному коду традиционных культур манси хōтал минам ‘семь дней назад’. Отметим нали- и русских. По мнению А. П. Чудинова, в язы- чие в составе последнего фразеологизма числа ковой картине данная группа метафор наиболее семь, являющегося сакральным и важным в структурирована, поскольку человек реализует культуре обских угров. Как отмечает Г. А. Гу- себя в создаваемых им вещах – артефактах, и мерова, обские угры питают особую нежность «…созидательный труд – это деятельностная и почтение к числу семь, это число любимо и концептуализация мира» [26, 152]. богами [4, 94]. Артефакты неразрывно связаны с челове- В составе исследуемых фразеологизмов в ком в его существовании. Кроме того, «имен- обоих языках наиболее частотными и продук- но в системе артефактов происходят наиболее тивными являются субстантивные, а также заметные изменения во времени (новые реа- адъективные фразеологизмы, в составе кото- лии чаще появляются именно здесь), что де- рых используются следующие прилагательные, лает данную семантическую сферу наиболее обладающие смыслообразующей ролью при активной и подвижной» [1, 10]. Артефактная формировании образов: манс. вгыр ‘красный’, метафора, отсылающая к предметному, вещно- сōрни ‘золотой’, войкан ‘белый’, хуриӈ ‘краси- му коду традиционной мансийской и русской вый=образ имеющий)’, лылыӈ ‘живой’, пāль культур, находит отражение в виде следующих ‘густой’, кāминьт ‘мягкий’, понсум ‘спелый’, фразеологизмов: манс. тōрыӈ āкань ‘наряд- русь ‘русский’, хотаӈ ‘лебединый’, састум ная, опрятная женщина (букв.: кукла в плат- ‘ровный’, мāнь ‘маленький’, холам ‘пожухший ке)’; āкань хурип н ‘красивая, аккуратная, на- (пожелтевший)’; рус. писаный, прекрасный, рядная женщина (букв.: на куклу похожая жен- хорошенький, кукольный, стройный, маковый, щина)’, сакыӈ āкань ‘красивая, аккуратная, на- лебединый, львиный, соболиный (соболий), оси- рядная женщина (букв.: бисерная кукла)’; рус. ный, пышный, сдобный, чёрный, вороной. как на картинке, хорошенькая как картинка, кукольное личико, копна на голове, как смоль Обсуждение и заключения чёрный, грудь колесом, модница-сковородница. Как видно, артефакты и мансийского и рус- Рассмотренный фразеологический матери- ского языков при репрезентации красоты че- ал позволил составить приблизительный образ ловека представляют собой преимущественно красивой женщины в мансийской и русской предметы повседневного быта, одежды: манс. ФКМ. Согласно представлениям манси, краси- āкань ‘кукла’, тōр ‘платок’, сак ‘бисер’; в рус- вой является невысокая, миниатюрная, ладно ском языке – предметы хозяйства и повседнев- сложенная, стройная женщина с тонкими ру- ного быта – копна, смоль (смола), кукла, кар- ками и шеей, с густыми, длинными, ухожен- тинка, сковорода. Универсальным образом в ными косами, блестящими чёрными глазами, обоих языках является образ куклы, с которой румяным или светлым лицом, утончёнными, сравнивается красивая женщина. тонкими чертами лица в красивой и опрятной Национально-культурным своеобразием одежде (как правило, в ярком платье и нарядном мансийской ЯКМ при репрезентации красоты платке), а также обладающая нежным голосом. является наличие в ней временного и числово- Особенно красивыми считаются женщины, об- го кодов культуры. Так, фразеологизмы тэ- ладающие волосами золотисто-русого цвета, а хōталэ суснувум ‘красивая (букв.: ночь-день также по своему типу (росту, фигуре) похожие смотрел бы)’; мӯнт тм пӯлэ тара нāӈки на русских.

217 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Как уже отмечалось, наиболее богато и экс- являются общими для сопоставляемых языков, а прессивно красота женщины представлена в именно: цветовая, гастрономическая, антропная, художественном творчестве основоположника пространственная, артефактная и натуроморф- мансийской литературы – Ювана Шесталова, ная (фитоморфная и зооморфная) метафора. По- где красивой представляется стройная и статная мимо универсальных в мансийской ФКМ была женщина со светлой кожей, высокой и тонкой выявлена метафора неживой природы. шеей, высокой, красивой грудью, тонкими и из- Исследуемые ФКМ имеют поликодовый ящными руками, полными, стройными ногами, с характер и универсально связаны с такими ко- переливающимися на солнце золотистыми коса- дами культуры как соматическим, цветовым, ми, румяными щеками лучистыми, блестящими зооморфным, растительным, антропным, про- глазами, украшенная кольцами и серьгами. В це- странственным, гастрономическим и предмет- лом, образ красивой женщины, сформированный ным кодами, при этом в мансийской ФКМ при на материале фразеологизмов мансийского языка репрезентации красоты женщины отмечается в большой мере совпадает с образом, воссоздан- тяготение к растительном, а в русской – к зоо- ным в литературном творчестве Шесталова. морфному и гастрономическому кодам. Поми- Образ красивой русской женщины, созда- мо универсальных в мансийском языке присут- ваемый посредством фразеологического мате- ствуют природный, временной и числовой коды риала, выглядит следующим образом. С одной культуры. стороны, красивой представляется стройная В результате предпринятого анализа рас- женщина с тонкой талией, длинной шеей и кра- сматриваемых мансийских и русских ФЕ было сивым, кукольным лицом. С другой стороны, установлено, что общечеловеческое мировиде- красивой является и женщина в теле, со стат- ние мансийского и русского народов при репре- ным, крупным и дородным телосложением и зентации женской красоты человека выявляется румяным лицом. Густые, блестящие, здоровые в довольно несущественном количестве обра- волосы являются также показателем хорошего зов. Универсальными для обеих ФКМ являются здоровья. Особенно красивыми для русского образы, реализуемые посредством: сознания представляется иссиня-чёрный цвет – соматических компонентов: голова, шея, волос, а также наличие густых, тёмных бровей. которые являются объектами эстетической Сравнительно невысокая частота вербализа- оценки; глаза – в качестве органа восприятия ции эстетических, внешне наблюдаемых харак- красивой внешности; теристик женской красоты в мансийском языке – зоонимических образов: соболь, лебедь. свидетельствует о её невысоком рейтинге в тра- При этом образ соболя используется при репре- диционном мансийском обществе. Главная роль зентации красоты волос в мансийской и бровей отводится внутренним положительным каче- в русской ФКМ, а образ лебедя – при описании ствам женщины. В русской культуре в отличие тонкой длинной шеи; от мансийской внешняя естественная женская – артефактов: универсальным образом яв- красота ценится более высоко. Однако при этом ляется образ куклы, с которой сравнивается кра- она также не сводится исключительно только к сивая женщина. красивой наружности. Таким образом, универ- Основная же часть мансийских и русских сальной для обеих лингвокультур ценностью фразеологизмов, частично совпадая в значени- является обязательное наличие внутренней, но ях, не совпадает в образных основах. Таким об- не внешней красоты женщины. разом, большинство рассматриваемых ФЕ ман- Основным средством создания образности сийского и русского языков, репрезентирующих ФЕ мансийского и русского языков при репре- образ красивой женщины, обладают ярко выра- зентации красоты женщины является мета- женными национально-культурными чертами. фора. Достоинство метафорического подхода Различия в восприятии и интерпретации тех заключается в том, что он даёт возможность или иных внутренних образов в составе фразео- отразить внутреннюю семантическую компара- логизмов можно объяснить действием не только тивность слов. На данном этапе исследования объективного фактора, который состоит из при- концептуальных метафор, объективирующих родных и культурных реалий, характерных для образ красивой женщины, можно назвать неко- одного народа и отсутствующих у другого, но торые неизменные, постоянные модели, которые и субъективного, который заключается в самой 218 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

произвольной избирательности, основанной на можно прийти к выводу, что выявленные совпа- разной трактовке одной и той же реалии во фра- дения в образных картинах мира мансийского зеологии исследуемых языков. Иными словами, и русского языков являются неизбежными как исследование семантики ФЕ свидетельству- в силу единства человеческого феномена, так ет об их значительной антропоцентрической и в результате частичного совпадения картины роли в отражении действительности и в общей объективной реальности. системе номинативной деятельности языка, о возможности вербальной передачи средствами Сокращения фразеологии рассматриваемого понятия красо- ты женщины у представителей мансийской и манс. – мансийский язык; русской культур. рус. – русский язык; В то же время, рассмотрев универсальные и ФЕ – фразеологическая единица; специфические особенности фразеологизмов, ЯКМ – языковая картина мира; репрезентирующих образ красивой женщины, ФКМ – фразеологическая картина мира.

Список источников и литературы

1. Балашова Л. В. Роль метафоризации в становлении и развитии лексико-семантической системы (на мате- риале русского языка XI–XIV вв.): автореф. дис. … канд. филол. наук. Саратов, 1999. 42 с. 2. Богуславский В. М. Человек в зеркале русской культуры, литературы и языка. М.: Космополис, 1994. 237 с. 3. Героический эпос манси (вогулов): Песни святых покровителей / Сост. Е. И. Ромбандеева. Ханты-Ман- сийск: Принт-Класс, 2010. 648 с. 4. Гумерова Г. А. Элементы духовной культуры обских угров // Вестник угроведения. 2012. № 4 (11). С. 88–95. 5. Именитые богатыри Обского края. Книга вторая. Ханты-Мансийск: Изд-во Юграфика, 2012. 171 с. 6. Именитые богатыри Обского края. Книга третья. Ханты-Мансийск: Югорский формат, 2015. 204 с. 7. Именитые богатыри Обского края. Книга четвёртая. Тюмень: Формат. 2018. 214 с. 8. Именитые богатыри Обского края. Ханты-Мансийск: ИИЦ ЮГУ, 2010. 150 с. 9. Казакевич О. А. Красота в фольклоре народов Сибири (селькупы и их соседи) // Логический анализ язы- ка. Языки эстетики: Концептуальные поля прекрасного и безобразного. М.: Индрик, 2004. С. 603–612. 10. Коломиец Г. Г. Эстетика и категория «эстетическое» // Вестник Оренбургского государственного университета. 2005. № 7. С. 115–125. 11. Критерии женской красоты на Руси, или Кто такие славутницы. URL: https://kulturologia.ru/ blogs/230216/28561/ (дата обращения: 14.11.2018). 12. Логический анализ языка. Языки эстетики: концептуальные поля прекрасного и безобразного / Сост. и отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Индрик, 2004. 717 с. 13. Медвежьи эпические песни манси (вогулов) / Е. И. Ромбандеева. Ханты-Мансийск: Принт-Класс, 2012. 658 с. 14. Мещерякова Ю. В. Концепт «КРАСОТА» в английской и русской лингвокультурах: дисс. … канд. филол. наук. Волгоград, 2004, 232 с. 15. Мифы, сказки, предания манси (вогулов) / Сост. Е. И. Ромбандеева. Новосибирск: Наука, 2005. 475 с. (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 26). 16. Михайлова Т. А. Красота цвета // Логический анализ языка. Языки эстетики: Концептуальные поля пре- красного и безобразного. М.: Индрик, 2004. С. 437–445. 17. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. М.: Азбуковник, 1999. 944 с. 18. Окунёва И. О. Прототипы и стереотипные представления о красоте человека в системе устойчивых срав- нений русского и английского языков // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингви- стика и межкультурная коммуникация. 2008. № 3. С.100–108. 19. Степанов Анатолий Николаевич. Революционно-демократическая концепция эстетизации обществен- ных отношений в России XIX века: дис. ... канд. филос. наук. Самара, 2005. 188 с. 20. Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспек- ты. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 288 с.

219 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

21. Теория Н. И. Жинкина об особых кодах внутренней речи. URL: https://lektsia.com/1x5a37.html (дата об- ращения: 03.12.2018). 22. Ушаков Д. Н. Большой толковый словарь русского языка. Современная редакция. М.: Дом Славянской книги, 2009. 960 с. 23. Фразеологический словарь русского литературного языка: ок. 13000 фразеологических единиц / А. И. Федоров. М.: Астрель, АСТ, 2008. 880 с. 24. Фразеологический словарь русского языка / Л. А. Войнова, В. П. Жуков, А. И. Молотков, А. И. Федоров. М.: Русский язык, 1986. 543 с. 25. Фразеологический словарь современного русского литературного языка: более 35000 фразеол. единиц: в 2 т. / А. В. Королькова, А. Г. Ломов, А. Н. Тихонов. М.: Флинта, Наука, 2004. Т. 1, 831 с.; Т. 2, 830 с. 26. Чудинов А. П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991–2000). Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2001. 238 с. 27. Шесталов Ю. Макем Ат = Запах Родины. Тюмень: Тюменск. кн. изд., 1958. 44 с. 28. Шесталов Ю. Нюлы эрыг = Языческая поэма. Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1984. 189 с. 29. Шесталов Ю. Сайкаланэ эрыг: поэмат = Песня пробуждения: поэмы. Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1965. 56 с. 30. Шесталов Ю. Этпос. Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1968. 55 с. 31. Шмелёв Д. Н. Проблемы семантического анализа лексики. М.: Наука, 1973. 280 с. 32. Эстетика: Словарь / Под общ. ред. А. А. Беляева и др. М.: Политиздат, 1989. 447 с. 33. Bohrn I. C., Altmann U., Lubrich O., Menninghaus W., Jacobs A. M. When we like what we know – a parametric fMRI analysis of beauty and familiarity // Brain and Language. 2013. № 124 (1). Pp. 1–8. 34. Cardillo E. R., Schmidt G. L., Kranjeck A., Chatterjee A. Stimulus design is an obstacle course: 560 matched literal and metaphorical sentences for testing neural hypotheses about metaphor // Behavior Research Methods. 2010. № 42 (3). Pp. 651–664. 35. Cardillo E. R., Watson C., Chatterjee A. Stimulus needs are a moving target: 240 additional matched literal and metaphorical sentences for testing neural hypotheses about metaphor // Behavior Research Methods. 2017. № 49 (2). Pp. 471–483. 36. Citron F. M. M., Goldberg A. E. Metaphorical sentences are more emotionally engaging than their literal counterparts // Journal of Cognitive Neuroscience. 2013. № 26 (11). Pp. 2585–2595. 37. Gargett A., Ruppenhofer J., Barnden J. Dimensions of metaphorical meaning // Proceedings of the 4th Workshop on Cognitive Aspects of the Lexicon (Dublin, Ireland, August 23, 2014), pp. 166–173. URL: http://www.aclweb.org/ anthology/W14-47 (дата обращения: 05.12.2018). 38. Leder H., Tinio P. P. L., Fuchs I. M., Bohrn I. When attractiveness demands longer looks: the effects of situation and gender // Quarterly Journal of Experimental Psychology. 2010. № 63 (9). Pp. 1858–1871. 39. Mcquire M., Mccollum L., Chatterjee A. Aptness and beauty in metaphor // Language and Cognition. 2016. № 9 (2). Pp. 316–331. 40. Rolls E. T. Neurobiological foundations of aesthetics and art // New Ideas in Psychology. 2017. № 47. Pp. 121–135. 41. Tendahl M., Gibbs R. W. Complementary perspectives on metaphor: cognitive linguistics and relevance theory // Jornal of Pragmatics. 2008. № 40 (11). Pp. 1823–1864.

References 1. Balashova L. V. Rol’ metaforizacii v stanovlenii i razvitii leksiko-semanticheskoj sistemy (na materiale russkogo yazyka XI–XIV vv.) [The role of metaphorization in the formation and development of lexico-semantic system (on the material of the Russian language of XI–XIV centuries)]. Saratov, 1999. 42 p. (In Russian) 2. Boguslavskiy V. M. Chelovek v zerkale russkoj kul’tury, literatury i yazyka [Man in the mirror of Russian culture, literature and language]. Moscow: Kosmopolis Publ., 1994. 237 p. (In Russian) 3. Geroicheskij ehpos mansi (vogulov): Pesni svyatykh pokrovitelej [The heroic epos of the Mansi (Voguls): Songs of the saint patrons]. Comp. by E. I. Rombandeeva. Khanty-Mansiysk: Print-Klass Publ., 2010. 648 p. (In Mansi, Russian) 4. Gumerova G. A. Elementy duhovnoj kul’tury obskih ugrov [Elements of spiritual culture of the Ob Ugrians]. Vestnik ugrovedeniya [Bulletin of Ugric Studies], 2012, no. 4 (11), pp. 88–95. (In Russian) 5. Imenitye bogatyri Obskogo kraya. Kniga vtoraya [The Eminent Bogatyrs of the Ob lands. The second book]. Khanty-Mansiysk: Izd-vo Yugrafika Publ., 2012. 171 p. (In Russian, Hungarian, Mansi) 6. Imenitye bogatyri Obskogo kraya. Kniga tret’ya [The Eminent Bogatyrs of the Ob lands. The third book]. Khanty- Mansiysk: Yugorskij format Publ., 2015. 204 p. (In Russian, Hungarian, Mansi) 7. Imenitye bogatyri Obskogo kraya. Kniga chetvyortaya [The Eminent Bogatyrs of the Ob lands. The fourth book]. Tyumen: Format Publ., 2018. 214 p. (In Russian, Hungarian, Mansi) 220 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

8. Imenitye bogatyri Obskogo kraya [The Eminent Bogatyrs of the Ob lands]. Khanty-Mansiysk: IITS YUGU Publ., 2010. 150 p. (In Russian, Hungarian, Mansi) 9. Kazakevich O. A. Krasota v fol’klore narodov Sibiri (sel’kupy i ih sosedi) [Beauty in folklore of peoples of Siberia (the Selkups and their neighbors)]. Logicheskij analiz yazyka. Yazyki estetiki: Konceptual’nye polya prekrasnogo i bezobraznogo [Logical analysis of language. The languages of aesthetics: Conceptual fields of the beautiful and the ugly]. Moscow: Indrik Publ., 2004. pp. 603–612. (In Russian) 10. Kolomiets G. G. Estetika i kategoriya «esteticheskoe» [Aesthetics and category of the «aesthetic»]. Vestnik Orenburgskogo gosudarstvennogo universiteta [Bulletin of the Orenburg State University], 2005, no. 7, pp. 115–125. (In Russian) 11. Kriterii zhenskoj krasoty na Rusi, ili Kto takie slavutnicy [Criteria of female beauty in Russia, or Who is a slavutnitsa]. Available at: https://kulturologia.ru/blogs/230216/28561/ (accessed November 14, 2018). (In Russian) 12. Logicheskij analiz yazyka. Yazyki estetiki: konceptual’nye polya prekrasnogo i bezobraznogo [Logical analysis of language. The languages of aesthetics: Conceptual fields of the beautiful and the ugly]. Comp., ed. by N. D. Arutyunova. Moscow: Indrik Publ., 2004. 717 p. (In Russian) 13. Medvezh’i ehpicheskie pesni mansi (vogulov) [Bear epic songs of the Mansi (Voguls)]. Ed. by E. I. Rombandeeva. Khanty-Mansiysk: Print-Klass Publ., 2012. 658 p. (In Mansi, Russian) 14. Meshcheryakova Yu. V. Koncept «KRASOTA» v anglijskoj i russkoj lingvokul’turah [The concept «BEAUTY» in English and Russian linguocultures]. Volgograd, 2004. 232 p. (In Russian) 15. Mify, skazki, predaniya mansi (vogulov) [Myths, fairy tales, legends of the Mansi (Voguls)]. Comp. by E. I. Rombandeeva. Novosibirsk: Nauka Publ., 2005. 475 p. (Pamyatniki fol’klora narodov Sibiri i Dal’nego Vostoka; T. 26) [Monuments of folklore of the people of Siberia and the Far East; Vol. 26]. (In Mansi, Russian) 16. Mikhaylova T. A. Krasota cveta [The beauty of color]. Logicheskij analiz yazyka. Yazyki estetiki: konceptual’nye polya prekrasnogo i bezobraznogo [Logical analysis of language. The languages of aesthetics: Conceptual fields of the beautiful and the ugly]. Moscow: Indrik Publ., 2004. pp. 437–445. 17. Ozhegov S. I., Shvedova N. Yu. Tolkovyj slovar’ russkogo yazyka: 80 000 slov i frazeologicheskih vyrazhenij [Explanatory dictionary of the Russian language: 80 000 words and phraseological expressions]. Moscow: Azbukovnik Publ., 1999. 944 p. (In Russian) 18. Okunyova I. O. Prototipy i stereotipnye predstavleniya o krasote cheloveka v sisteme ustojchivyh sravnenij russkogo i anglijskogo yazykov [Prototypes and stereotypes about human beauty in the system of stable comparisons of the Russian and English languages]. Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Lingvistika i mezhkul’turnaya kommunikaciya [Bulletin of the Voronezh State University. Series: Linguistics and intercultural communication], 2008, no. 3, pp. 100–108. (In Russian) 19. Stepanov A. N. Revolyucionno-demokraticheskaya koncepciya estetizacii obshchestvennyh otnoshenij v Rossii XIX veka [Revolutionary-democratic concept of aestheticization of social relations in Russia of the XIX century]. Samara, 2005. 188 p. (In Russian) 20. Teliya V. N. Russkaya frazeologiya. Semanticheskij, pragmaticheskij i lingvokul’turologicheskij aspekty [Russian phraseology. Semantic, pragmatic and linguocultural aspects]. Moscow: Shkola «Yazyki russkoj kul’tury» Publ., 1996. 288 p. (In Russian) 21. Teoriya N. I. Zhinkina ob osobyh kodah vnutrennej rechi [Theory by N. I. Zhinkin about special codes of internal speech]. Available at: https://lektsia.com/1x5a37.html (accessed November 19, 2018). (In Russian) 22. Ushakov D. N. Bol’shoj tolkovyj slovar’ russkogo yazyka. Sovremennaya redakciya [Large explanatory dictionary of the Russian language. Modern edition]. Moscow: Dom Slavyanskoj knigi Publ., 2009. 960 p. (In Russian) 23. Frazeologicheskij slovar’ russkogo literaturnogo yazyka: ok. 13000 frazeologicheskih edinic [Phraseological dictionary of Russian literary language: approx. 13000 phraseological units]. Moscow: Astrel’, AST Publ., 2008. 880 p. (In Russian) 24. Voynova L. A., Zhukov V. P., Molotkov A. I., Fyodorov A. I. Frazeologicheskij slovar’ russkogo yazyka [Phraseological dictionary of the Russian language]. Moscow: Russkij yazyk Publ., 1986. 543 p. (In Russian) 25. Korolkova A. V., Lomov A. G., Tikhonov A. N. Frazeologicheskij slovar’ sovremennogo russkogo literaturnogo yazyka: bolee 35000 frazeol. edinic: v 2 t. [Phraseological dictionary of the modern Russian literary language: more than 35000 phraseological units: in 2 vol.]. Ed. by A. N. Tikhonov. Moscow: Flinta, Nauka Publ., 2004. Vol. 1. 831 p.; Vol. 2. 830 p. (In Russian) 26. Chudinov A. P. Rossiya v metaforicheskom zerkale: kognitivnoe issledovanie politicheskoj metafory (1991–2000) [Russia in the metaphorical mirror: a cognitive research of political metaphor (1991–2000)]. Yekaterinburg: Ural. gos. ped. un-t Publ., 2001. 238 p. (In Russian) 27. Shestalov Yu. Makem Аt = Zapakh Rodiny [The Scent of the Motherland]. Tyumen: Tyumensk. kn. izd. Publ., 1958. 44 p. (In Mansi) 28. Shestalov Yu. Nyuly ehryg = Yazycheskaya poehma [The Pagan Poem]. Sverdlovsk: Sred.-Ural. kn. izd-vo Publ., 1984. 189 p. (In Mansi) 221 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

29. Shestalov Yu. Sajkalaneh ehryg: poehmat = Pesnya probuzhdeniya: poehmy [The Song of Awakening: poems]. Sverdlovsk: Sredne-Ural’skoe kn. izd-vo Publ., 1965. 56 p. (In Mansi) 30. Shestalov Yu. Etpos [Etpos]. Sverdlovsk: Sredne-Ural’skoe kn. izd-vo Publ., 1968. 55 p. (In Mansi) 31. Shmelyov D. N. Problemy semanticheskogo analiza leksiki [Problems of semantic analysis of vocabulary]. Moscow: Nauka Publ., 1973. 280 p. (In Russian) 32. Estetika: Slovar’ [Aesthetics: Dictionary]. Ed. by A. A. Belyaev and others. Moscow: Politizdat Publ., 1989. 447 p. (In Russian) 33. Bohrn I. C., Altmann U., Lubrich O., Menninghaus W., Jacobs A. M. When we like what we know – a parametric fMRI analysis of beauty and familiarity. Brain and Language, 2013, no. 124 (1), pp. 1–8. (In English) 34. Cardillo E. R., Schmidt G. L., Kranjeck A., Chatterjee A. Stimulus design is an obstacle course: 560 matched literal and metaphorical sentences for testing neural hypotheses about metaphor. Behavior Research Methods, 2010, no. 42 (3), pp. 651–664. (In English) 35. Cardillo E. R., Watson C., Chatterjee A. Stimulus needs are a moving target: 240 additional matched literal and metaphorical sentences for testing neural hypotheses about metaphor. Behavior Research Methods, 2017, no. 49 (2), pp. 471–483. (In English) 36. Citron F. M. M., Goldberg A. E. Metaphorical sentences are more emotionally engaging than their literal counterparts. Journal of Cognitive Neuroscience, 2013, no. 26 (11), pp. 2585–2595. (In English) 37. Gargett A., Ruppenhofer J., Barnden J. Dimensions of metaphorical meaning. Proceedings of the 4th Workshop on Cognitive Aspects of the Lexicon (Dublin, Ireland, August 23, 2014). pp. 166–173. Available at: http://www.aclweb. org/anthology/W14-47 (accessed December 05, 2018). (In English) 38. Leder H., Tinio P. P. L., Fuchs I. M., Bohrn I. When attractiveness demands longer looks: the effects of situation and gender. Quarterly Journal of Experimental Psychology, 2010, no. 63 (9), pp. 1858–1871. (In English) 39. Mcquire M., Mccollum L., Chatterjee A. Aptness and beauty in metaphor. Language and Cognition, 2016, no. 9 (2), pp. 316–331. (In English) 40. Rolls E. T. Neurobiological foundations of aesthetics and art. New Ideas in Psychology, 2017, no. 47, pp. 121– 135. (In English) 41. Tendahl M., Gibbs R. W. Complementary perspectives on metaphor: cognitive linguistics and relevance theory. Journal of Pragmatics, 2008, no. 40 (11), pp. 1823–1864. (In English)

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРАХ:

Динисламова Оксана Юрисовна, научный сотрудник, БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт при- кладных исследований и разработок» (628011, Российская Федерация, Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, г. Ханты-Мансийск, ул. Мира 14А). [email protected] ORCID ID: 0000-0002-2189-9102 Динисламова Светлана Силивёрстовна, ведущий научный сотрудник, БУ ХМАО – Югры «Обско-угор- ский институт прикладных исследований и разработок» (628011, Российская Федерация, Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, г. Ханты-Мансийск, ул. Мира 14А), кандидат филологических наук. [email protected] ORCID ID: 0000-0002-2410-4192

ABOUT THE AUTHORS:

Dinislamova Oksana Yurisovna, Researcher, Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development (628011, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Khanty-Mansiysk, Mira st., 14A). [email protected] ORCID ID: 0000-0002-2189-9102

Dinislamova Svetlana Silivyorstovna, Leading Researcher, Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development (628011, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Khanty-Mansiysk, Mira st., 14A), Candidate of Philological Sciences. [email protected] ORCID ID: 0000-0002-2410-4192

222 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

УДК 821.511.143 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-223-230

Жанровая специфика рассказа Ювана Шесталова «Потёпка»

С. С. Динисламова Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок, Ханты-Мансийск, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. В статье рассматривается жанровая специфика рассказа Ювана Шесталова «Потёпка». Исследование проводится как на основе общепризнанных жанровых признаков, так и с учётом суще- ственных черт, характерных для «младописьменных» национальных литератур. Шесталов приходит в литературу, когда обозначается новый культурный миф, основу которого составляют идеи вымирающего национального мира и переустройства сознания людей для новой жизни. Мы попытаемся показать, как автору удаётся создать эпический сюжет в минимальном пространстве текста. Цель: исследовать прозу Ювана Шесталова на предмет выявления особенностей жанра рассказа. Материалы исследования: рассказ Ювана Шесталова «Потёпка», созданный писателем в начале творческого пути. Результаты и научная новизна. Юван Шесталов, обратившись к созданию прозаических жанров, пишет рассказы, в которых показывает конкретные случаи из жизни своих героев. В рассказе «Потёпка» (1963) через судьбу героя им показаны перемены в жизни и сознании манси. Для Потёпки отказ от роли шамана в пользу роли советского артиста – смена амплуа. Писатель передаёт внутренний (психологиче- ский) и общественный конфликт, раскрывает своеобразный национальный характер, на формирование которого, в целом, воздействовали многие события времени. Его герой поочерёдно живёт в двух мирах, и конфликт рассказа состоит не столько в характере его взаимоотношений с внешним пространством, но, возможно, в большей степени – в его внутренней борьбе. Кажется, что эпоха побеждает: Потёпка был шаманом, стал артистом. Однако то, какое воздействие оказывает на зрителей его песня, исполняемая на сцене, говорит, что он всё ещё хранит в себе шаманскую сущность. Именно взаимодействие художествен- ного произведения с фольклором обусловило стилевое своеобразие рассказа. Ю. Н. Шесталов в рассказе «Потёпка» совмещает характерные черты разных жанров: представлено четыре стихотворения, описан шаманский обряд исцеления больного. Ключевые слова: Юван Шесталов, мансийская литература, шаманская тема, Потёпка, особенности жанра, рассказ, манси. Для цитирования: Динисламова С. С. Жанровая специфика рассказа Ювана Шесталова «Потёпка» // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 223–230.

Genre specificity of the story «Potyopka» by Yuvan Shestalov

S. S. Dinislamova Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, Khanty-Mansiysk, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. The article deals with the genre specifics of the story by Yuvan Shestalov «Potyopka». The research is carried out on the basis of the general genre features, as well as the essential features which are characteristic for national literatures with a recent system of writing. Shestalov had come to literature, when a new cultural myth was denoted, the basis of which was the idea of an extinct national world and the reconstruction of people’s consciousness for a new life. We will try to show how the author could create the epic plot on the minimum space of the text.

223 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Objective: to study the prose of Yuvan Shestalov to identify the features of the genre of a story. Research materials: the story by Yuvan Shestalov «Potyopka» created by him at the beginning of his career. Results and novelty of the research. Yuvan Shestalov, turning to the creation of prose genres, wrote the stories in which he showed the specific cases of lives of the characters. In the story «Potyopka» (1963) through the fate of the hero the author showed changes in the life and consciousness of the Mansi. Rejection of the role of the shaman in favor of the role of the Soviet artist appeared as change of the role for Potyopka. The writer described the internal (psychological) and social conflict, reveals a kind of national character, which was influenced by many events of the time. His hero successively lives in two worlds, and the conflict of the story is not so much in the nature of his relationships with the outer space, but perhaps more – in his inner struggle. It seems that the epoch wins: Potyopka was a shaman and became an artist. However, the impact of his song on the audience, performed on stage, shows that he still retains the shamanic essence. Interaction of the work of art with folklore has determined the stylistic originality of the story. Shestalov combines the typical features of different genres in the story «Potyopka». He presents four poems and describes a shamanic rite of healing. Key words: Yuvan Shestalov, Mansi literature, shamanic theme, Potyopka, features of the genre, story, the Mansi. For citation: Dinislamova S. S. Genre specificity of the story «Potyopka» by Yuvan Shestalov // Vestnik ugrovedenia = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 223–230.

Введение нятых жанровых признаков рассказа. Однако тот понятийный аппарат, который выработан в Эпические произведения обладают значи- литературоведении, не отображает процессы, тельными изобразительными возможностями, происходящие в «младописьменных» нацио- помогающими читателю познавать окружа- нальных литературах, в частности – в творче- ющий мир, осмыслять глубинные проблемы стве писателя-манси. Ю. Шесталов приходит в бытия. Писатели, используя разнообразные ху- литературу в тот период, когда обозначается но- дожественные средства, выражают через них вый культурный миф, основу которого состав- своё понимание исторических, нравственных, ляют идеи вымирающего национального мира и социально-политических, психологических и переустройства сознания людей для новой жиз- других проблем, которыми живёт общество в ни. Н. Е. Щукина справедливо отмечает: «Не- целом и каждый человек в отдельности. возможно описать в терминах, привычных для В данной работе мы обращаемся к эпиче- традиционного европейского литературоведе- скому жанру Ю. Шесталова – рассказу. Извест- ния, такие категории, как жанровое своеобра- но, что писатель-манси, начав творческий путь зие, пространственно-временные отношения, с поэзии, в 1960-е годы переходит к созданию мифопоэтические модели мира, отношения ав- рассказов, очерков, новелл. Своё обращение к тора и рассказчика, возникающие в произведе- прозе он связывает с тем, что жизнь не укла- ниях, созданных писателями, представляющи- дывалась в рамки стихов и поэм, ему хотелось ми малые народы, населяющие Россию» [13]. вмешаться в жизнь и помогать своим пером Обращаясь к исследованию рассказа Ю. Шес- изменять действительность. А. В. Пошатаева талова «Потёпка» (1963), мы попытаемся по- подчёркивает, что начинающего автора при- казать, как автору удаётся создать эпический влекли широкие возможности прозы, «откры- сюжет на минимальном пространстве текста, вающие новые горизонты познания жизни и выявляя тем самым особенность данного жан- воздействия на неё. Но и тут поэзия не оста- ра в творчестве. лась в стороне. Это-то и определило своеобра- зие повестей Шесталова» [7, 9]. Подчеркнём, Материалы и методы что первые повести писателя «Синий ветер каслания» (1964), «Когда качало меня солнце» Юван Шесталов при создании прозаиче- (1972) состоят из отдельных рассказов, напи- ских произведений, освобождаясь от вла- санных раннее. сти литературных условностей, предпочитал Для раскрытия специфики исследуемого вымыслу рассказ о том, что действительно было, жанра в творчестве Ю. Шесталова, произведе- происходило с ним самим. Причины именно ние рассматривается нами на основе общепри- такого предпочтения можно понять, исследуя 224 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019. жанровую природу его произведений. В данной ны статьи С. С. Динисламовой «Трансформация статье для выявления существенных особенно- жанра поэмы в творчестве Ювана Шесталова на стей отдельного жанра в творческой биографии примере “Языческой поэмы”», «Смешение про- писателя мы обращаемся к рассказу «Потёпка» зы и поэзии в творчестве Шесталова как преем- (1963). ственность фольклорных традиций». В работе использованы целостный, струк- В данной работе нами исследуется жанровая турно-системный, структурно-семантический специфика рассказов Ювана Шесталова. «Рас- и фрагментарный анализы художественного сказ – это одна из малых литературных форм. Он текста. представляет собой небольшое по объёму пове- ствовательное произведение с небольшим коли- Результаты чеством героев. При этом изображаются крат- ковременные события» [5], т.е. одна из основных Зарождение литературного процесса у народа закономерностей данного жанра – это единство манси, как и у других народов Севера, Сибири времени, хотя, как известно, данное правило со- и Дальнего Востока, происходит в 1930-е годы. блюдается не всегда, встречаются произведения, Литературы прошли путь ускоренного развития. в которых сюжет охватывает либо всю жизнь Если учесть неверие в творческие возможности героя, либо действие длится веками. Например, северян, с одной стороны, и значимость сделан- у А. П. Чехова в рассказе «Душечка» показана ного за период жизни одного лишь поколения, вся судьба персонажа, а в «Попрыгунье» автор с другой, то становятся ясными и небывалые изобразил события жизни нескольких героев, трудности, и титанический труд, и ценность показал их взаимоотношения, но «это даётся опыта первых писателей. Они все примерно од- предельно уплотнённо, сжато. Именно сжатость ного возраста, все учились или в Ленинграде, содержания, большая, чем в повести, является или в Москве. Их произведения убедительно общим признаком рассказа и, пожалуй, един- показали возможность вовлечения националь- ственным» [5]. Помимо единства времени, жанр ных литератур в общий поток истории и ми- рассказа характеризует единство места, главно- ровую культуру. Исследователи отмечают, что го героя и единство центра, «некоего определя- общей закономерностью их становления и раз- ющего, центрального знака, “стягивающего” все вития оказалась первоначальная ориентация не другие. ˂…˃ Главный образ должен быть в лю- на национальный фольклор, а на опыт старших бом рассказе. Именно за счёт него держится вся товарищей по перу и, прежде всего, на богатый композиция. Он задаёт тему произведения, обу- традициями опыт русской литературы. М. Н. Со- словливает смысл рассказанной истории» [5]. болькова считает, что именно она повлияла на Ю. Шесталов, обратившись к созданию про- выбор тематики отдельных произведений моло- заических жанров, сначала пишет рассказы: «Со- дых национальных авторов, ими даже повторя- боль не уйдёт, а жена ушла» (1961), «Любовь всё лись «некоторые особенности сюжетостроения может» (1961), «Шаман пришёл в клуб» (1962), книг русских писателей. ˂…˃ Процесс овладе- «Ай-Теранти» (1963), «Красный чум» (1963), ния мастерством художественного творчества, «Потёпка» (1963) и др. В них описываются кон- познание специфики отражения жизни своих кретные случаи из жизни, происходящие с героя- племён и народностей, выработка аналитиче- ми: охотниками, рыбаками, оленеводами, брига- ско-психологического, концептуального и эсте- дирами, учителями, зоотехниками. Почти у каж- тического принципов в подходе к образу челове- дого из них есть прототип. Например, в рассказе ка Севера, освоение национальной художествен- «Ай-Теранти» прототипом главного героя явля- ной формы происходило при непосредственном ется Т. Г. Харамзин, в рассказе «Соболь не уйдёт, участии русских писателей, разрабатывающих в а жена ушла» прототип героя Сильки – С. С. Са- своём творчестве инонациональную тему» [8]. домин, есть прототип и у шамана Потёпки. Ше- Воздействие более зрелых литератур на форми- сталов своим творчеством, как отмечает П. До- рование младописьменных литератур рассма- мокош «обеспечил известность своему народу» тривали: А. В. Пошатаева, Ю. Г. Хазанкович, [4, 243]. И действительно, писатель сумел ярко и В. Д. Лебедев, Г. А. Чёрная, Л. В. Оганезова, а вдохновенно рассказать другим народам о своём также зарубежные авторы: Петер Домокош [14], этносе, познакомить с его исторической судь- Каталин Надь [15], Ева Тулуз [16]. Исследова- бой, верованиями, обычаями, обрядами, тради- нию жанров творчества Ю. Шесталова посвяще- ционным укладом жизни. 225 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. История главного героя в рассказе «Потёпка» мышлял о шайтанах. И мне не бывало при этом показана через воспоминания и через восприя- смешно. То было детство… Детство моё и моего тия героя-повествователя. Предваряет рассказ народа. ˂…˃ эпиграф, функция которого заключается в выра- Да, в детстве веришь всему. Теперь-то я знаю: жении его идеи и авторской позиции. В эпигра- не шайтаны меня излечили, и без них бы не умер фе, сочинённом Шесталовым, последние строки я. Все знают теперь, что шайтанов на свете нет. как-бы подсказывают, в каком ключе надо пони- Просто случилось так, что болезнь прошла сама. мать произведение. Я же поверил неграмотным старым манси, что Ветры свищут, вьюга рыщет, Потёпка спас мне жизнь. Вьюга в сердце рвётся, Но детство не вечно. Я вырос и стал другим» Чуя горе, вьюге вторя, [11, 375]. Сердце рыбой бьётся. В художественной конструкции расска- В те слепые дни былые за и сюжет, и образы, элементы композиции Знал ли я, болея, подчинены задаче самовыражения героя- Что ведь доктор счастье мог бы повествователя, осмысления мира через себя, в Мне вернуть быстрее? [11, 370] самом себе. Став взрослым, он осуждает свою Герой-рассказчик вспоминает свои детские детскую веру в духов и шаманов. Теперь он годы, когда во время болезни шаман Потёпка – человек новой формации и уже стал горожа- проводил над ним обряд исцеления. нином. Кажется, что он отошёл от своей тра- Сюжет произведения при первом прочтении диционной культуры, но подчёркивание ша- кажется простым, начинается представлением манского дара Потёпки говорит в пользу того, главного героя: «Потёпка! Какой манси не зна- что традиционное в нём ещё живо. Е. В. Чеп- ет этого имени! Как имя зверя, как имя рыбы, касов в работе «Художественное осмысление знакомо оно манси. Но почему же мужчины при шаманства в произведениях Ю. Н. Шесталова виде Потёпки смотрят поверху, словно гордые 1950-х – 1980-х годов» пишет : «…вероятно, Ю. лоси, а женщины косятся по сторонам, подоб- Шесталов счёл, что негативная информация о но трусливым зайцам» [11, 370]. Потёпка счи- шаманстве бросила бы тень на мансийскую ду- тался сильным шаманом, он призывал людей ховную культуру и историю. Кроме того, цен- поклоняться небу, «иначе счастье никогда не ность шаманского дара определяется тем, что найдёт к вам дороги. В домах же ваших посе- шаманство, по Шесталову, является древней по- ляться болезни и нечисть» [11, 370]. Эти слова эзией, которая породила поэзию современную» пугали людей, ведь они уже расстались со своим [10, 279]. В подтверждении данных слов, в новом прошлым, живут в советское время, выбрали со- современном времени Потёпка становится у Ше- временные профессии, теперь они: колхозники, сталова артистом. Артистизм свой он проявлял в учителя, врачи. Задача второстепенных персона- мансийской самодеятельности. жей, как и в традиционно понимаемом расска- Герой-повествователь, увидев Потёпку на бе- зе, у Ю. Шесталова ограничивается созданием регу Оби танцующим мансийский танец в толпе некоего фона. Так с помощью старух, которые мальчишек, акцентирует внимание на его настро- присутствовали на обряде, писатель раскрывает ении: «Глаза его излучали веселье, неутомимые шаманский дар главного героя: руки извивались, взлетали вверх. Он танцевал – Счастье, что живёт среди нас такой шаман! и пел. А вокруг него прыгали ребятишки. Они – Без шамана наши души иссохли бы, как прыгали и задавали Потёпке вопросы. А он отве- сохнет вяленая рыба! чал, продолжая плясать» [11, 375]. По поведению – Боги слушают нашего шамана. Он вернул героя можно сделать вывод, что шаманские спо- душу мальчишке! [11, 374] собности у него сохранены. Чувствуют и знают Шаманом проведён обряд, писателем кратко об этом и дети. Они задают ему вопросы: показаны его этапы (подготовительный, созыва- – Почему Гагарин летает по небу? Он не шай- ние духов, разговор с духами). Исцеление состо- тан, он человек. Почему же он так высоко лета- ялось. Веру вселили и помогли ребёнку выздо- ет? Почему мой отец не может взлететь к небу? роветь, в том числе, и слова старух. Мой отец грамотный, он учитель, а подняться в Спустя двадцать лет герой-повествователь, космос не может. приехав в родные края, вновь увидел Потёпку. Потёпка не прервал пляски. Он только чуть- Он думает: «Жил я в Ленинграде и иногда раз- чуть замедлил её и запел в такт своим движениям: 226 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019. …Почему не шайтан, а человек Гагарин мость в шаманской практике и поэтому он ста- В небо взлетел, поднялся в космос? новится артистом. Слушай, маленький, точно палец, мальчик. Следующий эпизод рассказа – смотр худо- Носит Гагарин имя священной птицы гагары, жественной самодеятельности. Бывший шаман Потому и взлетел он до самого неба. Потёпка исполняет на сцене песню о том, как Лулы эту птицу зовут по-мансийски, трудно человеку жить без колхоза. Герой-пове- По-русски гагарой её называют. ствователь констатирует: «Он пел и рассказывал Выше шайтанов летает в небе Гагарин! в песнях о своей извилистой жизни. Пел о том, Хорошо, что он носит имя священной птицы как ушёл от новой жизни в тайгу, чтобы жить с лулы! [11, 376]. одними деревьями, чтобы жить с деревянными Писатель-манси хорошо знаком с родной ми- идолами. Но затосковал он в тайге. Нет, не пони- фологией и поэтому познавательная функция мали деревья человека. И птицы человека не по- древних мифов существенно повлияла на худо- нимали. А идолы без людей оказались бессиль- жественную ткань произведений. Как видим, ными и не могли творить никаких чудес. И тогда они представлены «не только прямым переложе- вернулся в деревню, чтобы жить вместе со всеми, нием текста, наблюдаются и их преобразования» чтобы веселить песней сердца и души людей» [1, 12–19]. В данном случае ключом к трансфор- [11, 378]. После исполнения песни из всех зрите- мации символического образа послужило созву- лей только одна «древняя старуха», осуждающе чие слов: гагара – Гагарин. прошамкала: «Пляши, пляши! Шайтан покинул Отметим также органичный переход от про- тебя и никогда не вернётся к тебе! Смотрите, до зы к поэзии в рамках одного произведения. какого позора дошёл Потёпка!» [11, 378], другие Корни такой своеобразной формы рассказа, как же, восторженно приняв выступление, рекомен- и всего шесталовского творчества, кроются в довали артисту выступить в окружном центре. особенностях его фольклорного мышления. У Спустя некоторое время Потёпка выступает народа манси мифы, песни, некоторые сказания в окружном центре. И здесь начинается собы- исполняются в песенной форме; сказки, прозаи- тие, которое можно назвать кульминационным в ческие тексты, легенды – речитативом. При этом рассказе. Если в первом выступлении в качестве исполнитель волен чередовать песню и сагу, ис- артиста он пел, а «санквылтап его звенел, как ру- пользуя своеобразную мелодию, аккомпанемент чей, завывал как буря, как лес на ветру, щебетал, «журавля» или «лебедя». Обычно исполнитель как птицы на рассвете» [11, 377], то во втором подытоживает главную мысль речитативом, де- – всем зрителям, казалось, что на сцене вершит- лает своеобразное вступление и снова начинает ся чудо, ведь то, о чём пел и играл на древнем петь. В целом, такое исполнение помогает закре- музыкальном инструменте, люди видели словно пить в сознании слушателя значение произведе- воочию: «И все, кто был в зале, услышали, как ния. Момент перехода с песенного исполнения сильные, гордые птицы рассекают крыльями на речитатив воспринимается наиболее внима- воздух, и мы ощутили бескрайний простор не- тельно и трепетно, так, словно раскрывается не- бес и счастье полёта под облаками. кая тайна. Писатель данную традицию вводит и Я прикрыл глаза и вновь, как в детстве, оказал- в поэзию, и в прозу, он гениально совмещает в ся во власти Потёпки. Снова услышал я, как же- произведениях характерные черты разных жан- лезные крылья Ялпус-ойки рассекают со свистом ров, например, в рассказе «Потёпка» у него пред- воздух, вновь ощутил я дыхание шайтана, при- ставлено четыре стихотворения, описан шаман- летевшего в тёмную комнату шамана» [11, 378]. ский обряд исцеления. Через его описание автор Описывая восприятие выступления шамана представляет читателю религиозные воззрения на сцене зрителями, писатель раскрывает его народа, раскрывает и личное отношение к тра- внутренний мир, сущность его характера, в ка- дициям. Ритуальный обряд исцеления больного честве главной проблемы произведения. На про- – «турман кол» («тёмный дом») бытовал до 70-х тяжении всего рассказа подчёркивая, как легко годов ХХ века. Проведением такого ритуала Потёпка отказался от традиционного, вместе с мог заниматься шаман, обладавший особыми тем и в начале произведения и в его заверше- способностями к предвидению. Таким образом, нии, писатель ярко раскрывает его подлинный герой Шесталова в самом начале произведения дар. И это означает, что основу традиционного – всесильный шаман. Спустя годы, вместе с уга- мировоззрения Ю. Шесталова составляют не- санием народных традиций, пропала необходи- преходящие ценности и установки, помогающие 227 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

ему, несмотря на впечатления внешней и слож- является его идеей, и, оно, как мы уже отмечали, ной жизни подлинно отображать духовную и было обозначено в последних строках эпигра- материальную культуру своего народа, хотя, как фа: «В те слепые дни былые / Знал ли я, болея, отмечает Ева Тулуз, «В те годы идея защиты на- / Что ведь доктор счастье мог бы / Мне вернуть циональных интересов не была обозначена. Все быстрее?». Развязка рассказа созвучна этим сло- приоритеты уже были советскими, и интеллиген- вам: «Не боги покинули Потёпку, а Потёпка не ция в обществе стала опорой советской власти, захотел больше жить с богами. Он ушёл к лю- её искренней опорой» [9, 101]. Советская власть дям» [11, 379], т. е. шаман став артистом, по сути, стремительно ворвалась в жизнь Обского севера. стал противником старого мира. Вспомним, что Е. В. Косинцева, исследуя историческую тему в и в эпиграфе герой – противник прежней жизни, прозе Р. Ругина, также пишет о том, что новые того времени, когда он поверил неграмотным веяния эпохи были направлены «на изменение старым манси, что его спас шаман. традиционного уклада жизни коренного насе- Во-вторых, в рассказе наряду с темой со- ления, ради высокого устремления, по мнению временной действительности показана истори- новой власти, «строить новую жизнь», в которой ко-культурная панорама народной жизни, напри- нет места предрассудкам и суевериям» [6, 266]. мер, шаманский обряд исцеления. И это подчёр- С шаманом-артистом Потёпкой мы встреча- кивает специфическое понимание Шесталовым емся и в рассказе «Сказки каменного века». Сто- жизни природы и человека, его творчество ухо- нет многострунный журавль в его руках, стонет дит корнями в фольклор и мифологию. Именно и сам Потёпка. Слушают зрители сказания вол- взаимодействие художественного произведения шебной старины и недоумевают: почему в этом с фольклором обусловило стилевое своеобразие живом и весёлом игрище так много плачей и повествования, в котором помимо сюжетных ли- молитв? Зачем молиться людям, если чаши за ний, мотивов показаны традиционные формулы, столом дымятся свежей едой? «Почему всхли- культовые представления. пывает старая Яныг-эква, сидящая в углу. Мо- В-третьих, в рассказе через судьбу своего жет она вспомнила прошлое?» [12, 80.] О но- героя Шесталов показывает перемены в жизни вом времени пишет Шесталов, но его носталь- и сознании манси. Для Потёпки отказ от роли гически тянет в прошлое, даже в древнее про- шамана в пользу роли советского артиста про- шлое. В целом же, образ Потёпки представлен изошёл как смена амплуа. Через шаманскую писателем как тип эпического героя, который тему писатель показал внутренний (психоло- призван служить народу, обществу. Шесталов гический) и общественный конфликт, раскрыл относится к нему с симпатией, возможно, ещё своеобразный национальный характер, на и потому, что «считает шаманов своими пред- формирование которого, в целом, воздейство- шественниками в литературном творчестве» вали многие события времени: «христианское [2, 124–128]. проповедничество (нежелание становиться русскими)» [3], октябрьская революция 1917 Обсуждение и заключение года, сталинские репрессии, Великая Отече- ственная война (1941–1945) и др. Французский Юван Шесталов – обладает широчайшим исследователь Самсон Доминик Норман де диапазоном жанрового мышления, в том чис- Шамбур в статье «К вопросу о рае у ненцев ле и эпического. Предпринятое исследование и обских угров (ХIХ–ХХI вв.)», рассказывая жанра рассказа даже на примере одного произ- о своей героине А. Лапсуй, отмечает, что она, ведения позволяет подчеркнуть уникальность перейдя к оседлому образу жизни, прошла обя- художественного мира писателя. Во-первых, в зательную общеобразовательную программу, рассказе «Потёпка» отчасти сохранены опреде- но при этом научилась путешествовать между лённые жанровые особенности, сложившиеся мирами, «поочерёдно жить в двух разных соци- в литературе. Например, элементы композиции альных пространствах, двух языках, двух куль- расположены в причинно-логической последо- турах. Иногда эти миры взаимодополняют друг вательности, рассказчиком переданы события в друга, иногда совершенно противоположны…» их доподлинной уникальности, раскрыт образ [3]. Считаем, что и герой Шесталова поочерёдно главного героя. Развязка рассказа представля- живёт в двух мирах, и конфликт рассказа состо- ет собой логическое умозаключение, которое и ит не столько в характере его взаимоотношений 228 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

с внешним пространством, но, возможно, в артистом. Однако то, какое воздействие оказыва- большей степени – в борьбе его внутреннего ет на зрителей его песня, исполняемая на сцене, мира. Ведь на первый взгляд кажется, что эпо- говорит о том, что он всё ещё хранит в себе ша- ха побеждает героя: Потёпка был шаманом, стал манскую сущность.

Список источников и литературы

1. Динисламова С. С. Интерпретация мифологических сюжетов в произведениях Ю. Шесталова // Финно- угорский мир. 2017. № 4. С. 12–19. 2. Динисламова С. С. Человек и время в прозе Ювана Шесталова (к вопросу о типологии героя) // Совре- менная наука: актуальные проблемы теории и практики. Серия «Гуманитарные науки». 2018. № 7. С. 124–128. 3. Доминик Самсон Норман де Шамбург. К вопросу о рае у ненцев и обских угров (XIX–XXI вв.). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/k-voprosu-o-rae-u-nentsev-i-obskih-ugrov-xix-xxi-vv (дата обращения: 04.04.2019). 4. Домокош Петер Выбор // Хантыйская литература. М.: Литературная Россия, 2002. С. 241–244. 5. Жанр рассказ: особенности, история развития, примеры. Рассказ – это жанр литературы? Признаки рас- сказа как жанра. URL: http://fb.ru/article/222870/janr-rasskaz-osobennosti-istoriya-razvitiya-primeryi-rasskaz---eto- janr-literaturyi-priznaki-rasskaza-kak-janra (дата обращения: 20.03.2019). 6. Косинцева Е. В. Историческая тема в прозе Р. П. Ругина // Вестник угроведения. 2018. Т. 8. № 2. С. 259–267. 7. Пошатаева А. В. Проза Ювана Шесталова // Шесталов Ю. Собрание сочинений. В 5 т. СПб.; Ханты-Ман- сийск: Фонд космического Сознания, 1997. Т. 3. С. 9–20. 8. Соболькова М. Н. Художественное своеобразие литератур народов Севера (60–80-е годы): автореф. дис. … канд. филол. наук. URL: http://cheloveknauka.com/hudozhestvennoe-svoeobrazie-literatur-narodov-severa-60-80- e-gody (дата обращения: 16.03.2019). 9. Тулуз Ева Евра – начало всех начал // Мансийская литература: сборник. М.: Литературная Россия, 2003. С. 101–113. 10. Чепкасов Е. В. Художественное осмысление шаманства в произведениях Ю. Н. Шесталова 1950-х–1980-х годов // Юван Шесталов: исследования феномена / С. С. Динисламова, К. Надь, Е. В. Чепкасов. Ханты-Ман- сийск: Изд-во Юграфика, 2012. С. 227–466. 11. Шесталов Ю. Потёпка // Собрание сочинений. В 5 т. СПб.; Ханты-Мансийск: Фонд космического Со- знания, 1997. Т. 1. С. 370–379. 12. Шесталов Ю. Сказки каменного века. Л.: Советский писатель, Лен. отд., 1978. 176 с. 13. Щукина Н. Е. Мифопоэтический анализ рассказа В. Санги «У истока» (попытка анализа текста «мла- дописьменной» нивхской литературы). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/mifopoeticheskiy-analiz-rasskaza-v- sangi-u-istoka-popytka-analiza-teksta-mladopismennoy-nivhskoy-literatury/ (дата обращения: 02.04.2019). 14. Domokos Péter Az udmurt irodalom története. Budapest: Akadémiai Kiadó, 1975. pp. 150–345. 15. Nagy Katalin Juvan Nyikolajevics Sesztalov manysi költő ѐs irό ѐletműve I-II. Budapest, 1989. 367 p. 16. Toulouze Eva «Les Khantys et les Mansis au debut des annees quatre-vingt dix» // Peuples des Grands nords, Traditions et transitions. Paris: Presses de la Sorbonne nouvelle INALCO. 1995. pp. 39–42.

References

1. Dinislamova S. S. Interpretaciya mifologicheskih syuzhetov v proizvedeniyah Yu. Shestalova [Interpretation of mythological plots in the works of Yu. Shestalov]. Finno-ugorskij mir [Finno-Ugric world], 2017, no. 4, pp. 12–19. (In Russian) 2. Dinislamova S. S. Chelovek i vremya v proze Yuvana Shestalova (k voprosu o tipologii geroya) [The man and time in the prose of Yuvan Shestalov (to the question of the hero’s typology)]. Sovremennaya nauka: aktual’nye problemy teorii i praktiki. Seriya «Gumanitarnye nauki» [Modern science: actual problems of theory and practice. Series «Humanities»], 2018, no. 7, pp. 124–128. (In Russian) 3. Dominik Samson Norman de Shamburg K voprosu o rae u nencev i obskih ugrov (XIX–XXI vv.) [To the question about the paradise of the Nenets and Ob Ugrians (XIX–XXI centuries)]. Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/k- voprosu-o-rae-u-nentsev-i-obskih-ugrov-xix-xxi-vv (accessed April 04, 2019). (In Russian) 4. Domokosh Peter Vybor [Choice]. Hantyjskaya literature [Khanty literature]. Moscow: Literaturnaya Rossiya Publ., 2002. pp. 241–244. (In Russian) 5. Zhanr rasskaz: osobennosti, istoriya razvitiya, primery. Rasskaz – ehto zhanr literatury? Priznaki rasskaza kak zhanra [The genre of a story: features, history of development, examples. Is a story the genre of literature? The signs

229 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. of a story as the genre]. Available at: http://fb.ru/article/222870/janr-rasskaz-osobennosti-istoriya-razvitiya-primeryi- rasskaz---eto-janr-literaturyi-priznaki-rasskaza-kak-janra (accessed March 20, 2019). (In Russian) 6. Kosintseva Е. V. Istoricheskaya tema v proze R. P. Rugina [Historical theme in the prose of R. P. Rugin]. Vestnik ugrovedeniya [Bulletin of Ugric Studies], 2018, no. 8 (2), pp. 259–267. (In Russian) 7. Poshataeva A. V. Proza Yuvana Shestalova [Prose by Yuvan Shestalov]. Shestalov Yu. Sobranie sochinenij. V 5 t. [Shestalov Yu. Collected works. In 5 vol.]. Saint-Petersburg; Khanty-Mansiysk: Fond kosmicheskogo Soznaniya Publ., 1997. Vol. 3. pp. 9–20. (In Russian) 8. Sobolkova M. N. Hudozhestvennoe svoeobrazie literatur narodov Severa (60–80-e gody) [Artistic originality of literature of the peoples of the North (60–80-ies)]. Available at: http://cheloveknauka.com/hudozhestvennoe- svoeobrazie-literatur-narodov-severa-60-80-e-gody (accessed March 16, 2019). (In Russian) 9. Toulouze Eva Evra – nachalo vsekh nachal [Evra – the beginning of all beginnings]. Mansijskaya literatura: sbornik [Mansi literature: collection]. Moscow: Literaturnaya Rossiya Publ., 2003. pp. 101–113. (In Russian) 10. Chepkasov E. V. Hudozhestvennoe osmyslenie shamanstva v proizvedeniyah Yu. N. Shestalova 1950-h–1980-h godov [Artistic interpretation of shamanism in the works of Yu. N. Shestalov of 1950–1980s]. Yuvan Shestalov: issledovaniya fenomena [Yuvan Shestalov: the study of the phenomenon]. S. S. Dinislamova, K. Nagy, E. V. Chepkasov. Khanty-Mansiysk: Izd-vo Yugrafika Publ., 2012. pp. 227–466. (In Russian) 11. Shestalov Yu. Potyopka [Potyopka]. Sobranie sochinenij. V 5 t. [Collected works. In 5 vol.]. Saint-Petersburg; Khanty-Mansiysk: Fond kosmicheskogo Soznaniya Publ., 1997. Vol. 1. pp. 370–379. (In Russian) 12. Shestalov Yu. Skazki kamennogo veka [Tales of the Stone Age]. Leningrad: Sovetskij pisatel’, Leningradskoe otdelenie Publ., 1978. 176 p. (In Russian) 13. Shchukina N. E. Mifopoehticheskij analiz rasskaza V. Sangi «U istoka» (popytka analiza teksta «mladopis’mennoj» nivhskoj literatury) [Mythopoetic analysis of V. Sangi’s story «At the source» (an attempt to analyze the text of Nivkh national literature with a recent system of writing)]. Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/mifopoeticheskiy- analiz-rasskaza-v-sangi-u-istoka-popytka-analiza-teksta-mladopismennoy-nivhskoy-literatury/ (accessed April 02, 2019). (In Russian) 14. Domokos Péter Az udmurt irodalom története. Budapest, Akadémiai Kiadó. 1975, pp. 150–345. (In Hungarian) 15. Nagy Katalin Juvan Nyikolajevics Sesztalov manysi költő ѐs irό ѐletműve I–II. Budapest, 1989. 367 p. (In Hungarian) 16. Toulouze Eva. «Les Khantys et les Mansis au debut des annees quatre-vingt dix». Peuples des Grands nords, Traditions et transitions. Paris: Presses de la Sorbonne nouvelle INALCO. 1995. pp. 39–42. (In French)

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ:

Динисламова Светлана Силиверстовна, ведущий научный сотрудник, БУ ХМАО – Югры «Обско-угор- ский институт прикладных исследований и разработок» (628011, Российская Федерация, Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, г. Ханты-Мансийск, ул. Мира, д.14 А), кандидат филологических наук. [email protected] ORCID ID: 0000-0002-2410-4192

ABOUT THE AUTHOR:

230 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

УДК 821.511.132-1 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-231-240 Основные тенденции развития коми поэмы рубежа XX–XXI вв. Е. В. Ельцова Институт языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН, г. Сыктывкар, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. В статье анализируются коми поэмы периода конца XX – начала XXI вв. с точки зрения их жанровых, тематических, формальных и стилистических особенностей; выявляется характер взаимодей- ствия поэмы с другими литературными, литературно-бытовыми, фольклорными жанрами; исследуются художественные особенности жанра «маленькой поэмы»; определяется роль поэмы в процессе развития современной коми литературы. Цель: выявить основные закономерности и особенности развития жанра поэмы на современном этапе. Материалы исследования: поэмы А. Ванеева, Н. Щукина, В. Лодыгина, В. Напалкова, А. Лужикова, Е. Афанасьевой, О. Баженовой, В. Кушманова 1990–2018-х гг., опубликованные в периодической печати и в отдельных сборниках поэтов. Результаты и научная новизна. В статье проанализированы поэмы народа коми конца XX – начала XXI вв., выявлены основные черты взаимосвязи поэмы с другими жанрами. Статья является первым иссле- дованием коми поэмы как одной из крупных жанровых форм новейшей коми поэзии. В результате прове- дённого исследования установлено, что коми поэма данного периода претерпела значительные изменения: количество создаваемых поэм уменьшилось; на первый план вышла «маленькая поэма». Создаются поэмы, сближающиеся с циклом стихов, с обрядовым причитанием, с эпистолярным жанром. Обновилась тематика поэм: наиболее значимыми являются темы истории Коми края и коми народа, христианизации Коми края в XIV в., репрессий 1930-х гг., экологии и экологии души, национального характера, поэта и его поэзии. Ключевые слова: современная коми поэзия, поэма, маленькая поэма, лирическое стихотворение, цикл стихов, жанр, лирический герой, образ, тема. Благодарности: автор статьи выражает благодарность рецензентам. Для цитирования: Ельцова Е. В. Основные тенденции развития коми поэмы рубежа XX – XXI вв. // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 231–240.

The main trends in the development of the Komi poem at the turn of the XX–XXI centuries

E. V. Eltsova Institute of Language, Literature and History of Komi Science Centre of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences, Syktyvkar, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. The article is devoted to the study of the Komi poem of the end of XX – beginning of the XXI centuries. The following features of the poems of this period are analyzed: genre, thematic, formal and stylistic features. Also the nature of the interaction of the poem with other literary, folk genres is revealed and artistic features of the genre of the «little poem» are explored. Objective: to identify the main laws and features of development of the genre of the poem at the present stage. Research materials. Poems by A. Vaneev, N. Schukin, V. Lodygin, V. Napalkov, A. Luzhikov, E. Afanasyeva, O. Bazhenova, V. Kushmanov of 1990–2018 published in periodicals and in collections of poets. Results and novelty of the research. The article is the first research of the Komi poem as one of the major genres of the newest Komi poetry. As a result of the research, it was identified, that the poem of this period has

231 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. changed a lot: only few poems have been written in these years. In the first place is a «little poem». Some poems in the newest Komi literature get close to a cycle of poems, to ceremonial lament, to an epistolary genre. New themes in the poems appeared. The most significant themes are the themes of history of the Komi region and Komi people, the Christianization of the Komi region in the XIV century, the repression of the 1930s, the ecology and ecology of the soul, the national character, the poet and his poetry. Key words: modern Komi poetry, poem, little poem, lyric verse, cycle of poems, genre, lyrical hero, image, theme. Acknowledgements: the author expresses gratitude to the reviewers. For citation: Eltsova E. V. The main trends in the development of the Komi poem at the turn of the XX–XXI centuries // Vestnik Yugrovedeniya = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 231–240.

Введение в других финно-угорских литературах рас- сматриваются в работах К. Ф. Ермакова [14], История коми поэмы насчитывает более полу- Л. А. Богдановой [3], А. В. Алешкина [1], Н. Н. Ко- тора веков. Период последнего десятилетия XX четковой [16], О. И. Налдеевой [22; 23]. Однако – первой четверти XXI вв. является новым эта- новейшая коми поэма последних десятилетий пом в её развитии, характеризующимся жанро- ещё не являлась предметом целостного научного выми преобразованиями, свидетельствующими осмысления. Лишь в последние годы Н. В. Го- об общелитературных процессах. Их изучение риновой и Е. В. Ельцовой предпринимались по- – одна из наиболее значимых проблем коми ли- пытки раскрыть своеобразие поэм современного тературоведения, поскольку поэма как крупный коми поэта А. Лужикова [7]. литературный жанр, «выросший из других жан- ров как лирико-философская система эпохи» и Материалы и методы способный отразить её социальные, культурные и эстетические поиски, «является также одним Материалом для анализа послужили поэмы из определяющих литературных жанров» [11, коми авторов 1990–2018 гг., опубликованные в 312]. Актуальность работы обусловлена и на- периодической печати и в сборниках поэтов. Ис- личием нового, ранее не исследовавшегося ма- следование проводилось с опорой на элементы териала, необходимостью его научного осмыс- сравнительно-исторического, проблемно-тема- ления, позволяющего составить более полное тического, структурно-поэтического, формаль- представление о состоянии, основных направле- ного методов. ниях и закономерностях развития современной коми поэзии. Её цель – выявить основные за- Результаты кономерности и особенности процессов разви- тия жанра на современном этапе. Практическая XX в. стал периодом расцвета коми поэмы: о значимость работы определяется возможностью её ведущей роли в поэзии писал в начале 1980-х использования её результатов в историко-тео- гг. литературовед В. Н. Демин [10, 47]. Однако ретическом изучении литературной эпохи по- уже к середине 1990-х гг. ситуация изменилась: следнего десятилетия XX – начала XXI вв., при роль поэмы в процессе развития поэзии и всей создании комплексных исследований коми лите- коми литературы заметно ослабела, в жанре ста- ратурного процесса этого периода. ли происходить количественные и качественные Литературоведением коми накоплен опыт изменения. Схожие процессы происходят и в изучения поэмы XX в. Ряд проблем, среди ко- родственной удмуртской литературе [26, 94]. торых пути развития коми поэмы, ее идей- Начиная с 1990-х гг. в коми литературе на- но-тематические, жанровые и художественные блюдается тенденция к снижению количества особенности, стали объектом исследования создаваемых поэм. За последние тридцать лет специальных работ А. А. Вежева [5], А. Е. Ване- было написано десять произведений этого жан- ева [4], В. И. Мартынова [20], В. А. Латышевой ра: «Мозын ю вомöн пос» («Мост через реку [18, 83–86], И. И. Уляшева [25], Е. В. Ельцовой Мезень», 1991) А. Ванеева, «Поп пи» («Сын [13]. Основные исследования по вопросам за- священника», 1991) В. Напалкова, «Дойдалöм рождения коми поэмы, её истории и типологии парма» («Израненная парма», 1993) Н. Щуки- принадлежат В. Н. Демину [8; 9; 11, 213–307]. на, «Коми поэма» (1994) и «Бöрданаöй, Пераöй, Особенности развития жанра поэмы XX–XXI вв. югыд шондiöй» («Пера мой оплакиваемый,

232 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

ясное солнце моё», 2001) А. Лужикова, «Иван постепенно ослабевает, а элементы сюжета, ко- да Марья» (2008), «Лача» («Надежда», 2012), торый имеет свойства лирического, выполняют «Еджыд борд» («Белые крылья», 2013) В. Лоды- вспомогательную функцию в раскрытии поэти- гина, «Лэбач» («Птица», 2018) Е. Афанасьевой, ческой идеи. В процессе лиризации жанра в нём «Хельсинкиса асыв» («Утро в Хельсинки», 2018) усиливаются субъективное, личностное нача- О. Баженовой. Их авторы – поэты не только раз- ло, эмоциональность, условно-метафорический ных поколений, но и эпох. Чаще к созданию поэм пласт, символизация. Это способствует тому, обращаются поэты старшего поколения, при- что на первый план выходит «маленькая поэма» шедшего в литературу в послевоенные десятиле- – наиболее устойчивый жанр коми литературы, тия и продолжающего активно работать в 1990– возникший ещё в 1920-е гг. и развивавшийся на 2000-е гг. Более молодые поэты также пробуют всём протяжении XX в. В период с 1990 по 2018 свои силы в создании крупных произведений. гг. в коми литературе создаются только поэмы Среди них – А. Лужиков, чьё творчество прихо- этого типа. При этом, в большинстве случаев дится на последнюю четверть XX в.; Е. Афана- авторы сами обозначают жанр произведений, сьева, активно работающая в последние годы; акцентируя внимание на их небольшом объёме О. Баженова – представитель молодого поколе- или межжанровом характере: это либо «кы- ния поэтов, чей литературный дебют произошёл вбуръясысь тэчöм поэма» (поэма, сложенная уже в середине первого десятилетия XXI в. По из стихотворений), либо «ичöт / ичöтик поэма» мнению исследователей, «в настоящий период (небольшая поэма), либо «дзоляник поэма» (ма- коми поэма как жанр литературы находится в ленькая поэма). стадии накопления новой жизненной энергии, Замысел авторов «маленькой поэмы» вопло- новых тем, образов, героев» [24, 126]. щается в формах, вызванных внутренней ди- Одновременно с тенденцией к уменьшению намикой, синтетической природой жанра, его количества создаваемых поэм в жанре происхо- подвижностью, усилением лирического начала. дят качественные изменения. Коми поэма как Этим обусловлено появление в коми литературе крупная жанровая форма, постепенно сдавая поэмы, состоящей из ряда лирических стихотво- свои ведущие позиции, уступает в поэзии место рений (поэмы А. Ванеева, Н. Щукина, Е. Афана- малым жанрам: лирическому стихотворению, сьевой, О. Баженовой) и обнаруживающей чер- пейзажной миниатюре и др., что отмечается и ты цикла стихов – единого поэтического целого зарубежными исследователями коми литературы при относительной автономности его составля- [27, 7]. Подобные процессы происходят не толь- ющих. Цикл становится одной из разновидно- ко в поэзии: о преобладании малых художествен- стей «маленькой поэмы», где разбивка произве- ных форм в коми литературе конца XX – перво- дения на фрагменты-стихотворения даёт автору го десятилетия XXI вв. пишут литературоведы. возможность выразить многообразие эмоций, Так, исследователь современной коми прозы переживаний, мыслей лирического героя. Т. Л. Кузнецова утверждает, что малые формы в Значительный вклад в развитие коми поэ- новейшей коми прозе занимают особое место, мы XX в. принадлежит А. Ванееву – одному из органично выражая особенности мироощуще- наиболее активных разработчиков различных ния современника, своеобразие его духовного жанров в коми поэзии второй половины XX в., мира [17, 3]. О значимости малых жанров в коми в том числе, сонета и венка сонетов [28, 61]. драматургии 1990-х гг. пишет Н. В. Горинова [6]. По типу венка сонетов создана и его поэма Процессы, происходящие в литературе, не «Мозын ю вомöн пос» («Мост через реку Ме- могут не повлиять и на существующие жан- зень», 1991): произведение состоит из четырнад- ры, ведь, по утверждению В. Н. Дёмина, «жан- цати отдельных стихотворений, объединённых ровое развитие литературы – это процесс, образом лирического героя, общей тематикой, в котором внутренние силы жанра то ослабе- лирическим сюжетом. Сквозной и ключевой вают, то вновь актуализируются, позволяя ему образ произведения – мост через реку детства сохранять свою определённость» [11, 5]. Под – является символом неразрывной связи лири- воздействием малых художественных форм, ческого героя с родными местами, с прошлым, преобладающих в настоящее время в литерату- с детством. Отличие поэмы от классического ре, меняет свой облик и поэма. Эпическое, объ- венка сонетов в том, что стихи, образующие её ективно-повествовательное начало в ней, более части, – не сонеты, и пятнадцатого, магистраль- свойственное поэме предыдущих десятилетий, ного, стихотворения в поэме нет.

233 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Исследовательский интерес представля- выражения собственных мыслей» [21, 24]: сли- ют произведения нового поколения коми поэ- яние мифо-фольклорных традиций и литерату- тесс Е. Афанасьевой «Лэбач» («Птица», 2018) ры, осуществлённое писателем, способствует и О. Баженовой «Хельсинкиса асыв» («Утро в развитию поэмы как жанра и его собственного Хельсинки», 2018). Обозначенные авторами индивидуального авторского стиля. В поэме как «небольшие поэмы», они также состоят из «Бöрданаöй, Пераöй, югыд шондiöй» («Пера ряда объединённых по общей тематике и по мой оплакиваемый, ясное солнце моё», 2001) временному промежутку написания стихотво- А. Лужиков стремится к форме и стилю обря- рений, что выявляет их межжанровый харак- дового поминального причитания – «бöрдöд- тер и позволяет характеризовать их как нечто чанкыв». Произведение – внутренний монолог среднее между «маленькой поэмой» и циклом лирического героя, современного поэта, оплаки- стихов. Внутренняя целостность обоих произ- вающего смерть богатыря-охотника Перы – героя ведений обеспечивается единством авторского коми и коми-пермяцких фольклорных преданий, замысла, близостью сюжетов и мотивов текстов. а вместе с ним и прошлое коми народа, его ум и Так, скрепляющим образом всего произведения величие. Монологический характер похоронных О. Баженовой «Хельсинкиса асыв» является причитаний, способность фольклорного жанра лирический герой, в котором угадываются чер- передать не только личную трагедию в связи со ты самого автора, а также динамика его чувств, смертью человека, но также драматизм судьбы душевных переживаний, строящихся на осно- самого поэта и его народа, возможность с его ве отображения впечатлений автора от реально помощью максимального раскрытия внутрен- совершенного путешествия. Наиболее близка него мира лирического героя обусловила выбор по форме к циклу стихов «небольшая поэма» поэтом данной формы [7, 67–79]. Е. Афанасьевой «Лэбач», где каждая часть – это В последние годы в коми литературе наби- самостоятельное стихотворение со своим об- рает популярность эпистолярный жанр: в фор- разным рядом, ритмикой, строфикой, способом ме писем написаны прозаические произведения рифмовки. С поэмой же произведение сближа- Е. Козловой «Рытъя кыаöй менам» («Моя вечер- ет единство тематики частей-стихотворений, няя заря», 2014), Е. Афанасьевой и Л. Ануфри- мотив поиска поэтом слова, прирастающий но- евой «WWW.Кык ю.ru» («WWW.Две реки.ru», выми смыслами символический образ птицы- 2013). Не обходят его стороной и авторы поэм. творчества, птицы-вдохновения, птицы-времени. Так, синтез документального и художественного Поэма, сближающаяся с лирическим циклом жанров представляет собой поэма В. Лодыгина стихов, – одна из наиболее часто встречающихся «Лача» («Надежда», 2012), написанная в форме разновидностей «маленькой поэмы» в коми лите- стихотворных писем. В основу лирической ис- ратуре последних десятилетий. Художественная поведи трёх человек, посвящённой раздумьям целостность цикла и отнесение его к разновид- о судьбах коми народа и коми литературы, лег- ности лирической поэмы подтверждается нали- ли личная переписка и тюремные дневники чием содержательных и формальных особенно- репрессированного в 1930-е гг. коми писателя стей: воли автора, обозначающего в подзаголовке В. Т. Чисталёва. жанр произведения, единства ритмики, строфики Таким образом, можно утверждать, что со- и способа рифмовки, лирического сюжета и тема- временная коми поэма обладает достаточно тики, присутствия сквозных образов и мотивов. гибким и восприимчивым характером, делаю- Авторы коми поэм последних десятилетий щим возможным её сближение с различными проявляют глубокий интерес к различным жан- литературными, литературно-бытовыми и фоль- рам устного народного творчества, в процессе клорными жанрами. Авторами поэм потенциал освоения которых придерживаются традиций, этих жанров используется как дополнительная заложенных ещё писателями первой четверти возможность для раскрытия наиболее значимых двадцатого столетия. Так, А. Лужиков, обра- вопросов национальной истории и современно- щаясь к коми фольклору, следует традициям сти, идей и форм времени, для воссоздания об- К. Жакова, широко опиравшегося на фольклор и лика современного человека и более глубокого включавшего его в авторскую художественную понимания его внутреннего мира. систему. Как и для К. Жакова, для А. Лужико- В последние десятилетия заметные сдвиги ва «коми фольклорные сюжеты, мотивы, обра- произошли в проблемно-тематической состав- зы служат своего рода импульсом, толчком для ляющей коми поэм. При этом, одной из наиболее

234 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

значимых, как и в поэмах предыдущих перио- ассимиляции и, как следствие, усилившимся дов, остаётся тема истории Коми края и коми на- гражданским звучанием творчества современ- рода: к ней обращаются поэты всех поколений. ных писателей. Благодаря этому поэзия начала Поэма продолжает оставаться тем жанром, в ко- 1990-х гг. смотрит новым взглядом на родной тором отражаются главные, наивысшие момен- язык, на жизнь коми народа, по-новому понимает ты национальной истории, те, в которых ярче коми мир, для которого свойственно острое чув- всего проявляется судьба народа и его будущее ство национального, сопряжённое со стремлени- – события неординарные, ставшие решающи- ем осмыслить его в общечеловеческой культуре. ми, поворотными в истории. Для коми поэмы Среди поэтов усиливается интерес к истории XX в. такими событиями были Октябрьская ре- Коми края, к народной памяти, к финно-угор- волюция 1917 г. и Великая Отечественная война: ским истокам, появляется понимание кратко- авторами поэм освещалась их роль в судьбе род- срочности не только человеческой, но и нацио- ного края и коми народа. нальной жизни, стремление сохранить быстро Тема Великой Отечественной войны про- исчезающий этнический мир в слове [12, 68–76]. должает развиваться и в новых поэмах писате- Одной из наиболее сложных, неоднозначных лей старшего поколения, чьё детство пришлось тем, разрабатываемых современной коми лите- на военную и послевоенную пору (А. Ванеев, ратурой, является тема христианизации Коми В. Лодыгин). Но, в отличие от поэм 1950-60-х гг., края в XIV в. Споры о крещении зырян и роли склонных к публицистичности и повествующих Стефана Пермского в истории Коми края ведут- о героях войны и их подвигах во имя защиты ро- ся на протяжении многих лет и не прекращаются дины [8, 78-80], сегодня в центре поэмы – герой до сих пор. Затрагивается эта тема и в новейшей совершенно другого типа. Это не бесстрашный коми поэме. Так, А. Лужиков в христианской воин – защитник отечества, а обычная коми жен- истории своего народа видит, прежде всего, на- щина: мать солдата, его возлюбленная, потеряв- чало просвещения и культуры коми-зырян: эта шие на войне самых дорогих людей. Их героизм мысль высказана им в стихотворении «Пермса заключается не в храбрости и военной отваге, а в Стефанлöн шыпас» («Азбука Стефана Пермско- сопротивлении беспощадной правде и неумоли- го»), в «Коми поэме» (1994). По мнению авто- мому ходу времени, в непоколебимой вере, кото- ра, такой человек, как Стефан Пермский (Храп), рая отрицает смерть и помогает ждать дорогого «насильно» привнёсший христианскую веру в человека даже много лет спустя после оконча- Коми край, но при этом ставший для коми лю- ния войны. Именно это придаёт произведениям дей своего рода наставником, в тот момент был А. Ванеева «Мозын ю вомöн пос» («Мост через им просто необходим. Его имя для поэта – сим- реку Мезень», 1991) и В. Лодыгина «Иван да вол возрождения коми народа, сохранения его Марья» (2008) торжественное, и, вместе с тем, истории и народной памяти, начало духовного лирическое звучание. обновления зырян: Чаще всего содержанием новейшей коми по- Сэки коми йöзлы колiс эмы становятся события далёкого и недавнего Храп кодь мортыс, сылöн лолыс. прошлого Коми края. Повествуя о них, давая Колiс йöзлы индысь-шуысь, оценку и осмысливая их влияние на судьбу коми Коми шог да тöждлун нуысь. [19, 40] народа, на его сегодняшнее состояние и завтраш- ний день, авторы произведений касаются наибо- Тогда коми народу был нужен лее сложных, неоднозначных исторических тем, Такой человек, как Храп, его душа. ставших поворотными моментами в судьбе на- Нужен был народу наставник, рода. Часто это спорные (христианизация Коми Взявший на себя его заботы и печали. края в XIV в.) или ранее закрытые (репрессии Здесь и далее перевод подстрочный наш – Е. Е. 1930-х гг.) темы. Обращение коми поэтов к ним обусловлено рядом причин. Среди них – рассе- Тема крещения коми народа наводит авто- кречивание и публикация в начале 1990-х гг. до- ров современной коми поэмы на размышле- кументов, свидетельствующих о политических ния о характере коми человека. Так, Н. Щукин, репрессиях в СССР, широкое обсуждение этих А. Лужиков, обращаясь в своих произведениях тем в обществе, а также обострение националь- к этому периоду истории Коми края, развивают ных проблем, вызванных постепенным угаса- мысль об исторической обусловленности харак- нием коми языка, ускорившимися процессами тера коми человека. По их мнению, то, к чему

235 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

коми народ пришёл сегодня, и каким будет его моментах, отражающий судьбы целого поколе- завтрашний день, обусловлено его прошлым: ния. Образ В. Савина в поэме – это образ-сим- событиями, произошедшими давно, отношени- вол, олицетворяющий эпоху и раскрывающий ем к ним народа, его действиями и поступками. идею о том, что трагедия творческой личности Н. Щукин, размышляя в поэме «Дойдалöм пар- – это, прежде всего, трагедия народа. Поэма ма» («Израненная парма», 1993) о крещении зы- В. Кушманова – это лирическая история жизни и рян и о Стефане Пермском, подводит читателя смерти коми поэта, прочувствованная и расска- к мысли о том, что именно тогда закладывались занная его потомком. Для него, вспоминающего основы характера коми человека. Привитые о собственном военном, сиротском и голодном, коми народу чрезмерные доброта, щедрость и детстве, рассуждающего о нравах современных податливость не позволяют ему сегодня воспро- людей, В. Савин – не только коми поэт, артист, тивиться опустошению родной земли. режиссёр, композитор и редактор первых газет, Тема ГУЛАГа и репрессий 1930-х гг. в со- но ещё и наставник, с которым лирический герой временной коми литературе стала одной из ощущает неразрывную духовную связь. Поэ- наиболее значимых и популярных. В поэзии, ма В. Кушманова неоднократно публиковалась прозе и драматургии в 1980–90-е гг. к ней об- в периодической печати Республики Коми и в ратились писатели Ал. Размыслов, Б. Шахов, сборниках произведений писателя, частями она Г. Юшков, В. Напалков, В. Лодыгин, А. Лужиков, переводилась на коми язык, что говорит о её кон- В. Кушманов. В их творчестве она представле- цептуальной значимости. на как личная трагедия Коми края и коми наро- А. Лужиков, обратившийся к теме репрессий да. Это связано, прежде всего, с историческими в конце 1980-х гг., в «Коми поэме» (в первона- фактами: с 1920-х гг. Коми автономная область чальном варианте – «Помавтöм коми поэма» стала одним из основных регионов, куда направ- («Неоконченная коми поэма», 1989)) высказы- лялись из многих областей и республик страны вает неожиданную мысль о том, что коми народ политические репрессированные – администра- в силу сложившихся обстоятельств тоже сопри- тивно ссыльные и высланные [15, 418], т.е., по частен гибели сосланных в Коми край людей. сути дела, была превращена в одну большую Как клеймо, в его душе навечно останутся их зону. Кроме того, Коми край стал местом ссылки погубленные души, искалеченные, перемолотые и гибели заключённых не только со всей страны: жерновами судьбы, пережитые ими горе и боль во второй половине 1930-х гг. многочисленные тех страшных лет. В связи с этим особую глу- репрессии коснулись и представителей нацио- бину и символичность в его поэмах «Бöрданаöй, нальной интеллигенции Коми автономной обла- Пераöй, югыд шондiöй» («Пера мой оплакивае- сти, в том числе, многих коми писателей. Чувство мый, ясное солнце мое», 2001) и «Коми поэма» вины потомков перед ними и ответственности (1994) приобретает образ жизни-лодки, плыву- за произошедшее – в основе поэм В. Кушмано- щей по огненной реке. Он отсылает к сюжету ва «Нёбдiнса Виттор» («Виктор Савин», 1988), коми народной сказки «Катша да шыр» («Мышь В. Напалкова «Поп пи» («Сын священника», и сорока»), где главный герой, мышонок, плы- 1991), А. Лужикова «Коми поэма» (1994), В. Ло- вя по реке, убивает всех, кто садится к нему в дыгина «Лача» («Надежда», 2012). лодку. У А. Лужикова эта лодка символизирует Одним из первых о судьбе репрессированных жизнь коми народа, построенную «на костях». в 1930-е гг. коми писателей начал размышлять Кроме того, по мнению автора «Коми поэ- русский поэт Республики Коми В. Кушманов, не мы», его родной народ виновен и в гибели луч- раз обращавшийся в своём творчестве 1980–90-е ших представителей коми культуры, репресси- гг. к темам репрессий, ГУЛАГа, власти и судьбы рованных в эти годы. Проводя параллели между человека. Одно из его наиболее крупных произ- трагическими судьбами писателей Тима Веня, ведений – поэма «Нёбдiнса Виттор» посвящена Нёбдiнса Виттора и героя коми преданий охот- коми поэту В. Савину. Стиль письма-обраще- ника Йиркапа, утонувшего в озере по вине од- ния лирического героя – современного поэта к носельчан, автор высказывает мысль о том, что в погибшему в лагерях писателю придаёт произ- их гибели отражена трагедия всего коми народа, ведению эмоциональность, доверительность, не сумевшего сохранить ценностные ориенти- искренность. Его ретроспективная компози- ры и прочные нравственные основы. Поэт при- ция позволила автору раскрыть трагический ходит к выводу о том, что ошибка, допущенная жизненный путь главного героя в ключевых народом в тяжёлое время, грозит ему полным

236 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

исчезновением. И только будущее раскаяние у близких по содержанию, представлен мораль- найденной в далёкой Сибири могилы В. Савина ный облик современника – коми человека, может стать условием прощения народу греха, эгоистично и потребительски относящегося к условием его возрождения и дальнейшего суще- природе родной земли, живущего сиюминут- ствования. ной выгодой и утратившего чувство реаль- Трагедия коми литературы 1930-х гг. нахо- ности и видение будущего. В противовес ему дит воплощение и в поэме В. Лодыгина «Лача» авторами произведений идеализируется мифо- («Надежда», 2012), посвящённой судьбе репрес- логическое прошлое коми народа, поэтизиру- сированного писателя Тима Веня. Связывая ются национальные герои фольклорных пре- трагические события прошлого с настоящим и даний: богатыри Йиркап, Пера – защитники будущим, поднимая проблемы сохранения коми и наставники коми народа, носители древнего народа, угасания родного языка, автор выска- мифологического сознания, обожествлявшие зывает в поэме схожую с лужиковской мысль о природу родной земли, олицетворяющие ум, том, что многие негативные процессы современ- силу, честь и гордость коми народа в прошлом. ности являются следствием происходивших в те Авторы новейших коми поэм в осмыслении годы событий. исторических и экологических проблем наибо- Тема сохранения родного народа неразрывна лее часто сосредоточены на проблемах истори- с важной для новейшей коми литературы темой ческой обусловленности характера коми чело- экологии, присутствующей во всех поэмах рас- века и сохранения коми народа. сматриваемого периода. Она актуальна и для Тема поэта и его поэзии также нашла своё других финно-угорских авторов, о чем свиде- воплощение в новейшей коми поэме. Эта тема, тельствует её популярность на писательских актуальная для поэзии XX в., почти не затраги- конгрессах и форумах [29; 31]. Экологическая валась в поэме ушедшего столетия. Исключе- тематика наиболее часто связывается с пробле- нием является лишь произведение В. Попова мой сохранения коренных и малочисленных на- «Сьылiсны бабаяс, сьылiсны» («Пели бабы, родов и их культур в условиях глобализации и пели», 1963), тема поэта и поэзии в которой ассимиляции, что отмечалось также и в социо- развивается в связи с упоминанием в нём судь- логических исследованиях литературы [30, 177]. бы репрессированного коми писателя В. Сави- Утверждается мысль о том, что отрицательное на и значения его творчества [13, 69]. К 1970– влияние техногенной цивилизации на живую 80-м гг. тема поэта и его поэзии начала затра- природу является, по сути, уничтожением сре- гиваться в историко-биографических поэмах, ды обитания этносов, жизненно связанных с посвящённых коми писателям: «Иван Кура- природой, что влечёт за собой их постепенное тов» (1975) А. Ванеева, «Поэма памяти поэта» вырождение: разрушение духовных ценностей, (1986), «Нёбдiнса Виттор» («Виктор Савин», исчезновение языка, обычаев, культуры. В коми 1988) В. Кушманова. Авторы поэм рубежа ве- поэме последних лет тема нравственности коми ков все чаще обращаются к этой теме, порой народа и экологии человеческой души особенно уделяя ей центральное место в своих произве- остра. В этом ключе написана поэма Н. Щукина дениях. Так, тема поэта и поэзии и, шире, исто- «Дойдалöм парма» («Израненная парма», 1993). рии коми литературы, её современного состоя- Бездушное разорение природы Коми края ви- ния, является основной в поэме В. Лодыгина дится её автору причиной опустошения души «Лача» («Надежда», 2012). Образы и мотивы коми человека, теряющего и забывающего все – этого произведения более традиционны и близ- историческую память о прошлом своего народа, ки поэмам предыдущего периода. В поэмах же родной язык, чувство национальной гордости. А. Лужикова «Бöрданаöй, Пераöй, югыд шон- Причиной душевных терзаний лирического дiöй» («Пера мой оплакиваемый, ясное солн- героя поэмы А. Лужикова «Бöрданаöй, Пераöй, це моё») и Е. Афанасьевой «Лэбач» («Птица») югыд шондiöй» («Пера мой оплакиваемый, яс- представлено новое, более свойственное ли- ное солнце моё», 2001) об утрате коми народом тературе последних десятилетий, понимание ценностных ориентиров, об угрозе его исчезно- данной темы. Для А. Лужикова современный вения также являются экологические проблемы: поэт – это одинокая, мятущаяся, терзающая проблемы разорения, опустошения природы себя экзистенциальными вопросами, лич- родной земли и проблемы духовного обнищания ность. Он чувствует себя ответственным за её народа. В поэмах Н. Щукина и А. Лужикова, сохранение родного языка и коми народа,

237 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

а творчество понимается им как процесс сохра- Обсуждение и заключения нения в поэтическом слове культуры и языка народа. В поэме Е. Афанасьевой, которая и в Поэма, безусловно, занимает важное место своих стихах последних лет нащупывает дан- в системе жанров современной коми литерату- ную тематику, создаётся образ поэта как че- ры. В течение последних десятилетий этот жанр ловека, для которого поэтическое слово – это претерпел ряд изменений: количество создавае- живое создание, предстающее перед поэтом в мых поэм снизилось, но при этом в поэме прои- виде образов родной природы: птицы-слова, зошло усиление лирического начала, обращение птицы-вдохновения. Процесс творчества для её содержания к внутреннему миру её героя – на- неё – это поиск вдохновения, слова среди род- шего современника. «Маленькой поэме» 1990– ной природы – в родной земле, воде, среди трав 2018-х гг. также свойственны уход от событий- и листвы: «Лэбачöй локтiс тöлыся войö, / А ме ности, повествовательности, многогеройности, эг узь – / Лолöй тырöма дойöн. / ― Мыйла тэ сближение с другими литературными, литера- волывлан? – юалi сылысь. / ― Тöда, тэ корсян турно-бытовыми и фольклорными жанрами. юкмöссö кывлысь. / ― Корся, но кöн сiйö: ма- Поэмное творчество современных коми писате- тын-ö-ылын? / ― Енэж да му костын, тöдтöм ю лей демонстрирует формальное и содержатель- йылын» [2, 7–8] («Птица моя прилетела в лун- ное многообразие жанрово-видовых моделей ную ночь, / А я не спала – / Душа переполнена поэмы, свидетельствующих о её обновлении на болью. / ― Зачем ты прилетаешь? – спросила новом этапе литературного развития. Дальней- её. / ― Знаю, ты ищешь колодец слова. / ― шее исследование коми поэмы в контексте всей Ищу, но где он: близко ли, далеко? / ― Между современной коми и финно-угорской литерату- небом и землёй, у истоков незнакомой реки»). ры – важная задача литературоведения.

Список источников и литературы

1. Алешкин А. В. Эпос дружбы: типология жанра поэмы в литературе народов Поволжья. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1985. 182 с. 2. Афанасьева Е. Лэбач: поэма // Арт. 2018. № 4. С. 6–10. 3. Богданова Л. А. Жанровое своеобразие поэмы в литературе Удмуртии: автореф. дис. … канд. филол. наук. Саранск, 2006. 22 с. 4. Ванеев А. К. Жаковлöн «Биармия» поэма // Войвыв кодзув. 2001. № 9. С. 63–78. 5. Вежев А. Серафим Поповлöн поэмаяс // Войвыв кодзув. 1962. № 9. С. 62–64. 6. Горинова Н. В. Малые драматургические формы в творчестве Г. Юшкова // Вестник НИИ гумани- тарных наук при Правительстве Республики Мордовия. 2016. № 3(39). С. 164–170. 7. Горинова Н. В., Ельцова Е. В. Структурно-поэтическое своеобразие поэм А. Лужикова // Ежегодник финно-угорских исследований. 2017. Т. 11. Вып. 2. С. 67–79. 8. Демин В. Н. Коми поэма. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1978. 144 с. 9. Демин В. Н. Лирическое и эпическое в коми поэме: автореф. дис. … канд. филол. наук. Саранск, 1979. 22 с. 10. Демин В. 80 воясся поэзиялöн чужöмбан // Войвыв кодзув. 1984. № 10. С. 45-48. 11. Демин В.Н. История и типология жанров коми поэзии. Екатеринбург: УрО РАН, 1997. 316 с. 12. Демин В. Том поэзиялöн философия // Войвыв кодзув. 1994. № 4. С. 68–76. 13. Ельцова Е. «Локтысь нэмъяслы югзьöдны ассьыным кад…» // Войвыв кодзув. 2016. № 10. С. 57–70. 14. Ермаков Ф.К. Удмуртская поэма. Устинов: Удмуртия, 1987. 200 с. 15. История Коми с древнейших времён до конца XX века. В 2 т. / Под ред. А. Ф. Сметанина. Сыктыв- кар: Коми кн. изд-во, 2004. Т. 2. 704 с. 16. Кочеткова Н. Н. Современная мордовская поэма: традиции и новаторство (1970–1990): автореф. дис. … канд. филол. наук. Саранск. 2004. 20 с. 17. Кузнецова Т. Л. Малые формы коми прозы конца XX – начала XXI в.: особенности художественно- го развития. Сыктывкар: Коми НЦ УрО РАН, 2014. 40 с. 18. Латышева В. А. Коми литература историяысь. Сыктывкар: Изд-во СыктГУ, 1995. 140 с. 19. Лужиков А. Енэжшöрса ордым: стихи, поэмы. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1994. 128 с. 20. Мартынов В. Поэзиялы овны. // Войвыв кодзув. 1992. № 4. С. 62–66. 21. Микушев А. К. Коми «Калевала» // Жаков К. Ф. Биармия: коми литературный эпос. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1993. С. 5–25.

238 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

22. Налдеева О. И. Жанровая система поэзии Мордовии: генезис, эволюция, поэтика. Саранск: Мор- дов. гос. пед. ин-т, 2012. 135 с. 23. Налдеева О. И. Типологическое и национально-обусловленное в становлении и развитии мордов- ской поэмы // Гуманитарные науки и образование. 2012. № 4(12). С. 101–104. 24. Остапова Е. В. Коми поэма // Литература Коми. Сыктывкар: Седьмая печать, 2007. С. 124–126. 25. Уляшев И. И. А. Куратовлöн «Пама» поэма // Войвыв кодзув. 1995. № 5. С. 75–78. 26. Шибанов В. Л. Своеобразие гражданской поэзии Василия Ванюшева // Ежегодник финно-угорских исследований. 2016. Т. 10. № 1. С. 90–97. 27. Bartens R. Näkökulma kominkieliseen vuosituhannen vaihteen lyriikkaan // Suomalais-ugrilaisen seuran aikakauskirja journal. 2004. Vol. 90. Pp. 7–56. 28. Coates J. G. Albert Vaneev and the komi sonnet // Congressus Septimus Internationalis Fenno-Ugristarum. Sessiones sectionum. Dissertationes. Litteraria (Debrecen, 27.08–2.09.1990). Debrecen: [w/p], 1990. Vol. 3. Pp. 61–66. 29. Domokos J. «Endangerment» in the literary field, 2017. URL: aful.kirjandus.ee/wp-content/ uploads/2017/08/AFUL-2017_Domokos_abstract.pdf (дата обращения: 16.04.2019). 30. Kahrs U., Schötschel M. Literatursoziologische Entwicklungen bei Wolgafinnen und Permien (1985- 2008). Hamburg: Verlag Dr. Kovač, 2011. 264 p. 31. Tossavainen J. Summary of Jouni Tossavainen’s introduction to “Nature poetry”, 2017. URL: aful.kirjandus. ee/wp-content/uploads/2017/07/AFUL-2017_Tossavainen_abstract.pdf (дата обращения: 16.04.2019).

References

1. Aleshkin A. V. Epos druzhby: tipologiya zhanra poemy v literature narodov Povolzh’ya [Epos of friendship: typology of the genre of the poem in the literature of the peoples of the Volga region]. Saransk: Mordov. kn. izd- vo Publ., 1985. 182 p. (In Russian) 2. Afanasyeva Е. Lebach: poema [The Bird: poem]. Art [Art], 2018, no. 4, pp. 6–10. (In Komi) 3. Bogdanova L. A. Zhanrovoe svoeobrazie poemy v literature Udmurtii [Genre originality of the poem in the literature of Udmurtia]. Saransk, 2006. 22 p. (In Russian) 4. Vaneev A. K. Zhakovlen «Biarmiya» poema [Poem by K. Zhakov «Biarmiya»]. Vojvyv kodzuv [The North Star], 2001, no. 9, pp. 63–78. (In Komi) 5. Vezhev A. Serafim Popovlen poemayas [Poems by Serafim Popov]. Vojvyv kodzuv [The North Star], 1962, no. 9, pp. 62–64. (In Komi) 6. Gorinova N. V. Malye dramaturgicheskie formy v tvorchestve G. Yushkova [Small dramatic forms in G. Yushkov’s works]. Vestnik NII gumanitarnyh nauk pri Pravitel’stve Respubliki Mordoviya [Bulletin of the Research Institute of Humanities under the Government of the Republic of Mordovia], 2016, no. 3 (39), pp. 164–170. (In Russian) 7. Gorinova N. V., Еltsova Е. V. Strukturno-poeticheskoie svoieobraziie poem A. Luzhikova [Structural and poetic originality of poems by A. Luzhikov]. Ezhegodnik finno-ugorskih issledovanij [Yearbook of Finno-Ugric Studies], 2017, no. 11 (2), pp. 67–79. (In Russian) 8. Demin V. N. Komi poema [Komi poem]. Syktyvkar: Komi kn. izd-vo Publ., 1978. 144 p. (In Russian) 9. Demin V. N. Liricheskoe i epicheskoe v komi poeme [Lyrical and epic in Komi poem]. Saransk, 1979. 22 p. (In Russian) 10. Demin V. 80 voyassya poeziyalen chuzhemban [The face of poetry of the 1980s]. Vojvyv kodzuv [The North Star], 1984, no. 10, pp. 45–48. (In Komi) 11. Demin V. N. Istoriya i tipologiya zhanrov komi poezii [History and typology of Komi poetry genres]. Yekaterinburg: UrO RAN Publ., 1997. 316 p. (In Russian) 12. Demin V. Tom poeziyalen filosofiya [Philosophy of young Komi poetry]. Vojvyv kodzuv [The North Star], 1994, no. 4, pp. 68–76. (In Komi) 13. Еltsova Е. «Loktys’ nem”yasly yugz’edny ass’ynym kad…» [Light up our time for future ages]. Vojvyv kodzuv [The North Star], 2016, no. 10, pp. 57–70. (In Komi) 14. Еrmakov F. K. Udmurtskaya poema [Udmurt poem]. Ustinov: Udmurtiya Publ., 1987. 200 p. (In Russian) 15. Istoriya Komi s drevnejshih vremen do konca XX veka. V 2 t. [History of Komi from ancient times to the end of the XX century]. Syktyvkar: Komi kn. izd-vo Publ., 2004. Vol. 2. 704 p. (In Russian) 16. Kochetkova N. N. Sovremennaya mordovskaya poema: tradicii i novatorstvo (1970–1990) [Modern Mordovian poem: traditions and innovations (1970–1990)]. Saransk, 2004. 20 p. (In Russian)

239 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

17. Kuznetsova T. L. Malye formy komi prozy konca XX – nachala XXI v.: osobennosti hudozhestvennogo razvitiya [Small forms of Komi prose of the end of the XX – beginning of the XXI centuries: features of artistic development]. Syktyvkar: Komi NC UrO RAN Publ., 2014. 40 p. (In Russian) 18. Latysheva V. A. Komi literatura istoriyays’ [History of Komi literature]. Syktyvkar: Izd-vo SyktGU Publ., 1995. 140 p. (In Komi) 19. Luzhikov A. Еnezhshersa ordym: stihi, poemy [Sky trail: verses, poems]. Syktyvkar: Komi kn. izd-vo Publ., 1994. 128 p. (In Komi) 20. Martynov V. Poeziyaly ovny [Poetry must live]. Vojvyv kodzuv [The North Star], 1992, no. 4, pp. 62–66. (In Komi) 21. Mikushev A. K. Komi «Kalevala» [Komi «Kalevala»]. Zhakov K. F. Biarmiya: komi literaturnyj epos [Zhakov K. F. Biarmiya: Komi literary epos]. Syktyvkar: Komi kn. izd-vo Publ., 1993. pp. 5–25. (In Russian) 22. Naldeeva O. I. Zhanrovaya sistema poezii Mordovii: genezis, evolyuciya, poetika [Genre system of Mordovian poetry: genesis, evolution, poetics]. Saransk: Mordov. gos. ped. in-t Publ., 2012. 135 p. (In Russian) 23. Naldeeva O. I. Tipologicheskoe i nacional’no-obuslovlennoe v stanovlenii i razvitii mordovskoj poemy [Typological and national in formation and development of Mordovian poem]. Gumanitarnye nauki i obrazovanie [Humanities and education], 2012, no. 4 (12), pp. 101–104. (In Russian) 24. Ostapova Е. V. Komi poema [Komi poem]. Literatura Komi [Komi literature]. Syktyvkar: Sed’maya pechat’ Publ., 2007. pp. 124–126. (In Russian) 25. Ulyashev I. I. A. Kuratovlen «Pama» poema [Poem by I. A. Kuratov «Pama»]. Vojvyv kodzuv [The North Star], 1995, no. 5, pp. 75–78. (In Komi) 26. Shibanov V. L. Svoeobrazie grazhdanskoj poezii Vasiliya Vanyusheva [Originality of Vasiliy Vanyshev’s civil poetry]. Ezhegodnik finno-ugorskih issledovanij [Yearbook of Finno-Ugric Studies], 2016, no. 10 (1), pp. 90–97. (In Russian) 27. Bartens R. Näkökulma kominkieliseen vuosituhannen vaihteen lyriikkaan. Suomalais-ugrilaisen seuran aikakauskirja journal, 2004, no. 90, pp. 7–56. (In Finnish) 28. Coates J. G. Albert Vaneev and the komi sonnet. Congressus Septimus Internationalis Fenno-Ugristarum. Sessiones sectionum. Dissertationes. Litteraria. (Debrecen 27.08–2.09.1990). Debrecen: [w/p], 1990. Vol. 3. pp. 61–66. (In English) 29. Domokos J. «Endangerment» in the literary field, 2017. Available at: aful.kirjandus.ee/wp-content/ uploads/2017/08/AFUL-2017_Domokos_abstract.pdf (accessed April 16, 2019). (In English) 30. Kahrs U., Schötschel M. Literatursoziologische Entwicklungen bei Wolgafinnen und Permien (1985– 2008). Hamburg: Verlag Dr. Kovač, 2011. 264 p. (In German) 31. Tossavainen J. Summary of Jouni Tossavainen’s introduction to «Nature poetry», 2017. Available at: aful. kirjandus.ee/wp-content/uploads/2017/07/AFUL-2017_Tossavainen_abstract.pdf (accessed April 16, 2019). (In English)

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ:

Ельцова Елена Власовна, научный сотрудник сектора литературоведения, Институт языка, литера- туры и истории Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук (167982, Россий- ская Федерация, Республика Коми г. Сыктывкар, ул. Коммунистическая д. 26, каб. 606), кандидат фило- логических наук. [email protected] ORCID ID: 0000-0002-1543-4608

ABOUT THE AUTHOR:

Eltsova Elena Vlasovna, Researcher, Department of Literary Criticism, Institute of Language, Literature and History of Komi Science Centre of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences (167982, the Komi Republic, Syktyvkar, Kommunisticheskaya st., 26, office 606), Candidate of Philological Sciences. [email protected] ORCID ID 0000-0002-1543-4608

240 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

УДК 821.511:142 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-241-247

Тема поэта и поэзии в лирике М. И. Новьюхова

Е. В. Косинцева БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок», ФГБОУ ВО «Югорский государственный университет», г. Ханты-Мансийск, Российская Федерация, [email protected] АННОТАЦИЯ Введение. Статья посвящена малоизученной в современном финно-угорском литературоведении теме поэта и поэзии. Предметом анализа стали особенности осмысления этой темы в творчестве хантыйского поэта М. И. Новьюхова (1928–1992). Цель: раскрыть своеобразие темы поэта и поэзии в лирике М. И. Новьюхова. Материалы исследования: произведения М. И. Новьюхова, вошедшие в книгу «С надеждой на сча- стье» (2012). Результаты и научная новизна. В статье рассмотрена специфика воплощения темы поэта и поэзии в лирике М. И. Новьюхова. Поэтические размышления М. И. Новьюхова о месте поэта в обществе, о сути и сущности поэзии, о природе творчества, о качествах поэта, об источниках творчества нашли отражение на страницах его произведений. Авторские раздумья и настроения проявлены в оппозиции «поэт-поэт», «по- эт-общество», «поэт-читатель». Развитие этой темы в творчестве хантыйского стихотворца можно связать с хорошей поэтической школой (хотя сам автор отрицал её наличие, но круг его литературных предпочтений свидетельствует об обратном), с непростыми взаимоотношениями автора с издателями. Тема поэта и поэзии, как и образ поэта многогранно реализовались в хантыйской литературе в творчестве именно этого автора. Ключевые слова: хантыйская литература, тема поэта и поэзии, образ поэта, М. И. Новьюхов. Для цитирования: Косинцева Е. В. Тема поэта и поэзии в лирике М. И. Новьюхова // Вестник угрове- дения. 2019. Т. 9. № 2. С. 241–247.

The theme of a poet and poetry in the lyrics of M. I. Novyukhov

Е. V. Kosintseva Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, Yugra State University, Khanty-Mansiysk, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. The article is devoted to the insufficiently studied theme of a poet and poetry in the modern Finno-Ugric literature. The subject of the analysis is peculiarities of comprehension the theme in the creative work of the Khanty poet M. I. Novyukhov (1928–1992). Objective: to reveal the originality of the theme of a poet and poetry in the lyrics of M. I. Novyukhov. Research materials: the works of M. I. Novyukhov included in the book «With the hope of happiness» (2012). Results and novelty of the research. The article deals with the specifics of the implementation of the theme of a poet and poetry in the lyrics of M. I. Novyukhov. Poetic reflections of M. I. Novyukhov about the place of a poet in society, about the essence of poetry, about the nature of creativity, about the qualities of a poet, and about the sources of creativity are reflected in the pages of his works. Author’s thoughts and moods are manifested in the opposition «poet-poet», «poet-society», and «poet-reader». The development of this theme in the creativity of the Khanty poet can be associated with a good poetic school (although the author himself denied its existence, but a range of his literary preferences indicates the opposite), with the difficult relationship of the author with publishers. The theme of a poet and poetry, as well as the image of a poet, was realized in Khanty literature in the works of this author. Key words: Khanty literature, the theme of a poet and poetry, the image of a poet, M. I. Novyukhov. For citation: Kosintseva E. V. The theme of a poet and poetry in the lyrics of M. I. Novyukhov // Vestnik ugrovedenia = Bulletin of Ugric studies. 2019; 9 (2): 241–247. 241 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Введение ние роли и места поэта в обществе, природы по- этического мастерства, осознание себя поэтом Тема поэта и поэзии – одна из вечных тем проходит через все его творчество. лирики, неизменно привлекающая внимание В стихотворениях «В шутку и всерьёз…», поэтов. Эта тема составляет отдельную об- «Снится сон Матвею…» М. И. Новьюхов обо- ласть интересов отечественных и зарубежных значает свои устремления – стать величайшим учёных, которые пытаются осмысливать её в и грандиозным поэтом страны, чтобы все уви- разных аспектах в творчестве того или иного дели, что «у хантыйского народа появился свой автора, литературного периода и целой лите- поэт». Такое заявление продиктовано желанием ратуры. Чаше всего литературоведы говорят автора получить признание в писательской сре- о многогранности раскрытия данной темы и де, ведь при жизни у поэта сложно складыва- образа поэта в русской литературе XIX века лись отношения с издателями: (О. В. Журавлева [3], А. В. Ильичев [4], Не хвалюсь я понапрасну, И. Роднянская [7], Э. В. Слинина [9; 10], В. С. Со- что поэт я неплохой. ловьев [11], В. П. Старк [12], Е. М. Табо- Хоть стихи порой неясны, рисская [13; 14], Чо Ми Кён [16] и другие) или Но написаны с душой. в литературе XX века (В. В. Дементьев [1], И. Ю. Латыпова [5], Ю. А. Розонова [8], Clive Bush И придет то время скоро, [17], Keith Tuma [18], Walter Hinck [21] и т.д.), вы- Песнь моя войдет в зенит, деляют языковые средства, реализующие тему По родным лесным просторам (Д. В. Дмитриев [2]), проводят сопоставитель- мое имя прогремит. ный анализ (Т. В. Федотова [15], Maryam Jalali [19], Tahir Saleem [20] и проч.). И ударит громом в ухо Тема поэта и поэзии не получила широкого всех трудящихся людей развития в хантыйской лирике. Возможно, это грандиозное: Новьюхов, связано с молодостью национальной художе- величайшее: Матвей. [6, 12] ственной словесности ханты, которая начинает Этими стремлениями объясняется и желание свою историю в 30-х годах ХХ века, а так же «войти» в Москву со славой, встать в поэтиче- преобладанием природных и этнокультурных ский парад, потеснив других. Достаточно смело доминант в поэтическом мире авторов. Исклю- оценивает поэт творения «Исаковских, Долма- чение здесь может составить лишь стихотвор- товских и Твардовских», рекомендуя им почи- ное наследие Матвея Ивановича Новьюхова тать его песни о тайге, декларируя: «Есть чему (1928–1992). Работ литературоведов, которые в них поучиться, / если хочется расти» [6, 13]. бы раскрывали презентацию данной темы в В последней строфе произведения он признает- хантыйской поэзии, тоже нет. В данной статье ся, что все озвученные желания и советы – это постараемся посмотреть, как представлена эта «шутки, скородумки, прибаутки», на которые не тема в творческом наследии хантыйского поэта. следует обижаться. Однако в каждой шутке есть доля истины. Не случайно в другом произведе- Материалы и методы нии он открыто признается: «К чему скрывать, я жажду славы; / Хочу греметь своим пером / Над Материалом исследования послужили про- милой русскою державой <…>» [6, 152]. Хотя, изведения М. И. Новьюхова, вошедшие в книгу видимо, позднее, что достаточно трудно опре- «С надеждой на счастье» (2012), в ходе осмыс- делить, т. к. датировка на большей части произ- ления которых мы будем опираться на исто- ведений хантыйского поэта отсутствует, он вы- рико-культурный метод, а также современные разит другую мысль в стихотворении «Рифма»: подходы к литературоведческому анализу худо- Стихи не детская забава. жественного текста. Стихи естественны, как снег. И пишет их не ради славы, Результаты не ради моды человек. [6, 153]

Тема поэта и поэзии стала одной из главных в М. И. Новьюхов уверен, настоящему поэту не творчестве хантыйского поэта М. И. Новьюхова. могут помешать суждения критиков. Отсюда до- Помимо цикла «О стихах и поэтах», осмысле- статочно резкая стихотворная отповедь звучит

242 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

в их адрес со страниц произведений «Крити- Объясняя злость в своих стихах болью (и это кам», «Плевал я на ваши правила…», «Когда я связано с трагедией в личной жизни М. И. Новью- пою о цветах, что в саду…», «Смешно поэзии хова), поэт приходит к выводу, что «Жизнь обу- учиться…», «Мольба», «Критиковать умеет чает лучше книги, / Как надо жить и для чего…» всякий…» и проч. Все аргументы поэта резю- [6, 98]. Огнём сердца, верностью чувствам и мируют строки: «Смешно поэзии учиться / По- убеждениям поясняет он отсутствие лицемерия этом надобно родиться» [6, 39]. («Мне в лицемерье никогда не впасть…»), неу- Поэт убеждён, что талант и вдохновение мение писать стихи на заказ («П…»). идут от сердца, а дороже всего для творца ду- Одиночество – это то состояние, которое пи- шевная свобода. Из этого рождается сравнение тает созидательную творческую энергию поэта. стихотворных строк с распускающейся розой Это чувство рождается невостребованностью («Слышу ласковый шёпот деревьев…»), сказоч- поэтического таланта, непризнанностью, поис- ным цветком («На лирику С. Есенина»), птица- ками собственного пути. Отсюда и образ без- ми («Мои стихи, что птицы…»), появляется об- дорожной дали, и горы, на которую предстоит раз горящего сердца поэта («Мне в лицемерье подняться, и заключение: «Хоть весь лоб рас- никогда не впасть…»), сравнение поэта с неу- шиби, хоть тресни / скорбный путь мой все уже гомонным ветром («Выдумав «теченье» и плат- и уже, / никому не нужны мои песни, / да и я формы»…»). Стихотворец не признает правил, никому не нужен» [6, 123]. утверждая: «Только то правдиво и прекрасно, / Пытаясь определить природу поэтического что из глубины душевной вышло» [6, 44]. дара, М. И. Новьюхов связывает его с необъ- На страницах своих произведений М. И. Но- яснимым внутренним желанием писать то, что вьюхов констатирует, что стихи рождаются лю- идёт изнутри, от сердца. Не уменьшает он важ- бовью и прощением («Я выкинул все грубое и ности эмоционального комфорта поэта (здесь резкое…», «Влюбленный»), мечтой («Мечта»). появляется оппозиция «страдание – радость»), Палитру чувств выражают стихотворные стро- его духовной целостности, подчёркивая, что ки, посвящённые музе, возлюблённой, прекрас- трудно «в горе быть поэтом», жить «с раздвоен- ной женщине. Все они выступают ещё одним ной душой»: традиционным источником поэтического вдох- Сколько раз давал я слово новения в творчестве хантыйского поэта, что не писать, тетради рвал, подтверждают такие произведения, как «Век проходили дни, и снова девятнадцатый пылал любовью страстной…», не выдерживал – писал. «Когда часы пробьют двенадцать раз…», «В беде иль в радости медовой…», «Смешно, по- Видно с этою заразой жалуй, в возрасте моем…». не разделаться по гроб. Любовь к родине становится ещё одним ка- Горе мой терзает разум, тализатором созидательного творческого про- как пилою, режет лоб. цесса: «Если любишь ты Отчизну, / пусть всегда твоё перо / от прекрасной нашей жизни / отсека- А в груди растет желанье ет корнем зло» [6, 25]. властно требует: «Пиши». Особым источником поэзии в лирике хан- Но, страдая, о страданьях тыйского автора выступает боль («Над Русью не хочу писать стихи. небо чистое», «Рифма», «К чему мне Марксы и Шекспиры…»): А на радость силы нету. Когда душа объята болью, И хожу я сам не свой. когда в душе вскипает стон, Трудно в горе быть поэтом, тогда читатель наш невольно Жить с раздвоенной душой. [6, 150–151] поэта болью поражен. В лирике хантыйского стихотворца поэт Боль из души проистекает, предстаёт то в образе романтика, то в образе Сама находит свой размер. аскета, снявшего вериги. Такая двойственность В пути ей рифма помогает наблюдается и в размышлениях о роли поэтов Войти свободно в дом и сквер… [6, 153] в обществе. М. И. Новьюхов разделяет их на тех, кто даёт пищу душе и тревожит сердце, 243 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

и тех, кто смущать и беспокоить не в состоянии Таким образом, получается, что Новьюхов («Стихи слагает человек», «Поэтам» и проч.). при создании своих произведений поступа- Интересно, что здесь появляется сравнение по- ет по законам своего детства – “Делай как эта с воробьём, который «хоть и поет, / но вол- я”, путём восприятия литературной тактики, новать не может». исходя из конечных результатов творчества Говоря о качествах поэта, М. И. Новьюхов – художественных текстов Пушкина, Есени- утверждает: на, Л. Толстого. Отсюда противоречивость, Для поэта первым делом – смелость. оксюморонность личной творческой пози- потому и в счастье и в тоске, ции Новьюхова: есть литературные образ- надо так писать, чтоб совесть пела, цы подражания, но, в то же время, снижен пела, в каждой песенной строке. авторитет книжного знания, выражается и Кто силен душевною отвагой, отрицание значения искусства перед голо- тот достоин звания «поэт». сом природы. Поэт ханты противопоставляет Откровенье – Родине во благо, друг другу теоретические постулаты и при- лицемерье – Родине во вред. [6, 41] родное чутье, укреплённое стихийным жиз- ненным опытом» [6, 177]. Развивая эту мысль, поэт настоятельно при- Противоречит себе хантыйский поэт в сти- зывает: «Пойми настойчивую просьбу зорь: / – хотворении «Если к сердцу радость прикос- Плохим стихом Россию не позорь…» [6, 148]. нётся». Он, кто неоднократно и достаточно М. И. Новьюхов в своих произведениях не резко судил других и ругал за мёртвую, безду- раз заявляет, что не признает кумиров, хотя шевную поэзию, вдруг со страниц своего про- в его лирике фиксируются имена А. Пушки- изведения обращается с просьбой-советом: на, Л. Толстого, С. Есенина, В. Маяковского, Не браните никогда поэта, У. Шекспира, Д. Байрона, И. Гете и др., отсыл- если света в его песнях нету, ки к их произведениям через образы и поэти- если в его песнях мгла клубится, ческий язык; мансийского поэта Ю. Шесталова и слеза тоскливо серебрится. он приглашает к поэтическому диалогу (два по- этических послания с общим названием «Поэту Он бы рад веселым быть и светлым, Ю. Шесталову» адресованы земляку). Не при- как заря весенняя приветным, емлет М. И. Новьюхов подражание старшим по- но кривить не может он душою. этам, утверждая: «Пушкин, Байрон, Гете – / мне Быть поэтом – значит быть собою. не идеал. / Никому на свете / я не подражал» [6, 144]. Хотя в стихотворении «Я думал, поэзия – Значит нужно сердце нараспашку это…» откровенно говорит, что В. Маяковский распахнуть, как ворот у рубашки; стал его песенной школой, а в другом творении распахнуть, и все, что в сердце будет, признается, что современной поэзии предпочи- все отдать с тобой живущим людям. [6, 147] тает А. С. Пушкина. И всё же есть в мире тот певец, что вызывает восторг у поэта, который Но даже в этом обращении М. И. Новьюхов дорожит собственною песней. Это соловей. В остаётся верен своим убеждениям о поэте и стихотворении «Утро» этот природный певец его предназначении. Не случайно он дважды своей всесильной песней сжигает все людские повторяет глагол «распахнуть», подтверждая, вопросы и отправляет поэта в неземной полет. что поэт открыт миру и людям. Восхищённый поэт признает первенство за со- В стихотворении «Поэтам» автор утвержда- ловьём, заключая: «Самый задрипанный соло- ет свою общность с поэтической братией: вей / гениальней любого Гёте» [6, 145]. У меня и у вас призвания, О. С. Прокофьева в статье «Образ человека много мною и вами спето. и образ места в творчестве хантыйского поэта Значит, всем нам одно название: М. Новьюхова» отмечает: «Имея литературных мы – поэты. [6, 41] кумиров, он декларирует полную независи- мость себя как пишущего человека от теорети- От диалога с поэтами М. И. Новьюхов пере- ческих знаний, противопоставляя им искрен- ходит к диалогу с читателем. Не случайно вто- ность и свободу, естественность проявления рое произведение цикла «О стихах и поэтах» индивидуальности. является поэтическим обращением к читателю. 244 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Пытаясь угадать, кто открывает поэтический Нет, не могу я прозе скучной альбом, автор, вместе с тем, строг в рекомен- Доверить помыслы свои. дациях своему «милому» читателю, который Стихи со мною неразлучны, в стихотворных строках узнает поэта, увидит как сердце с манией любви. [6, 42] его боли и переживания. Но глубину автор- ского мира, отражённого в поэтических про- Обсуждение и заключение изведениях, может постигнуть только тот, кто понимает жизнь. И это ещё раз подтверждает Таким образом, тема поэта и поэзии стала од- постулат М. И. Новьюхова, который он озвучи- ной из главных в творчестве хантыйского поэта вал не раз, что поэзия выражает жизнь. М. И. Новьюхова. Сложные личные взаимоотно- Разговор о книгах продолжается и в сле- шения с издателями определили авторскую пози- дующих произведениях цикла («Книга новая, цию в вопросе о месте поэта в обществе, о сути дорогая…», «С трудом я прочитал книжонку и сущности поэзии, о природе творчества, о ка- эту…» и др.), плавно переходя на размышле- чествах поэта. Авторское мировоззрение транс- ния о знании, образовании, которые выливают- лирует стихотворец и в определении источников ся в формулу: «Чтоб от жизни не отстать, надо творчества, авторские ощущения и настроения в очень много знать» [6, 142]. оппозициях «поэт-поэт», «поэт-общество», «по- Раздумывая о стихах, поэт переходит на ха- эт-читатель». Развитие этой темы в творчестве рактеристику прозы и поэзии («Я тороплюсь, М. И. Новьюхова обусловлено серьёзной поэти- спешу куда-то…», «О, проза! Проза! Очень ческой школой, от которой хоть и открещивается трудно…»), определяется в своих предпочте- поэт, но которую подтверждает круг известных ниях: стихи стали неразлучны с поэтом, но и всему миру писателей, зафиксированных на стра- с прозой он справляется. Правда, упоминает ницах его поэтических творений: А. Пушкин, только малый эпический жанр – рассказ, ко- Л. Толстой, С. Есенин, В. Маяковский, У. Шек- торый растёт, «как снежный ком», и питает спир, Д. Байрон, И. Гете и др. Благодаря творчеству мечту-надежду автора увидеть его в недалёком М. И. Новьюхова образ поэта получил в хантый- будущем на страницах столичного журнала На ской лирике многоаспектное воплощение, ока- предложение переключится на прозу, оставив зался востребованным современным читателем, а стихи, он отвечает: хантыйская литература приобрела ещё одну тему.

Список источников и литературы

1. Дементьев В. В. Творческая личность поэта в советской поэзии: дис. … докт. филол. наук. М., 1983. 380 с. 2. Дмитриев Д. В. Средства номинации и предикации, реализующие тему поэта и поэзии в лирике А. А. Фета // Вестник Московского финансово-юридического университета. 2014. № 2. С. 226–234. 3. Журавлева О. В. Многоаспектность темы поэта и поэзии в лирике А. С. Пушкина // Известия Самар- ского научного центра РАН. Спец. вып. 2006. № 4. С. 81–85. 4. Ильичев А. В. Веленью Божию, о Муза, будь послушна...: Тема поэта и поэзии в каменноостровском цикле Пушкина. Владивосток: [б.и.], 1996. 120 с. 5. Латыпова И. Ю. Миф о поэте в художественном мире М. И. Цветаевой: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Стерлитамак, 2008. 22 с. 6. Новьюхов М. И. С надеждой на счастье. Лирика. Шадринск: Шадринский Дом Печати, 2012. 192 с. 7. Роднянская И. Стихотворение «Блажен в златом кругу вельмож...» – пропущенное звено в разговоре о назначении поэта // Московский пушкинист / сост. и науч. ред. В. С. Непомнящий. М.: Наследие, 2000. Вып. 7. С. 28–37. 8. Розонова Ю. А. Тема поэта и поэзии в лирике Ахматовой 1909–1921 годов // Вестник Ленинградско- го государственного университета им. А. С. Пушкина. 2015. Т. 1. № 3. С. 7–16. 9. Слинина Э. В. О теме поэта в лирике пушкинской эпохи // Проблемы современного пушкиноведе- ния. Л.: ЛГПИ, 1981. С. 102–108. 10. Слинина Э. В. Тема поэта в творческой эволюции Пушкина и в историко-литературном контексте // Творческая индивидуальность писателя и литературный процесс. Вологда: ВГПИ, 1987. С. 3–16. 11. Соловьев В. С. Значение поэзии в стихотворениях Пушкина // Философия искусства и литератур- ная критика. М.: Искусство, 1991. С. 316–370.

245 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

12. Старк В. П. Притча о сеятеле и тема поэта-пророка в лирике Пушкина // Пушкин: исследования и материалы. Л.: Наука, 1991. Т. 14. С. 51–64. URL: http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/ise/ise-051-.htm (дата обращения: 22.04.2019). 13. Таборисская Е. М. Тема поэзии в пушкинской лирике 1826–1836 годов // Анализ художественного про- изведения: художественное произведение в контексте творчества писателя. М.: Кн. изд-во, 1987. С. 20–38. 14. Таборисская Е. М. Динамика пушкинских диалогов о поэте и поэзии // Проблемы диалогизма сло- весного искусства: сб. материалов Всерос. (с междунар. участием) науч.-практ. конф., посвящ. 450-летию добровол. Вхождения Башкирии в состав России и Году рус. яз. (Стерлитамак, 18-20 октября 2007 г.). Стерлитамак: Стерлитамакская гос. пед. акад., 2007. С. 209–213. 15. Федотова Т. В. Тема поэта в творческом сознании А. С. Пушкина и И. А. Бродского: (К пониманию логики историко-литературного процесса) // Русская классика: между архаикой и модерном. СПб.: Изд-во РГПУ, 2002. С. 171–172. 16. Чо Ми Кён Тема поэта и поэзии в лирике А. С. Пушкина и поэтов его времени: автореф. дис. … канд. филол. наук. СПб., 2000. 26 с. 17. Clive Bush. The Century’s Midnight: dissident European and American writers in the Era of the Second World War. Oxford: Peter Lang, 2010. 594 р. 18. Keith Tuma. Contemporary British Poetry: Essays in Theory and Criticism by James Acheson, Romana Huk Out of Dissent: A Study of Five Contemporary British Poets by Clive Bush // Criticism. 1998. Vol. 40. № 2. Рp. 313–322. 19. Maryam Jalali. A Comparative Study in the Poetry of Lorca and Forough Farrokhzad // Advances in Language and Literary Studies. 2016. Vol. 7. № 6. Рр. 178–182. 20. Tahir Saleem. A Comparative Study of Allusions in the Poetry of English Poet John Milton and Persian Poet Hafiz Sherazi // Journal of Education and Practice. 2015. Vol. 6. № 7. Рр. 111–113. 21. Walter Hinck. Magie und Tagtraum. Das Selbstbild des Dichters in der deutschen Lyrik. Frankfurt/M. und Leipzig: Insel Verlag, 1994. 359 s.

References

1. Dementyev V. V. Tvorcheskaya lichnost’ poeta v sovetskoj poezii [Creative personality of a poet in Soviet poetry]. Moscow, 1983. 380 р. (In Russian) 2. Dmitriev D. V. Sredstva nominacii i predikacii, realizuyushchie temu poeta i poezii v lirike A. A. Feta [Means of nomination and predication implementing the theme of a poet and poetry in the lyrics of A. A. Fet]. Vestnik Moskovskogo finansovo-yuridicheskogo universiteta [Bulletin of the Moscow University of Finance and law], 2014, no. 2, pр. 226–234. (In Russian) 3. Zhuravlyova O. V. Mnogoaspektnost’ temy poeta i poezii v lirike A. S. Pushkina [Multidimensionality of the theme of a poet and poetry in the lyrics of A. S. Pushkin]. Izvestiya Samarskogo nauchnogo centra RAN. Spec. vyp. [News of the Samara Scientific Center of the RAS. Special issue], 2006, no. 4, pр. 81–85. (In Russian) 4. Ilyichev A. V. Velen’yu Bozhiyu, o Muza, bud’ poslushna...: Tema poeta i poezii v kamennoostrovskom cikle Pushkina [By the command of God, o Muse, be obedient...: Theme of the poet and poetry in the Kamennoostrovsky cycle of Pushkin]. Vladivostok: [w/p], 1996. 120 p. (In Russian) 5. Latypova I. Yu. Mif o poete v hudozhestvennom mire M. I. Cvetaevoj [The myth about the poet in the artistic world of M. I. Tsvetaeva]. Sterlitamak, 2008. 22 p. (In Russian) 6. Novyukhov M. I. S nadezhdoj na schast’e. Lirika [Hoping for happiness. Lyrics]. Shadrinsk: Shadrinskij Dom Pechati Publ., 2012. 192 p. (In Russian) 7. Rodnyanskaya I. Stihotvorenie «Blazhen v zlatom krugu vel’mozh...» – propushchennoe zveno v razgovore o naznachenii poeta [The poem «Blessed in the golden circle of nobles...» – missed link in the conversation about the appointment of the poet]. Moskovskij pushkinist: ezhegod. sb. [Moscow Pushkinist: annual collection]. Comp., ed. by V. S. Nepomnyashchikh. Moscow: Nasledie Publ., 2000. Vol. 7. pp. 28–37. (In Russian) 8. Rozonova Yu. A. Tema poeta i poezii v lirike Ahmatovoj 1909–1921 godov [The theme of a poet and poetry in the lyrics of Akhmatova of 1909–1921 years]. Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta im. A. S. Pushkina [Bulletin of the Leningrad State University named after A. S. Pushkin], 2015, no. 1 (3), pp. 7–16. (In Russian) 9. Slinina E. V. O teme poeta v lirike pushkinskoj epohi [About the theme of a poet in the lyrics of the Pushkin epoch]. Problemy sovremennogo pushkinovedeniya [Problems of modern Pushkin studies]. Leningrad: LGPI Publ., 1981. pp. 102–108. (In Russian) 10. Slinina E. V. Tema poeta v tvorcheskoj evolyucii Pushkina i v istoriko-literaturnom kontekste [The theme of a poet in the creative evolution of Pushkin and in the historical and literary context]. Tvorcheskaya

246 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019. individual’nost’ pisatelya i literaturnyj process [Creative individuality of the writer and the literary process]. Vologda: VGPI Publ., 1987. pp. 3–16. (In Russian) 11. Solovyoev V. S. Znachenie poezii v stihotvoreniyah Pushkina [The meaning of poetry in Pushkin’s poems]. Filosofiya iskusstva i literaturnaya kritika [Philosophy of art and literary criticism]. Moscow: Iskusstvo Publ., 1991. pp. 316–370. (In Russian) 12. Stark V. P. Pritcha o seyatele i tema poeta-proroka v lirike Pushkina [The parable about the sower and the theme of the poet-prophet in Pushkin’s lyrics]. Pushkin: Issledovaniya i materialy [Pushkin: Research and materials]. Leningrad: Nauka Publ., 1991. Vol. 14. pp. 51–64. Available at: http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/ ise/ise-051-.htm (accessed April 22, 2019). (In Russian) 13. Taborisskaya Е. M. Tema poezii v pushkinskoj lirike 1826–1836 godov [The theme of poetry in Pushkin’s lyrics of 1826–1836]. Analiz hudozhestvennogo proizvedeniya: hudozhestvennoe proizvedenie v kontekste tvorchestva pisatelya [Analysis of an art work: an art work in the context of the writer’s creativity]. Moscow: Kn. izd-vo Publ., 1987. pp. 20–38. (In Russian) 14. Taborisskaya Е. M. Dinamika pushkinskih dialogov o poete i poezii [Dynamics of Pushkin’s dialogues about a poet and poetry]. Problemy dialogizma slovesnogo iskusstva: sb. materialov Vseros. (s mezhdunar. uchastiem) nauch.-prakt. konf., posvyashch. 450-letiyu dobrovol. Vhozhdeniya Bashkirii v sostav Rossii i Godu rus. yaz. (Sterlitamak, 18–20 oktyabrya 2007 g.) [Problems of dialogism of verbal art: collection of materials of the All-Russian (with international participation) scientific and practical conference dedicated to the 450th Anniversary of Voluntary Entering of Bashkiria into Russia and the Year of the Russian language (Sterlitamak, October 18–20, 2007)]. Sterlitamak: Sterlitamakskaya gos. ped. akad. Publ., 2007. pp. 209–213. (In Russian) 15. Fedotova T. V. Tema poeta v tvorcheskom soznanii A. S. Pushkina i I. A. Brodskogo: (K ponimaniyu logiki istoriko-literaturnogo processa) [The theme of a poet in the creative consciousness of A. S. Pushkin and I. A. Brodsky: (To understanding of the logic of historical and literary process)]. Russkaya klassika: mezhdu arhaikoj i modernom [Russian classics: between archaic and modern]. Saint-Petersburg: Izd-vo RGPU Publ., 2002. pp. 171–172. (In Russian) 16. Cho Mi Kyon Tema poeta i poezii v lirike A. S. Pushkina i poetov ego vremeni [The theme of a poet and poetry in the lyrics of A. S. Pushkin and poets of his time]. Saint-Petersburg, 2000. 26 p. (In Russian) 17. Clive Bush The Century’s Midnight: dissident European and American writers in the Era of the Second World War. Oxford: Peter Lang, 2010. 594 p. (In English) 18. Keith Tuma Contemporary British Poetry: Essays in Theory and Criticism by James Acheson, Romana Huk Out of Dissent: A Study of Five Contemporary British Poets by Clive Bush. Criticism, 1998, no. 40 (2), pp. 313–322. (In English) 19. Maryam Jalali A Comparative Study in the Poetry of Lorca and Forough Farrokhzad. Advances in Language and Literary Studies, 2016, no. 7 (6), pp. 178–182. (In English) 20. Tahir Saleem A Comparative Study of Allusions in the Poetry of English Poet John Milton and Persian Poet Hafiz Sherazi.Journal of Education and Practice, 2015, no. 6 (7), pp. 111–113. (In English) 21. Walter Hinck Magie und Tagtraum. Das Selbstbild des Dichters in der deutschen Lyrik. Frankfurt/M. und Leipzig: Insel Verlag, 1994. 359 p. (In German)

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ

Косинцева Елена Викторовна, заместитель директора по научной работе, БУ ХМАО-Югры «Об- ско-угорский институт прикладных исследований и разработок» (628011, Российская Федерация, Хан- ты-Мансийский автономный округ – Югра, г. Ханты-Мансийск, ул. Мира, д. 14А, каб. 305); профессор ФГБОУ ВО «Югорский государственный университет», доктор филологических наук, доцент. [email protected] ORCID ID: 0000-0001-6695-0218

ABOUT THE AUTHOR

Kosintseva Elena Victorovna, Deputy Director on Scientific Work, Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development (628011, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Khanty- Mansiysk, Mira st., 14A, office 305); Professor of the Yugra State University (628012, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Khanty-Mansiysk, Chekhova st., 16), Doctor of Philological Sciences, Associate Professor. [email protected] ORCID ID: 0000-0001-6695-0218

247 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

УДК 821.511:142 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-248-259

Особенности трансформации и пути развития жанра баллады в русской поэзии Мордовии

О. Ю. Осьмухина ФГБОУ ВО «Национальный Исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева», Саранск, Российская Федерация, [email protected]

Е. В. Пивкина ФГБОУ ВО «Национальный Исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева», Саранск, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. Статья посвящена изучению специфики развития жанра баллады в современной русской поэзии Мордовии и вписывается в комплекс исследований финно-угорского литературоведения, касаю- щихся проблемы жанрового синтеза. Предметом анализа стали жанровые особенности баллады. Цель: авторы ставят цель проанализировать генезис и пути развития баллады в творчестве современ- ных поэтов Мордовии. Материалы исследования: баллады А. Терентьева, В. Федосеева, В. Гадаева, А. Шаронова, С. Казнова и др. Результаты и научная новизна. Анализ русской поэзии Мордовии показал, что баллада, прошедшая долгий путь в своём становлении и развитии, остаётся весьма востребованным жанром. На современном этапе она существенно меняет свои жанрово-стилевые особенности, сохраняя при этом важную доми- нантную черту – остросюжетность, динамичность в изложении событий. Баллада как лиро-эпический жанр, с одной стороны, синтезирует признаки оды, героического рассказа в стихах, сказаний, элегии, утра- чивая характерные устойчивые признаки (А. Терентьев, В. Федосеев, В. Гадаев, А. Шаронов и др.); с дру- гой стороны, происходит очевидная деканонизация классической романтической баллады. Современные поэты, используя постмодернистские приёмы (игра, интертекстуальность), привносят в балладу эле- менты иносказания, пародии, абсурда, что позволяет продемонстрировать нестабильность эпохи конца XX столетия, растерянность человека, оказавшегося в водовороте общественно-политических событий (С. Казнов, С. Сеничев). Жанровая гибкость баллады даёт возможность показать всю гамму чувств и эмоций, отразить основ- ные тенденции современного поэтического процесса, обозначить актуальные проблемы действитель- ности. Выявление особенностей жанра баллады, динамики её развития позволит не только определить особенности творческой манеры отдельных писателей, но и проследить характер развития современной поэзии Мордовии в целом. Ключевые слова: современная русская поэзия Мордовии, баллада, жанр, жанровый синтез, сюжет, образы, мотивы. Для цитирования: Осьмухина О. Ю., Пивкина Е. В. Особенности трансформации и пути развития жан- ра баллады в русской поэзии Мордовии // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 248–259.

248 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019. Features of transformation and ways of the ballad genre’s development in Russian poetry of Mordovia

O. Yu. Osmukhina National Research Ogarev Mordovia State University, Saransk, Russian Federation, [email protected]

E. V. Pivkina National Research Ogarev Mordovia State University, Saransk, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. The article is devoted to the study of the specifics of the ballad genre development in modern Russian poetry of Mordovia and it fits into the complex of Finno-Ugric literary studies concerning the problem of genre synthesis. The subject of the analysis is the genre features of the ballad. Objective: to analyze the genesis and development of the ballad in creativity of modern poets of Mordovia. Research materials: ballads of A. Terentyev, V. Fedoseev, V. Gadaev, A. Sharonov, S. Kaznov, etc. Results and novelty of the research. Analysis of Russian poetry of Mordovia showed that the ballad, which has passed a long way in its formation and development, remains a very popular genre. At the modern stage, it significantly changes its genre and style features preserving an important dominant feature. These features are tension and dynamism of the events. The ballad as a lyre-epic genre, on the one hand, synthesizing the signs of ode, heroic story in verse, legends, elegy, loses the specific stable features (A. Terentyev, V. Fedoseev, V. Gadaev, A. Sharonov, etc.); on the other hand, there is an obvious decanonization of the classical romantic ballad. Modern poets, using postmodern techniques (play, intertextuality), bring to the ballad elements of allegory, parody, absurdity, which allows to demonstrate the instability of the epoch of the late XX century, frustration of people in the whirl of socio-political events (S. Kaznov, S. Senichev). The genre flexibility of the ballad makes it possible to show the whole range of feelings and emotions, to reflect the main trends of the modern poetic process, to identify actual problems of reality. Identification of features of the ballad genre, the dynamics of its development will allow not only to determine the features of the creative manner of writers, but also to trace the nature of development of modern poetry of Mordovia as a whole. Key words: modern Russian poetry of Mordovia, ballad, genre, genre synthesis, plot, images, motifs. For citation: Osmukhina O. Yu., Pivkina E. V. Features of transformation and ways of the ballad genre’s development in Russian poetry of Mordovia // Vestnik Yugrovedeniya = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 248–259.

Введение «Представить себе жанр статической системой невозможно уже потому, что самое-то сознание В современной науке о литературе одной из жанра возникает в результате столкновения с ключевых проблем является проблема функци- традиционным жанром (т. е. ощущения смены онирования жанра, причём теоретики литерату- – хотя бы частичной – традиционного жанра ры активно обсуждают пути его развития и осо- «новым», заступающим его место). <…>. Когда бенности бытования. Подчеркнём, что каждая этого «замещения» нет, жанр как таковой исче- историческая эпоха накладывает отпечаток на зает, распадается» [16, 256]. В то же время, при всю систему жанров, каждый раз организовывая изучении эволюции жанра нельзя не учитывать её по новому принципу. Несмотря на расхож- и мысль М. М. Бахтина о том, что жанр – это дения в понимании вопроса бытования жанра, наиболее устойчивая совокупность способов изложенные в трудах ведущих теоретиков нача- коллективной ориентации с установкой на за- ла XX века Ю. Н. Тынянова и М. М. Бахтина, вершение; история литературы – это история мы считаем правомерными оба научных подхо- жанров» [2, 159–206]. да. Действительно, справедливо утверждение Таким образом, без учёта специфики жан- Ю. Н. Тынянова об изменении всей систе- ра, его типологических особенностей, с одной мы жанров при смене исторических эпох: стороны, и его исторической подвижности, 249 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. с другой, когда он может заимствовать своео- народной баллады, был А. И. Маскаев бразные особенности других жанров и суще- («Мордовская эпическая песня» 1964). ственно менять свой облик и строй, невозможно Отдельные наблюдения о влиянии устно-поэти- представить адекватную картину литературного ческого творчества на национальную литера- развития. турную балладу содержатся в кандидатской дис- В этой связи наиболее показателен жанр сертации А. М. Шаронова «Русско-мордовские баллады, прошедший длительный путь в своём фольклорные отношения (исторические песни становлении и развитии. В «большом времени» XVI–XVIII веков)» (1973), статье В. В. Гор- баллада меняла свои содержательные и фор- бунова «Освоение действительности в жан- мальные признаки: от фольклорных эпических ровых формах драматической поэзии» (1984). песен до поэтических версификаций поэтов- О связях мокшанских и эрзянских истори- постмодернистов. По сути, на разных этапах она ческих баллад с русскими говорится в книге имела совершенно разное семантическое и идей- М. Ф. Ефимовой «История в песнях» (1991). но-эстетическое наполнение: традиции устного Роль балладных сюжетов и мотивов в составе бытования, музыкально-ритмическое оформ- эпической поэзии изучена Е. А. Федосеевой ление, литературно-авторскую форму. Однако в монографии «Книжные формы мордовско- жанровая принадлежность обеспечивалась го героического эпоса: возникновение и эво- прежде всего каноном фольклорной баллады, люция» (2007) и в кандидатской диссертации который предполагал «повествовательный сю- Н. Ф. Головановой «Эволюция жанра баллады жет – рассказ о чудесном, сверхординарном в эпической поэзии мордвы» (2009). Меньшее <…> событии с “зачатками эпического схема- внимание, на наш взгляд, уделено специфике тизма”, любовью к троичности и т.д.; “лириче- развития жанра литературной баллады в совре- ское эмоциональное освещение” этого сюжета менной мордовской поэзии. Фрагментарный с возвратами, забеганиями вперед, рефренами и анализ художественных особенностей таких повторами; диалогическую композицию, осно- произведений содержится в исследованиях ванную на обмене репликами между героями» Г. С. Девяткина, А. И. Брыжинского, В. И. Дё- [14, 330]. мина, И. И. Шеяновой, О. И. Налдеевой и др. Следует отметить, что в отечественном ли- Однако, при всей значительности исследова- тературоведении и фольклористике большое тельских работ многие вопросы, связанные с внимание уделено особенностям развития как основными тенденциями развития балладной русской народной, так и литературной балла- формы, по-прежнему нуждаются в уточнении и ды. Так, значительная заслуга в её изучении серьёзном научном осмыслении. Среди основопо- принадлежит В. Я. Проппу, Д. М. Балашову, лагающих можно выделить и вопросы, касающи- Б. Н. Путилову, В. М. Жирмунскому, В. К. Со- еся жанрово-видовой специфики баллады в совре- колову, В. П. Аникину, О. Ф. Тумилевич, менной русской поэзии Мордовии. Осмысление А. В. Кулагиной и многим др. Вопросы изу- основных путей развития этого жанра, его поэ- чения генезиса, жанровых особенностей ли- тологических особенностей позволит выявить не тературной баллады затрагивались в работах только специфику конкретной жанровой формы, Ю. Н. Тынянова, И. Л. Гринберга, А. М. Ми- но и поможет определить основные тенденции кешина, С. Л. Страшнова, Р.В. Иезуитовой, развития современной поэзии Мордовии в целом. Л. Н. Душиной, Д. М. Магомедовой, С. Н. Брой- тмана, И. В. Кукулина и многих др. Материалы и методы Определённый интерес у исследователей вызывает и судьба жанра баллады в поэзии В статье изучаются особенности функциони- Мордовии. Опираясь на традиции русской и мор- рования жанра баллады в современной русской довской литератур, устно-поэтическое творче- поэзии Мордовии. В процессе исследования мы ство эрзян и мокшан, реагируя на исторические и определили специфику её развития, жанровые социально-политические события времени, бал- и композиционные особенности, изучили про- лада приобретает специфические черты, изуче- блемно-тематическое своеобразие. ние которых даёт возможность проследить век- Материалом исследования послужило твор- торы развития современной поэзии Мордовии. чество поэтов последнего десятилетия: А. Те- Одним из первых исследователей, обра- рентьева, В. Федосеева, В. Гадаева, А. Ша- тивших внимание на своеобразие мордовской ронова, К. Смородина, С. Казнова. 250 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019. Были использованы методы: культурно-исто- Особенности развития баллады в националь- рический, типологический, биографический, а ной мордовской поэзии во многом объясняют- также метод целостного анализа художествен- ся отнесением эрзя-мокшанской литературы к ного произведения. младописьменной. Истоки литературной мор- довской баллады, которая начинает формиро- Результаты ваться в 1920–1930-е гг., обнаруживаются в фольклоре и мифологии. Во многих балладных На каждом витке исторического развития текстах появляются архаические черты времён баллада вбирала специфику национального родовой общины. Такая баллада синтезирует мировидения, историко-мифологическое мыш- особенности национального и инонациональ- ление народа-создателя, внутренние ритмы ного, в ней наблюдаются сходства с сюжетами его жизнетворчества, а также испытывала на европейских баллад, мифологии и героическо- себе влияние сюжетов инонациональных лите- го эпоса. Совершенно справедливо В. В. Го- ратур. Русская литературная баллада отчасти рбунов подчёркивает, что балладное творче- формировалась под влиянием, во-первых, на- ство мордовского народа в отличие от русского циональной фольклорной баллады, во-вторых, и европейского опыта, не испытывало влияния переводной западноевропейской [21; 22; 23], национальной письменной литературы [4, 99– и представляла собой неоднородное жанровое 100]. Г. С. Девяткин также обращает внимание образование. Общеизвестно, что, хотя в тради- на то, что национальная мордовская баллада ции собирания и классификации русского фоль- «генетически уходит корнями к национальной клора жанровое наименование «баллада» воз- балладной традиции устно-поэтического твор- никло позднее распространения литературных чества» [7, 25]. Исследователи актуализируют баллад (термин был предложен в середине XIX в. внимание на обращении к социальным, фило- П. Киреевским), фольклорные источники в не- софским и семейно-бытовым проблемам, впле- которой степени влияли на становление балла- тении в её ткань фольклорных образов и мо- ды литературной [14, 356]. тивов. В основе сюжета многих баллад лежит Несмотря на разнохарактерность бытования конкретное событие, индивидуальная судьба жанра литературной баллады с XIX до начала человека, «который совершает необычный по- XXI вв. (при безусловном осознании поздней- ступок в необычных, особо напряжённых дра- ших трансформаций балладного сюжета вплоть матических ситуациях» [4, 100]. до кардинальных изменений жанра в поэзии Первые литературные баллады Мордовии, последних десятилетий), правомерно, на наш созданные в 1920–1930-х гг., во многом ори- взгляд, дать следующее его определение: бал- ентировались как на устное поэтическое твор- лада – это лиро-эпический жанр с повествова- чество мордовского народа, так и на опыт со- тельным лаконичным сюжетом, в основе кото- ветской поэзии, в частности, героическую рого лежат таинственные, мистические собы- балладу Н. Тихонова, которая сыграла важ- тия, наполненные драматизмом, внутренней ную роль в формировании гражданственно- напряжённостью, пространственно-временной сти и единства нации. Героические баллады условностью (последняя связана с особым «по- А. Моро, К. Петровой, А. Зинькова, Я. Гри- граничным» хронотопом: атмосфера ночи, клад- гошина и др. – это своеобразные остросюжет- бища, средневекового замка и т.п.). Наррация в ные рассказы о подвиге и мужестве ради обще- балладе может вестись как от лица повествова- го дела. Национальные авторы также во многом теля, который представляет события отстранён- отталкиваются от романтических традиций, но, так и от лица балладного героя или же от гиперболизируют идею борьбы за «новую прав- лирического «я», делая жанр «стилистически ду». В центре таких балладных сюжетов не трёхмерным» (С. Бройтман). столько трагическое событие, сколько репре- Передача напряжённости коллизий и остро- зентация романтизации подвига через возвы- ты переживаний; специфика образа сильного шенный пафос. героя, характер которого раскрывается в ис- Помимо романтизации действительности и ключительных условиях; само балладное со- человека перед национальной балладой стоя- бытие, расценивающееся как сенсационное, ли и другие дидактические задачи: мифологи- из ряда вон выходящее – все эти черты свой- зация советской действительности, утвержде- ственны и литературным балладам Мордовии. ние единства нации, репрезентация героизма 251 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. советского человека. Определяя особенности таких произведений становится обращение к советской баллады, С. Л. Страшнов справед- национальным фольклорным образам и моти- ливо подчёркивал: «Необычное поэты находят вам, использование песенных ритмов эрзя-мок- рядом, идеал – в действительности. Отныне не шанской народности в передаче внутренней на- фантастическое предание значительнее и даже пряжённости и драматизма. реальнее повседневной жизни, как это пред- На сегодняшний день, как мы смогли убе- ставлялось романтикам прошлого, – наоборот, диться, в республиканском литературоведении сама действительность встаёт вровень с леген- вопросы, связанные со спецификой генезиса и дой, а подчас и превосходит её» [13, 11]. развития как народной, так и литературной мор- Это высказывание, безусловно, отражает и довской баллады получили достаточно подроб- характер развития национального литератур- ное освящение. На наш взгляд, менее изученной ного процесса и жанра баллады, в частности. остаётся проблема развития жанра баллады в Действительно, сама эпоха, с её трагическими литературном процессе Мордовии рубежа XX коллизиями, давала поэтам «живой» материал, – XXI вв. Следует признать, что наибольший приближаясь по накалу драматизма к класси- интерес к данному жанру проявляется в творче- ческим народным балладам, в основе которых стве русскоязычных поэтов Мордовии: А. Ша- лежала уплотнённая динамика событий, фанта- ронов, В. Гадаев, В. Федоссев, А. Терентьев, стическая осязаемость и т.п. М. Фролов, С. Сеничев, С. Казнов и др. Во многом Следует отметить, что особый интерес к особенности развития жанра баллады в их твор- жанру баллад в мордовской литературе возни- честве определяются общероссийскими литера- кает в годы Великой Отечественной войны. В турными тенденциями. Так, в их поэзии конца творчестве С. Вечканова «Шоферэнь кулома» XX столетия продолжает активно развиваться («Смерть шофера»), А. Щеглова «Гайкстак, бан- историко-героическая баллада, в которой ми- дура» («Звени, бандура»), П. Гайни «Сазорка» фологизируется советская действительность, («Сестра»), А. Мартынова «Россия», М. Бебана утверждается как военный, так и трудовой под- «Мокшень цёрат и инекуй» («Мокшанские пар- виг. В ней проявляются одические черты, возвы- ни и змей») и многих др. Их балладные стихи шенный пафос. Поэты уходят от фантастической существенно отличались от классических ро- условности, мистификации, объектом поэтиче- мантических и народных баллад. Среди ярких ского осмысления становится современная дей- особенностей военных баллад стоит отметить ствительность с её трагическими коллизиями. сюжетность, героику, ориентацию на докумен- В этом отношении показательны балла- тальность, обращённость к современности, изо- ды А. Терентьева, В. Федосеева, М. Фролова, бражение реальной жизни в её повседневности. С. Вишнякова, которые отчасти продолжают Кардинально меняется и специфика балладного поэтические традиции Н. Тихонова, К. Си- героя: на смену герою-одиночке романтической монова, А. Твардовского и др. советских поэ- баллады приходит народный герой, подвиг ко- тов. Например, в поэтический сборник А. Те- торого связан прежде всего с общенародной рентьева «Набатный звон» (2002) вошёл цикл борьбой. Его образ не индивидуализирован- баллад, состоящий из пятнадцати произведений. ный, а обобщённый; характер проявляется не в Все они представляют собой небольшие фабуль- исключительных и фантастических обстоятель- ные стихотворения, в которых само повество- ствах, а в драматических моментах современ- вание пронизано лирико-драматическим пафо- ной действительности. сом. В основу балладных сюжетов чаще всего В последующие десятилетия внимание к положено яркое драматическое событие времён этому жанру в национальной литературе не Великой Отечественной войны: первое убийство ослабевает, тематика существенно не меняет- врага («Баллада о пленном); разлука и смерть ся: по-прежнему в центре балладных сюжетов двух влюблённых сердец («Баллада о встрече»); остаются драматические события, связанные смерть российских матросов («Баллада о подво- с воспоминаниями о войне, тяжёлых воен- дной лодке»); первый день войны («Жажда»); ных и трудовых послевоенных буднях. В этом гибель молодых медсестёр («Баллада о сани- отношении примечательны балладные стихи тарном автобусе) и др. Для поэта каждое траги- М. Бебана «Тядя» («Мать»), А. Тяпаева «Келуня» ческое событие является толчком для глубоких («Берёза»), «Алена», В. Волкова «Вечный ча- философских размышлений о бесчеловечности совой» и др. Отличительными особенностями и жестокости любой войны, о судьбе России, 252 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019. о будущем человечества: «Но той осенью, в со- военное время, лица ветеранов, помнящих о во- рок первом, / Я убил его наповал, / До сих пор йне и являющихся важным звеном в передаче этот выстрел длится. / Мне, живому, который год потомкам русской истории. Автор акцентирует / Первый немец убитый снится, / Остальные – так внимание на мужестве современников, которые те не в счёт. / И мне так тяжело, поверьте, / Словно подобно своим отцам и дедам также находятся в сердце несу вину… / Тот, кто был на войне, / До на передовой (судьба ликвидаторов аварии на смерти / Остаётся в её плену» [15, 48]. Баллады Чернобыльской АЭС). Через взгляд лирическо- А. Терентьева представляют собой нерасторжи- го героя очевидна широта и бескрайность род- мое слияние лирического и эпического начал. ной мордовской земли, осязаема радость при- Для поэта главное не столько событие, сколь- частности к родным корням, истокам. ко ощущение, которое оно возбуждает, мысли, В финальном цикле именно балладные на которые оно наводит читателя. Даже те бал- формы помогают автору подчеркнуть основ- лады, которые повествуют о событиях далё- ную идею сборника. Героическими баллад- ких от современной эпохи (Полтавская битва, ными сюжетами поэт словно подводит итог Бородинское сражение, Гражданская война), всему сказанному, концентрирует внимание объединены общей идеей патриотизма и муже- на главных жизненных составляющих: муже- ства русского народа, слиты с общим контекстом стве, героизме, защите родины, мирном труде. повествования. В балладах поэт вновь обращается к подвигу Следует также отметить, что в балладных советских воинов, павших на полях сражений. стихах А. Терентьева повествование ведётся Сквозь призму символических образов ржа- от лица лирического героя, который искрен- ных колосьев («Баллада о ржаном колосе»), не переживает далёкие трагические события. огненного вихря («Баллада о пятнадцатиле- Свою миссию он видит в предупреждении со- тии»), «красной крови полотнищ» («Баллада о временников о возможности повторения вели- красном цвете»), «осенних листьев похоронок» ких трагедий истории. Отсюда подчёркнутая («Баллада о двух похоронках»), он обнажает дидактика, выраженная совокупностью средств «раны» войны, её бесконечные боли и утраты: художественной изобразительности. Автор ак- «Хлеба горели на корню / Хлеба Отчизны, / тивно использует риторические средства созда- И зерна сыпались в стерню, / как чьи-то жизни ния художественного образа: многочисленные <…> / Как будто держит рубежи / Заместо пав- обращения, риторические вопросы и восклица- ших, / Как будто встанут те мужи, / Те земле- ния, недоговорённость, высокую лексику, воз- пашцы» [17, 289]. вышенный пафос: «<…> И всю ночь пребывает В. Федосеев, во многом продолжая тра- на страже, / Нам, живущим, забыть, не веля / То, диции советской поэзии (П. Антокольского, что в бездну со всем экипажем / Может вдруг С. Гудзенко, А. Суркова и др.), синтезиру- погрузиться Земля…» [15, 50]. ет жанровые черты баллады и оды, создаёт В схожем русле выстраиваются и баллад- произведения, приближенные к героическо- ные сюжеты в поэзии В. Федосеева, который на му рассказу в стихах. Следует признать, что протяжении всего своего творчества обращает- историко-героические баллады А. Терентьева, ся к этому жанру. Для поэта также характерно В. Федосеева, М. Фролова, С. Вишнякова и стремление к циклизации. Свою новую книгу др. отличаются композиционной простотой, «Хлебозары» (2017), куда вошли стихи разных однонаправленностью в изложении событий, лет, поэт не случайно завершает балладным ци- малым количеством действующих лиц. Баллада клом. Финальная часть книги играет важную в их творчестве, с одной стороны, синтезирует сюжетообразующую функцию: скрепляет во- в себе одические черты (воспевание мужества, едино весь спектр поэтических рассуждений подвига, героизма), с другой, приобретает при- автора, который представляет жизнь лириче- знаки публицистики (документальность, досто- ского героя, приближенного к образу поэта, верность в изложении событий и фактов). на фоне судьбы страны. Образ малой родны, В конце XX столетия в балладе Мордовии Мордовии, сливается с образом России. Поэт наблюдается и тяготение к фольклорным тради- словно берёт читателя за руку и ведёт его по циям эрзя-мокшанского народа. Наиболее ярко своей поэтической Вселенной: перед читателем эта тенденция прослеживается в поэзии А. Ша- предстаёт послевоенное детство поэта, трудная ронова [20; 24]. Отличительной чертой его жизнь сельчан, которые не забывают тяжёлое творчества является воспевание исторической 253 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

родины («О, Эрзяния, Русь, ты, как Ноев ковчег», Дидактическая составляющая отличает и «Я обычай предков не нарушу», «Едет по Ерзяни баллады В. Гадаева. Однако характер его поэти- Соловей Разбойник», «Шел Чам-Пас по эрзянской ческих размышлений существенно отличается земле» и др.). Подобно древнерусскому певцу от других произведений. Современного поэта Бояну, шароновский лирический герой не толь- волнует судьба Родины на «переломе» эпох. ко чувствует кровную связь с удивительной зем- Написанные в 1990-е годы, баллады В. Гадаева лёй Эрзянией, но и старается перенять мудрость поднимают проблемы, связанные с развалом и силу великих предков. Автор актуализирует Советского Союза, крушением единства нации. мысль о главной миссии поэта-эрзянина сохра- Контаминация темы Родины, России получила нить этнические корни, возродить интерес к на- особое звучание в его поэзии конца XX столетия – циональному языку, культуре, традициям: «<…> эпоху крушения нравственно-эстетических иде- “Я жить буду в песнях былинных. / Я в песнях! алов, ломки самой социально-политической си- Вот всем мой ответ”. / Ты в песнях, сказаньях стемы («Апокалипсис», «Развалили Советский старинных / И в тех, что поёт твой Поэт» [19, 25]. Союз», «Ночь после гибели Красного колосса», А. Шаронов практически не использует жан- «Нищая Россия» и др.). Равно как и у других ровую маркировку в названиях своих произве- российских поэтов этого периода (О. Кочеткова, дений. Его поэмы «Сватовство Инешкипаза», Г. Горбовского О. Фокиной, М. Аввакумовой и «Кудадей», «Эрзянское царство» и другие ска- др.), лирический герой В. Гадаева испытывает зания, вошедшие в эпопею «Масторава» (2003), ощущение одиночества, растерянности перед являются эпико-историческими балладами, «шальной непогодой», которая обрушилась на соединяющими признаки героических поэм, Россию. Жанровые формы баллады позволили народных сказаний, былин, сказок. Эпический автору наиболее репрезентативно представить мир его произведений наполнен многочислен- «панораму крушения страны», трагизм и одино- ными голосами и образами героев эрзяно-мок- чество личности на фоне эпохальных катаклизм шанской мифологии, фольклора: «Вон Инешки рубежа веков. Его баллады («Баллада о красном с неба слез / Добрым молодцем влюблённым. коне» 1994, «Баллада о былинном коне и хра- / Смотрит на неё дивится: / “Ах ты, дева крас- бром русиче» 1997) – это своего рода поэтиче- ная, / Буду на тебе жениться / Радостно, ра- ские предупреждения о возможных трагиче- достно! / Отпущу домой Литову / И тебя возь- ских последствиях, в которых может оказаться му взамен / Будет в мире этом снова / Много современный мир и человек. Не случайно образ разных перемен”» [19, 216]. Автор предлагает коня становится смыслообразующим в его про- читателю поэтическую интерпретацию мно- изведениях. В славянской мифологии конь яв- гих сюжетов эрзяно-мокшанской мифологии. ляется символом плодородия, мужества и мощ- Балладные стихи в соединении с жанровыми ной силы. Красный конь – это символический чертами сказаний, сказки, притчи дают пред- образ сильной и могучей России, которая нахо- ставление о зарождающейся культуре, обще- дится в опасности. Синтезируя жанровые чер- ственных отношениях, обычаях и традициях ты баллады, былины, богатырского эпоса, поэт эрзян и мокшан, их борьбе за национальную создаёт символическую песню-плач об утра- независимость. Переосмысленные мифологи- ченной мощи России, о ее внутренних и внеш- ческие сюжеты передают мировоззренческую них врагах, которые веками подрывают её силу: суть национальной жизни мордовского народа, «Но много врагов вековых у красного коня, / создают своего рода представление о гармонич- У красного коня, у красной силы. / Нету отбоя в ной должной жизни современного человека, разных землях от чёрного воронья, / От черных который сегодня во многом утратил представле- коней и от черных крыльев. / Не по нутру им, ние о ней: «Радуется Инешкипаз, / Землю свер- как красная заря, конь, / Не по нутру им грива ху озирая: / Нет вражды в Эрзянском царстве; его яркая, красная» [10, 178]. / Человек на человека / Меч не точит, слово- Обилие постоянных эпитетов, использование коршун / С уст свирепых не слетает, / Души, разнообразных ритмических конструкций бы- как стрела не ранит, / Гневом их не наполня- линного стиха с его напевностью в сочетании ет» [19, 267]. Таким образом, балладные стихи с мистичностью и таинственностью образов, А. М. Шаронова формулируют идею сохране- придают балладе В. Гадаева особую лирико-дра- ния этнических корней, возрождения интереса матическую напряжённость: «Красный конь, к национальному языку, культуре, традициям. огненно-красный, / Проскакал по просторам 254 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

русской земли, / Как миг во Вселенной, как яр- чертой поэтического стиля К. Смородина явля- кий праздник, / Заржал призывно / И скрылся ется повествовательность, биографичность об- вдали» [10, 178]. раза лирического героя. За повествовательной В «Балладе о былинном коне и смелом руси- манерой, как справедливо замечают исследова- че» (1997) балладный герой и атрибутика ухо- тели, скрывается не холодно-эпическая отстра- дят на второй план, отдавая центральное место нённость от описываемых предметов и событий, былинному сюжету о силе русского богатыря, а «свободное и долгое лирическое дыхание» [6, вставшего на защиту родной земли. Былинные 178]. Именно ностальгическое звучание стиха, «одежды», исторический ракурс, особая лекси- наполненное воспоминаниями-припоминани- ка нужны поэту для репрезентации «болезней» ями, размышлениями о минувших событиях современной России; «Сколько ж нечести по- сквозь призму современности, сближает стих нагрянуло. / И заморские, и свои враги / В на- К. Смородина с поэтикой О. Чухонцева, ших жителях порассыпались, / Как по дереву Е. Рейна, О. Хлебникова. червячки» [3, 427]. Мордовский поэт ощущает «Баллада о родном доме» К. Смородина кровное, неразрывное родство с Россией, под- – это лирические размышления о потере ду- чёркивает единство всех народностей, кото- ховного дома, утрате корней. Она сродни поэ- рые являются её неотъемлемой частью: «Мы мам О. Чухонцева «Дом», «Свои», где также с тобой, мой конь, их повыгоним / Из всех ще- мифологизируется малая родина, провинциаль- лочек, из всех хитрых дыр. / Из них, алчных, яд ный быт, вырастающий до общего представле- мы повыпустим / И прикончим их ненасытный ния о провинциальном пространстве России. пир» [3, 427]. Элегические размышления К. Смородина так- Следует признать, что жанровая гибкость и же, как и у О. Чухонцева, связаны с осознани- тематическая «всеядность» баллады позволила ем утраты духовной основы: «Домик, домик, как русским, так и национальным авторам наи- домик мой родной! / Помню каждый столбик более ярко воплотить нестабильность и проти- твой резной! / Крошево бордюрных кирпичей / воречивость современной действительности. под лежалой ледяной парчой – / день ещё – и Не случайно Н. В. Барковская, выделяя ведущие зазвенит ручей! – и весна из рук моих испу- жанровые установки баллады (присутствие та- ганной и влажной» [11, 60]. У О. Чухонцева: инственных, непонятных сил, которые угрожа- «Я люблю эти старые стены, и даже не их, / а ют порядку и благополучию), отмечает, что её суровую участь, которая связана с ними, / этот черты «отвечают мироощущению людей <…>. синий пронзительный воздух, толкающий стих, Страх подогревают и ежедневные сообщения о / зоркий промысел тех, кто блуждает путями катастрофах, стихийных бедствиях, дефолтах, земными» [18, 27]. авариях, террористических актах» [1, 13]. Воспоминания об ушедших из жизни близ- Действительно, необычные повествова- ких людях, размышления о разрушении духов- тельные сюжеты становятся событиями об- ного Дома становятся смыслообразующей ос- щей «травмирующей ситуации» современно- новой поэзии К. Смородина. Лирический герой го мира, своеобразной художественной реф- его балладных стихов часто не находит душев- лексией о «страшном мире». Однако, помимо ного спокойствия, его волнует неизбежность историко-героической баллады, баллады- старения, смерти, невозвратность человеческо- сказания, современные мордовские поэты раз- го существования. Рефлексия позволяет ему рабатывают и романтико-любовные, мифоло- постигать основы мироустройства, пробуждать гические, библейские сюжеты, привнося в бал- память об ушедшем и ушедших: «Рука скользит ладу исповедальность, философичность, что по краешку стола. / Зачем? Невольно расправ- во многом сближает её с жанром элегии. Так, ляя скатерть, / которая когда-то здесь была... / мотив быстротечности, невозвратности време- в которой “смысл сокрыт” – так подсказала па- ни становится сюжетообразующим в поэзии мять. / А дальше вспомнится, наверное, увы, / та К. Смородина («Баллада о родном доме», «Рука женщина, которая сидела / напротив. / Тень де- скользит по краешку стола…», «Муранские ревьев. / Блеск травы. / И озеро, которое глядело напевы» и др.). Исследователи обращают вни- / глазами, полными небесной синевы...» [12]. мание на тонкую лирическую грусть, размыш- Чувство онтологической сопричастности к ления о сущности бытия, которыми наполнены прошлому и настоящему, элегическая грусть балладные стихи поэта [5; 6]. Отличительной по утраченному наполняют балладный стих 255 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. К. Смородина, в котором не обнаруживаются тора / так, что плясал за кормой бакен фарвате- мистико-фантастических, экзотических эле- ра. / Прилетит он и спросит: «Где моя кругло- ментов. Его балладные стихи более тяготеют лицая?» – / и проедет по городу медленно, как к жанру элегии, стихотворному рассказу, про- милиция / <…> / Обыскав своё царство – всё, никнутым лирической грустью о судьбе чело- до двора, до колышка, – / я понимаю вновь: всё века. Читателю передаётся лирическое настро- это – Золушка. / Амфора уникальная, надпись ение героя, его размышления о быстротекущей наскальная, / струна музыкальная, Садовая- жизни, расставании с дорогими ему людьми, Вертикальная» [8]. переплетении радости минувших дней и горе- Любовь в поэтическом мире С. Казнова по- чи об их утрате. В балладных текстах глубо- добна чёрной молнии и зигзагу удачи-неудачи. ко представлено лирическое «я», глубоко ав- Взаимность любви, её гармония разрушены, тобиографическое. «Баллада о доме» (1990), мир перевернулся и являет собой состояние «Рука скользит по краешку стола» (2019), после перенесённого урагана, в центре кото- «То было золото, а это – серебро» (2019) и др. – рого находился лирический герой. Переживая репрезентация личной, частной стороны жизни любовь, герой переживает трагедию. Однако человека, остро переживающего события про- эта драматическая тональность чаще всего шлого. скрывается за серией иронических приёмов. Анализ современного состояния жанра бал- Синтезируя роковые мистические мотивы ро- лады в поэзии Мордовии позволяет также об- мантической баллады и иронические приёмы ратить внимание и на её тяготение к игровым пародии, поэт раскрывает драматизм пережи- формам постмодернизма. Так, отличительной вания несостоявшейся любви, обманутого чув- чертой баллад С. Сеничева («Баллада о добре ства. Подобные черты обнаруживаются и в бал- и зле», «Баллада о звере», «Гигиена огненная») ладе «Вальтер, лишённый смерти»: «Вальтер и С. Казнова («Новая баллада о Золушке», Крылатый Лев был богат и знатен. / В отличье «Вальтер, лишённый смерти»), написанных в от солнца на нём не имелось пятен. / Он стано- начале XXI века, является очевидная декано- вился владетельным с каждым годом. / Реки его низация жанра, игра с жанровыми формами текли молоком и мёдом. / У него было много де- романтической баллады. Поэты играют с об- нег и драгметалла, / И только любви ещё ему разами, мотивами и ритмами легкоузнаваемых не хватало. / Он хотел снабдить свой дом золо- текстов русской и мировой литературы. Чаще тою кровлей, / Но встретил и полюбил молодую всего за каскадом постмодернистских приёмов фройляйн. / Угощал её русской икрой и вином скрываются лирико-драматические размышле- испанским, / Искупал её в бассейне с чистым ния об утрате надежд на счастье современно- шампанским, / Устраивал для неё фейерверк на го человека, о крахе нравственных ценностей, даче, / Одевал её у Кардена и у Версаче... / Через подмене понятий, чувств, невозможности до- месяц фройляйн нашла себе побогаче. / Она стижения счастья. Следует обратить внимание ушла рано утром, забыв бюстгальтер. / Узнав об и на то, что наряду с поэтической игрой, они не этом, Вальтер достал свой вальтер, / Выбранил отказываются и от лирического «я». Элементы слуг за то, что не разбудили, / И просверлил две интимности, автобиографизма также играют дырки в своём мундире. / Подобно тому, как не- важную роль в их текстах. гры не загорают, / Вальтер не умер – такие не Именно в таком ключе выстраивает свои бал- умирают» [9]. лады С. Казнов. Его «Новая баллада о Золушке» Очевидна явная игра современных поэтов насыщена многочисленными аллюзиями на Мордовии как с формальными, так и содержа- русскую классическую литературу, фольклор. тельными признаками средневековой и роман- Отталкиваясь от народного жестокого романса тической баллады. Сохраняя восьмистрочную «Окрасился месяц багрянцем», поэт в иронич- строфу с одинаковыми рифмами, музыкаль- но-пародийном ключе повествует об эфемер- ность и напевность, поэты выворачивают наи- ности любви, искажении представлений о ней знанку таинственно-мистические сюжеты ро- в современном мире: «Окрасился месяц чем-то мантической баллады, привносят в них элемен- вроде багряного, / а наследного принца будят ты пародии и травестии, что в итоге позволяет сытого-пьяного / и говорят ему: вставай, наше продемонстрировать потерю нравственных солнышко, / потому что волхвы опять нагадали ценностей, непрочность чувств в современной Золушку. / И помчался он по реке без навига- действительности. 256 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019. Обсуждение и заключение Так, в произведениях А. Терентьева, В. Фе- досеева, М. Фролова и др. утрачивается баллад- Таким образом, в современной русской по- ная условность, мистическая и фантастическая эзии Мордовии баллада остаётся весьма вос- составляющая жанра. Основу балладного сю- требованным жанром. Её жанровая гибкость и жета составляет историко-героическое собы- неоднородность даёт возможность многогранно тие, подвиг и мужество советского человека. представить поэтическую картину современ- В балладных стихах А. Шаронова обращение ного мира. Однако сегодня баллада утрачива- к национальной мифологии и фольклору по- ет своё чёткое жанровое оформление, уходя от зволяет актуализировать значимость нацио- жанровых очертаний романтической баллады. нальной мордовской культуры. Произведения В творчестве современных поэтов Мордовии В. Гадаева, тяготеющие к былинному эпосу, де- наблюдается многообразие трактовок баллад- монстрируют мощь и силу России, утраченную ного сюжета: с одной стороны, продолжает ак- в конце XX столетия. Баллады К. Смородина тивно развиваться историко-героическая балла- представляют собой вариант лирической балла- да, которая синтезирует в себе черты былины, ды, в которой доминирует философское, лири- сказания, очерка, поэмы, но в то же время она ческое начало. лишается балладной условности; с другой сто- В творчестве поэтов, тяготеющих к литера- роны, в творчестве поэтов, ориентирующихся туре постмодернизма (С. Казнов, С. Сеничев), на поэтику постмодернизма, происходит наро- деканонизация жанровых черт романтической читое разрушение жанровой формы романтиче- баллады позволяет передать авторское отно- ской баллады. Авторы переосмысливают тра- шение к миру. Языковая игра, интертекстуаль- диции романтической баллады, привнося в неё ность, пародирование демонстрируют неста- элементы иносказания, пародии, абсурда и т.п. бильность эпохи рубежа XX–XXI вв.

Список источников и литературы

1. Барковская Н. В Жанр баллады в современной русской поэзии // Scripta manent: научный журнал Ассоциации открытой дипломатики. 2011. № 3(11). С. 13–21. 2. Бахтин М. М. Собрание сочинений: в 7 т. М.: Русские словари, 1997. Т. 5. 730 с. 3. Гадаев В. Моё мироздание: Стихотворения, баллады, притчи, поэмы. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2004. 512 с. 4. Горбунов В. В. Признание: литературно-критические статьи. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1984. 152 с. 5. Гудкова С. П. Книга стихов как крупная жанровая форма в творчестве русскоязычных писателей Мордовии (на материале поэтических изданий 2014–2015 гг.) // Вестник угроведения. 2016. Т. 6. № 2. С. 27–35. 6. Гудкова С. П. Крупные жанровые формы в современной русской поэзии Мордовии. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2016. 208 с. 7. Девяткин Г. С. Развитие балладных традиций // Современная мордовская литература: в 2 ч. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1993. Ч. 2. С. 25–40. 8. Казнов С. Новая баллада о Золушке. URL: https://polutona.ru/?id=223&show=reflect (дата обращения: 15.05.2019). 9. Казнов С. Остров, полный звуков: стихи разных лет. URL: https://fayzov.livejournal.com/207208.html (дата обращения: 15.05.2019) 10. Русская поэзия Мордовии: опыт антологии / сост. В. А. Федосеев. Саранск: Книга, 2012 480 с. 11. Смородин К. Второе дыхание: стихи. Саранск: Красный Октябрь, 2016. 240 с. 12. Смородин К. Мир не кончается за последней дверью // Странник: молодёжный журнал. Саранск, 2019. URL: http://strannik-lit.ru/76680_81169_28_2_2019.html (дата обращения 16.05.2019). 13. Страшнов С. Л. Молодеет и лад баллад: Баллада в истории рус. сов. поэзии: Литературно- критические статьи. М.: Современник, 1991. 155 с. 14. Теория литературы. В 2 т. / Под ред. Н. Д. Тамарченко. М.: Академия, 2004. Т. 2. 368 с. 15. Терентьев А. Набатный звон: Баллады, сказ, поэмы, венок сонетов, письма Саранск: Красный Октябрь, 2002. 295 с. 16. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. 576 с. 17. Федосеев В. Хлебозары: сборник стихов. Саранск: Рузаевский печатник, 2017. 320 с.

257 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

18. Чухонцев О. Стихотворения. М.: Худож. лит., 1989. 302 с. 19. Шаронов А. М. Планета Эра: стихи, поэмы, повести, рассказы. Саранск: Лит. фонд России, 2014. 544 с. 20. Gagaev A. A., Gagaev P. A., Tikhonov R. V. Bochkareva O. V. Mastorava by A. M. Sharonov: metaepos of tragedy and uthopy and practhopy of erzya ethnos // International journal of Russian studies. 2015/1. no. 4. URL: http://www.ijors.net/issue4_1_2015/articles/alexandrovic (дата обращения: 18.05.20019). 21. Contemporary Irish poetry: A collection of critical essays / Ed. E. Andrews. London: Macmillan, 1992. 355 p. 22. Lachmann R. Gedächtnis und Literatur. Intertextualität in der russischen Moderne. Frankfurt am Main, 1990. 554 p. 23. Rene Wellek and Austin Warren. Theory of literature. New York: Penguin Books. 1956. 384 p. 24. Sharonova E. A., Osmukhina O. Y. and etc. The mythological plots about the creation of the world and human beings in the erzyan epic, Mastorava // Revista de letras. 2016. Vol. 56. № 1. Pp. 83–102.

References

1. Barkovskaya N. V. Zhanr ballady v sovremennoj russkoj poezii [The ballad genre in modern Russian poetry]. Scripta manent: nauchnyj zhurnal Associacii otkrytoj diplomatiki [Scripta manent: scientific journal of the open diplomacy], 2011, no. 3 (11), pp. 13–21. (In Russian) 2. Bakhtin M. M. Sobranie sochinenij: v 7 t. [Collected works: in 7 vol.]. Moscow: Russkie slovari Publ., 1997. Vol. 5. 730 p. (In Russian) 3. Gadaev V. Moe mirozdanie: stihotvoreniya, ballady, pritchi, poemy [My universe: verses, ballads, parables, poems]. Saransk: Mordovskoe knizhnoe izd-vo Publ., 2004. 512 p. (In Russian) 4. Gorbunov V. V. Priznanie: literaturno-kriticheskie stat’i [Recognition literary-critical articles]. Saransk: Mordovskoe knizhnoe izd-vo Publ., 1984. 152 p. (In Russian) 5. Gudkova S. P. Kniga stihov kak krupnaya zhanrovaya forma v tvorchestve russkoyazychnyh pisatelej Mordovii (na materiale poeticheskih izdanij 2014–2015 gg.) [The book of poems as a major genre form in the works of Russian- speaking writers of Mordovia (on material of poetic publications of 2014–2015)]. Vestnik ugrovedeniya [Bulletin of Ugric Studies], 2016, no. 6 (2), pp. 27–35. (In Russian) 6. Gudkova S. P. Krupnye zhanrovye formy v sovremennoj russkoj poezii Mordovii [Large genre forms in modern Russian poetry of Mordovia]. Saransk: Izd-vo Mordovskogo un-ta Publ., 2016. 208 p. (In Russian) 7. Devyatkin G. S. Razvitie balladnyh tradicij [The development of the ballad traditions]. Sovremennaya mordovskaya literatura: v 2 chastyah [Modern Mordovian literature: in 2 parts]. Saransk: Mordovskoe knizhnoe izd- vo Publ., 1993. Vol. 2, pp. 25–40. (In Russian) 8. Kaznov S. Novaya ballada o Zolushke [The new ballad about Cinderella]. Available at: https://polutona. ru/?id=223&show=reflect (accessed May 15, 2019). (In Russian) 9. Kaznov S. Ostrov, polnyj zvukov: stihi raznyh let [The island full of sounds: poems of different years]. Available at: https://fayzov.livejournal.com/207208.html (accessed May 15, 2019). (In Russian) 10. Russkaya poeziya Mordovii: opyt antologii [Russian poetry of Mordovia: the experience of anthology]. Comp. by V. A. Fedoseev. Saransk: Kniga Publ., 2012. 480 p. (In Russian) 11. Smorodin K. Vtoroe dyhanie: stihi [The second breath: poetry]. Saransk: Krasnyj Oktyabr Publ., 2016. 240 p. (In Russian) 12. Smorodin K. Mir ne konchaetsya za poslednej dver’yu [The world doesn’t end behind the last door]. Strannik: molodezhnyj zhurnal [The Wanderer: youth magazine], 2019, no. 1. Available at: http://strannik-lit. ru/76680_81169_28_2_2019.html (accessed May 16, 2019). (In Russian) 13. Strashnov S. L. Molodeet i lad ballad: Ballada v istorii russkoi sovremennoi poezii: Literaturno-kriticheskie statii [And manner of ballads is growing younger: The ballad in history of Russian modern poetry: Literary and critical articles]. Moscow: Sovremennik Publ., 1991. 155 p. (In Russian) 14. Teoriya literatury. V 2 t. [Theory of literature. In 2 vol.]. Ed. by N. D. Tamarchenko. Moscow: Akademiya Publ., 2004. Vol. 2. 368 p. (In Russian) 15. Terentyev A. Nabatnyj zvon: Ballady, skaz, poemy, venok sonetov, pis’ma [Alarm bells: Ballads, tale, poems, sequence of sonnets, letters]. Saransk: Krasnyj Oktyabr’ Publ., 2002. 295 p. (In Russian) 16. Tynyanov Yu. N. Poetika. Istoriya literatury. Kino [Poetics. History of literature. Cinema]. Moscow: Nauka Publ., 1977. 576 p. (In Russian) 17. Fedoseev V. Hlebozary: sbornik stihov [Hlebozary: collection of poems]. Saransk: Ruzaevskij pechatnik Publ., 2017. 320 p. (In Russian) 18. Chukontsev O. Stihotvoreniya [Poems]. Moscow: Hudozh. lit. Publ., 1989. 302 p. (In Russian)

258 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

19. Sharonov A. M. Planeta Era: stihi, poemy, povesti, rasskazy [The Planet Era: verses, poems, stories, tales]. Saransk: Lit. fond Rossii Publ., 2014. 544 p. (In Russian) 20. Gagaev A. A., Gagaev P. A., Tikhonov R. V. Bochkareva O. V. Mastorava by A. M. Sharonov: metaepos of tragedy and uthopy and practhopy of erzya ethnos. International journal of Russian studies, 2015/1, no. 4. Available at: http://www.ijors.net/issue4_1_2015/articles/alexandrovic (accessed May 18, 2019). (In English) 21. Contemporary Irish poetry: A collection of critical essays. Ed. E. Andrews. London: Macmillan, 1992. 355 p. (In English) 22. Lachmann R. Gedächtnis und Literatur. Intertextualität in der russischen Moderne. Frankfurt am Main, 1990. 554 p. (In German) 23. Rene Wellek and Austin Warren. Theory of literature. New York: Penguin Books. 1956. 384 p. (In English) 24. Sharonova E. A., Osmukhina O. Y. and etc. The mythological plots about the creation of the world and human beings in the erzyan epic, Mastorava. Revista de letras, 2016, no. 56 (1), pp. 83–102. (In English)

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРАХ

Осьмухина Ольга Юрьевна, зав. кафедрой русской и зарубежной литературы ФГБОУ ВО «Национальный Исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева» (430005, Российская Федерация, Республика Мордовия, г. Саранск, ул. Большевистская, д. 68), доктор филологических наук, про- фессор. [email protected] ORCID ID: 0000-0002-1456-4793

Пивкина Екатерина Васильевна, аспирант кафедры русской и зарубежной литературы. ФГБОУ ВО «Национальный Исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева» (430005, Российская Федерация, Республика Мордовия, г. Саранск, ул. Большевистская, д. 68). [email protected] ORCID ID: 0000-0003-0273-3884

ABOUT THE AUTHORS

Osmukhina Olga Yuryevna, Head of Russian and Foreign Literature Department, National Research Ogarev Mordovia State University (430005, Russian Federation, the Republic of Mordovia, Saransk, Bolshevistskaya st., 68), Doctor of Philological Sciences, Professor. [email protected] ORCID ID: 0000-0002-1456-4793

Pivkina Ekaterina Vasilyevna, Postgraduate student of Russian and Foreign Literature Department, National Research Ogarev Mordovia State University (430005, Russian Federation, the Republic of Mordovia, Saransk, Bolshevistskaya st., 68). [email protected] ORCID ID: 0000-0003-0273-3884

259 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

УДК 81.373.2 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-260-270

Особенности эргонимии города Сургута в начале XXI века (на материале коммерческих эргонимов)

Н. Н. Сафонова Сургутский государственный педагогический университет, Сургут, Российская Федерация, [email protected]

Т. А. Ермаковская Сургутский государственный педагогический университет, Сургут, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. Статья посвящена описанию современной эргонимии города Сургута в функциональном и структурно-семантическом аспектах. Определены основные принципы и приёмы номинации деловых объединений города Сургута в начале XXI века (коммерческих эргонимов). Представлена классификация коммерческих эргонимов города Сургута, собранных в период с 2015 по 2018 годы. Цель: авторы ставят целью работы описание особенностей номинации коммерческих эргонимов горо- да Сургута в начале XXI века в функциональном и структурно-семантическом аспектах. Материалы исследования: для отбора эргонимов был использован интернет-ресурс 2gis.ru/surgut. Результаты и научная новизна. Результатом исследования стала впервые представленная класси- фикация современных эргонимов города Сургута. Рассмотрение сургутских эргонимов с точки зрения проявления региональных особенностей, влияния югорской лексики является одним из аспектов научной новизны. Под югорской лексикой нами понимается лексика, тематически указывающая на связь с регио- ном Югры, а также финно-угорского происхождения. В статье отмечено, что однословные ассоциативно-образные кириллические русскоязычные эргонимы, от- ражающие специфику предприятия, несущие информативную функцию, наиболее типичны для эргонимикона Сургута. Теоретическая значимость состоит в том, что проведённый анализ вносит вклад в развитие ономасти- ки и социолингвистики в плане изучения языка города. Практическое значение заключается в возможностях использования базы проанализированных коммерческих эргонимов города Сургута для дальнейших онома- стических описаний в региональном аспекте. Ключевые слова: эргонимия, коммерческий эргоним, принципы номинации, структурно-семантиче- ский аспект, функциональный аспект, региональные особенности. Для цитирования: Сафонова Н. Н., Ермаковская Т. А. Особенности эргонимии города Сургута в начале XXI века (на материале коммерческих эргонимов) // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 260–270.

Features of Surgut ergonymy at the beginning of the XXI century (on the material of the commercial ergonyms)

N. N. Safonova Surgut State Pedagogical University, Surgut, Russian Federation, [email protected]

T. A. Yermakovskaya Surgut State Pedagogical University, Surgut, Russian Federation, [email protected]

260 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

ABSTRACT Introduction. The article is devoted to the description of modern ergonymy of the city of Surgut in functional and structural semantic aspects. The main principles and methods of nomination of Surgut business organizations in the early XXI century (commercial ergonyms) are defined. The classification of commercial ergonyms of the city of Surgut, collected in the period from the 2015 to 2018 years, is presented. Objective: description of features of nomination of commercial ergonyms of the city of Surgut at the beginning of the XXI century in functional, structural and semantic aspects. Research materials: the internet resource 2gis.ru/surgut was used for ergonyms selection. Results and novelty of the research. The result of the research is the classification of modern ergonyms of the city of Surgut presented for the first time. Study of these ergonyms in terms of manifestation of regional features under influence of Yugra vocabulary is one of the aspects of scientific novelty. Under Ugric vocabulary we understand the vocabulary, related to the Yugra region, as well as the Finno-Ugric origin. In the article the authors mention, that one-word associative-figured Cyrillic Russian-language ergonyms, reflecting the specifics of an enterprise and having informative function, are the most typical for Surgut ergonymicon. The theoretical importance is in the fact that the analysis contributes to development of onomastics and socio-linguistics in terms of study of Surgut language. The practical importance is in possibilities of use of the base of the analyzed commercial ergonyms of the city of Surgut for further onomastic descriptions in regional aspect. Key words: ergonymy, commercial ergonym, principles of nomination, structural and semantic aspect, functional aspect, regional features. For citation: Safonova N. N., Yermakovskaya T. A. Features of Surgut ergonymy at the beginning of the XXI century (on the material of the commercial ergonyms) // Vestnik Yugrovedeniya = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 260–270.

Введение Кастанеды [24], Гардинера [25], Готчалда [26]. В конце XX – начале XXI века в связи с изме- Исследование лексики современного рус- нившейся экономической ситуацией в стране, ского языка в функционально-коммуникатив- когда появляется большое количество малых ном аспекте – одно из актуальных направле- предприятий, магазинов, центров обслужи- ний лингвистики. Оно связано с изучением вания и т.п., происходит настоящий «эргони- лексических преобразований вследствие соци- мический взрыв». Исследователи-языковеды ально-экономических изменений в обществе. проявляют большой интерес к этому явлению, Ономастика чутко отражает эти изменения. появляется большое количество работ (от кур- С переходом на рыночную экономику в горо- совых до диссертационных), статей, моногра- дах появляется множество новых коммерче- фий. Из современных лингвистов изучением ских объектов, регистрируются их названия ономастики, в частности, эргонимии, занима- (эргонимы), формируя эргонимикон каждого ются Т. П. Романова [14], Т. А. Новожилова [12], отдельного города. С лингвистической точки М. Е. Новичихина [11], Н. В. Шимкевич [21], зрения, помимо номинативной функции, эр- А. М. Емельянова [5], И. А. Астафьева [1] и гонимы несут информацию о языке, истории, другие. Их исследования посвящены изуче- обычаях народа, в их создании задействуются нию эргонимов с точки зрения семантических все пласты лексики. и словообразовательных особенностей, описа- В данном исследовании нас интересуют нию в прагматическом и лингвокультурологи- собственные имена деловых объединений лю- ческом аспектах, сопоставительному анализу дей – коммерческие эргонимы. эргонимов русского, английского и немецкого Названия городских объектов в качестве языков. Изучение лингвистического простран- специфической ономастической и топоними- ства города в последние годы является одним ческой макросистемы в XX веке в России были из перспективных направлений современной предметом изучения в исследованиях таких ономастики. Особенностям эргонимии разных учёных, как М. В. Горбаневский [3; 4], A. B. Су- городов посвящены работы П. И. Вермишовой перанская [17; 18; 19], В. Н. Топоров [20], О. Б. Си- [2], Л. Р. Замалетдиновой [6], О. Т. Косаренко, ротинина [15], М. Н. Морозова [10] и дру- С. В. Косаренко [7], И. П. Лапинской, гих. За рубежом – в исследованиях Баха [23], М. А. Мануковской [8], Т. В. Мархеевой [9],

261 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

И. Н. Пучковой [13], Е. В. Судникович [16], 3. Исследователь М. Е. Новичихина [11] Т. В. Шмелёвой [22]. Изучена эргонимия мно- классифицирует онимы по трём признакам: гих городов России (Москвы, Санкт-Петербур- 1) по степени мотивированности все коммер- га, Волгограда, Екатеринбурга, Омска, Перми, ческие имена подразделяются на мотивиро- Уфы и др.). ванные и немотивированные; 2) по структуре Эргонимы города Сургута специальному номинации – на однословные и составные; исследованию не подвергались. Заинтересо- 3) по «степени прозрачности» – деление ком- вавшись неоднородностью названий город- мерческой номинации на прямую (магазин ских коммерческих объектов города Сургута, «Автозапчасти» – называется предлагаемый обнаружив видимые противоречия, связанные товар) и непрямую (отсутствие связи названия с объектом и номинацией, мы решили, что с предлагаемым товаром либо соотношение назрела необходимость изучения структурно- на уровне ассоциаций (компьютерный салон семантических характеристик коммерческих «Феникс»). эргонимов города Сургута, создания класси- 4. Н. В. Шимкевич [21] на материале рус- фикации и рекомендаций по их именованию. ской коммерческой эргонимии выделяет сле- В этом и состоит актуальность исследования. дующие типы: непрагматические и прагмати- Систематизацией эргонимов занимались ческие эргонимы. Непрагматические делит на многие исследователи, в основу существую- информирующие (сообщают сведения о роде щих классификаций положены разные прин- занятия фирмы, допустим «Бюро обмена» (Ека- ципы, и нет единой классификации онимов теринбург) и неинформирующие (нет никаких указанной группы. Представим краткий обзор сведений о фирме: Дори – екатеринбургская существующих классификаций: фирма). Прагматические подразделяет на два 1. В классификации Т. П. Романовой [14] подтипа: 1) прагматические информативные: эргoнимы делятся на информативные, реклам- «сообщают некую проверяемую дополнитель- но-информативные (содержат характеристику ную информацию о предприятии, не имею- называемого объекта, типа «Лидер», «Пре- щую прямого отношения к роду деятельности стиж»), рекламные и номинативные (информа- этого предприятия, но помогающую созданию ция об объекте номинации скрыта, автор вклю- у адресата позитивного образа предприятия»; чает в эту группу «имена-ребусы», зашифрова- 2) прагматические ассоциативные – созда- но передающие информацию об учредителях ют положительные ассоциации, апеллируют фирмы, например, АЛАТ – от первых букв фа- к различным областям знаний и культурного милий владельцев). опыта возможного потребителя, то есть стре- 2. Т. А. Новожилова [12] выделяет три груп- мятся повлиять на выбор адресата в пользу той пы эргoнимов по степени необходимости в или иной конкурирующей фирмы. их составе номенклатурного термина (слова- С появлением новых факторов, новых со- сопроводителя типа бар, бутик, салон и др.): циально-экономических обстоятельств возни- а) наименования с низкой степенью необ- кают новые модели образования эргонимов, ходимости номенклатурного термина: прямое появляются новые направления в их изучении. указание на вид деятельности организации Поэтому такие вопросы теории, как класси- и дополнительный сопроводитель не нужен фикация онимов, психолингвистические и со- («Обои», «Сантехника», «Мир часов»); циокультурные аспекты функционирования б) эргонимы со средней степенью необходи- эргонимов, нуждаются во внимании как со мости: присутствует косвенная связь, опосре- стороны исследователей, так и со стороны но- дованная фоновыми знаниями воспринимаю- минаторов. щего наименование адресата (аптека «Небо- лейка», ателье «Силуэт», туристическое агент- Материалы и методы ство «Вояж» и другие); в) названия «с высокой степенью необхо- Для отбора эргонимов был использован ин- димости слова-сопроводителя» (супермаркет тернет-ресурс 2gis.ru/surgut. 2ГИС – это под- «Элина», кафе «Дельфин»). робный и актуальный справочник организаций 262 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

с детальной картой города: онлайн-сервис фонетические, словообразовательные и maps.2gis.ru, а также приложения для ПК грамматические особенности, которые от- (Windows) и мобильных телефонов (Android, ражены в названиях городских объектов. iPhone, Symbian, Windows Mobile). Содержит 1. Номинации, имеющие графические осо- только проверенные данные. Сегодня справоч- бенности. никами 2ГИС пользуются более 12 миллионов Графическое оформление эргонима зача- человек. стую является сопутствующим средством для Чтобы выявить типичные приёмы и принци- создания рекламного эффекта. Используется пы номинации эргонимов города Сургута, мы как дополнение к семантико-стилистическому собрали для анализа 800 эргонимов из таких или какому-либо другому средству. сфер, как индустрия красоты, досугово-развле- 1.1. С использованием буквенных средств кательная, аптеки, мебельные, книжные и кан- (796), т.е. обозначаемые на письме средствами целярские, сувенирные, кондитерские и про- алфавита. дуктовые магазины, туристические агентства, 1.1.1. Кириллические (661). юридические организации (сведения собраны 1.1.1.1. С современными кириллическими Б. В. Мартынюк, выпускницей филологиче- средствами (558): Надежда, Золотой клю- ского факультета СурГПУ). Активный сбор и чик, Престиж подарки, КОНСУЛ, ДаЧа, Мо- анализ эргонимов проводился в течение 2015– дерн-тур, Фармика. 2018 годов с целью определить особенности, Среди них есть иноязычные по происхожде- свойственные современной эргонимии города нию наименования, пишущиеся буквами рус- Сургута. ского алфавита: Киндер, Фешн-стиль, Глонасс Основным методом исследования является омникомм, Фелисити. описательный, предполагающий анализ язы- 1.1.1.2. С устаревшими кириллическими ковых фактов, их классификацию, типологи- средствами (3): ПравоведЪ, ШармЪ, Къ Ивану. ческое обобщение, сопоставление, а также его 1.1.2. Некириллические (141): Adidas, Best приёмы: приём лингвистического наблюдения, Cakes, ONSEN, Coral Travel, Fandom House, интерпретации, классификации и систематики, Pudra. сравнения языковых явлений – а также метод Встречаются наименования русскоязычные, сопоставления и приём количественных под- но пишущиеся буквами латинского алфавита: счётов. MISHKA-BAR, CORONA, Zapoy. 1.1.3. Комбинированные буквенные: с ис- Результаты пользованием основ с разным написанием (9): Мебель Room, Iren Стиль, О’блик studio, Афи- В номинации коммерческих объектов фор- на Travel. ма, содержание и функциональность эргонима Очень важно грамотно использовать в но- играет важную роль, это и находит отражение минациях средства такого типа, поскольку в в нашей классификации. При создании класси- противном случае может возникнуть двусмыс- фикации мы учли различные признаки онимов ленность восприятия. В сургутской эргонимии указанного разряда. на первый план в информативности номинаций Состав эргонимов деловой сферы города выходят лексические особенности. Иноязычные Сургута разнообразен. Основанием разработан- формальные элементы, с одной стороны, при- ной нами классификации коммерческих эргони- влекают внимание молодёжи, с другой – не име- мов является описание их формальных, струк- ют семантической связи со сферой деятельности турно-семантических и функциональных осо- для людей, не знающих иностранный язык. бенностей, на основе которых можно сделать 1.2. С использованием комбинированных вывод об эргонимической ситуации города Сур- графических средств (24). Такие единицы в ос- гута в начале XXI века и основных тенденциях нове своей являются буквенными, но включа- номинации современных эргонимов в целом. ют различные графические средства: Под формальными особенностями мы по- 1.2.1. С использованием знаков препина- нимаем графические, орфографические, ния, в том числе из области информационных 263 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

технологий (соответствуют лексемам и лек- угорское происхождение, например: река Обь сическим сочетаниям) (6): L.A., Mr.Doors, – гостиница «Обь», река «Сайма» – магазин Адвокат.рф. «Сайма», река «Пим» - магазин «Пим», округ 1.2.2. С использованием апострофа (6): Югра – магазин «Югра», банк «Югра». О’блик studio, La’Булка. 4.2. Производные. К производным мы от- 1.2.3. С использованием цифр (12): Омега 3, носим номинации, имеющие деривационные Туры 86, 1000 уникальных товаров, 12 стульев. особенности, которые проявились при образо- 2. Номинации с орфографическими особен- вании эргонима. ностями. 4.2.1. Образованные приставочным спосо- Орфография и пунктуация эргонимов, не- бом (4): Интермебель, Суперстрой, Супермар- сомненно, влияют на его восприятие. Иногда кет, ProДвижение. преднамеренные нарушения норм направлены Используются иноязычные словообразова- на то, чтобы заинтересовать потребителя. тельные элементы: частотны приставки, призван- 2.1. Без орфографических особенностей ные указывать на превосходство организации, (большинство эргонимов). её услуг, товаров над конкурентными (супер-), 2.2. С нарушением норм орфографии (7): на зарубежное производство товаров (интер-). шИколад, МилаЯ, ЭльФ. Употребление про- 4.2.2. Образованные суффиксальным спо- писных букв в целях языковой игры так же, как собом (37): Пятёрочка, Моделист, Кедровка, и нарушение норм орфографии, подчиняется Мандаринка, Красотка+, Дворик. целевой установке номинатора. 4.2.3. Эргонимы, образованные способом 3. Номинации, имеющие фонетические осо- сложения, и эргонимы-аббревиатуры, образо- бенности. ванные слиянием начальной части лексемы и Фонетическая составляющая эргонима за- целого слова (47): Майкор-Мебель, ГлавПрод- нимает одну из основных позиций среди ха- Маг, Фармакопейка, Правозащитник, Meb. рактерных признаков его успешного функ- Master (из мебельный мастер), Максмебель, ционирования: многие эргонимы создаются ТурБазар, ТехноКом, ТрансКонтроль, Элит- носителями языка в такой форме, чтобы их продукт, Сити-молл. благозвучное название сыграло не только ре- Следует отметить одну интересную особен- кламную роль, но и привлекло адресатов. ность, характерную скорее всего не только для 3.1. Без специфических фонетических осо- сургутской эргонимии, но и для номинаций бенностей (большинство эргонимов). коммерческих объектов на территории всего 3.2. Паронимически созвучные (6): Чел.Ка округа: частотны для образования произво- (ср. чёлка), SoloWay (ср. соловей), KOMOD дных основы слов Югра и Югория: Югорский (ср. комод). (торговый центр), Югорка (детский сад), 3.3. Ритмически организованные (7): Югрател (предприятие), Югранд-Авто (ав- Sleepeesleep, LADY DI, Chop-Chop. тосервис), ЮграСтальСервис (частное пред- 3.4. Включающие рифмующиеся элементы приятие), Югория-Мед (страховая компания), (3): Эко-лавка, Кешка-сладкоежка, Аптека Югория-Дент (стоматология). здорового человека, ЭкоСанЭксперт-Проект. 5. Номинации с точки зрения грамматиче- 4. Номинации, имеющие словообразова- ских особенностей. тельные особенности. По структуре данные эргонимы можно рас- Словообразовательные элементы эргонима пределить на две группы: подавляющее боль- позволяют проследить механизм номинации, шинство – однословные, состоящие из одно- увидеть, какие деривационные операции с ним го слова (Валлента, Чародейка, АРГО, Loft, совершаются, как отражаются в его семантике. BELLONA) и двух-трёхсловные, состоящие из 4.1. Непроизводные (абсолютное большин- двух и более слов (Золотая орхидея, Салон ство эргонимов). К непроизводным мы относим истинной красоты, Senor & Senorita, Fandom номинации, у которых при образовании эрго- House, КУРТИДУ ТРЕВЕЛ ПЛЮС). нима лексема не меняется: Идеал, Шоколад, 5.1. Однословные (664). Фокус, Стиль, Аура. 5.1.1. С точки зрения частеречной принад- Сюда же мы относим номинации, пере- лежности. шедшие в разряд эргонимов из других они- Грамматическая классификация по частереч- мов, чаще всего местных, имеющих финно- ной принадлежности показывает, что наиболее

264 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

часто используются существительные. Это наи- 1.1. Мотивированные. более продуктивная группа эргонимов, что объяс- 1.1.1. Мотивированные метафорически няется самой природой ономастических единиц, (286): Мебель Мира, Мир путешествий, Кон- как существительных (Красотуля, Стиль, Золуш- дитерский рай, Мир дверей (метафоры указы- ка, Дружба, Эдем, АНАНАС, SoloWay, Relax). вают на обилие товаров). 5.1.1.1. Существительные (493): Красотка, 1.1.2. Мотивированные ассоциативно (309): Магнолия, Луна, Лорд, Советник. салон красоты Клеопатра, кондитерская Золо- 5.1.1.2. Глаголы (213): Zapoy, Экономь, По- той Ключик, туристическая фирма Алые паруса. обедай-ка, Слетать.ру. Глаголы чаще всего 1.2. Условно мотивированные (211): Май, употребляются в роли эргонима в повелитель- Дымок, Приоритет, Лорэн. ном наклонении. В эту группу мы отнесли названия, мотивиро- 5.1.1.3. Атрибутивы (11): Чеховский, Пуш- ванность которых непонятна для потребителя. кинский, Даниловский, Первый. Обычно такие 2. Номинации с точки зрения происхождения. единицы выступают в сочетании с терминоло- 2.1. Собственно русские по происхождению гическим элементом типа торговый центр, ма- или воспринимаемые как русские (672): Друж- газин, т.п. ба, Мечта, Лента, Совершенство. 5.1.1.4. Числительные (6): 86, 2+2, 7. 2.2. Заимствованные по происхождению. 5.2. Неоднословные (131), с подчинитель- 2.2.1. Варваризмы, сохраняющие графику ной связью: а) прилагательное + существи- языка-оригинала (108): Pretty Woman, Relax, тельное: Красивые гости, Золотая орхидея, Tour Service. Бережная аптека, Королевские бани, Золотой 2.2.2. Варваризмы, переданные средствами переплёт, Чемоданное настроение, Безумный русской графики (9): Корал Тревел, Анекс Тур, шляпник; б) существительное + числитель- Бьюти. ное: Цирюльня №1, Автоюрист86, 12 стульев, 2.3. Комбинированные с точки зрения про- Два медведя, Бюро 1.2.3); в) сочетаний числи- исхождения (7): Iren Стиль, Афина Travel, Су- тельных или числительных и слов других ча- венир-elite, Kvadro-мебель. стей речи: Регион 86, Р86, парикмахерская 86, 3. Номинации с точки зрения активности Цирюльня №1, 4/2, 3/12. Среди неоднословных употребления производящих лексем. эргонимов есть и эргонимы на иностранном 3.1. Активные лексемы: Север, Ножницы. языке, например: Coral Travel Elite Service. 3.2. Устаревшие слова (2): Цирюльня №1, Лик. 5.2.1. Простые словосочетания (124). 3.3. Неологизмы (4): Бигудини, Фармика, 5.2.1.1. Построенные по способу согласова- Ронфи, ТриЯ. ния: Ангельские ручки, Золотая орхидея, Белый 4. Номинации с точки зрения экспрессивной парус, Бережная аптека. окраски. 5.2.1.2. Построенные по способу управле- 4.1. Экспрессивно не окрашенные (592): ния: 12 стульев, Жемчужина Сибири, Домик в Уют, Фемида, Идеал. деревне. 4.2. Экспрессивно окрашенные (218): Эргонимы, построенные по способу при- 4.2.1. Посредством лексических средств мыкания, не представлены в изучаемом мате- (разговорных, устаревших и др.) (213): Цирюль- риале. ня №1, Лик, ПравоведЪ, Красотка. 5.2.2. Неоднословные с сочинительной свя- 4.2.2. Посредством графических и словоо- зью (17): Сорокина и партнеры, Он и она. бразовательных средств (5): Максмебель, Ди- 5.3. Предложения: Мебель тут дешевле. То- ванофф+. пай по хорошему. Лексико-семантические особенности эрго- Формальные особенности эргонимикона нимикона города Сургута обусловлены в боль- города Сургута представлены разнообразием шинстве случаев мотивированностью и экспрес- грамматических приёмов, разной частеречной сивностью эргонимов, а также использованием принадлежностью и способами словообразо- различных лексических и словообразователь- вания, заимствованиями. ных признаков разговорных и устаревших слов. Лексико-семантическое преобразование С функциональной точки зрения эргони- эргонима является частотным и эффективным мы, являясь разновидностью имён собствен- способом номинации. ных, имеют более 30 функций, определяемых 1. С точки зрения мотивированности. спецификой имени собственного вообще.

265 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Так, например, ещё А. В. Суперанская выде- формативность и способность воздействовать лила более 30 функций онимов: из речевых – на потребителя: MEBEL rооm86, Чемоданное коммуникативную (сообщение), апеллятивную настроение, Королевские бани, Элитпродукт, (призыв, воздействие), экспрессивную (выра- Чудо пекарь. зительность), дейктическую (указательность), 2. Номинации с точки зрения отражения а также специфические ономастические функ- коммуникативной ситуации. ции, имеющие экстралингвистический харак- Под понятием коммуникативной ситуации тер: идентификации объекта, социальной ле- понимаем сочетание внешних и внутренних гализации личности, ритуальную, идеологиче- условий и обстоятельств, в которых происхо- скую, эмоциональную и др. [19, 73]. дит языковое взаимодействие. Учитывая современные особенности воспри- 2.1. Указывающие на род деятельности орга- ятия таких номинаций, а также исходя из опре- низации, её членов или товар: Мебель Гранд, Ад- деления функций имени собственного в целом, вокат.рф, Правоведы, Магазин горящих путевок. мы выделяем следующие функции эргонимов: 2.2. Указывающие на объект-потребителя: 1. Номинации с точки зрения ведущей на- Красивые гости, Сластена, Школьник плюс, зывной функции. Книголюб. 1.1. Информативные (365). 2.3. Указывающие на объёмы услуг, на боль- К информативным наименованиям отнесе- шой выбор товаров: Максмебель, Фабрика ны те, которые сообщают информацию, акту- подарков, Мир путешествий, Планета здоро- альную для потребителя, без воздействия на вья, Сладости мира люкс. его эмоционально-ассоциативное восприятие. 2.4. Коммуникативно нейтральные: Юна, 1.1.1. Указывающие на субъект, предлагаю- Индиго. щий услуги / товар. 2.5. Указывающие на связь с регионом, а так- 1.1.1.1. Называющие субъект по роду дея- же финно-угорские по происхождению: компа- тельности: Мебельер, Двери+. ния Юман (из чувашского – дуб), магазин суве- 1.1.1.2. Содержащие именование владель- ниров «Муксун» (из хантыйского и якутского), ца, его родственников: Сорокина и партнеры, магазин «Пим» (из самоедского – валенки), ре- ИННА-ТУР, У Елены, Къ Ивану. сторан «Клюква», предприятие-застройщик 1.1.2. Указывающие на специфику организа- «Брусника», детский сад «Брусничка», дет- ции. ский сад «Югорка», магазин «Медвежий угол», 1.1.2.1. Называющие вид организации: парикмахерская «Морошка», управление «Сур- Мужская парикмахерская, Продуктовый ма- гутнефть». газин, Кондитерский рай, Мебельный дом. 3. Названия с точки зрения принципов но- 1.1.2.2. Указывающие на место нахождения минации (ономасиологических принципов). организации: На Сургутской, Туры 86, Авто- Ономасиология устанавливает особенности юрист86. лексических единиц с точки зрения их структу- 1.2. Рекламные (215). ры, словообразовательного потенциала и номи- Рекламные эргонимы выполняют функцию нативных возможностей, уточняет мотивацию воздействия на эмоциональную сферу адресата. выбора конкретного языкового знака, возмож- 1.2.2. Имеющие позитивные ассоциации: ности номинировать одним знаком различные Береста, Сюрприз, Радуга, Блеск. объекты действительности и, наоборот, обозна- 1.2.2. Позиционирующие какую-либо орга- чение разными языковыми единицами одного низацию, её членов. явления или реалии, исследует прецедентные 1.2.2.1. Выделяющие престижность органи- номинативные единицы в системе номинативов. зации: Фаворит, перСОНа, Luxury tour. В эргонимии Сургута нами были выделены 1.2.2.2. Определяющие высокий уровень два ономасиологических принципа номинации: (эффективность, качество и т.п.) услуг органи- 3.1. Образованные путём онимизации (пере- зации: Идеал, Успех, ЕвроЛайн, Сувенир-elite. хода общеупотребительных слов, имён нарица- 1.2.3. Призванные воздействовать звуковым тельных в имена собственные): Шик, Имидж, комплексом (3): Chop-Chop, СКВИ, ТОТО. Молодость, Пятерочка, ЗимаЛето. 1.3. Рекламно-информативные (230). 3.2. Образованные путём трансонимиза- Под рекламно-информативными эргони- ции (перехода в эргонимы имён собственных): мами понимаются названия, сочетающие ин- ЗЕВС, Гепард, Луна, Натали. 266 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Рассмотрев эргонимы города Сургута с что подчинено замыслу номинаторов, прежде точки зрения функциональных особенностей, всего, в целях языковой игры так же, как и на- можно сделать вывод о том, что они не только рушение норм орфографии. информируют о товарах и услугах своей орга- Фонетические особенности эргонимов про- низации потенциального покупателя/потреби- являются в использовании рифмованных эле- теля, но и в некоторых случаях воздействуют ментов в названии, созвучности. на эмоциональную сферу, чем привлекают Словообразование строится на нескольких внимание в ещё большей степени. Проявле- основных морфологических способах: приста- ние региональных особенностей в номинации вочном, суффиксальном, способе сложения и эргонимов отражает специфику населения и аббревиации. местности, что также положительно влияет на Грамматическая классификация по частереч- восприятие эргонима. ной принадлежности показывает, что чаще все- го используются существительные – это наибо- Обсуждение и заключения лее продуктивная группа эргонимов, т.к. эрго- ним – это имя. На втором месте глаголы и далее В последние годы в связи с переходом на ры- прилагательные, числительные, местоимения. ночную экономику в стране открывается много Однословные эргонимы преобладают над новых коммерческих предприятий, магазинов, словосочетаниями, что может быть связано с торговых центров, турагентств, центров кра- тем, что краткий и понятный эргоним лучше соты и здоровья, аптек, спортивных центров воспринимается потребителем, отвечает прин- и т.п. Новые городские объекты получают ин- ципу экономии языковых средств. дивидуальные собственные имена, номина- Заимствованных эргонимов гораздо мень- ция которых должна строиться с учётом таких ше, чем русскоязычных. Но тенденция номи- требований, как информативность (отражение нации иноязычной лексикой не угасает, и это специфики предприятия), эстетика восприятия связано с современной языковой ситуацией в (благозвучие, наличие правильных благопри- мире, когда английский, и особенно его амери- ятных ассоциативных связей), привлекатель- канский вариант, оказывают мощное влияние ность (лёгкость запоминания, яркость образа, на другие языки, а также с активным исполь- языковая игра). Ещё одним важным условием зованием предметов, обозначающих реалии из создания успешного эргонима, по нашему мне- языка-источника, в сфере деятельности того нию, является включение в компонент его зна- или иного коммерческого объекта. Такое со- чения регионального компонента, отражающе- отношение русских и заимствованных эрго- го особенности языка и местности населения. нимов говорит о том, что заимствования акту- Положительному восприятию этих эргонимов альны, однако номинаторы понимают, что не способствуют такие смысловые ассоциации, всем понятны иноязычные названия, поэтому как «своё», «местное», «наше», «родное», что их в эргонимиконе города Сургута меньше, повышает доверие к предприятию или магази- чем русскоязычных номинаций. Номинации с ну, имеющему такое название. региональным значением, а также финно-угор- Представленная классификация коммер- ские по происхождению находят отражение в ческих эргонимов города Сургута позволяет сургутской эргонимии, подчёркивая связь объ- сделать вывод о том, что его эргонимическое екта номинации с местным колоритом. Югор- пространство весьма разнообразно. Мы выя- ская лексика в эргонимиконе Сургута имеет вили типичные, наиболее частотные принципы лингвокультурологическую ценность, она яв- номинации. ляется привлекательной для адресата, т.к. вы- Большинство из проанализированных нами ражает ассоциативную связь с домашним. 800 эргонимов представлено буквенными сред- Описывая функциональные особенности ствами, выраженными в основном кириллицей, эргонимов Сургута, мы разделили их по прин- 20% эргонимов выражено некириллическими ципам номинации (назывному, коммуника- средствами, встречаются и единичные случаи тивному, ономасиологическому). По ведущей использования цифр. Подавляющая часть эр- номинативной функции эргонимы делятся на гонимов не имеет особенностей орфографии информативные, рекламные и рекламно-ин- и пунктуации, редко встречались эргонимы с формативные. Преобладают эргонимы, выпол- употреблением строчных и прописных букв, няющие информационную функцию.

267 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Изучение особенностей номинации эр- например, Екатеринбурга, Москвы, для опре- гонимов города Сургута в период с 2015 по деления наиболее эффективных способов соз- 2018 годы позволяет отразить современные дания эргонимов применительно к нашему тенденции в номинации эргонимов в целом. региону и подготовки рекомендаций, которые Перспектива изучения сургутских эргонимов будут полезны государственным органам, за- видится нам в возможностях сопоставления нимающимся регистрацией городских объек- особенностей их номинации в прошлом сто- тов, а также самим номинаторам в плане со- летии и в современности, а также в сравнении вершенствования технологии коммерческой, принципов номинации эргонимов Сургута и, рекламной номинации.

Список источников и литературы

1. Астафьева H. A. Способы номинации в речевой ситуации города (на материале ойкодомонимов г. Ом- ска): дис. … канд. филол. наук. М., 1996. 185с. 2. Вермишова П. И. Современные эргонимы как отражение унификации языкового пространства рос- сийских городов // Язык и культура региона как составляющие образовательного пространства. Белгород: Эпицентр, 2017. С. 103–107. 3. Горбаневский M. B. Лексико-семантический и словообразовательный анализ русской ойконимии (меж- дуречья Оки, Москвы и Нары): дис. … канд. филол. наук. М., 1980. 227с. 4. Горбаневский М. В. Национальные образы в топонимии Москвы // Топонимика и международные отно- шения. М.: МФГО, 1992. С. 25–40. 5. Емельянова А. М. Эргонимы в лингвистическом ландшафте полиэтнического города: автореф. дис. … канд. филол. наук. Уфа, 2007. 42 с. 6. Замалетдинова Л. Р. Современные русские урбанонимы в аспекте креативной речевой деятельности: дис. … канд. филол. наук. М., 2016. URL: http://dissovet.rudn.ru/weblocal/prep/rj/index.php?id=11&mod=dis&dis_ id=1069.pdf (дата обращения: 02.04.2019). 7. Косаренко О. Т., Косаренко С. В. Эргонимы и проблемы сохранения национально-культурных особен- ностей русского языка // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингвистика и меж- культурная коммуникация. 2017. № 2. С. 110–113. 8. Лапинская И. П., Мануковская М. А. Имена собственные бизнес-объектов как предмет современной лингвистики // Современные лингвистические и методико-дидактические исследования. 2019. № 1 (41). С. 18–29. 9. Мархеева Т. В. Эргонимы города Улан-Удэ как отражение национальной специфики // Языко- вое единство и языковое разнообразие в полиэтническом государстве. М.: Языки Народов Мира, 2018. С. 388–392. 10. Морозова М. Н. Названия культурно-бытовых учреждений // Русская речь. 1973. № 6. С. 34. 11. Новичихина М. Е. Коммерческая номинация. Воронеж: Воронежский гос. ун-т, 2003. 192 с. 12. Новожилова Т. А. Номинация современных коммерческих предприятий (на материале русского, английского и немецкого языков): дис. … канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 2005. 170 с. 13. Пучкова И. Н. Эргонимы в лингвистическом пространстве подмосковного города (на примере г. Элек- тросталь) // Текст, контекст, интертекст. М.: Книгодел, 2019. С. 102–110. 14. Романова Т. П. Проблемы современной эргонимии // Вестник Самарского госуниверситета. Серия «Филология». 2008. № 1. С. 82–90. 15. Сиротинина О. Б. Языковой облик г. Саратова // Разновидности городской устной речи. М.: Наука, 1988. С. 247–253. 16. Судникович Е. В., Колесниченко Л. В. Эргонимы современного города // Язык и культура. Макеевка: Донбасская национальная академия строительства и архитектуры, 2018. С. 77–79. 17. Суперанская A. B. Общая теория имени собственного. М.: Наука, 1973. 366 с. 18. Суперанская A. B. Имя нарицательное и собственное. М.: Наука, 1978. 206 с. 19. Суперанская A. B. Структура имени собственного. М.: Наука, 1969. 208 с. 20. Топоров В. Н. Некоторые соображения в связи с построением теоретической топономастики // Прин- ципы топономастики. М.: Наука, 1964. С. 5–18. 21. Шимкевич Н. В. Русская коммерческая эргонимия: прагматический и лингвокультурологический аспекты: дис. … канд. филол. наук. Екатеринбург, 2002. 179 с. 22. Шмелева Т. В. Ономастикон российского города // LAP LAMBERT Academic Publishing, 2014. 137 с. URL: http://www.novsu.ru/file/1103280 pdf. (дата обращения: 05.04.2019). 268 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

23. Bach A. Deutsche Namenkunde. BD I: Die Deutsche Personennamen. Heidelberg: Carl Winter, 1952. S. 1. 312 р. 24. Castañeda H.-N. On the philosophical foundations of the theory of communication: Reference. Minneapolis, 1979. 165 р. 25. Gardiner A. The Theory of Proper Ñames. London: Oxford university press, 1954. 76 p. 26. Gottschald Max. Deutsche Namenkunde: Unsere Familiennamen nach ihrer Entstehung un Bedeutung. Michigan University: Walter de Gruyter, 1971. 646 p.

References

1. Astafyeva N. A. Sposoby nominacii v rechevoj situacii goroda (na materiale ojkodomonimov g. Omska) [Ways of nomination in speech situation of a city (on material of oykodomonyms of the city of Omsk)]. Moscow, 1996. 185 p. (In Russian) 2. Vermishova P. I. Sovremennye ergonimy kak otrazhenie unifikacii yazykovogo prostranstva rossijskih gorodov [Modern ergonyms as a reflection of the standardization of linguistic space of Russian cities].Yazyk i kul’tura regiona kak sostavlyayushchie obrazovatel’nogo prostranstva [Language and culture of a region as a part of educational space]. Belgorod: Epizentr Publ., 2017. pp. 103–107. (In Russian) 3. Gorbanevskiy M. B. Leksiko-semanticheskij i slovoobrazovatel’nyj analiz russkoj ojkonimii (mezhdurech’ya Oki, Moskvy i Nary) [Lexico-semantic and word-formation analysis of Russian oykonimy (Oka, Moscow and Nara interfluve)]. Moscow, 1980. 227 p. (In Russian) 4. Gorbanevskiy M. V. Nacional’nye obrazy v toponimii Moskvy [National images in the toponymy of Moscow]. Toponimika i mezhdunarodnye otnosheniya [Toponymy and international relations]. Moscow: MFGO Publ., 1992. pp. 25–40. (In Russian) 5. Еmelyanova A. M. Ergonimy v lingvisticheskom landshafte polietnicheskogo goroda [Ergonyms in the linguistic landscape of the multi-ethnic city]. Ufa, 2007. 42 p. (In Russian) 6. Zamaletdinova L. R. Sovremennye russkie urbanonimy v aspekte kreativnoj rechevoj deyatel’nosti [Modern Russian urbanonyms in the aspect of creative speech activity]. Moscow, 2016. Available at: http://dissovet.rudn.ru/ weblocal/prep/rj/index.php?id=11&mod=dis&dis_id=1069.pdf (accessed April 02, 2019). (In Russian) 7. Kosarenko O. T., Kosarenko S. V. Ergonimy i problemy sohraneniya nacional’no kul’turnyh osobennostej russkogo yazyka [Ergonyms and problems of preservation of national and cultural features of the Russian language]. Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Lingvistika i mezhkul’turnaya kommunikaciya [Bulletin of the Voronezh State University. Series: Linguistics and intercultural communication], 2017, no. 2, pp. 110–113. (In Russian) 8. Lapinskaya I. P., Manukovskaya M. A. Imena sobstvennye biznes-ob”ektov kak predmet sovremennoj lingvistiki [Proper names of the business objects as the subjects of modern linguistics]. Sovremennye lingvisticheskie i metodiko- didakticheskie issledovaniya [Modern linguistic and methodical-didactic research], 2019, no. 1 (41), pp. 18–29. (In Russian) 9. Markheeva T. V. Ergonimy goroda Ulan-Ude kak otrazhenie nacional’noj specifiki [Ergonyms of the city of Ulan-Ude as reflection of national specifics]. Yazykovoe edinstvo i yazykovoe raznoobrazie v polietnicheskom gosudarstve [Linguistic unity and linguistic diversity in multi-ethnic states]. Moscow: Yazyki Narodov Mira Publ., 2018. pp. 388–392. (In Russian) 10. Morozova M. N. Nazvaniya kul’turno-bytovyh uchrezhdenij [Names of cultural and consumer institutions]. Russkaya rech’ [Russian speech], 1973, no. 6, p. 34. (In Russian) 11. Novichikhina M. Е. Kommercheskaya nominaciya [Commercial nomination]. Voronezh: Voronezhskij gos. un-t Publ., 2003. 192 p. (In Russian) 12. Novozhilova T. A. Nominaciya sovremennyh kommercheskih predpriyatij (na materiale russkogo, anglijskogo i nemeckogo yazykov [Nomination of modern commercial enterprises (on material of the Russian, English and German languages]. Rostov-on-Don, 2005. 170 p. (In Russian) 13. Puchkova I. N. Ergonimy v lingvisticheskom prostranstve podmoskovnogo goroda (na primere g. Elektrostal’) [Ergonyms in the linguistic space of Moscow suburbs (by the example of Elektrostal)]. Tekst, kontekst, intertekst [Text, context, intertext]. Moscow: Knigodel Publ., 2019. pp. 102–110. (In Russian) 14. Romanova T. P. Problemy sovremennoj ergonimii [Problems of modern ergonymy]. Vestnik Samarskogo gosuniversiteta. Seriya «Filologiya» [Bulletin of the Samara State University. Series «Philology»], 2008, no. 1, pp. 82–90. (In Russian) 15. Sirotinina O. B. Yazykovoj oblik g. Saratova [Linguistic appearance of Saratov]. Raznovidnosti gorodskoj ustnoj rechi [Varieties of urban oral speech]. Moscow: Nauka Publ., 1988. pp. 247–253. (In Russian)

269 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

16. Sudnikovich Е. V., Kolesnichenko L. V. Ergonimy sovremennogo goroda [Ergonyms of modern city]. Yazyk i kul’tura [Language and culture]. Moscow: Dombaskaya nazionalnaya akademiya stroitelstva i architektury Publ., 2018. pp. 77–79. (In Russian) 17. Superanskaya A. B. Obshchaya teoriya imeni sobstvennogo [General theory of the proper name]. Moscow: Nauka Publ., 1973. 366 p. (In Russian) 18. Superanskaya A. B. Imya naricatel’noe i sobstvennoe [Common names and proper names]. Moscow: Nauka Publ., 1978. 206 p. (In Russian) 19. Superanskaya A. B. Struktura imeni sobstvennogo [Structure of a proper name]. Moscow: Nauka Publ., 1969. 208 p. (In Russian) 20. Toporov V. N. Nekotorye soobrazheniya v svyazi s postroeniem teoreticheskoj toponomastiki [Some considerations in connection with the construction of theoretical toponomastics]. Principy toponomastiki [Principles of toponomastics]. Moscow: Nauka Publ., 1964. pp. 5–18. (In Russian) 21. Shimkevich N. V. Russkaya kommercheskaya ergonimiya: pragmaticheskij i lingvokul’turologicheskij aspekty [Russian commercial ergonymy: pragmatic and linguoculturological aspects]. Yekaterinburg, 2002. 179 p. (In Russian) 22. Shmeleva T. V. Onomastikon rossijskogo goroda [Onomasticon of a Russian city]. Saarbruecken: Lap Lambert Academic Publishing, 2014, 137 p. Available at: http://www.novsu.ru/file/1103280 pdf. (accessed April 05, 2019). (In Russian) 23. Bach A. Deutsche Namenkunde. BD I: Die Deutsche Personennamen. Heidelberg: Carl Winter, 1952. P. 1. 312 р. (In German) 24. Castañeda H.-N. On the philosophical foundations of the theory of communication: Reference. Minneapolis, 1979. 165 р. (In English) 25. Gardiner A. The Theory of Proper Names. London: Oxford university press, 1954. 76 p. (In English) 26. Gottschald Max. Deutsche Namenkunde: Unsere Familiennamen nach ihrer Entstehung un Bedeutung. Michigan University: Walter de Gruyter, 1971. 646 p. (In German)

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРАХ:

Сафонова Наталья Николаевна, доцент кафедры филологического образования и журналистики, Сур- гутский государственный педагогический университет (628417, Российская Федерация, Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, г. Сургут, ул. 50 лет ВЛКСМ, 10/2), кандидат филологических наук. [email protected] ORCID ID: 0000-0001-7436-0285

Ермаковская Татьяна Александровна, доцент кафедры филологического образования и журналистики, Сургутский государственный педагогический университет (628417, Российская Федерация, Ханты-Мансий- ский автономный округ – Югра, г. Сургут, ул. 50 лет ВЛКСМ, 10/2), кандидат филологических наук. [email protected] ORCID ID: 0000-0003-3334-8583

ABOUT THE AUTHOR:

Safonova Natalya Nikolaevna, Assistant Professor, Department of Philological Education and Journalism, Surgut State Pedagogical University (628417, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Surgut, 50 let VLKSM st., 10/2), Candidate of Philological Sciences. [email protected] ORCID ID: 0000-0001-7436-0285

Yermakovskaya Tatyana Alexandrovna, Assistant Professor, Department of Philological Education and Journalism, Surgut State Pedagogical University (628417, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Surgut, 50 let VLKSM st., 10/2), Candidate of Philological Sciences. [email protected] ORCID ID: 0000-0003-3334-8583

270 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019. УДК 821.511.1 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-271-278

Концепт как категория в обско-угорской и русской литературе

А. Н. Семёнов БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок», г. Ханты-Мансийск, Российская Федерация [email protected] АННОТАЦИЯ Введение. В статье рассматриваются подходы к трактовке художественного концепта в произведени- ях обско-угорской и русской литературы. Связано это, в том числе и с тем, что соотношения концепта и символа, концепта и образа в литературоведении остаются до конца не разработанными, но в то же время наиболее значимыми, позволяющими рассмотреть в единстве художественную картину мира писателя и ценностный мир личности читателя. Цель: автор ставит целью раскрыть структурно-семиотическую категорию концепта, применение которой открывает новые возможности в исследовании организации художественного текста как обско- угорской, так и русской литературы. Материалы исследования: произведения обско-угорской литературы ХХ и ХХI веков, представлен- ные в сопоставлении с художественными текстами русской литературы. Основой для такого аналитиче- ского сопоставления послужили исследования отечественных и зарубежных учёных, посвящённые про- блемам трактовки концепта. Результат и научная новизна. Результатом статьи является раскрытие сущности категории концепт, его многозначности в художественном тексте. В работе выдвинуто утверждение, согласно которому кате- гория концепт является носителем идеостиля писателя, его художественной, поэтической картины мира при том, что разные культурные и языковые истоки и традиции формируют трактовку понятий при их трансформации в концепты художественного текста. Один из аспектов научной новизны связан с включением материалов обско-угорской литературы для теоретического обоснования сущности и бытования концепта в художественных текстах. В статье сделана попытка доказать, что бытование концепта в художественном тексте позволяет ему одновременно быть и содержательной единицей памяти, и единицей нового содержания. Ключевые слова: художественный текст, концепт, концептосфера, понятие, тема, идея, картина мира, многозначность. Для цитирования: Семёнов А. Н. Концепт как категория в обско-угорской и русской литературе // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 271–278.

Concept as the category in Ob-Ugric and Russian literature

A. N. Semyonov Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, Khanty-Mansiysk, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. The article considers the approaches to the interpretation of the art concept in the works of Ob- Ugric and Russian literature. This is due to the fact that the relationship between concept and symbol, concept and image in literary studies remain not fully developed, but at the same time they are the most important in it. They allow considering in the unity the artistic world of a writer and world of values of a reader. Objective: to disclose the structural and semiotic category of the concept, use of which opens new possibilities in the study of organization of the literary text of both Ob-Ugric and Russian literature. Research materials: the works of Ob-Ugric literature of the XX and XXI centuries presented in comparison with the literary texts of Russian literature. The bases for such analytical comparison are the research of domestic and foreign scientists on the problems of interpretation of the concept. Results and novelty of the research. The result of the article is the disclosure of the essence of category of the concept, its polysemy in the literary text. The work states that category of the concept is a carrier of idiostyle of 271 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. a writer, his artistic, poetic picture of the world, despite the fact that different cultural and linguistic sources and traditions form the interpretation of notions in their transformation into concepts of a literary text. One of the aspects of scientific novelty is connected with the inclusion of materials of Ob-Ugric literature for theoretical substantiation of the essence and existence of the concept in literary texts. The article attempts to prove that the existence of the concept in a literary text allows it to be a meaningful unit of memory and a unit of new content. Key words: artistic text, concept, conceptual sphere, notion, theme, idea, picture of the world, se, worldview, polysemy. For citations: Semenov А. N. Concept as the category in Ob-Ugric and Russian literature // Vestnik Yugrovedeniya = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 271–278.

Введение Материалы и методы

В переводе с латыни концепт (conceptus) оз- В качестве аналитического материала для рас- начает понятие. Его значение можно трактовать крытия сущности категории концепт в филоло- как содержание понятия, смысл. Семантиче- гическом дискурсе использованы исследования ский подход (Рудольф Карнап) к этому терми- отечественных и зарубежных учёных, посвящён- ну даёт его видение в качестве взаимосвязи, с ные проблемам трактовки концепта, который ча- одной стороны, между языковым выражением сто проявляется как в поэтических текстах, так и и соответствующими ему денотатами, т. е. мно- в малой прозе, в этой связи в статье последова- жеством реальных предметов, обозначаемых тельно приводятся обращения к произведениям данным именем. А с другой, между языковы- русской и обско-угорской литературы. Анализ ми выражениями и объектами человеческого художественных текстов проведён в свете семан- сознания, имеющими абстрактный характер. тического и семиотического подхода. Обращение к термину концепт открывает но- вые перспективы в представлении литературы Результат в качестве коммуникативной художественной системы, даёт возможность проанализировать Исследование бытования в художественном присутствие понятия, многообразие его содер- тексте категории концепт основано в статье на жания и смысловой наполненности в художе- том, что понятие – это тема, то есть сообще- ственном тексте, в корпусе текстов, в творчестве ние о предмете или явлении, тема, как отра- в целом и т. п. в отвлечении от конкретно-языко- жение их общих и существенных признаков. вой формы его выражения. А концепт – это уже идея, как выход за пределы Однако специфика художественного текста строго ограниченного представления об общих как объекта анализа предполагает проведение и существенных признаках предмета или явле- чёткой грани между концептом и понятием. ния, как обращение не только к абстрактным, но Обосновано это может быть тем, что «в отличие и конкретно-ассоциативным и эмоционально- от понятий концепты не только мыслятся, они оценочным их признакам. переживаются. Они предмет эмоций, симпатий Современное понимание концепта может и антипатий, а иногда и столкновений» [10, 41]. быть связано с определением его в качестве По С. А. Аскольдову (1928), концепт можно особой текстовой категории, которую можно понимать как «заместитель неопределённого обозначить как слово-имя. Можно заключить, множества предметов одного и того же поряд- что имя концепта – слово, в том числе в виде, ка». «Функция заменительства» отмечается функции одного из его лексико-семантических исследователем в качестве основной, опреде- вариантов. В том числе и потому, что «имя ляющей: «Концепт есть мысленное образова- “предмета”, информация о свойствах суще- ние, которое замещает нам в процессе мысли ствования этого “предмета” (сема бытийности), неопределённое множество предметов одного и модальность, выражающая оценку степени того же рода.., или конкретные представления» достоверности существования “предмета” (его [3, 271]. реальность/нереальность…), пространственно- В процессе анализа художественного текста временные характеристики события» [1, 307]. принципиально важным оказывается вопрос В случае с концептом лексико-семантические об индивидуальности художника, о том, в чём варианты слова возникают не только в связи и как проявляется неповторимость его таланта. с многозначностью. Даже однозначные слова,

272 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

включённые в художественный текст, способны текста, так и в сознании, воспринимающем этот расширять свою семантику за счёт фонового тек- текст. стового знания, за счёт культурной коннотации, Концептосфера – это система, формируемая связанной с контекстом или предтекстами. Если посредством выстроенных и собранных в опре- концепт и можно понимать «главным образом» делённую структуру концептов, формирующих как слово, то только с учётом того, что в инди- представление о мире в сознании человека. Со- видуально-эстетическом использовании (в худо- держание такой системы закодировано в знаках жественном тексте) содержание этого слова вы- языка, в слове. Она являет собой наиболее по- ступает как совокупность смыслов, организация следовательное представление человека о себе и которых может существенно отличаться от об- своих возможностях, о происхождении и месте в щепринятых значений. этом мире. Последний, кстати, также существует Эта совокупность смыслов и их организация в сознании как представление о его происхожде- зависят от индивидуально-авторского видения. нии и строении, движении и т. д. Слово-концепт как определённый звуковой и Все знают значение таких номинаций, как буквенный комплекс, семантика которого огра- «пространство» и «время», «дом» и «небо», ничена общепринятым значением, в авторском «воздух» и «вода», «свобода» и «рабство», од- писательском понимании и использовании вы- нако в индивидуальном преломлении, в каждом водится за пределы этих границ, получает своё индивидуальном сознании эти категории, явле- внутреннее содержание. Это уже не семантика ния и предметы имеют свой, индивидуальный слова как такового, а внутреннее содержание вариант понимания, свой концепт, зависящий от концепта, создаваемое некоей совокупностью личного опыта психологического, социального, смыслов, вызванных конкретикой авторского этического, эстетического и т. д. характера. При- текста и контекста. менительно к художественному сознанию, кон- Именно поэтому обращение к проблеме кон- цептосфера – это содержание индивидуального цепта и концептосферы имеет принципиально сознания, закодированное в образной структуре важное значение, если мы ставим перед собой художественного текста. Составляющие её кон- задачу исследовать, понять сущность творческой цепты не могут иметь равнозначного, равно- индивидуальности художника слова, своеобра- ценного значения, они находятся либо в центре зие его мировидения. Любой художественный сознания индивидуума, либо представляют его текст – это не только модель мира (вторая реаль- периферию, играют определяющую или вто- ность), но и концепция мира автора. ростепенную роль в понимании окружающего Концепция мира в художественном тексте мира. возникает благодаря совокупности концептов, Итак, концепт как составляющая концептос- составляющих, в свою очередь, концептосферу феры является элементом, её формирующим. (термин Д. С. Лихачева). Последняя образуется По своему объёму и значению в художествен- благодаря определённым образом упорядочен- ном тексте концепт может занимать домини- ному и иерархизированному составу, корпусу рующее положение и тогда смысловая напол- концептов художественного текста. Концеп- ненность других концептов оказывается обу- тосферу можно также определить как кон- словленной его влиянием, кругом ассоциаций, цептуальную схему, которая не тождественна с ним связанных. Такой концепт сообщает всем простой совокупности концептов, а есть некото- другим, принципиально важным в художествен- рое должным образом структурированное и це- ном сознании концептам, некое воздействие, со- лостное художественное пространство со своей бирает, консолидирует их в системное единство иерархией ценностей и приоритетов. эстетического, этического, социального харак- Концептосфера – не механическая сумма, тера. Такой доминирующий концепт не столь- совокупность концептов, а система мнений и ко подменяет собой концептосферу, сколько знаний человека о мире, отражающая его по- становится её смысловым центром, главным ор- знавательный опыт, опыт практического осво- ганизующим началом. ения окружающего пространства и понимания Концепт, предстающий в художественном своеобразия прошедшего, текущего и будущего тексте в содержательных формах (понятие, об- времени. Такой опыт существует как зафиксиро- раз, символ, персонаж, тип и т. п.), выступает в ванный, в первую очередь, в языковой и эмоцио- качестве основного, главного носителя культур- нальной памяти как создателя художественного но обусловленных представлений художника об

273 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

окружающей действительности. При этом необ- Для лирического героя Ювана Шесталова по- ходимо разграничить два типа концепта. нятие дорога концептуально наполняется содер- Во-первых, концепт как инвариант опреде- жанием необходимости поиска своего пути, ми- лённого понимания, видения, принятого целой росозерцательной основы жизни: культурой. ˂…˃ Снежный вихрь просвистел над моей И, во-вторых, концепт как достояние, как ка- головой… чество видения отдельной личности. Именно это Ослепили мой ум коротышки-божки. понимание и функционирует не только в эстети- Может, идолов этих принять мне в дружки? ческой, что в нашем случае является главным, но Но от них голова тяжелеет, звеня. и в познавательной, и в коммуникативной дея- И в глазах, как метель, хороводит земля. тельности. Где дорога моя? … [8, I, 459] Так, в художественном тексте понятие доро- Функции «самой большой дороги» у Шеста- га обретает содержание концепта посредством лова может выполнять река, при этом она обла- того, что автор или герои видят её ясной или дает способностью «змеиться», может быть, по- туманной, лёгкой или тяжёлой, долгой или ско- тому, что первый раз в жизни была она для героя рой, широкой или узкой, неведомой и хорошо дорогой к мачехе («Мама, мама моя»). знакомой и т. п. и т. д. Она может быть белой и Герои писателя могут понимать дорогу в ка- бледной («Дорога, под луной бела», «В поле до- честве выбора рода занятий по жизни: «Если рога бледна от луны», А. Блок), «дорогой бури» охотником и рыбаком не хочешь стать – можешь и «дорогой тьмы» (В. Брюсов), она может мол- завести оленей. У оленевода – длинная дорога, чать («Молчала старая дорога», И. Бунин) и даже вечная дорога. Жизнь оленевода – вечное касла- быть беспощадной: ние…» [8, I, 517]. Беспощадна моя дорога, Шесталовский концепт «дорога» может вы- Она меня к смерти ведёт. [6, 449] ступать в качестве маркера, которым отмечается Лирический герой Евгения Баратынского зна- прошлое и настоящее: «… Так что три дороги ет, имеет в достаточной степени сформированное стелились перед таёжником, когда он вступал в представление о том, что такое «дорога жизни»: жизнь: охота, рыбалка, каслание. Одна дорога В дорогу жизни снаряжая была у женщины Севера: выйти замуж за обла- Своих сынов, безумцев нас, дателя одной из этих дорог. Снов золотых судьба благая А сейчас столько дорог распахнулось перед Даёт известный нам запас: Сергеем в миг его вступления в жизнь, что за- Нас быстро годы почтовые кружилась голова, затуманилась! Да так, что не выберешь ни широкую, ни узкую, ни длинную, С корчмы довозят до корчмы, ни короткую» [8, I, 517]. И снами теми путевые В лирике поэта Сергея Ремизова она наполня- Прогоны жизни платим мы. [5, 137] ется содержанием постоянного движения, стрем- Герои лирики Александра Блока имеют обык- ления к достижению новых целей: новение признаваться в том, что шли или идут Дорога стремится за горизонт, «ложной дорогой». Навстречу ветрам... Нет, опять поворот. А для лирического героя Константина Баль- Движенье ничем не остановить… [8, I, 183] монта дорога может ассоциироваться с ложью В прозе Еремея Айпина дорога может быть («Пять чувств – дорога лжи…»), и с правдой: длинной и опасной, долгой и трудной, она спо- ˂…˃ О, слушайте, сонмы видений, собна вести и приводить, героям она «пахнет че- Я пропасти видел до дна: – ловеком» («Божья Матерь в кровавых снегах»). Есть много дорог заблуждений, Для лирической героини Марии Вагатовой Дорога Правды – одна. [4, 267] (Волдиной) бесконечная и широкая дорога вы- В видении лирического героя Юргиса Балтру- ступает в качестве той единицы пространства, с шайтиса дорога мотылька наполняется содержа- которой можно сравнить сердце матери: нием беззащитности: «Беззащитная дорога мо- Сердце матери! тылька!» Скажите, в чём его простой секрет? – У Андрея Тарханова дорога оказывается свя- сколько в нём тепла! – у солнца и десятой занной с таинством: «дорога таила немало труд- доли нет. ностей, особенно осенью, когда река обрастает, Красный свет светлей и крашен кровью крас-

как ракушками, мелями и перекатами»[8, I, 398]. ной матерей, 274 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

не с чем сравнить на свете сердце матери его поведение, которые характерны для живых моей: существ. Они могут выступать в роли качествен- коль с дорогой – то дорога бесконечно широ- ных показателей движения, охраны или опасно- ка… [8, II, 165] сти, рабочей силы или стойкого помощника и т. Пер. Н. Шамсутдинова д. и т. п. У лирической героини Аллы Иштимирово- Было бы неверно понимать, что концепт – это й-Посоховой «нить дорог» может быть составле- отрицание понятия. Вернее, это – наполнение на «из песен», более того: понятия новым смыслом или индивидуальная По дорогам тем из песен авторская трактовка хорошо известного содер- Ходит внук, и сам поёт. [8, II, 226] жания какого-либо понятия. И в этом смысле Или другой пример – понятие тайга. Такая концепт можно понимать как результат соедине- тема есть у Зинаиды Гиппиус, в лирическом тек- ния мира культуры народа, человечества, эпохи сте которой тайга выступает «жестокой», и это с культурной картиной мира, сложившейся в со- уже идея, как реальное авторское концептуаль- знании отдельно взятого индивида. ное (концепт) наполнение, как своя трактовка Если обратиться к такому слову-имени, как темы. «Жестокость» тайги, как концепт получает жизнь, то примером концепта первого типа мо- вполне осязаемое наполнение, содержание, ког- жет служить пословица «Жизнь прожить – не да она предстаёт с ледяными очами, в морозной поле перейти». У Алексея Апухтина концепт ризе и в колкой мгле: жизнь наполняется ещё и значением скуки, но Прими, от этого не перестаёт быть инвариантом опре- прими, тайга жестокая, делённого видения, принятого целой культурой: меня, гонимого людьми. «Жизнь пережить – не поле перейти!» Сокрой, Да, правда: жизнь скучна и каждый день скучнее; укрой, ледяноокая, Но грустно до того сознания дойти, морозной ризой, колкой мглой. [6, 527] Что поле перейти мне всё-таки труднее! [2, Лирический герой Николая Клюева понимает 295] тайгу как «боговидящего инока», в схиме и вни- В стихотворении «Божий мир» концепту- мающего обряду поминок природы: альное видение жизни как пути дополняется у Тайга – боговидящий инок, Апухтина значением пустоты, однако такое виде- Как в схиму, закуталась в марь. ние также не выходит за рамки культурной мен- Природы великий поминок тальности эпохи и народа: Вещает Лесной Пономарь. [7, 288] Видим жизнь пустую, путь прямой и дальний, В повести Романа Ругина «Сорок Северных Пыльную дорогу – Божий мир печальный. [2, 77] Ветров» тайга – это тема, которая идейно, т. е. Когда лирический герой Апухтина понимает уже в качестве концепта наполняется содержани- «О жизнь! Ты миг, но миг прекрасный, / Миг не- ем щедрости: «щедрая тайга и живая водица не возвратный, дорогой <...> [2, 42], то такое пони- оскудели ещё на зверя и рыбу» [8, II, 509]. Герой мание концепта жизнь (прекрасный миг) тоже не пьесы Еремея Айпина «Красная нарта», в ожи- выходит за пределы понимания, сложившегося в дании прихода Звезды Утренней Зари, замечает, культурном и языковом менталитете всего наро- что когда это произойдёт, тогда «и тайга светлая да. станет» [8, II, 156]. Особенность заключается ещё Когда в стихотворении «В театре» возникает: и в том, что наполнение концепта тайга в данном «Вот наша жизнь пред тобой – / Та же комедия, случае у Айпина не сводится только к цвету или длинная, скучная», [2, 90] то такое видение жиз- освещённости конкретного типа пространства. ни есть лишь развитие архетипа мировой культу- В лирике Владимира Волдина содержание ры: жизнь как театр. концепта тайга может наполняться таким содер- А в стихотворении Алексея Апухтина «Пред- жанием, как способность к награждению челове- чувствие» есть пример концепта второго типа. ка (поэма «Так молупси»). Когда поэт пишет: «И, кажется, всю жизнь я вы- Одно и то же понятие (наши примеры тайга плакать готов...» [2, 56], то концепт жизнь напол- и дорога) концептуально может быть связано и няется индивидуальным, авторским видением с местом пребывания, нахождения, и с харак- (жизнь как слёзы), которое является достоянием теристикой единицы пространства, за которой отдельной личности, представленной лириче- угадывается состояние внутреннего мира героя, ским героем.

275 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

К этому же типу концепта, то есть автор- Это реальность и тайна, ско-индивидуального видения, можно отнести Это день и ночь, утверждение «Жизнь и Поэзия – одно» Василия Это он и она, Жуковского, который жизнь и поэзию (не толь- Это любовь и ненависть, ко в стихотворении «Я Музу юную бывало...») Это приход и уход... [8, II, 743] видит в качестве тождественных, равнозначных явлений. Обсуждение и заключение Для лирического героя Фёдора Тютчева кон- цепт жизнь может наполняться индивидуальным Наличие в художественных текстах как пер- содержанием – птица, не имеющая возможности вого, общекультурного, так и второго, индивиду- летать: ального типа концептов, даёт нам возможность Жизнь, как подстреленная птица, говорить о понимании концепта в широком и уз- Подняться хочет – и не может... ком смысле. Нет ни полёта, ни размаху – Во-первых, под концептом, в «широком смыс- Висят поломанные крылья, ле», можно понимать культурно-исторический, И вся она, прижавшись к праху, специализированный смысл, обладающий осо- Дрожит от боли и бессилья. [11, 167] бой значимостью в рамках определённой культу- Ярко выраженной индивидуальностью виде- ры, менталитета. ния отличается жизнь в трактовке Семёна Над- Одним из первых наблюдений, связанных с сона, для лирического героя которого жизнь – это особенностями концептуального видения, под- неизменно, всегда система оппозиций, это борь- хода в хантыйской и мансийской литературах, в ба противоположностей: отличие от русской литературы, заключается в Меняя каждый миг свой образ прихотливый, том, что авторы последней склонны к более про- Капризна, как дитя, и призрачна, как дым, странному, развёрнутому описанию того, в чём Кипит повсюду жизнь в тревоге суетливой, заключается их художественное видение тайги Великое смешав с ничтожным и смешным. или дороги, жизни. Обско-угорские авторы и в Какой нестройный гул и как пестра картина! эпосе, и в лирике предпочитают более эконом- Здесь – поцелуй любви, а там – удар ножом; ный подход к использованию словесно-образ- Здесь нагло прозвенел бубенчик арлекина, ного материала для изложения своего концепту- А там идёт пророк, согбенный под крестом. ального видения. Эта особенность выразительно Где солнце – там и тень! Где слёзы и молитвы – просматривается на примере подхода к концепту Там и голодный стон мятежной нищеты; «жизнь» русскими поэтами, такими как С. Над- Вчера здесь был разгар кровопролитной битвы, сон, и обско-угорскими, такими как мансийская А завтра – расцветут душистые цветы. поэтесса Любовь Шульгина. Вот чудный перл в грязи, растоптанный толпою, А во-вторых, в «узком смысле» концепт – это А вот душистый плод, подточенный червём; понимание связи между звучанием и значением Сейчас ты был герой, гордящийся собою, слова, сложившееся в индивидуальном сознании Теперь ты – бледный трус, подавленный стыдом! каждого отдельного человека в процессе его жиз- Вот жизнь, вот этот сфинкс! Закон её – мгновенье, ни, в процессе практического пребывания в кон- И нет среди людей такого мудреца, кретном пространстве и времени. Такое индиви- Кто б мог сказать толпе – куда её движенье, дуальное понимание обусловлено своеобразием Кто мог бы уловить черты её лица. познавательной и коммуникативной деятельно- То вся она – печаль, то вся она – приманка, сти индивида, закономерностями его психиче- То всё в ней – блеск и свет, то всё – позор и тьма; ской жизни. Жизнь – это серафим и пьяная вакханка, Существует вполне убедительный взгляд на Жизнь – это океан и тесная тюрьма! [9, 321] концепт как своеобразное проявление, развитие Лирический герой Любови Шульгиной в сти- метафоры, как наличие метафорического языка. хотворении, которое называется так же, как у Такой подход открывает перед исследователем Надсона, тоже задаётся вопросом о том, «что же литературы возможность через анализ метафо- она – эта жизнь» и даёт ответ, аналогичный над- ры как концепта к обратиться к стилистическому соновскому, но со своим решением, когда «сквозь своеобразию художественного стиля каждого призму столетий» понимает, что: конкретного автора [15, 137].

276 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Теория, согласно которой метафора является роны сохранять память представлений о них, а, с формой бытования присутствия концепта в худо- другой, открывает возможности развития, транс- жественном тексте имеет право на существова- формации этих представлений. Получается, что ние. Однако то, что можно определить, как мета- бытование концепта в художественном тексте яв- форическую концептуализацию является только ляется одновременно и содержательной едини- одним из возможных проявлений концепта в ху- цей памяти, и единицей нового содержания. По- дожественном тексте, может быть, самым рас- этому концептом занимается, в первую очередь, пространённым, но не единственным, о чём, к когнитивная поэтика, исходящая из понимания примеру, весьма убедительно сказал Р. Цур в ста- концепта как индивидуального содержательного тье «Дороги Лакоффа, которые мы не выбираем» ментального образования, в котором заключено [16, 340]. Исследователь совершенно справедли- основное смысловое ядро представлений автора во исходит из того, что в художественном тексте об окружающем мире, его концепция этого мира концептуальное содержание и концептуальные [13; 14]. смыслы порождаются не только метафорой, а Сделанные выше наблюдения и приведён- и другими средствами художественной вырази- ные мнения исследователей являются основани- тельности. ем для вывода, согласно которому, концепт – не Обращение к категории «концепт» оказыва- столько смысловое значение имени, слова, сколь- ется продуктивным, если исследователя инте- ко то, как мыслится данное слово. ресует не столько индивидуальность отдельного Анализ концептосферы конкретного автора автора, сколько типологические различия между открывает возможности анализа его творческой разными типам культурного сознания, такими, индивидуальности, в приближении к психологи- как реализм и постмодернизм. Концептуальное чески-индивидуальному видению мира и пони- сопоставление этих типов культуры открывает, манию слова в конкретном комплексе понятий, например, английскому литературоведу Н. Бент- представлений, чувств, эмоций, возникающих на ли возможность утверждать, что английский ро- основе художественной ассоциативности. Само ман ХХ века активно сочетает традиции реали- творчество можно вообще понимать как концеп- стического искусства с новациями постмодерни- туализацию мира, представляемую художествен- стской культуры [12, 31]. ным текстом, когда моделируемая этим текстом Одним из выводов отмеченного выше наблю- картина мира (художественное пространство дения является тот, согласно которому концепту- и время) предельно наполняется личностными ально разный подход к одним и тем же явлениям, смыслами, личностными представлениями о ре- событиям, подробностям позволяет, с одной сто- алиях бытия, о его приоритетах и ценностях.

Список источников и литературы 1. Алефиренко Н. Ф. Спорные проблемы семантики. М.: Гнозис, 2005. 326 с. 2. Апухтин А. Стихотворения... Л.: Сов. писатель, 1961. 406 с. (Библиотека поэта. Большая серия) 3. Аскольдов С. А. Концепт и слово // Русская словесность: Филологический концептуализм: Антоло- гия. М.: Akademia, 1997. С. 269–279. 4. Бальмонт К. Д. Избранное: Стихотворения. Переводы. Статьи. М.: Правда, 1991. 606 с. 5. Баратынский Е. А. Избранное. Ростов-на-Дону: Феникс, 1997. 384 с. 6. Гиппиус З. Н. Собрание сочинений. В 2 т. М.: Русская книга, 2001. Т. 2. 560 с. 7. Клюев Н. А. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1977. 560 с. 8. Литературное наследие обских угров. В 2-х томах / Сост. Е. В. Косинцева, С. С. Динисламова, Л. Н. Панченко, Л. А. Андреева. Ижевск: Принт-2, 2016. Т. 1, 564 с.; Т. 2, 748 с. 9. Надсон С. Я. Стихотворения. М.: Сов. Россия, 1987. 336 с. 10. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры: Опыт исследования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. 824 с. 11. Тютчев Ф. И. Сочинения в 2 т. М.: Правда, 1980. Т. 1. 383 с. 12. Bentley N. Contemporary British Fiction: Edinburgh Critical Guides. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2008. 245 p. 13. Cognitive Poetics: Goals, Gains and Gaps / Eds. G. Broone, J. Vandaele. Berlin; New York: Mouton de Gruyter, 2009. 560 p. 277 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

14. Freeman М. Poetry and the scope of metaphor: Toward a cognitive theory of literature // Metaphor and Metonymy at the crossroad: A cognitive perspective / Еd. by. A. Barselona. Berlin: de Gruyter, 2000. Pр. 253–281. 15. Lakoff G., Turner M. More Than Cool Reason: A Field Guide to Poetic Metaphor. Chicago: Univ. of Chicago press, 1989. 237 p. 16. Tsur R. Lakoffs Roads Not Taken // Pragmatics and Cognition. 2000. № 7. Pр. 339–359.

References

1. Alefirenko N. F. Spornyie problemyi semantiki [Debatable problems of semantics]. Moscow: Gnozis Publ., 2005. 326 p. (In Russian) 2. Apukhtin A. Stihotvoreniya… [Poems…]. Leningrad: Sov. рisatel Publ., 1961. 506 p. (In Russian) 3. Askoldov S. A. Kontsept i slovo [A concept and a word]. Russkaya slovesnost: Filologicheskiy kontseptualizm: Antologiya [Russian literature: Philological conceptualism: Anthology]. Moscow: Akademia Publ., 1997. pp. 269–279. (In Russian) 4. Balmont K. D. Izbrannoe: Stihotvoreniya. Perevodyi. Stati [Selected works: Poems. Translations. Articles]. Moscow: Pravda Publ., 1991. 606 p. (In Russian) 5. Baratynskiy E. A. Izbrannoe [Selected works]. Rostov-on-Don: Feniks Publ., 1997. 384 p. (In Russian) 6. Gippius Z. N. Sobranie sochineniy. V 2 t. [Collected works. In 2 vol.]. Moscow: Russkaya kniga Publ., 2001. Vol. 2. 560 p. (In Russian) 7. Klyuev N. A. Stihotvoreniya i poemyi [Verses and poems]. Leningrad: Sov. Pisatel Publ., 1977. 560 p. (In Russian) 8. Literaturnoe nasledie obskih ugrov. V 2 t. [Literary heritage of the Ob Ugrians. In 2 vol.]. Comp. by E. V. Kosintseva, S. S. Dinislamova, L. N. Panchenko, L. A. Andreeva. Izhevsk: Print-2 Publ., 2016. Vol. 1, 564 p.; Vol. 2, 748 p (In Russian) 9. Nadson S. Ya. Stihotvoreniya [Poems]. Moscow: Sov. Rossiya Publ., 1987. 336 p. (In Russian) 10. Stepanov Yu. S. Konstantyi. Slovar russkoy kulturyi: Opyit issledovaniya [Constants. The dictionary of Russian culture: Research experience]. Moscow: Shkola «Yazyiki russkoy kulturyi» Publ., 1997. 824 p. (In Russian) 11. Tyutchev F. I. Sochineniya v 2 t. [Works in 2 vol.]. Moscow: Pravda Publ., 1980. Vol. 1. 383 p. (In Russian) 12. Bentley N. Contemporary British Fiction: Edinburgh Critical Guides. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2008. 245 p. (In English) 13. Cognitive Poetics: Goals, Gains and Gaps. Eds. G. Broone, J. Vandaele. Berlin; New York: Mouton de Gruyter, 2009. 560 p. (In English) 14. Freeman М. Poetry and the scope of metaphor: Toward a cognitive theory of literature. Metaphor and Metonymy at the crossroad: A cognitive perspective. Еd. by. A. Barselona. Berlin: de Gruyter, 2000, pp. 253–281. (In English) 15. Lakoff G., Turner M. More Than Cool Reason: A Field Guide to Poetic Metaphor. Chicago: Univ. of Chicago press, 1989. 237 p. (In English) 16. Tsur R. Lakoffs Roads Not Taken. Pragmatics and Cognition, 2000, no. 7, pp. 339–359. (In English)

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ

Семёнов Александр Николаевич, профессор, ведущий научный сотрудник, Обско-угорский инсти- тут прикладных исследований и разработок (628011, Российская Федерация, Ханты-Мансийский авто- номный округ – Югра, г. Ханты-Мансийск, ул. Мира, д.14 А), доктор педагогических наук. [email protected] ORCID ID: 0000-0001-8247-8099

ABOUT THE AUTHOR

Semyonov Alexander Nikolaevich, Professor, Leading Researcher, Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development (628011, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Khanty- Mansiysk, Mira st., 14A), Doctor of Pedagogical Sciences. [email protected] ORCID ID: 0000-0001-8247-8099

278 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

УДК 812.511.1 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-279-285

Этнические образы ханты и манси в региональной художественной литературе

Т. А. Сироткина Сургутский государственный педагогический университет, Сургут, Российская Федерация, [email protected]

Н. В. Ганущак Сургутский государственный педагогический университет, Сургут, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. Одной из актуальных проблем современной филологической науки является исследование способов репрезентации образа народа в художественных текстах. Возникла даже отдельная область на- учных исследований – имагология, ставящая своей задачей анализ образов, в том числе этнических, в тек- стах разных дискурсов. При этом, по нашим наблюдениям, одни и те же этносы могут быть по-разному представлены в региональной и национальной литературе. Цель: сопоставить образы обско-угорских народов в региональных художественных текстах русских и национальных авторов. Материалы исследования: материалом для анализа послужили художественные произведения хан- тыйского писателя Еремея Айпина, русских писателей Алексея Иванова и Михаила Строганова, мансий- ского писателя Пантелеймона Чейметова. Результаты и научная новизна. В результате проведённого исследования произведено сопоставление образов обско-угорских этносов в региональной художественной прозе, выявлены отличия в способах репрезентации образов данных народов в художественной картине мира. Сделан вывод о том, что образы обско-угорских этносов в русской и национальной литературе складываются из таких составляющих, как репрезентация внешнего вида представителей этноса, их культуры и традиций, особенностей вероиспо- ведания, однако в творчестве русского писателя Алексея Иванова более четко прослеживается оппозиция «своё – чужое», даётся характеристика героя через призму «чужой» культуры. Ключевые слова: манси, ханты, художественные тексты, Еремей Айпин, Алексей Иванов, Михаил Строганов, Пантелеймон Чейметов. Благодарности: исследование выполнено при финансовой поддержке Российского фонда фундамен- тальных исследований (проект № 18-412-86002 «Север Западной Сибири: образы в разных типах дис- курса»). Автор благодарит рецензентов настоящей статьи за уделённое время и высказанные пожелания. Для цитирования: Сироткина Т. А., Ганущак Н. В. Этнические образы манси и русских в региональной художественной литературе // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 279–285.

279 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. Ethnic images of the Mansi and Khanty in regional fiction

T. A. Sirotkina Surgut State Pedagogical University, Surgut, Russian Federation, [email protected]

N. V. Ganushchak Surgut State Pedagogical University, Surgut, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. One of the relevant problems of modern philological science is the study of ways of representation of the image of people in artistic texts. There is a separate field of research – imagology, which aims to analyze images, including ethnic ones, in texts of various discourses. According to our observations, the same ethnic groups can be differently represented in the regional and national literature. Objective: to compare the images of the Ob-Ugric people in the regional fictions of Russian and national authors. Research materials: the fictions of the Khanty writer Yeremey Aipin, Russian writers Alexey Ivanov and Mikhail Stroganov, and the Mansi writer Panteleymon Cheymetov. Results and scientific novelty.The result of the research is comparison of the images of the Ob-Ugric ethnic groups in the regional fictions. Differences in ways of representation of the people’ images in the artistic picture of the world are revealed. It was concluded that the images of the Ob-Ugric ethnic groups in Russian and national literature consist of such components as the representation of appearance of representatives of the ethnic groups, their culture and traditions, peculiarities of religion. In the work of Russian writer Alexey Ivanov we see the opposition «us – them» and characteristic of a hero through the prism of «other» culture. Key words: Mansi, Khanty, literary texts, Yeremey Aipin, Alexey Ivanov, Mikhail Stroganov, Panteleymon Cheymetov. Acknowledgments: the research was carried out with the financial support of the Russian Foundation for Basic Research (Project No. 18-412-86002 «The North of Western Siberia: Images in Different Types of Discourse»). The author expresses the gratitude to the reviewers of the article for their time and recommendations. For citation: Sirotkina T. A., Ganushchak N. V. Ethnic images of the Mansi and Khanty in regional fiction // Vestnik Yugrovedeniya = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 279–285. Введение бенности их быта, традиций, взаимоотноше- ний с другими этносами. Цель настоящей ста- Одной из актуальных проблем современ- тьи – сопоставить образы обско-угорских на- ной филологической науки является исследо- родов в региональных художественных текстах вание способов репрезентации образа народа русских и национальных авторов. в художественных текстах. Возникла даже Теоретическая значимость исследования отдельная область научных исследований – заключается в том, что описание этнических имагология, ставящая своей задачей анализ образов в художественном тексте углубля- образов, в том числе этнических, в текстах ет представление о категории этничности разных дискурсов. При этом, по нашим на- (см. о ней подробнее в [7]), являющейся одной блюдениям, одни и те же этносы могут быть из основных в языковой картине мира любо- по-разному представлены в региональной и го народа, а также расширяет представления национальной литературе. о современной этнонимии, активно исследу- В художественных произведениях регио- емой в настоящее время русскими (Г. Ф. Ко- нальных авторов ХМАО – Югры, особенно валев, В. И. Супрун и др.) и зарубежными это касается исторической прозы, также отра- (Л. Дашевич и др.) лингвистами [10; 11; 12; 13; жаются образы народов, населяющих данную 14]. Практическая значимость работы состо- территорию (см. об этом, например [2]), осо- ит в возможности использования материалов 280 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

исследования в лексикографической практике, – люди лесов», авторы передают ощущения а также в методических целях. героев, оказывающихся в определённой, «сво- ей» или «чужой», среде: «Осташа шагал по уз- Материалы и методы кой тропке в вогульском лесу, но ему совсем не было страшно» [4, 75]; «Для покоя ночного Материалом для анализа послужили проза- сей островок выбрал: голодный медведь не по- ические тексты уральских и сибирских писате- тревожит, да и вогулец реки не жалует, в воду лей Еремея Айпина, Алексея Иванова, Панте- лишний раз не сунется» [4, 161]. леймона Чейметова. В образе русских героев писатели отмечают В качестве основного метода исследования черты, свойственные манси, что также отража- послужил метод научного описания, в рамках ет оппозицию «свой – чужой», являющуюся которого использованы приёмы сплошной одной из основных в языковой картине мира выборки, обобщения, классификации, систе- любого народа: «Волосы её были по-вогуль- матизации и интерпретации материала, кон- ски подняты на макушку и стянуты в хвост» текстуального анализа, а также приём компо- [3, 107]; «Сел в солому над Осташей, как во- нентного анализа семантики с целью выявле- гульский болванчик, и тихо бормотал» [4, 280]. ния оценочных и культурно маркированных Именно на этой оппозиции часто строятся коннотаций. используемые авторами сравнения: «Очнулся Результаты – ночь кругом, и созвездия над бором-бело- мошником, как вогульские грозные городища» В региональной литературе по-разному [3, 181]; «Вогульская деревня казалась пасекой представлены образы финно-угорских наро- – чумы торчали словно борти, накрытые на дов. Покажем это на примере текстов нацио- зиму колпаками из сена» [4, 358]. Не случайно нальных и русских авторов. в связи с этим все вогульское характеризуется Уральский писатель Алексей Иванов, по как «злое»: «Над землёй пылали злые вогуль- историческим романам которого в последнее ские звезды» [3, 46]; «Разве что злая мансий- время снят уже не один художественный фильм, ская ведьма Таньварпеква заглядывала сюда» постоянно обращается к описанию манси. О [3, 11]; «Злая мансийская сила, наползавшая том, что этноним, называющий данный фин- из-за каменных гор, вновь навалилась на него, но-угорский народ, является одним из ключе- стиснула сердце» [4, 498]. вых понятий авторской картины мира, мы уже Сопоставление характера и поведения пред- писали в работе «Этноним «вогулы» в истори- ставителей мансийского и русского этноса ческой прозе А. Иванова» [8]. Рассмотрим, ка- можно наблюдать в рассказе основоположника кие компоненты образа манси можно выделить мансийской литературы Пантелеймона Чейме- в текстах данного автора, а также в историче- това (1913–1947) «Два охотника». Один из ге- ской прозе его земляка, Михаила Строганова. роев этого рассказа Трофим, старший охотник, Первое, на что обращают внимание писате- манси по национальности, «недолюбливал ли, – особенности вероисповедания. При этом русских. В царское время бедняк манси не раз А. Иванов стремится к документальной точно- ссорился с торговцами, которые надували его. сти, часто отсылая читателя к текстам летопи- С тех пор он как-то с недоверием смотрел на сей или научным сочинениям разного време- русских» [9, 479]. ни: «За пристанью Каменка караваны обходи- Автор рассказа также показывает чита- ли боец Каменский, а в районе нижнего села телям разное отношение манси и русских – боец Шайтан. Возможно, он был назван так к лесу, тайге. Для манси это родная стихия, за своё коварство, а возможно, что по причи- для русских – непроходимые дебри: «Устал не, указанной академиком Палласом: «понеже не устал, а в темноте трудно идти. Прутья тамо вогульцы идолопоклонствовали и идолы замёрзли. Хватают по лицу так, что слезы их от россиян общим наречием шайтан назы- из глаз, – поневоле заплачешь. Цепляются за вались» [5, 12]. одежду, на ниточки разрывают. Перех, валеж- Подчёркивая противопоставление «русские ник, темень… черт знает, как это ходят люди люди – люди реки, финно-угорские племена в тайге?» [9, 481]. 281 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Но самое главное отличие двух героев рас- А тревожиться ханты есть о чем. Веками сказа – разные представления о жизни, о мире. сложились на этой земле быт и традиционные Мансийский культ медведя вызывает удивле- занятия данного этноса. Яркую репрезентацию ние и непонимание у русского охотника: «– Ну, в тексте романа получают промыслы жителей натворил ты беды. Зачем отрезал медвежьи Сибири, например, ловля песца: «Демьян в уши? – с этими словами старик соскочил с места, последний раз начал перебирать свою добычу распахнул дверь и вышел. Скоро он воротился с за первую половину зимы. Не спеша, любуясь куском лиственницы, достал нож и стал делать высоким чистым мехом, встряхивал песцовые лук и стрелы. Василий ждал молча и наблюдал шкурки. И невольно, перебирая пушнину, он за ним. Трофим кончил свою работу и положил вспоминал, какого зверя где и как взял» [1, 14]. лук и стрелы вместе с медвежьими ушами на Описания внешнего вида персонажей рома- полку в переднем углу. Затем встал на колени на логично включают в себя описания наци- и принялся бормотать вполголоса: медведушка, ональной одежды и обуви: «Тебе уже новую голубчик, я тебе не делал никакого зла, охотился малицу надо делать (малица – глухая мужская всегда только со стрелами и луком. Мы, манси, одежда мехом внутрь). И девочкам нашим надо не умеем делать пуль, не имеем ружей. Выдума- саки хотя бы обновить (сак – женская мехо- ли их русские и продают нам, манси. Теперь мы вая шуба мехом внутрь)» [1, 17]; «Выпив чай, тоже ходим с железными ружьями, но не забы- Демьян надел расшитые узорами выходные ваем и лука со стрелой. Со стрелами и луком мы кисы и большую малицу. Подпоясался кожа- молимся о тебе. Великий медведушка, не введи ным ремнём с ножнами на левом и меховым меня в беду. Я не делал тебе зла. Это все рус- кисетом-подсумком на правом боку» [1, 21]. ские. Они выдумали железные ружья, они на- Национальные черты характера обусловле- думали убивать тебя ими. Великий медведушка, ны не только условиями жизни в суровых усло- не делай мне зла, не бери у меня счастья. Я жить виях севера, но и спецификой занятий, напри- хочу… Услышав эти слова, Василий не выдер- мер, охотой: «В тайге у охотника ни карт, ни жал, засмеялся» [9, 490]. записных книжек. Все должно быть в голове» Конфликт природы и цивилизации, сложив- [1, 30]. Однако для настоящего охотника важ- шихся устоев жизни ханты и пришедших на но не только самому уметь выжить в тайге, но территорию Югры новых законов добытчиков и научить этому своих детей: «Дед Пётр ещё нефти и газа не может не волновать хантыйско- в молодости начал плести такие арканы, а вот го писателя Еремея Даниловича Айпина. Ге- сына не научил этому делу» [1, 67]. рой его романа «Ханты, или Звезда Утренней Бытовые детали, такие, как описание на- Зари» Демьян, прислушиваясь к звукам тайги, циональной утвари, выполняют, как и другие замечает: «На нижнем севере – так ханты на- этнографические реалии, функцию реально- зывают запад – пока тишина. И там есть люди, исторической достоверности: «Вздохнув, она которые делают железную дорогу. Тихо и на взяла с полки куженьку – небольшую коробку востоке, где восходит Звезда Утренней Зари. из бересты – и начала собирать гостинцы сы- Там живут люди, делающие чёрную трубу, по новьям» [1, 17]. которой побежит горючий жир таёжной земли Особенно интересным компонентом наци- – нефть» [1, 13]. Чувства героя противоречивы: ональной идентичности, отражённым в тек- «Сколько лет тут жил, жил и был уверен, что, сте романа, являются верования народа ханты. кроме зверя и птицы, ничего нет на этой земле. Многочисленные приметы, которым следуют А теперь, как сказывают знающие люди, боль- герои произведения, свидетельствуют о сохра- шое и очень нужное богатство открыли – нефть нении сферы сакрального, уважении к тради- и газ. И все это на его земле… И, что ни говори, циям предков: «А когда уезжать станешь, сы- приятно слышать такое о своей земле. Приятно, новей наших Юванко малого да Микуля стар- но одновременно и… тревожно» [1, 24]. Опасе- шенького не целуй, – наставляла жена. – На ния Демьяна понятны: «Сказывают, будто сами уме у них плохо станет, после плакать будут» же искатели и добытчики нефти бахвалятся, что [1, 18]. Приметы определяют поступки геро- на десятки километров от своих путей-дорог ев, с ними связаны прогнозы на будущее, пла- ничего живого не оставляют» [1, 42]. нирование тех или иных хозяйственных дел: 282 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

«Демьян вспомнил примету: если орлан пода- полезным и нужным окружающим: «Поэтому рит человеку рыбу – тому будет удача» [1, 50]; и жить надо по-родственному, понимать надо «А под Звездой – ломкая рябиново-красная по- друг друга» [1, 32]. С гордостью говоря о своей лоска зари. Тихий морозный день будет, отме- принадлежности к хантыйскому этносу, герой тил Демьян» [1, 19]. произведения знает его историю и связи с дру- Одним из компонентов этнического образа гими народами и культурами. ханты является репрезентация их отношения к Другой взгляд на ханты, «взгляд со сторо- оленям. Жители тайги не только знают люби- ны», отражён в романе Алексея Иванова «То- мые лакомства этих прирученных ими живот- бол». Хантыйские мифы настолько незаметно ных, но и узнают их настроение даже по следам вплетены в текст романа, что он немыслим без копыт на снегу: «Поджаренные чебаки и сухие этой составляющей, иначе образ Сибири в ро- рыбьи кости – это первое лакомство. Хозяйка мане был бы блеклым и неполным: «Ей теперь высыпала несколько горстей на снег, а своей тоже было с кем говорить. Нахрач принёс ей любимице Пеструхе, ветвисторогой важенке с настоящий огонь – не тот, который соскакива- белыми пятнами по бокам, разрешила есть пря- ет с кремня, чтобы согреть человека в пути и мо из мешочка» [1, 19]; «Копыта раздвоенные затем умереть, а родовой огонь из священно- – это при быстрой езде. Когда олень спокойно го очага. В этом огне жила маленькая весёлая идёт, то его копыта почти не расходятся» [1, 57]. женщина Сорни-Най в красном платье. Ког- Главная черта хантыйского мировосприятия да-то она была дочерью бога Торума, хозяина – очеловечивание природы, единство человека неба. Некий молодой охотник полюбил её, пре- с ней – отражена автором в размышлениях глав- вратился в ласточку и похитил у Торума, бог ного героя: «Песня все ехала вместе с ним. Это только успел метнуть вслед похитителю мол- была песня и снега, и деревьев, и неба, и земли. нию, которая надвое рассекла ласточкин хвост. То она замедлялась, и он едва улавливал её зати- А Сорни-Най с тех пор жила у людей на земле» хающую мелодию. То она набирала темп, наби- [6, 58]. рала силу и звучала как бесконечная симфония Писатель показывает удачные и неудачные Вселенной. И эта симфония пронизывала и свя- попытки крещения остяков, процесс освоения зывала в одно целое все, что было на земле и за ими языка и культуры пришедших сюда рус- пределами земли. А он становился частью этой ских: «Возле села Самаровский Ям Иртыш симфонии, неприметной скрипкой – наркас- впадал в Обь, и тут Филофей ходил на язы- юхом, что вела свою партию» [1, 23]. ческие капища Белогорья, укрытые в дебрях Находят репрезентацию в тексте особенно- чугаса – остяцкого божелесья» [6, 192]; «Вла- сти родственных связей хантыйского этноса. дыка требовал от воеводы снарядить гишпеди- Сам являясь, как он говорит в своих интервью, цию на Обь, чтобы крестить инородцев – во- человеком из рода медведя, писатель, сделав- евода дал дырявую посудину с драным пару- ший прототипом главного героя своего романа сом, и березовские остяки только посмеялись родного отца, говорит о нём: «Помимо кров- над попами-нищебродами» [6, 78]. «Айкони не ной родни из своего рода, ему, как и всякому понимала, о чем сейчас без слов договарива- ханты, приходились родственниками, братья- лись эти сильные мужчины, да она почти и не ми и сёстрами, дядьями и тётушками все люди разбирала русскую речь» [6, 57]; «У Ремезовых рода Медведя, будь то ханты, манси, ненцы была работница – остячка Пеуди. Поначалу и или русские» [1, 29]. Для человека важно ощу- говорить по-русски не умела, а затем ничего, щать связь не только с ныне живущими, но и освоилась» [6, 126]. со своими предками, которым он обязан сво- На протяжении всего текста романа ханты им существованием на этой земле, со своими показаны простодушными и даже немного потомками, которым он передаст собственный наивными, беспрекословно подчиняющими- опыт и знания: «У человека много кровных ся воле своих богов и не ждущими подвоха родственников в прошлом и будущем, размыш- от других людей. Однако на примере остячки лял Демьян» [1, 35]. И это ощущение родства с Айкони автор показывает нам способность их другими людьми помогает герою, как и автору к любви и самопожертвованию, несгибаемую романа, идти по жизни, думая о том, как быть волю в разных жизненных ситуациях. 283 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Обсуждение и заключение всех анализируемых текстах отражена бли- зость ханты и манси к природе, их выносли- Таким образом, сопоставление этнических вость, терпение, доброта, вера в силы природы образов ханты и манси в национальной и рус- и умение выживать даже в самых тяжёлых ус- ской литературе Югры показывает, что «взгляд ловиях. Однако в текстах исторических рома- изнутри» и «взгляд со стороны» создают в со- нов русских писателей более явно ощущается знании читателя цельный образ коренных жи- стремление авторов не только показать особен- телей данной местности, отражающий особен- ности быта и культуры ханты и манси, но пре- ности внешнего вида представителей данных жде всего – отразить оппозицию «своё – чужое», этносов, их традиции и обычаи, отношение к отразить различия представителей русского и природе, религиозные представления, опре- обско-угорских народов в религиозных обрядах, делённые черты характера и поведения. Во отношении к природе, мировосприятии в целом.

Список источников и литературы

1. Айпин Е. Д. Собрание сочинений в 4-х т. СПб.: Амфора, 2014. Т. 2. 383 с. 2. Динисламова С. С. Образ народа в творчестве Ювана Шесталова // Вестник угроведения. 2017. № 2 (29). С. 31–37. 3. Иванов А. Чердынь – княгиня гор. Пермь: Пермское кн. изд-во, 2003. 348 с. 4. Иванов А. Золото бунта. М.: Азбука-классика, 2005. 542 с. 5. Иванов А. Message: Чусовая. М.: Азбука-классика, 2007. 488 с. 6. Иванов А. В. Тобол. Много званых: роман-пеплум. М.: Изд-во АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2017. 702 с. 7. Сироткина Т. А. Категория этничности в русском языке (на материале этнонимии Пермского края): автореф. … док. филол. наук. Волгоград, 2012. 24 с. 8. Сироткина Т. А. Этноним «вогулы» в исторической прозе А. Иванова // Вестник угроведения. 2018. Т. 8. № 3. С. 463–470. 9. Чейметов П. К. Два охотника: рассказ // Проза народов Крайнего Севера и Дальнего Востока России. М.: Северные просторы, 2002. Кн. 1. С. 479–492. 10. Dacewicz L. Этнонимы в русских и польских лексикографических работах // Studia wschodniosłowiańskie. 2014. Т. 14. С. 165–177. 11. Dacewicz L. Etnonimy w słownikach ogólnych języka polskiego i rosyjskiego // Slavia orientalis. 2016. V LXV. № 2. Рр. 363–375. 12. Shibutani T., Кwan K. M. Ethnic stratification: A Comparative approach [reviewed by H. I. McKenzie] // American Anthropologist. February. 1968. Vol. 70. No. 1. Pр. 175–176. 13. Vasilyeva S. The role of old believers in the mastering of Baikal Asia // Arctic dialogue in the global world. Ulan-Ude: Buryat State University Publishing Department, 2015. Рр. 222–224. 14. Wallerstein I. Culture as the Ideological Battleground of the Modern World-System // Global Culture: Nationalism, Globalization and Modernity. L.: Sage, 1994. Рр. 42–51.

References

1. Aipin Е. D. Sobranie sochinenij v 4-h t. [Collected Works in 4 vol.]. Saint-Petersburg: Amfora Publ., 2014. Vol. 2. 383 p. (In Russian) 2. Dinislamova S. S. Obraz naroda v tvorchestve Yuvana Shestalova [The image of the people in the works of Yuvan Shestalov]. Vestnik ugrovedeniya [Bulletin of Ugric Studies], 2017, no. 2 (29), pp. 31–37. (In Russian) 3. Ivanov A. Cherdyn’ – knyaginya gor [Cherdyn – the Princess of the Mountains]. Perm: Permskoe knizhnoe izdatel’stvo Publ., 2003. 348 p. (In Russian) 4. Ivanov A. Zoloto bunta [The Rebellion Gold]. Moscow: Azbuka-klassika Publ., 2005. 542 p. (In Russian) 5. Ivanov A. Message: Chusovaya [Message: Chusovaya]. Moscow: Azbuka-klassika Publ., 2007. 488 p. (In Russian) 6. Ivanov A. V. Tobol. Mnogo zvanyh: roman-peplum [Tobol. A lot of the invited: novel-peplum]. Moscow: Izd-vo AST: Redakciya Еleny Shubinoj Publ., 2017. 702 p. (In Russian)

284 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

7. Sirotkina T. A. Kategoriya ehtnichnosti v russkom yazyke (na materiale ehtnonimii Permskogo kraya) [Category of ethnicity in the Russian language (on the material of ethnonymy of Perm Krai)]. Volgograd, 2012. 24 p. (In Russian) 8. Sirotkina T. A. Etnonim «voguly» v istoricheskoj proze A. Ivanova [The ethnonym «Voguls» in the historical prose of A. Ivanov]. Vestnik ugrovedeniya [Bulletin of Ugric Studies], 2018, no. 8 (3), pp. 463–470. (In Russian) 9. Cheymetov P. K. Dva ohotnika: rasskaz [Two hunters: the story]. Proza narodov Krajnego Severa i Dal’nego Vostoka Rossii [Prose of the peoples of the Far North and the Far East of Russia]. Moscow: Severnye prostory Publ., 2002. Book 1. pp. 479–492. (In Russian) 10. Dacewicz L. Eрtnonimy v russkih i pol’skih leksikograficheskih rabotah [Ethnonyms in Russian and Polish lexicographical works]. Studia wschodniosłowiańskie, 2014, no. 14, pp. 165–177. (In Russian) 11. Dacewicz L. Etnonimy w słownikach ogólnych języka polskiego i rosyjskiego. Slavia orientalis, 2016, no. LXV (2), pp. 363–375. (In Polish) 12. Shibutani T., Кwan K. M. Ethnic stratification: A Comparative approach [reviewed by H. I. McKenzie]. American Anthropologist, 1968, no. 70 (1), pp. 175–176. (In English) 13. Vasilyeva S. The role of old believers in the mastering of Baikal Asia. Arctic dialogue in the global world. Ulan-Ude: Buryat State University Publishing Department, 2015. pp. 222–224. (In English). 14. Wallerstein I. Culture as the Ideological Battleground of the Modern World-System. Global Culture: Nationalism, Globalization and Modernity. L.: Sage, 1994. pp. 42–51. (In English).

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРАХ:

Ганущак Николай Васильевич, заведующий кафедрой филологического образования и журнали- стики, Сургутский государственный педагогический университет (627417, г. Сургут, ул. 50 лет ВЛКСМ, 10/2), кандидат филологических наук. ORCID ID: 0000-0002-2914-7503 [email protected]

Сироткина Татьяна Александровна, доцент кафедры филологического образования и журналисти- ки, Сургутский государственный педагогический университет (628417, г. Сургут, 50 лет ВЛКСМ,10/2), доктор филологических наук. ORCID ID: 0000-0003-3494-0968 [email protected]

ABOUT THE AUTHORS:

Ganushchak Nikolay Vasilyevich, Head of the Department of Philological Education and Journalism, Surgut State Pedagogical University (627417, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Surgut, 50 let VLKSM st., 10/2), Candidate of Philological Sciences. ORCID ID: 0000-0002-2914-7503 [email protected]

Sirotkina Tatyana Aleksandrovna, Associate Professor, Department of Philology Education and Journalism, Surgut State Pedagogical University (628406, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Surgut, 50 let VLKSM st., 10/2), Doctor of Philological Sciences. ORCID ID: 0000-0003-3494-0968 [email protected]

285 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

УДК 811.511:142; 811.511:143 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-286-296

Способы выражения сравнения в обско-угорских языках

В. Н. Соловар БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок», г. Ханты-Мансийск, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. На материале обско-угорских языков до настоящего времени не выявлены все модели и сред- ства сравнения, нет подробного описания их структуры и семантики в сургутском диалекте хантыйского языка, в мансийском языке. Статья посвящена выявлению способов выражения сравнения и их структуры в сургутском диалекте хантыйского языка, в мансийском языке и их сопоставлению с шурышкарским и казымским диалектами, описанию общего и различного в структуре и семантике способов сравнения. Цель: выявить основные модели, варианты, средства сравнения сургутского диалекта хантыйского языка, мансийского языка, описать общее и различное в структуре и семантике моделей сравнения об- ско-угорских языков, а также особенные модели каждого из обско-угорских языков. Материалы исследования: материалом для данной публикации послужила выборка примеров из фольклорных и публицистических текстов на обско-угорских языках, частично извлечённых из словарей хантыйского и мансийского языков, статей, а также анкет, собранных автором у информантов. Результаты и научная новизна. Выявлены средства, способы сравнения и модели сравнения в сур- гутском диалекте хантыйского языка, в мансийском языке и сопоставлены с другими диалектами хантый- ского языка. В статье впервые описаны общие модели сравнения для обско-угорских языков; определены спец- ифические модели и варианты для каждого из языков, сделаны наблюдения над изменением структу- ры моделей и их вариантов в зависимости от грамматических особенностей хантыйского и мансийского языков. Основная часть моделей хантыйского и мансийского языка совпадают по структуре и семантике. В мансийском языке зафиксированы модели, отличающиеся по структуре. Результаты исследования могут быть использованы при сопоставлении родственных и разноструктур- ных языков, написании грамматики хантыйского языка. Ключевые слова: сравнение, предмет сравнения, модель сравнения, семантика, обско-угорские языки. Выражаю благодарность анонимным рецензентам, а также всем своим информантам, прекрасно вла- деющим хантыйским и мансийским языками и чувствующим тонкости значений слов родного языка. Для цитирования: Соловар В. Н. Способы выражения сравнения в обско-угорских языках // Вестник угроведения. 2019. Т. 9 . № 2. С. 286–296.

Ways of comparison in Ob-Ugric languages

V. N. Solovar Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, Khanty-Mansiysk, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. Until the present, all models and means of comparison based on the material of Ob-Ugric languages have not been identified$ there is no detailed description of their structure and semantics inthe Surgut dialect of the Khanty language, in the Mansi language. The article is devoted to identification of ways of comparison and their structure in the Surgut dialect of the Khanty language, in the Mansi language, and their comparison with the Shuryshkar and Kazym dialects, description of the similarities and differences in the structure and semantics of the ways of comparison.

286 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Objective: to reveal the main models, variants, means of comparison of the Surgut dialect of the Khanty language, the Mansi language; to describe the general and different in structure and semantics of the comparison models of the Ob-Ugric languages, as well as special models of each of the Ob-Ugric languages. Research materials: a sample of examples from folklore and publicistic texts in the Ob-Ugric languages, partially extracted from the dictionaries of the Khanty and Mansi languages, from articles, as well as from questionnaires collected by the author. Results and novelty of the research. The means, ways of comparison and models of comparison in the Surgut dialect of the Khanty language, in the Mansi language are revealed and compared with other dialects of the Khanty language. As a result, the general models of comparison for the Ob-Ugric languages are described; the specific models and variants for each of the languages are determined; observations on changes in the structure of the models and their variants in dependence to grammatical features of the Khanty and Mansi languages are made. The main part of the models of the Khanty and Mansi languages coincide in structure and semantics. Differ in their structure models are fixed in the Mansi language. The results of the research can be used in the comparison of related and unrelated languages, in writing of the grammar of the Khanty language. Key words: comparison, subject of comparison, model of comparison, semantics, the Ob-Ugric languages. Acknowledgements: I express my gratitude to the anonymous reviewers, as well as to all the informants who are fluent in Khanty and Mansi languages and feel the subtleties of the meanings of the words of their native languages. For citation: Solovar V. N. Ways of comparison in Ob-Ugric languages // Vestnik ugrovedenia = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 286–296.

Введение как стилистическую фигуру, построенную на сходстве, аналогии, сближении. В данной статье описываются средства Языковое выражение сравнительных от- сравнения в пределах простого предложения, ношений постоянно привлекает внимание выделяются модели сравнения и передаваемая исследователей. Методологические принци- ими семантика в западных диалектах хантый- пы изучения сравнительных конструкций в ского языка – казымском, шурышкарском, при- русском языке заложены М. И. Черемисиной уральском и в одном из восточных – сургут- [18]. В финно-угорских языках сравнение из- ском, а также в мансийском языке. В качестве учалось на материале марийского [7], мордов- предмета и эталона сравнения с компонентом ского [17; 1], удмуртского [20], венгерского «человек» могут выступать живое существо [8] языков. В хантыйском языке сравнению (человек или животное), предмет, природа. посвящено несколько статей: на материале Сравнение проводится по признакам: внешний казымского и шурышкарского В. Н. Соловар, вид, облик человека, особенности фигуры, те- Н. С. Горяевой описано сравнение с точки зре- лосложения, осанки, деятельность, поведение, ния языковой картины мира [16]; Н. С. Садо- черты характера человека, параметрические мина (Горяева) изучала сравнительные кон- характеристики и т. д. В диалектах хантыйско- струкции и передаваемые ими отношения на го языка основным способом выражения срав- материале шурышкарского диалекта, автор нения является аналитический способ. выделила 16 аналитических и синтетических Многие зарубежные исследователи едины показателей сравнительных отношений, а так- во мнении, что сравнение является риториче- же частицы, послелоги, сравнительные преди- ской фигурой, чьё назначение состоит в сбли- каты [12; 13]. жении двух разных областей человеческого В настоящей статье внимание уделено вы- опыта, где одна служит для освещения другой явлению и описанию средств сравнения в об- и предлагает новые перспективы для читателя ско-угорских языках и сопоставлению осо- Bacry [21, 35], Cazelles [22, 4], Lundquist [25, бенностей изучаемых моделей. Материалом 124]. Французские лингвисты Fontanier [23, для анализа послужили примеры из фольклор- 377], Le Bidois [24, 50] определяют сравнение, ных и публицистических текстов на обско-

287 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

угорских языках, из словарей хантыйского по сравнению с моим домом меньше’; Тӑм и мансийского языков [2; 3; 4; 5; 6; 9; 10; 14], а кӑԓаӈен ма кӑԓаӈем эԓты йурәӈ=сӑк ‘Этот также анкет, собранных автором у информан- олень по сравнению с моим сильнее’; сург. Ԓӱв тов. өпиԓ йэиԓ кињnа нӑмсәӈ=әк ‘Сестра =её по сравнению с братом умнее’; Тэм њӑви тм пул Материалы и методы кињnа вйәӈ=әк ‘Это мясо жирнее того ку- ска’. На материале казымского диалекта впервые В мансийском языке к синтетическим отно- сделано структурно-синтаксическое описание сится суффикс субъективной оценки =нув(-ну- хантыйских сравнений, выявлены основные ве), который присоединяется к имени прилага- средства выражения сравнительных отноше- тельному и употребляется совместно с именем, ний и основных закономерностей организации обозначающим эталон сравнения, который сравнительных конструкций М. И. Черемиси- оформляется суффиксом исходного падежа ной и В. Н. Соловар [19]; модели сравнения на =ныл ‘от’, поэтому его называют суффиксом материале казымского диалекта описаны В. Н. сравнительной степени [11, 100], например: Соловар [15, 199–207]. Тав луве ам лувум=ныл ёр=нув(е) ‘Его лошадь В данной статье мы выявили и изучили сильнее, чем моя лошадь’. средства сравнения мансийского языка, сур- К аналитическим показателям сравнения в гутского диалекта хантыйского языка, выявили казымском и шурышкарском диалектах отно- модели сравнения и их варианты, сопоставили сятся слова разных частей речи: сравнительная их с другими диалектами хантыйского языка, частица њўр/шӑӈкап ‘как, совсем как’, срав- выделили общее и различное в их структуре и нительные послелоги иты ‘как’, ԓампа ‘как’, семантике. При анализе материала использова- кињща ‘по сравнению’, компаративные преди- ны методы: сравнительно-сопоставительный, каты хурпи/хорпи ‘похожий’, хураспи, хурасәп описательный, моделирование, компонентный / хораспи ‘похожий’, параметрические суще- анализ, опросы информантов, анкетирование. ствительные ԓуват /ԓоват ‘размер, величи- В структурных схемах факультативные компо- на’, вөнат ‘величина, размер’, кӑрщат ‘рост’, ненты мы помещаем в скобки. пӑԓат ‘рост, высота, размер’, вўтат/ўтат ‘ширина’, мӑԓат ‘глубина’, кўԓат ‘толщина’, Результаты хўват ‘длина’, хурас ‘облик’. Параметриче- ское имя вөнат встречается только в казым- Сравнительные конструкции состоят ском диалекте. В сургутском диалекте употре- из четырёх компонентов, обозначающих: бляются, в основном, фонетически сходные с 1) предмет сравнения; 2) эталон сравнения, с казымским и шурышкарским диалектом сред- которым сравнивается предмет; 3) показатель ства сравнения. Присущими только этому диа- сравнительных отношений; 4) модуль срав- лекту именами измерения являются ӄмтыт нения, означающий общее свойство или при- ‘ширина’ и врит ‘высота’. знак, на основании которого осуществляется В мансийском языке к аналитическим по- сравнение. казателям сравнения относятся слова разных К синтетическим в хантыйском языке от- частей речи: союзы хольт, та хольт, тох / носится суффикс субъективной оценки =шӑк/ хойтыл ‘как, подобно’, аквтоп ‘словно’, ком- cӑк/әк, который употребляется совместно паративные предикаты хурип ‘похожий’, па- с послелогами пространственной семантики раметрические существительные яныт ‘раз- эвәԓт/элты ‘от’ или кињща/кињnа, поэтому мер, величина’, карсыт, ллит ‘высота’, пāх, часто его называют суффиксом сравнитель- пāӈхвит ‘ширина’, милыт ‘глубина’, осыт ной степени: каз. Нӑӈ нумсәӈ=шӑк ‘Ты умнее’; ‘толщина’, хосыт ‘длина’, палыт ‘размер, Ԓөйӈэн нӑӈ кињщана нумсәӈ=шӑк ‘Подру- длина’, из приведённых показателей сравнения га=твоя по сравнению с тобой умнее’; шур. Лув четыре единицы имеют фонетическое совпаде- мa эԓтэм номсәӈшәк ‘Он умнее меня (букв.: ние с хантыйским языком, из них три параме- он я от=POSS/1Sg/Sg умный=COMP)’; приур. трических единицы совпадают по семантике с Нӑӈ хотэн ма хотэм эԓты ай=сӑк ‘Дом=твой хантыйским языком. Приведём примеры: 288 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Акв лглуп ларщиӈ хӯрпа сāт пāӈх поги’; Ԓўв эви хурасәп ‘Он похож на девочку сӈквын хāйтнэн халт, ’, Ма эвє=м хурасәп ‘Я похожа на дочь=свою Тӯр яныт ялпыӈ палькен, (букв.: я дочь= облик=имеющая’, в последнем Āc яныт ялпыӈ палькен… примере грамматическое оформление эталона сравнения лично-притяжательным суффиксом Поднимается аромат семи способствует семантическому сдвигу. Мухоморов с ножками похожими на юлу, Количественное сравнение выражают по- Твоё священное ухо величиной с озеро, слелоги эвәԓт /єԓты, кињща, например: каз. Твоё священное ухо величиной с Обь… [6, 31]. Упэн ма эвәԓтама айшәк ‘Сестра твоя млад- ше меня (букв.: я от младше)’, Нăӈ эвэн кињ- Аналитические показатели подразделяют- ща ԓєԓшәк ‘Ты по сравнению с дочерью ниже’, ся нами на 2 типа: выражающие сравнение на а также параметрические существительные основании количественного и качественного ԓуват/ԓоват, кўԓат, пӑԓат, хўват, кӑрщат, признаков. Качественное сравнение выражают вўтат/утат, мӑԓат. Cравнение двух пред- сравнительные послелоги иты, ԓампа, ‘как’, метов по величине выражается моделью N N частицы њўр/шӑӈкап ‘как, совсем как’, хур- param (cop): каз. Тыԓǝщ акєм кўкǝр ԓуват ‘Лу- пи/хорпи, хураспи/хораспи, хорасәп, хурасәп на-дядя= мой размером с короб берестяной’; ‘похожий’, которые произошли, возможно, от Обычно предмет сравнения стоит на первом имён c суффиксом принадлежности. месте, однако, согласно прагматическим целям Приведём примеры: каз. Ԓўв аӈкэԓ иты төс говорящего, он может стоять и в конце предло- йошәп Она, как мама, умелая; Нӑӈ, ма итама, жения, в этом случае используется варианты: пирәщ ‘Ты, как я, старая’; Өхты йухан йиӈк (Adj)N param N или N Adj param N; N param иты тўрәԓ тўвииәԓԓа ‘Как вода реки Охат N. Приведём примеры: голос мой несётся’; Кўнш паӈ хурпи ԓапәт каз. Өхԓәӈ йөш вўтат пӑнт тывмаԓ ‘Поя- хотыйэ ‘Семь домов похожие на палец (т.е. вился путь шириной в санную дорогу’; Мӑшәк гладкие)’; Мөрәх ухԓаԓ наӈк кар хурпийа йисәт пӑԓатө икиԓэӈкэн, Паӈ пӑԓатө икиԓэӈкэн ‘Морошка стала похожа на кору лиственни- ‘Мужичок ростом с кулак, мужичок ростом цы’; шур. Cємӈәԓ өӈәт иты тӑйԓәԓԓы ‘Он с палец (букв.: кулак рост мужичок)’; Ай хўԓ злой (букв.: глаза, как рога держит)’; Cємӈәԓ сомпи хурас хот ‘Дом, как чешуя мелкой рыбы кўљ иты этәԓтыԓԓы ‘Смотрит, как волк’; Кўљ (букв.: мелкая рыба чешую имеющая образ хорпи ‘Похожая на волка’; Охәԓ пошәх хорасәп дом)’; Њўр питэт, њўр лавǝм ԓампа вўԓэт ‘Голова=его похожа на яйцо’; Щӑха кўншԓан Совсем чёрные, совсем как уголь, чёрные оле- этәԓтыйа, кӑnи ԓампа молты ‘Покажи когти, ни; Йиӈкэв њўр кўрт шай Вода наша совсем, как злая когтистая кошка’; Њањ њўр калащ как густой чай; Ԓор хонǝӈ кăрәщ пөхǝр њуԓ, ‘Хлеб как сухарь (калач)’; сург. Ԓӱв аӈкиԓ иты йэԓта вантыйǝн, њўр кўрәӈ вой ух Высокий бе- nәӽәр ‘Она, как мать, скупая’. Рассмотрим мо- рег мыса острова в озере, когда смотришь из- дели сравнения хантыйского языка. далека, совсем как голова лося; шур. Семӈәԓан Модель N N param (cop) или его вариант N њўр шупши ‘Глаза как смородины’; приур. Ап- param N (cop) передает сравнение двух пред- щэм ма паԓатэм ‘Братишка=мой моего роста метов по размеру и сходству внешних и вну- (букв.: мой рост)’; Сǒхәм ԓэр кўԓат ‘Толщи- тренних характеристик (качеств) предмета. ной с нитку’, в данном примере предмет срав- Позицию param замещают не только параме- нения выпущен. трические имена существительные, но и име- В сургутском диалекте ту же модель N N на прилагательные. Порядок слов в модели param (сор), формируют в основном фонети- изменяется в связи с прагматическими задача- чески близкие казымскому диалекту параме- ми говорящего. Например: каз. Вєншәԓ акањ трические имена: кӱԓит ‘толщина’, ԓвит/ хурасәп ‘Её лицо похоже на куклу (букв.: ли- ԓват ‘величина’, ӄвит ‘длина’, мәԓит ‘глу- цо=её кукла похожа)’; Щи икэн өпәтԓаԓ њўр бина’ ӄрасәп ‘похожий’, врит ‘высота’, кўрәк тыхәԓ ‘Волосы этого мужчины, как ӄмтыт ‘ширина’, данная модель функцио- гнездо ястреба’; Вэйԓәмән карты сопэк ху- нирует во всех диалектах хантыйского языка и распэт ‘Кисы=наши похожи на железные са- в мансийском. Приведём примеры: 289 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

сург. Нӄ ӓтмаԓнә, тэми nӑӄа ԓор войәӽ юраӈ ‘Этот олень по сравнению с моим быком тыӽәԓ ԓвит мәӽ пул ӄоԓәмтәӽ ‘Когда появил- сильнее’. Послелог кињща реже используется ся он вверху, оказывается, добыл кусок земли в шурышкарском и приуральском диалектах. величиной с гнездо гагары’; Мулэм пӓләкнә В сургутском диалекте хантыйского язы- оԓәӈнә сӓм ԓвит ай пәԓәӈ пуԓӽә твә ԓӓӄӄинт ка эти же функции выполняет фонетически ‘На дымчатой стороне сначала величиной со близкий казымскому, шурышкарскому, при- зрачок глаза маленькой тучкой присел’; Nу уральскому диалектам послелог: кињnnа ‘по ԓуӈӄәт йӑнтӽәм лотнә ӄот ԓвит кӓв пут- сравнению’, который формирует ту же модель лиӈки ӄӑмәтә ӄӑмплаӽтәмин ӑԓәԓ ‘Там, где сравнения, например: Йӓв сорт кињnnа ӓпԓәӈ боги играли, чугунный котёл величиной с дом ‘Окунь вкуснее щуки’; Вот тэм ӄӑтәԓ мӑԓ лежал перевёрнутым’; Трәм атиԓ вӑӽ ворӽәт ӄӑтәԓ кињnnа йәмат йунипәӽ ‘Ветер сегодня (тӑйәԓ), ӄут сот ԓӱԓ кӱԓит вӑӽ ворӽәт У не- крепче, чем вчера’; Маша Пэmа кињnnа йәмӽә бесного отца железные ворота есть, шестьсот нәԓтәӽәԓ ‘Маша учится лучше Пети’. После- аршинов толщины железные ворота; Мөрәх лог кињnnа присоединяет к себе суффикс пре- ухԓаԓ наӈк кар хурпийа йисәт ‘Морошка ста- вратительного падежа =ӽә: Она моложе тебя ла похожа на кору лиственницы’; Мӑттырән, ‘Ԓӱв нӱӈ кињnnа=ӽә ай нӓм тӑйаԓ’; Ԓӱв ма йэԓ йухан хур оԓәӈән и ԓўв ԓампэԓ хөԓәм йєӈк кињnnаӽәм әнәԓ нӓм тӑйаԓ ‘Она старше меня хоптєӈ өхәԓ йиԓ ‘Оказывается, у дальнего по- (букв.: она по сравнению со мной большое ворота реки едет нарта, похожая на его нарту с имя имеет)’; Мӑњэм ма кињnnа=ӽэ=м вәр тремя белыми оленями’. ‘Мой младший брат выше меня’; Nә ӓви пӑӄи Грамматические варианты этой модели от- ӄрасәп ‘Эта девушка похожа на куклу’; Тэм личаются введением в модель прилагательно- амп вәр кӱрәп т ӄрасәп ‘Эта собака похо- го-определения или перестановкой параметри- жа на волка’; Ԓӱв ма ӄраспам ‘Он похож на ческого компонента (N) (Adj)N param (cop): меня’; Ма әmә ԓӱв ӄраспаԓ пырес ‘Я такой же каз. Ԓўв єнмәм нохәр йўх ԓуват ‘Он размером с старый, как он’. выросший кедр (букв.: он выросший кедр раз- Приравнивание объектов друг другу по ка- мер (был)’; в усечённом варианте этой модели кому-либо параметру в хантыйском языке фор- предмет сравнения может быть опущен. В ва- мируется по модели: N и/ий/әй рaram (сор): рианте N param (Adj)N (cop) на первое место каз. Хотӈәԓан и кӑрщат=ӈән ‘Дома=твои од- ставится эталон сравнения, на втором месте – ной высоты’, Мин и кӑрщат=ӈән ‘Мы одной имя измерения, на последнем месте – предмет высоты’, шур. Ԓǒватԓән ий кемәт ‘Разме- сравнения: ры=их одинаковые’, Китәмтак ий ԓоватӈән каз. Ԓўв щи ԓєԓәмтәс кўрәӈ вой ԓуват и ‘Оба они одного возраста’; сург. Ӑвәԓ=ӽән әй хоптэԓа ; Он сел на своего оленя, размером с ӄмтыт=ӽән ‘Нарты одинаковой ширины’. лося; Њөԓ вэй кўԓат ин ващ пөсӈәԓ ‘Толщи- Этой модели соответствует идентичная модель ной с древко стрелы тонкий дымок (букв.: тол- мансийского языка N акв param (сор): Ты йив- щина древка узкий дымок)’; Тов көрт сӑӈхǝм супыг акв палытыг (хосытыг) ‘Эти бревна хонǝӈна Нохәр пӑԓат йӑм ай хотыйєм, Но- одинакового размера (длины)’ (букв.: эти брев- хәр ԓуват йӑм ай хотыйєм ‘У яра весеннего на один размер). Предмет сравнения выражен стойбища Высотой с шишку мой хороший ма- именем в двойственном или множественном ленький дом, Размером с шишку мой хороший числе. Вторую позицию занимает имя отно- маленький дом’; Лыпәт пăԓат ай Пєтөщ нє шения – одинаковый, далее следует одно из ‘Ростом с куст маленькая Федосья’. имён измерения – величина, возраст, похожий, Послелоги кињща и эвәԓт/эԓты формиру- размер и др. в двойственном или множествен- ном числе, например: каз. Нын и ԓуват=ӈән ют модель: N NOM N NOM param Adj COMP (сор), например: каз. Эвэн ма кињщама айшәк ‘Вы одного возраста’; сург. Нын әй ԓват=ӽән; ‘Дочь=твоя младше’ меня (букв.: по сравне- манс. Нн акв карсытыг ‘Вы одного роста’. нию с я); шур. Щи пирәщ имэн икэл кињща Эта модель в обско-угорских языках име- хув улам ими ‘Эта старая женщина по сравне- ет одинаковый структурный и семантический нию со своим мужем долго жила (букв.: долго вариант N N и/ий/әй рaram (сор): каз. Йайән жившая женщина)’; Щи вулэн ма хорэм кињща па упэн и хурасәпӈән ‘Брат=твой и сестра=твоя 290 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

похожи (букв.: один облик имеющие)’; шур. Ай моя)’ и вариант (N) param N хурип (сор): кер тыԓәщән атәԓ па хӑтәԓ ий хўватӈән ‘В Тав осытэ ам хурипам ‘Она толщиной по- марте день и ночь одинаковой длины’; приур. хожа на меня’. Данный вариант включает до- Мин и пӑԓат=ӈән ‘Мы одной высоты’; сург. полнительный компонент хурип ‘похожий’. Тэм йуӽ панә тм йуӽ әй врит=ӽән ‘Это дере- В следующем варианте модели предмет во и то дерево одинаковой высоты. В мансий- сравнения и определительный компонент мо- ском языке этой модели соответствует вариант: гут быть опущены (N) N param (сор): Сӯйпил N N акв рaram (сор): Āтя ос ома акв карсытыг лӯпта карсыт ‘Мужчина высотой с бруснич- (ōлсг) ‘Папа и мама одного роста (были)’. ный лист ’.

Модель N N param Vf Вариант N param (Аdj) N Данная глагольная модель формируется с В данном варианте модели на первом месте помощью послелога иты, который стоит рядом находится эталон сравнения, параметрическое с эталоном сравнения: Карты хопәԓ йиӈк ԓєр имя находится на втором месте, на третьем ме- иты шөйԓәмаԓ ‘Железная лодка как водоросль сте стоит предмет сравнения, который может утонула’; Мăтттырән, хăнты хө, хăнты нє иметь при себе определение, например: мўԓǝм пўт иты кавǝрǝԓ ‘Оказывается, мужчин Мāнь тур яныт колна Юв ты щалты- и женщин так много, как будто котёл кипит’; глымен, Мāнь щāрыщ яныт колна Юв ты щāл- Тăм ики вєншǝԓ њўр наӈк кар иты йис ‘Лицо тыглымен ‘В дом величиной с маленькое озе- этого мужчины совсем покраснело (букв.: как ро Мы входим (букв.: озеро величина в дом), В кора лиственницы стало)’. В позиции эталона дом величиной с маленькое море (букв.: море сравнения может быть и личное местоимение, величина в дом) Мы входим’; Ань тур яныт при этом послелог принимает как всегда лич- сōрни номткем Эла та хулигтаслум, Āс яныт но-притяжательное оформление: Ма нӑӈ ита- сōрни номткем Эла та пиныслум ‘И вот свою на рөпитԓәм ‘Я, как ты, работаю’, Ԓўв ма ита- золотую думу величиной с озеро Вдаль я на- ма вөԓ ‘Он живёт, как я’. правил, И вот свою золотую думу величиной

Модель N param N Vf с Обь Вдаль я настроил…’; Кēрыӈ пāквсам Данная модель используется при характе- яныт колныл ‘Из домика, величиной со скорлу- ристике действия предмета, порядок компо- пу ореха…’; Солиң вōр сāт халт ёмимам Хāр нентов модели может изменяться, что отмече- пāсыг яныт кит лōңи капаюм, Уй пāсыг яныт но у Н. С. Садоминой [13, 63], например: каз. кит лōңи капаюм Ов-овң ёмас турыл люлиглэг. Сємӈәԓ, њўр кэв пўт овӈән, сўртԓәӈән ‘Глаза, ‘Шагая среди леса с остроконечными дере- как котелки, сверкают’; Њаԓмәԓ ӑԓ щи хуры- вьями, Мои две собаки, величиной с телёнка сыйәԓ, шӑӈкап тўт њаԓәм щи ‘Язык его так самца-оленя, Мои две собаки, величиной с и трясётся, совсем как язык пламени’; Њўр телёнка самца-лося, С лаем останавливаются; шăӈкап оӈәт кавәр, хөԓт кавәр хănщәсы, щив Я, тāхыт пāх пāӈкыӈ колн хōт ōлы, хоталь щи вуйәмса ‘Как будто ударили его палкой, не- минас? ‘А тот грязный дом твой шириной с ожиданно уснул он’; Њоԓ вэй кўԓат ин ващ крылья гагары (букв.: гагара ширина дом), где, пөсӈэԓ вөнт йўх тыйа мăныԓәмаԓ ‘Тонкий ды- куда он исчез?’; мок толщиной с древко стрелы поднялся к вер- Мāнюй яныт колрисет, шине деревьев (букв.: древко стрелы толщина Cӈси яныт колрисет дым)’. Такви та ōлыглāлы. Параметрические имена мансийского языка формируют следующие модели: В своём домике, величиной с мошку, Модель N N param (сор) В своём домике, величиной со снегиря, Тав ам осытумт ōлы ‘Она толщиной с меня Сам и поживает. [6, 13] (букв.: она я толщиной) была; Эта модель имеет варианты с двумя пара- Модель Adj N param Adj N param метрическими компонентами: (N) param N Данная модель включает шесть компонен- param (сор), например: тов: Ты  пāӈхвитэ та  яныт ‘Эта река ши- Увсим карсытэ ам янытум ‘Сестра высотой риной с ту реку (букв.: эта река ширина=её та с меня (букв.: сестра=моя высота=её величина река величина)’; Ты йӣвсут хосытэ та йӣвсуп 291 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

палыт (хосыт) ‘Это бревно длиной с то брев- В данной модели на первом месте также но (букв.: длина этого бревна размер (длина) находится модуль сравнения, на втором месте того бревна)’; Ты тор палытэ та тор яныт – параметрическая единица хольт ‘подобно, ‘Этот платок размером с тот платок (букв.: раз- как’, на третьем месте – предмет сравнения: мер этого платка величина того платка)’; Ты Сыраюм тыгле тотыгпилум: Ур пум, вор пум  милытэ та  милэ (яныт), Ты  милытэ ос хольт мир рāгпи, Сыраюм тувле тотыгпилум: та  милэ яныт (яныт) ‘Эта река глубиной Ур пум, вōр пум хольт мир рāгпи ‘Своей са- (размером/величиной) с ту реку’. Структура блей сюда поведу: Словно горная трава, словно данной модели сравнения отличается от струк- лесная трава люди подкашиваются, Своей са- туры модели хантыйского языка с похожей се- блей туда поведу: Словно горная трава, словно мантикой (Аdj)N (Аdj)N param (сор). В отличие лесная трава люди падают’. от хантыйского языка в модели мансийского Сравнение качества действия формируется

языка присутствует второй дублирующий ком- также моделью NNOM NELAT Adj COMP (сор). Vf . понент – размер-параметр. Эта модель похожа по структуре на именную Сравнение качества одного предмета с дру- модель (2), она сформирована также синтети-

гим формируется по модели: NNOM NELAT Adj ческим способом, однако имеет дополнитель-

COMP (сор). Эта модель формируется с помощью ный глагольный компонент – спрягаемый гла- синтетических средств сравнения: эталон срав- гол, который позволяет сравнивать качество нения присоединяет суффикс исходного паде- действия предмета и эталона сравнения, на- жа= ныл, параметр сравнения выражен именем пример: с суффиксом сравнительной степени=нуве, на- Ам сюм наӈы=ныл ёмас=нув порги ‘Моя пример: псим се=ныл номтыӈ=нуве ‘Брат сестра лучше тебя прыгает’; Ам рт āгим умнее сестры’. Эта трёхкомпонентная модель наӈы=ныл л=нув ‘Моя подруга дальше тебя соответствует по семантике четырёхкомпо- прыгает’.

нентной модели хантыйского языка N NOM N NOM param Adj COMP (сор), однако эталон сравнения Обсуждение и заключение

NELAT в мансийском языке в отличие от хантый- ского языка оформляется формой исходного Таким образом, сравнение в хантыйском падежа. В этом случае интересно сопоставить языке выражается прежде всего специальными данную модель с идентичной моделью сургут- аналитическими конструкциями с послелога- ского диалекта хантыйского языка, в котором ми, частицами и сравнительными предиката- также имеется исходный падеж. Однако в этом ми. Выбор аналитического средства зависит от случае формирование модели сравнения идёт семантики сравнения, которая может отражать по общему структурному образцу, соответ- либо качественный, либо количественный при- ствующему моделям хантыйского языка, фор- знак. мируемым послелогом кињща: сург. Ԓӱв ма В хантыйском и мансийском языках име- кињnа=ӽә=м әнәԓ=әк Он (она) чуть старше ются фонетически и семантически схожие меня. средства сравнения: манс. хурип ‘похожий’, В мансийском языке выявлено три модели яныт ‘величина’, карсыт ‘высота’, милыт сравнения, в состав которых входит глагол. ‘глубина’, палыт ‘длина’; хант. хурпи, хурас- Данные модели передают качество действия. пи, хурасәп, вөнат ‘величина’, кӑрщат ‘вы-

Модель N N хумле Vf сота’, пӑԓат ‘рост, высота, нижина’. Способы В данной модели на первом месте находит- выражения сравнения и структура моделей ся модуль сравнения понсым сосыг ‘спелая обусловлены морфологическими и синтакси- смородина’, предмет сравнения – китыг сам ческими свойствами языковых систем хантый- ‘два глаза’ стоит на втором месте, далее следу- ского и мансийского языков. Выявленные мо- ет союз хумле ‘как’ и глагол восприятия: Пон- дели сравнения сургутского диалекта хантый- сым сосыг китыг сам хумле сунсылум ‘Смо- ского языка являются общими для всех опи- трю двумя моими глазами, как спелая сморо- санных диалектов хантыйского языка. Модели дина’(букв.: спелая смородина два глаза как). сравнения (1) двух предметов по величине в

Модель N хольт N Vf хантыйском и мансийском языках идентичны. 292 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Различия наблюдаются в количестве вариантов эталон сравнения присоединяет суффикс ис- и их структуре. Вариант (А) для обоих языков ходного падежа. является прагматическим, поэтому возможна Н. С. Садомина делит простые сравнитель- перестройка структуры модели: в хантыйском ные конструкции по функционально-семанти- появляется дублирующий параметрический ческой направленности на образные и необраз- компонент, в мансийском – место второго пара- ные конструкции. Необразные сравнения ис- метрического компонента замещает имя хурип пользуются для выражения логического сопо- ‘похожий’. В хантыйском языке для этой моде- ставления предметов, фактов, явлений [13, 63]. ли выявлено четыре варианта, для мансийско- Из описанных моделей обско-угорских языков го – три. Модели (2) схожи семантикой, однако модели (2), (3), (4) являются логическими; по в соответствии с грамматическими особенно- модели (1) могут формироваться конструкции стями языков в хантыйском языке рядом с эта- с логической и образной семантикой. лоном сравнения появляется дополнительный Модели сравнения в обско-угорских языках компонент – послелог, а в мансийском языке представим в виде таблицы.

Хантыйский язык Мансийский язык Именные модели (1) Модель (Adj)N (Adj)N param (cop) (1) Модель N N param (сор) И йўвтәм њоԓ вўтат йухан ‘Река шириной Тав ам осытумт (ōлы) ‘Она толщиной с меня в одну пущенную стрелу (букв.: одна (букв.: она я толщиной); брошенная стрела ширина река)’; вариант А: (N) param N param (сор) вариант А: (N) param N param (сор) Увсим карсытэ ам карсытум (ōлы) ‘Сестра Ԓўв кўԓаттэԓ ма кўԓаттєм ‘Она высотой с меня (букв.: сестра=моя высота её моя толщиной с меня (букв.: толщина=её я высота)’; толщина=моя)’; вариант Б: (N) param N хурип (сор) вариант Б: (Adj)N param N Тав осытэ ам хурипам (ōлы) ‘Она толщиной вариант В: N Adj param N; похожа на меня’; вариант Г: N param N вариант В: (N) N param (сор) Сємӈǝԓ њўр умлєпӈǝн Глаза как проруби Сӯйпил яныт пыгквем, Смыл āтыӈ мāнь (т.е. запавшие); посыгквем С брусничный лист величиной мой Йємԓәӈ мэњ нє хурпи тыԓәщ ‘Месяц, сыночек. похожий на невесту, прячущую лицо (об вариант Г: N param (Аdj) N июле)’; Сāт тāрыс яныт щеӈри-патта… Хōт тāрыс вариант Д: (N) (Adj)N param (cop) яныт пут Нāлваль ты тāгатылмēн ‘В семь Ампәԓ ай мис ԓуват (вөс). саженей величиной каменный котёл, В шесть саженей величиной котёл Над огнём мы подвешиваем’.

(2) N NOM N NOM param Adj COMP (сор) (2) N NOM NELAT Adj COMP (сор) каз. Нӑӈ ма кињщама нумсәӈ=шәк ‘Ты по Ам таве=ныл яныг=нуве ‘Я старше её’. сравнению со мной умнее’; сург. Ԓӱв ма кињnаӽәм әнәԓ ‘Он старше меня’, Ԓӱв аmиԓ ӄрасәп, әй mуминт каркам ‘Он, как отец, проворный’. (3) N и рaram (сор) (3) N акв param (сор) Мин и ԓуватӈән ‘Мы одного роста’ (букв.: вариант: N N акв рaram (сор) мы один рост) Āтя ос ома акв карсытыг (ōлсг) ‘Папа и мама варинт N N и/ий/әй рaram (сор) одного роста (были)’. Упэн па йайән и кӑрщатӈән ‘Сестра=твоя и брат=твой одной высоты’.

293 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

- (4) Модель Adj N param Adj N param Ты тор хосытэ та тор палыт ‘Этот платок такой же длины, как тот платок’ (букв.: длина этого платка размер того платка); Глагольные модели

(1) Модель N N param Vf (1) Модель N N хумле Vf Имуԓтыйән йухан хурԓаԓ ас хур иты йиты Понсым сосыг китыг сам хумле сунсылум ‘Смотрю питсәт; двумя моими глазами, как спелая смородина’(букв.: спелая смородина два глаза как).

(2) Модель N param N Vf (2) Модель N хольт N Vf Пāхвтэлын, уля султум хольт тах кон ты мины! ‘Забросайте стрелами, он в виде искры из чума вылетит!’; Колкан котильт тай та порги, cāкваляк хольт тыгле порыгми, тувле порыгми ‘Посреди пола прыгает, прыгнет сюда, прыгнет туда, как сорока’.

(3) Модель N N Adj Vf Ам пщим наӈы=ныл ёмас=нув ханисьтахты ‘Мой брат учится лучше тебя’.

Итак, проанализировав все простые кон- моделей в обоих языках являются аналитиче- струкции сравнения в обско-угорских языках, ские средства сравнения, которые в основном мы выявили два типа структурно-синтаксиче- совпадают. Отличительный признак структу- ского характера (именной, глагольный) и два ры сравнительных конструкций хантыйского типа конструкций по функционально-семан- языка – использование четырёх послелогов. тической направленности (образное, логи- Из семи моделей мансийского языка две фор- ческое). Средства сравнения обско-угорских мируются с помощью синтетических средств: языков формируют модели обоих структурных одна именная модель и одна глагольная. типов, в хантыйском языке выявлено три имен- Своеобразный опыт познания мира обско-у- ные модели, в мансийском языке – четыре. горскими народами отражён в образных срав- Глагольных моделей в хантыйском языке вы- нениях, включающих традиционные эталоны явлено две, в мансийском языке – три. Основ- сравнения, чаще всего функционирующие в ным средством сравнения при формировании языке фольклора.

Список источников и литературы

1. Воробьева Н. Н. Сравнительные конструкции в мордовских языках (микрополе равенства функцио- нально-семантического поля сравнения): дис. ... канд. филол. наук. Саранск, 1987. 157 с. 2. Героический эпос манси (вогулов): песни святых покровителей / Е. И. Ромбандеева. Ханты-Ман- сийск: Принт-Класс, 2010. 648 с. 3. Диалектологический словарь хантыйского языка (шурышкарский и приуральский диалекты) / С. И. Вальгамова, Н. Б. Кошкарева, С. В. Онина, А. А. Шиянова. Екатеринбург: Баско, 2011. 208 с. 4. Именитые богатыри Обского края. Ханты-Мансийск: ИИЦ ЮГУ, 2010. 150 с. 5. Именитые богатыри Обского края. Книга вторая. Ханты-Мансийск: Изд-во Юграфика, 2012. 171 с. 6. Именитые богатыри Обского края. Книга третья. Ханты-Мансийск: Югорский формат, 2015. 204 с. 7. Казанцева И. В. Функционально-семантическое поле компаративности в марийском литературном языке: дис. ... канд. филол. наук. Йошкар-Ола, 2005. 238 с. 8. Майер К. И. Сравнительные обороты в финно-угорских языках // Финно-угристика на пороге III тысячелетия: Материалы II Всерос. науч. конф. Саранск: Красный Октябрь, 2000. С. 209–213. 9. Мансийская (вогульская) народная поэзия. Тексты мифологического содержания, молитвы. Ханты- Мансийск: Печатный мир, г. Ханты-Мансийск, 2016. 150 c. 294 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

10. Ромбандеева Е. И. Русско-мансийский словарь. СПб.: Просвещение, 2005. 186 с. 11. Ромбандеева Е. И. Современный мансийский язык. Тюмень: Формат, 2017. 318 c. 12. Садомина Н. С. Сравнение в хантыйском языке (на материале шурышкарского диалекта) // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филология. 2015. Т. 14. Вып. 9: Фило- логия. С. 221–227. 13. Садомина Н. С. Сравнительные конструкции в составе простого предложения (на материале шу- рышкарского и казымского диалектов) // Вестник угроведения. 2016. № 1 (24). С. 57–65. 14. Сказки, предания и былички верхнесосьвинских манси. Ханты-Мансийск: Юграфика, 2012. 176 с. 15. Соловар В. Н. Парадигма простого предложения в хантыйском языке (на материале казымского диалекта). Новосибирск: Любава, 2009. 264 с. 16. Cоловар В. Н., Горяева Н. С. Сравнение в языковой картине мира хантыйского языка // Мировоз- зрение обских угров в контексте языка и культуры: матер. Всерос. науч. конференции. Ханты-Мансийск: ИИЦ ЮГУ, 2010. 167–177. 17. Тихонова Т. М. Способы выражения степеней сравнения в мордовских языках // Вопросы фин- но-угроведения: Тез. докл. XVI Всерос. конф. финно-угроведов, Сыктывкар: Коми фил., Ин-т яз., лит. и истории АН СССР, 1979. С. 56. 18. Черемисина М. И. Сравнительные конструкции русского языка. Новосибирск: Наука, 1976. 270 с. 19. Черемисина М. И, Соловар В. Н. Выражение сравнения в хантыйском языке // Народы северо-за- падной Сибири. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1995. C. 23–39. 20. Яшина Р. И. Сравнительные конструкции в удмуртском языке. Ижевск: Удмуртск. кн. изд-во, 1963. 91 с. 21. Bacry P. Les figures de stile. Paris: Belin, 1992. 336 p. 22. Cazelles N. LES comparaisons du franҫais. Paris: Belin, 1996. 333 p. 23. Fontanier P. Les figures du discourse. Paris: Flammarion, 1977. 493 p. 24. Le Bidois G. Sintaxe du franҫais moderne, ses fondaments psycologiques. Paris: AJ Picard, 1971. 794 p. 25. Lundquist L. L҆analyse҆ textuelle: methode, exercices. Paris: CEDIC, 1983. 159 p.

References

1. Vorobyova N. N. Sravnitel’nye konstrukcii v mordovskih jazykah (mikropole ravenstva funkcional’no- semanticheskogo polja sravnenija) [Comparative constructions in Mordovian languages (micro-field of equality of functional-semantic field of comparison)]. Saransk, 1987. 157 p. (In Russian) 2. Geroicheskij jepos mansi (vogulov): pesni svjatyh pokrovitelej [Heroic epos of the Mansi (Voguls): songs of the saint patrons]. E. I. Rombandeeva. Khanty-Mansiysk: Print-Klass Publ., 2010. 648 p. (In Russian) 3. Valgamova S. I., Koshkaryova N. B., Onina S. V., Shiyanova A. A. Dialektologicheskij slovar’ hantyjskogo jazyka (shuryshkarskij i priural’skij dialekty) [Dialectological dictionary of the Khanty language (Shuryshkar and Uralic dialects)]. Yekaterinburg: Basco Publ., 2011. 208 p. (In Russian) 4. Imenitye bogatyri Obskogo kraya [The Eminent Bogatyrs of the Ob lands]. Khanty-Mansiysk: IITS YUGU Publ., 2010. 150 p. (In Russian, Hungarian, Mansi) 5. Imenitye bogatyri Obskogo kraya. Kniga vtoraya [The Eminent Bogatyrs of the Ob lands. The second book]. Khanty-Mansiysk: Izd-vo Yugrafika Publ., 2012. 171 p. (In Russian, Hungarian, Mansi) 6. Imenitye bogatyri Obskogo kraya. Kniga tret’ya [The Eminent Bogatyrs of the Ob lands. The third book]. Khanty-Mansiysk: Yugorskij format Publ., 2015. 204 p. (In Russian, Hungarian, Mansi) 7. Kazantseva I. V. Funkcional’no-semanticheskoe pole komparativnosti v marijskom literaturnom jazyke [Functional-semantic field of comparativity in the Mari literary language]. Yoshkar-Ola, 2005. 238 p. (In Russian) 8. Mayer K. I. Sravnitel’nye oboroty v finno-ugorskih jazykah [Comparative figures in the Finno-Ugric languages]. Finno-ugristika na poroge III tysjacheletija: Materialy II Vseros. nauch. konf. [Finno-Ugric study on the turn of the III millennium: Materials of the II All-Russian scientific conference]. Saransk: Krasnyj Oktyabr Publ., 2000. pp. 209–213. (In Russian) 9. Mansijskaja (vogul’skaja) narodnaja pojezija. Teksty mifologicheskogo soderzhanija, molitvy [Mansi (Vogul) folk poetry. Texts of mythological content, prayers]. Khanty-Mansiysk: Pechatnyj mir Publ., 2016. 150 p. (In Russian, Mansi) 10. Rombandeeva E. I. Russko-mansijskij slovar’ [Russian-Mansi dictionary]. Saint-Petersburg: Filial izd-va «Prosveshhenie» Publ., 2005. 186 p. (In Russian, Mansi) 11. Rombandeeva E. I. Sovremennyj mansijskij jazyk [Modern Mansi language]. Tyumen: Format Publ., 2017. 318 p. (In Russian)

295 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

12. Sadomina N. S. Cravnenie v hantyjskom jazyke (na materiale shuryshkarskogo dialekta) [Comparison in the Khanty language (on the material of the Shuryshkar dialect)]. Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija: Istorija, filologija [Novosibirsk State University Bulletin. Series: History and Philology], 2015, no. 14 (9), pp. 221–227. (In Russian) 13. Sadomina N. S. Sravnitel’nye konstrukcii v sostave prostogo predlozhenija (na materiale shuryshkarskogo i kazymskogo dialektov) [Comparative constructs in structure of a simple sentence (based on the Kazym and Shuryshkar dialects)]. Vestnik ugrovedeniya [Bulletin of Ugric Studies], 2016, no. 1 (24), pp. 57–65. (In Russian) 14. Skazki, predanija i bylichki verhnesos’vinskih mansi [Tales, legends and baylichkas of the Upper Sosva Mansi]. Khanty-Mansiysk: Yugrafica Publ., 2012. 176 p. (In Russian) 15. Solovar V. N. Paradigma prostogo predlozhenija v hantyjskom jazyke (na materiale kazymskogo dialekta) [The paradigm of a simple sentence in the Khanty language (on the material of the Kazym dialect)]. Yoshkar-Ola: Lyubava Publ., 2009. 264 p. (In Russian) 16. Solovar V. N., Goryaeva N. S. Sravnenie v jazykovoj kartine mira hantyjskogo jazyka [Comparison in the language picture of the world of the Khanty language]. Mirovozzrenie obskih ugrov v kontekste jazyka i kul’tury: materialy Vserossijskoj nauchnoj konferencii [Worldview of the Ob Ugrians in the context of language and culture: materials of the All-Russian scientific conference]. Khanty-Mansiysk: IIC JuGU Publ., 2010. pp. 167–177. (In Russian) 17. Tikhonova T. M. Sposoby vyrazhenija stepenej sravnenija v mordovskih jazykah [Ways of expression of degrees of comparison in Mordovian languages]. Voprosy finno-ugrovedenija: Tez. dokl. XVI Vseros. konf. finno- ugrovedov [Issues of Finno-Ugric studies: abstracts of papers of the XVI All-Russian conference of Finno-Ugric scholars]. Syktyvkar: Komi fil. in-na yazyka, literatury i istoriiAN SSSR Publ., 1979. p. 56. (In Russian) 18. Cheremisina M. I. Sravnitel’nye konstrukcii russkogo jazyka [Comparative constructions of the Russian language]. Novosibirsk: Nauka Publ., 1976. 270 p. (In Russian) 19. Cheremisina M. I, Solovar V. N. Vyrazhenie sravnenija v hantyjskom jazyke [Comparison in the Khanty language]. Narody severo-zapadnoj Sibiri [People of North-Western Siberia]. Tomsk: Izd-vo Tomskogo un-ta Publ., 1995. pp. 23–39. (In Russian) 20. Yashina R. I. Sravnitel’nye konstrukcii v udmurtskom jazyke [Comparative constructions in the Udmurt language]. Izhevsk: Udmurtsk. kn. izd-vo Publ., 1963. 91 p. (In Russian) 21. Bacry P. Les figures de stile. Paris: Belin, 1992. 336 p. (In French) 22. Cazelles N. LES comparaisons du franҫais. Paris: Belin, 1996. 333 p. (In French) 23. Fontanier P. Les figures du discourse. Paris: Flammarion, 1977. 493 p. (In French) 24. Le Bidois G. Sintaxe du franҫais moderne, ses fondaments psycologiques. Paris: AJ Picard, 1971. 794 p. (In French) 25. Lundquist L. L҆analyse҆҆ textuelle: methode, exercices. Paris: CEDIC, 1983. 159 p. (In French)

Условные обозначения

1, 2, 3 – лицо; ADJ – суффикс прилагательного;Vf – глагол в спрягаемой форме; СOMP – суффикс сравнительной степени прилагательных; DAT – дательный падеж; OBJ – объектное спряжение; PAST – прошедшее время; Pl – множественное число; POSS – лично-притяжательный аффикс; Sg – единственное число; SUBJ – субъектное спряжение.

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ:

Соловар Валентина Николаевна, главный научный сотрудник БУ ХМАО-Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок» (628011, Российская Федерация, Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, г. Ханты-Мансийск, ул. Мира 14А), доктор филологических наук. [email protected] ORCID 0000-0003-4894-0117

ABOUT THE AUTHOR:

Solovar Valentina Nikolaevna, Chief Researcher, Institute of Applied Researches and Development (628011, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Khanty-Mansiysk, Mira st., 14A), Doctor of Philological Sciences. [email protected] ORCID 0000-0003-4894-0117 296 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

УДК 811.161.1ʼ373.215(470.11) DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-297-317

Заимствованные наименования леса и лесных локусов в русских диалектах Европейского севера России: лексемы прибалтийско-финского происхождения

О. А. Теуш Уральский федеральный университет им. Первого Президента России Б. Н. Ельцина, г. Екатеринбург, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. Статья посвящена заимствованным лексемам диалектов Европейского севера России, но- минирующим лес и лесные локусы. Весь выявленный комплекс лексем анализируется с точки зрения про- исхождения слов и их семантических связей. Описываются лексемы языков-источников, послужившие оригиналом заимствования. Цель: дать разноаспектную характеристику лексических материалов, избранных для анализа. Материалы исследования: рассматриваемые в статье лексемы извлечены из картотек и лексикогра- фических источников, содержащих материалы по диалектной лексике Европейского севера России. Результаты и научная новизна. Рассмотрена специфика топографической семантики, определив- шая необходимость заимствования; выявлены особенности фонетической адаптации; проанализирована трансформация семантического объёма как в процессе заимствования, так и в ходе функционирования слова в русских диалектах; объясняется развитие географической семантики на основе исходной ботани- ческой и хозяйственной; выявлены случаи паронимической аттракции, реэтимологизации, контаминации гетерогенных факторов; интерпретированы описательные по внутренней форме лексемы. Определена свойственная большинству лексем тенденция к сужению значения. В научный оборот вводятся лексические материалы, не интерпретировавшиеся прежде. Предлагаются авторские этимологические решения, корректируются представленные ранее научные интерпретации.. Ключевые слова: лексема, семантика, значение, заимствование, русский язык, прибалтийско-финские языки. Для цитирования: Теуш О. А. Заимствованные наименования леса и лесных локусов в русских диалек- тах Европейского севера России: лексемы прибалтийско-финского происхождения // Вестник угроведе- ния. 2019. Т. 9. № 2. С. 297–317.

Borrowed names of forest and forest loci in the Russian dialects of the European North of Russia: lexemes of Baltic-Finnish origin

O. А. Teush Ural Federal University named after the first President of Russia B. N. Yeltsin, Yekaterinburg, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. The article is devoted to the borrowed lexemes of the dialects of the European North of Russia, nominating forest and forest loci. The whole complex of lexemes is analyzed from the point of view of the origin of words and their semantic links. The lexemes of source languages, serving as the originals of borrowing, are described. Objective: the main objective of the article is a multi-aspect characteristic of lexical materials chosen for the analysis.

297 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Research materials: the lexemes under consideration are extracted from the card files and lexicographical sources containing materials on dialect vocabulary of the European North of Russia. Results and novelty of the research. The specificity of topographic semantics, determining the need for borrowing, was considered; the features of phonetic adaptation were revealed; transformation of semantic volume of a word in Russian dialects was analyzed, both in the process of borrowing and in the course of word functioning; attention was paid to development of geographical semantics on the basis of botanical and economic ones; the cases of paronymic attraction, re-etymologization, and contamination of heterogeneous facts were revealed; the descriptive lexemes in their internal form were interpreted; tendency to the narrowing of the meaning of lexemes was determined. The lexical materials, never have been interpreted before, are introduced into scientific discourse. Author’s etymological solutions are proposed. Previously proposed scientific interpretations are corrected. Key words: lexeme, semantics, meaning, borrowing, Russian language, Baltic-Finnish languages. For citation: Teush O. А. Borrowed names of forest and forest loci in the Russian dialects of the European North of Russia: lexemes of Baltic-Finnish origin // Vestnik ugrovedenia = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 297–317.

Введение Основным исследовательским методом яв- ляется этимологический. Используются также Леса Европейского севера России представ- метод фонетического анализа, приемы семан- ляют собой сложный природный комплекс: со- тической реконструкции, сопоставительный стоят преимущественно из хвойных деревьев с метод. примесью лиственных пород, являются очень густыми, имеют развитый подлесок. Леси- Результаты стость северной территории определяется как очень высокая. Жители лесного края использу- Основной массив лексем имеет прибал- ют пространство леса издревле: здесь охотят- тийско-финское происхождение. ся, собирают грибы и ягоды, занимаются заго- Производно от *барба (> *бараба > *бара- товкой строительного материала и дров. бала) барáбальник ʻтруднопроходимые зарос- Исконным населением Европейского севе- ли мелкого леса, кустарникаʼ (Влг.: Сок., Хар.), ра России являлось финно-угро-самодийское. барáбельник ʻто жеʼ (Влг.: Сок.), барáбульник Именно эти народы первыми освоили лесные ʻто жеʼ (Влг.: Сок.), барáбыльник ʻто жеʼ (Влг.: пространства, номинировали их. Пришедшие Сок.)1: < приб.-фин., ср. фин. varpa, varpu ‘прут’, позже русские заимствовали наименования у ‘ветвь’, ‘стланик’, карел. varpa, люд. barb, вепс. местных жителей. barb, varb, эст. varb ʻто жеʼ [57, III, 411]2. Фо- В научном обороте отсутствуют исследова- нетические характеристики русской лексемы в ния, посвященные выявлению и этимологиче- пользу вепсско-людиковского происхождения. ской интерпретации русских лексем прибал- Прибалтийско-финского происхождения тийско-финского происхождения, номиниру- вáрака ʻлес, растущий на сопкахʼ (Карел.: ющих лесные локусы. Отдельные заимствова- Медв.; Мурм.: Тер.) [40, I, 162], вáрочка ʻто жеʼ ния рассматривались А. К. Матвеевым [17; 20; (Мурм.: Тер.) [40, I, 164]: < карел. ливв. voara, 21; 22], О. В. Востриковым [5], О. В. Мищенко vuara, vuaru, vaaru ‘поросшая лесом сопка, [27], А. Л. Шиловым [50]. гора’, которое имеет саамские истоки: < саам. лул. vārrē, сев. vаrrе, ин. vääri, колт. vää´rr, Материалы и методы кильд. vā´rr, тер. vaŗŗe, прасаам. *vārē ‘гора’, ‘сопка’ [55, 144–145], ср. также фин. vaara Рассматриваемые в статье лексемы извлече- ‘гора, сопка’, ‘холмистая местность’ [56, VI, ны из картотек и лексикографических источ- 1580; 57, III, 386]3. ников, содержащих материалы по диалектной Топографическая семантика вáкора ʻсуко- лексике Европейского севера России. ватый лесʼ (Арх.) [9, 17], ʻкривоствольный,

------1 Картотека «Словаря говоров Русского Севера», хранится на кафедре русского языка и общего языкознания Уральского федерального универ- ситета. (далее – Картотека «СГРС»). 2 Этимология предложена А. К. Матвеевым [22, 44]. 3 Этимологию разработали: Я Калима [54, 83], Т. И. Итконен [53, 62] и М. Фасмер [49, I, 273]. 298 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

суковатый лесʼ (Арх.: Вель., Уст.; Влг.: Ник.)1, вание в финно-угорских языках, ср. лит. vìrti вáкорник ʻёрник, криворослый низменный ʻбурлить, кипетьʼ, varùs ʻуваривающийсяʼ, ла- лесʼ (Арх.) [7, I, 161], ʻлес, растущий на боло- тыш. vir̂t ʻкипетьʼ, vārošs ʻкипящийʼ[18, 215]. теʼ (Арх.: Шенк.) [3, III, 28], ʻкривоствольный, Фонетически близкое варя́жник ʻкривостволь- суковатый лесʼ (Арх.: В.-Т.), ʻлес, годный толь- ный лесʼ (Арх.: Вель.)5 имеет иной источник: < ко на дроваʼ (Влг.: Ник.), вáкорь ʻкривостволь- вепс. väŕižm‘кривое дерево’ [10, 647], ср. карел. ный, суковатый лесʼ (Арх.: Леш.) вторична ливв. v́iäŕätšu, люд. viärät’š ‘кривой, изогнутый к вáкора ʻкривое, суковатое дерево; корягаʼ (например, дерево)’ [56, VI, 1852–1853], ливв. (Арх.: Вель., Вин., В.-Т., Уст., Шенк.; Влг.: К.- viäräččü oksu ‘кривой сук’ [38, 438], вепс. värač Г., Ник.), вáкорина ʻто жеʼ (Арх.: Вель., Вил., koiv ‘изогнутая береза’ [10, 646], которые связа- Пин.; Влг.: В.-Важ., К.-Г., Ник.), вако́ рина ʻто ны с приб.-фин., ср. фин. väärä ‘кривой, искри- жеʼ (Арх.: Леш.; Влг.: Ник.), вáкорник ʻто жеʼ вленный, изогнутый, скрюченный’, ижор. vä̅rä, (Арх.: Вель., Вил., Уст.; Влг.: В.-Важ., В.-Уст., карел. ливв. veärä, viärä, viärü, люд. viär(5), vier, К.-Г.), вáкорница ʻто жеʼ (Влг.: В.-Уст.), вáкорь вепс. vär, эст. väär ‘то же’ [56, VI, 1852–1853; 57, ʻто жеʼ (Арх.: Вил., Леш., Мез., Пин.; Влг.: III, 486]. Передача приб.-фин. ä русск. а возмож- К.-Г.)2. Слово вáкора (вопреки М. Фасмеру (< на [54, 53]. ? русск. кора, корень) [49, I, 267]) имеет при- Прибалтийско-финские истоки у вéлена ʻза- балтийско-финское происхождение, ср. фин. сыхающий на корню лесʼ (Влг.: Кир.), вали́на vekara (vekkara) ‘косо растущее дерево или ʻнизкий кривоствольный лесʼ (Арх.: Плес.), сук дерева’, ‘большой, кривой, изогнутый на вельня́к ʻзасыхающий на корню лесʼ (Арх.: конце крюком предмет, например, большой Шенк.)6, ср. вепс. väĺik ‘дерево, засыхающее удильный крючок или его бородка’, ‘деревян- на корню’ [10, 645], относящееся к гнезду фин. ная палка с железным крюком на конце, кото- väljä ‘широкий, обширный, свободный’ [56, VI, рой охотник на тюленей вытаскивает добычу 1837], которое рассматривается в одном ряду с из проруби’, ‘большой коготь, зубец’ и т. п., в фин. väli ‘промежуток’ [56, VI, 1836–1837; 57, некоторых диалектах также väkärä (väkkärä) III, 480–481]. Фонетически сходное вельти́ник ‘кривое, изогнутое дерево или сук’, ‘деревян- ʻзасыхающий на корню лесʼ (Арх.: Пин.), ви́ль- ный крюк’; юж. карел. ливв. vegara ‘сверло тильник ʻсухой лесʼ (Арх.: Пин.)7 имеет иной для работы по дереву’ [56, VI, 1687–1688]. Пе- источник: < приб.-фин., ср. фин. veltto, veltti, редача приб.-фин. ä гласным заднего ряда, в velttana ‘ослабевший, обессилевший, вялый (в частности, русск. о или а возможна, особенно диалектах также: о железе, о вязком, топком в позиции после заднеязычного [54, 52–53]. С грунте, о постном молоке), дряблый, рассла- другой стороны, фонетическая сторона заим- бленный, неустойчивый, неподтянутый’, ‘не- ствования может объясняться соответствием энергичный, нерасторопный, медлительный, субстр. а ~ фин. е [17, 32]. Безусловна конта- ленивый’ [56, VI, 1694; 57, III, 424], veltostua минация с русск. корень, коряга3. ‘становиться вялым, расслабляться, лишаться Для вáрахта ʻсмолистый лесʼ (Влг.: К.-Г.), энергии’; veltostunut lihas ‘вялая, дряблая мыш- ʻзасоренное место в лесуʼ (Влг.: К.-Г.)4 пред- ца’; veltostuneet lehdet ‘вялые листья’ [4, 723]8. полагается субстратное финно-угорское про- При учете соответствия русск. о ~ приб.- исхождение из языков мерянского или север- фин. а лексема вóрга ʻтруднопроходимый лесʼ нофинского типа [18, 208–215]. Реконструи- (Арх.: Прим.)9, ʻзаболоченный кустарнико- руется *varahta (*warahta, *waraxta), которое вый лесʼ (Арх.: Мез.) [3, V, 86], ʻредколесьеʼ интерпретируется как балтийское заимство- (Арх.: Мез.)10, ʻглухое место в лесуʼ (Олон.)

------1 Картотека «СГРС». 2 Картотека «СГРС». 3 Этимология разработана О. В. Мищенко [27, 73]. 4 Картотека «СГРС». 5 Картотека «СГРС». 6 Картотека «СГРС». 7 Картотека «СГРС». 8 Этимология предложена О. В. Мищенко [23, I, 75–79]. 9 Картотека «СГРС». 10 Картотека «СГРС». 299 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

[13, 12] может быть интерпретирована на осно- У слов кáлега ʻзаросшее место в лесуʼ (Арх.: ве приб.-фин., ср. фин. varho ʻколея, борозда, Вил.), кáленьга ʻгустой мелкий труднопрохо- пазʼ, ʻдерево с выбоиной, насечкой, зарубкойʼ димый лесʼ (Арх.: Холм.) «лесная» семантика [56, VI, 1653]. вторична к кáлега ʻболотистое топкое местоʼ Для лексемы éдома ʻбольшой густой глухой (Влг.: В.-Уст.)4, < приб.-фин., ср. фин. kallas ʽна- лес, нежилой лес, лесная глушь, дальний лесʼ клонный, косойʼ, ʽнаклонный склонʼ, карел. (Арх.: Вин., В.-Т., К.-Б., Плес., Шенк.) «лесная» kaldele- ʽнаклонятьʼ, ливв. kaldavu- ʽклонитьсяʼ, семантика вторична по отношению к «далёкий, водск. kaʌttoza ʽотлогийʼ, эст. kalde, kallak ʽсклонʼ, глухой (о месте)», ср. éдома ʻвсякая отдалён- kalduda ʽгнуться, клониться, вывёртыватьсяʼ [56, ная от селения местностьʼ (Арх.: В.-Т., Леш., I, 150; 57, I, 287], эст. kalle ʽнаклон, кренʼ [46, 144]. Шенк.)1. Слово следует интерпретировать как Прибалтийско-финского происхождения, ср. прибалтийско-финское заимствование, ср. фин. фин. kallas (род. п. kaltaan), kalta, kalto, kaltto etä-: etäinen ‘далёкий’; карел. edä-: edäheädä ʽнаклонный, косойʼ, ʽнаклонный склонʼ, ʽберег, ‘издалека’, edähänä ‘далеко’; вепс. ed-, eda-: кручаʼ, ʽуступʼ, карел. kalda- ʽклонить (лодку)ʼ, edahaks ‘далеко’, edahaine ‘дальний, далёкий, kaldele- ʽнаклонятьʼ, ливв. kaldavu- ʽклонить- отдалённый’ [56, II, 42] и фин. maa, карел. moa, сяʼ, люд. kaʌdaududa ʽклониться, быть на бо- mua, вепс. ma ‘земля, поле, местность’ [56, III, куʼ, водск. kaʌttoza ʽотлогийʼ, эст. kallas (род. п. 324]. А. Е. Аникин со ссылкой на сообщение kalda), kald (род. п. kalla) ʽкруча, берег, крутой Е. Хелимского считает также возможным за- берегʼ, kalde, kallak ʽсклонʼ, kalduda ʽгнуться, имствование из фин. *etumaa/ etumainen ‘пе- клониться, вывертыватьсяʼ [56, I, 150; 57, I, редний край, передняя земля’ [1, 196–197], но 287], кáлтус ʻнизкое, заболоченное топкое ме- допускает и связь с карел. edä- [2, 189]. «Лес- сто; болото (как правило, большого размера, ные» значения для éдома и вариантов форму- травянистое или моховое)ʼ (Арх.: К.-Б., Леш., лируются многообразно: éдома ʻлесная глушь, Мез., Пин., Холм.)5, развивающее значение ʻча- участок леса, где можно охотиться за зверями ща дремучего лесаʼ (Арх.: Мез.) [32, 62]. и птицамиʼ (Влг.: Сольв.) [8, 577], ʻглухое ме- Лексемы канáбреник ʻгуща, чаща, непро- сто в лесу, чащаʼ (Арх.: Вин., В.-Т., К.-Б., Мез., ходимая заросльʼ (Арх.) [7, II, 83], канáбрен- Шенк.) [3, XIII, 52], ʻлесная глушьʼ (Арх.) [7, IV, ник ʻнасаждение какой-либо лесной породы, 660], (Влг.: Сольв.) [8, 120], ʻвозвышенность, до того густое, что трудно пролезтьʼ (Арх.: поросшая лесомʼ (Арх.: Леш., Мез., Пин.) [3, Шенк.) [31, 79], канáбреник ʻнизкорослый лесʼ XIII, 52], ʻлесное пространство вглубь от право- (Арх.: Карг.)6, < приб.-фин. или саам., ср. вепс. го (нагорного) берега рекиʼ (Печор.) [42, I, 198], kanabŕ ʽверескʼ, kanabŕik, kanabŕišt ʽвереснякʼ, ʻокраина леса, опушка, подлесокʼ (Арх.: Вин., kanambrus ʽвереснякʼ [10, 176], карел. kanabro Леш., Мез., Пин.), ʻлесной охотничий участокʼ ʽто жеʼ [38, 123], фин. kanarva, kanerva ʽто жеʼ (Арх.: Вин., В.-Т., Плес.)2, éдема ʻглухое место [54, 103], фин. kanarva, kanerva, карел. kanarvo, в лесу, чащаʼ (Арх.: Мез.) [3, XIII, 40]. Произ- kannarvo, ливв. kanabro, kanabru, люд. kanabr, водные прилагательные акцентируют «лесную» kanabro, вепс. kanambr ʽверескʼ [56, I, 155], фин. семантику: éдемной ʻнаходящийся в чаще леса kanarva, kanerva, kanerma ʻрастение Calluna вдали от населённых пунктовʼ (Арх.: В.-Т.) [3, vulgarisʼ, диал. и устар. также ʻпапоротник-ор- XIII, 40], éдомный ʻто жеʼ (Арх.: В.-Т.). Семан- лякʼ, ʻбагульникʼ, ʻвороникаʼ, ижор. kanerva, тика и внешний облик лексем éдина ʻместо карел. kanarvo, kannarvo, kanarva, kanapro, охоты определённого охотникаʼ (Арх.: Плес.)3, люд. kanabr, kanabro, вепс. kanabŕ, kanambr, едóша ʻобщая крестьянская лесная дачаʼ (Твер.) водск. kanabro, kanebro, kanerva, эст. kanarbik, [7, I, 516] сформировались в результате парони- kanar, kanarik, kanarep, kambarbik, kamarik, мической аттракции к русск. есть, еда. kanerma, kanermo ʻто жеʼ, саам. тер. kаnabor

------1 Картотека «СГРС». 2 Картотека «СГРС». 3 Картотека «СГРС». 4 Картотека «СГРС». 5 Картотека «СГРС». 6 Картотека «СГРС».

300 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

ʽверескʼ (< фин.) [57, I, 298], эст. kanarbik ʽвере- ляется карóк ʻлесной островʼ (Моск.) [11, 217]. скʼ, kanarbiku ʽвересковыйʼ [46, 145]1. Прилагательное кардáчный ʻстроевой (о Диалектизмы карáзина ʻгустой, ветвистый лесе)ʼ (Влг.: Выт.)7 < приб.-фин., ср. вепс. лесʼ (Влг.: Кир.), карáзник ʻзаросли (тонкий korttuź, korktuz, korktuź ʻвысотаʼ, kortte, koŕtʼtʼe, спутанный лес)ʼ (Влг.: Кир.), карýзник ʻлес из korkte ʻвысотой, вышиной со что-либоʼ, ко- кривых, сучковатых или низкорослых деревь- торые родственны фин. korkea, карел. korgie, евʼ (Влг.: Вож.), карзовáтый ʻкривой, сучкова- korkie ʻвысокийʼ, ливск. kuor̅dǝ̂ ʻвысокийʼ [56, тый (о лесе)ʼ (Влг.: Кир.) при учете карáзина II, 219; 57, I, 403], вепс. kortˊtˊe ʻвысотой с что- ʻповаленное суковатое деревоʼ (Влг.: Вож.)2 л.ʼ: pu kazvoi pertˊin kortˊtˊe ʻдерево выросло должны быть интерпретированы как дериваты высотой с домʼ [10, 228]. кáрзать ʻобрубать сучья, снимать кору у пова- Широко распространенными заимствован- ленного дереваʼ (Арх.: В.-Т., Карг., Кон., Леш., ными обозначениями леса являются кáреньга Мез., Нянд., Плес., Холм.; Влг.: Баб., Бел., ʻлес из кривых, сучковатых или низкорослых Ваш., Выт., Кир., Хар.)3 , < приб.-фин., ср. фин. деревьевʼ (Арх.: Вин., В.-Т., Кон., Леш., Мез., karsia ʽобрубать (сучья)ʼ [4, 201], ʽобрубать, Пин., Прим., Уст., Холм.), кареньгá ʻто жеʼ обрезать (сучья)ʼ, ʽподрезать, обрезать (дере- (Арх.: Вель., Вил., Вин., В.-Т., Карг., К.-Б., Кон., вья)ʼ [51, 95], карел. karži-, karšie, ливв. karzi-, Мез., Нянд., Он., Пин., Плес., Холм., Шенк.), люд. karžida, вепс. kaŕśta, водск. karsia (karzin), кáреньга ʻгустые, труднопроходимые заросли эст. диал. kartsida ʽобрубать (сучья)ʼ [56, I, 165; деревьев, мелколесьеʼ (Арх.: Вель., Вин., Леш., 57, I, 317], вепс. karstˊä, kaŕśta ʽобрубать сучь- Мез., Холм.)8], кареньгá ʻто жеʼ (Арх.: Пин., яʼ, karzmäta pu ʽдерево с необрубленными су- Уст., Холм.) [КСГРС], кареньгá ʻсмешанный чьямиʼ [10, 182]4. лесʼ (Арх.: Вин.), каренё́жка, каренё́жник ʻмо- Для каргá ʻплохой, сучковатый лесʼ (Арх.: лодой низкорослый ельникʼ (Арх.: Пин.)9. При- Холм.) значение вторично к каргá ʽискривлён- балтийско-финские истоки слов несомненны, ное суковатое дерево; лес с такими деревьями’ ср. фин. karahka ʽсук, сучокʼ, ʽмолодая ёлочкаʼ (Арх.: К.-Б., Холм.), ʽизогнутый корень дере- [4, 199], карел. karango, karrango ʽсухостойное ва, дерево с изогнутым корнемʼ (Арх.: Карг., деревоʼ [38, 125–126], karaƞgo ʽузловатый сук Леш.)5, < приб.-фин., ср. фин. karhi ʽпланет, в реке, корягаʼ, фин. karanko ʽузловатый сукʼ окучник, борона (сучковая)ʼ, ‘граблиʼ, karhu [54, 106], фин. karanka, karanko ʽсушина; до- ‘треугольная боронаʼ [56, I, 162], karhia, karhita вольно толстый еловый сукʼ, карел. karaƞgo ʻборонитьʼ, ʻцарапатьʼ, ʻтереть, натиратьʼ, ʽупавший в реку сукʼ, ливв. karango ʽвысо- ʻгрести, сгребатьʼ, karhin ʻграблиʼ [57, I, 312]. хшее деревоʼ, вепс. karand, kukiƞkarand ʽосотʼ Представленное в финском языке значение – [56, I, 167], фин. karanko, karanka, karanta, результат формирования сельскохозяйствен- karanto ʻстоячее засохшее молодое дерево (на- ной терминологии на основе географической, пример, ель)ʼ, ʻвысохший сукʼ, ʻжердьʼ, ʻшест, ср. соответствия в других языках: морд. мокш. колʼ, ʻвеха, вешкаʼ, karanka- или karankokuusi, karʿtša ʽхворостинаʼ, эрз. kurtšt kartšt (множ.) -petäja ʻмедленно растущая, густоволокни- ʽхворост и сор, мусорʼ, мар. ka˙rša ʽсгнившие стая, с большим количеством сучьев ель, кре- в воде сучья и хворостʼ, ʽветряной ломʼ [56, I, невая соснаʼ, karanko-, karenko-ohdake ʻсамый 162; 57, I, 312]. Производно кáрежник ʻлес из большой вид осотаʼ, карел. karanko ʻвысокий кривых, сучковатых или низкорослых деревь- и худойʼ, karankokuusi ʻвысокая и тонкая за- евʼ (Арх.: Холм.)6. Результатом варьирования сохшая ельʼ, karanneh ʻболотистый, заросший по роду и оглушения конечного согласного яв- кривыми деревьямиʼ, люд. karaŋgahaine: kūzen

------1 Этимологию предложили Т. И. Итконен [53, 88], Я. Калима [54, 103] и М. Фасмер [48, II, 177]. 2 Картотека «СГРС». 3 Картотека «СГРС». 4 Этимология глагола кáрзать предложена в работах Kalima J. [54,108] и М. Фасмера [49, II, 199]. 5 Картотека «СГРС». 6 Картотека «СГРС». 7 Картотека «СГРС». 8 Картотека «СГРС». 9 Картотека «СГРС». 301 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. karaŋgahaine ʻзасохшая ельʼ, вепс. kardaŋg kendäk ʻберег реки, озера у самой воды или ʻтвёрдая ельʼ, karand: kukiŋkarand ʻосот, ре- край болотаʼ [10, 194]. пейʼ, karaŋg: kukeiŋkaraŋg, kukoiŋkaraŋg ʻто Прилагательное коматё́вый ʻхороший (о жеʼ [57, I, 310], ливв. karangomeččü ʽельникʼ, лесе)ʼ (Арх.: Пин.)5 образовано в русских вепс. karangišt ʽельник с большим количеством диалектах от незафиксированного *комата сухостойных деревьевʼ [16, 36]. Колебание а/о, ʻдеревянный ящикʼ, < приб.-фин., ср. фин. отражённое в кореньгá ʻкривой сучковатый kometto ʻбольшой деревянный ящикʼ, которое низкорослый лесʼ (Арх.: Вель., Вил., Вин., В.- родственно фин. komu ʻбольшой ящикʼ, komi Т., К.-Б., Кон., Нянд., Пин., Плес., Уст., Шенк.), ʻдеревянный ящикʼ, ʻдорожный сундукʼ, ʻзер- кóреньга ʻто жеʼ (Арх.: Вель.), кореньгá ʻне- новой ларьʼ, ʻящикоподобная санная повозкаʼ, проходимое место в лесуʼ (Арх.: Вель., В.-Т., карел. komo ʻполостьʼ, ʻмедвежья берлогаʼ, Пин., Уст., Шенк.), кореньговáтый ʻкорявый, kome(j)ikko ʻскалистая и неровная местность искривленный, коряжистый, сучковатый (о или дорогаʼ, ʻкаменистая почваʼ [56, II, 213; 57, лесе)ʼ (Арх.: Вель., Вил., Кон.), кореньгóвый I, 394]. Внутреннюю форму лексемы коматё́- ʻто жеʼ (Арх.: Кон.), кореньковáтый ʻто жеʼ вый нужно восстанавливать как ʻпригодный (Арх.: Уст.)1, кореньговáтой лес ʻкоряговатый, для столярных работʼ. суковатый малорослый лесʼ (Арх.) [32, 71], Обширно лексико-словообразовательное кореньговáтый лес ʻзакомлистый, суховатый, гнездо кóнга ʻлес, выросший на болоте, в сы- неровный, коряговатыйʼ (Арх.) [7, II, 161], яв- ром местеʼ (Влг.: В.-Уст.)6, ʻсухой на корню, ляется результатом гиперкорректного оканья2. подстойный хвойный лесʼ (Арх.) [7, II, 150], Заимствовано из вепсского языка касарáга конга́ ʻто жеʼ (Влг.) [8, 205], конга́ ʻсосновый ʻлес из кривых, сучковатых деревьевʼ (Влг.: здоровый лесʼ (Влг.: Сольв., Тот., Усть-Сысол., Выт.)3: < вепс. kasard ʽместо, где вырублен Ярен.) [8, 205], кангá ʻто жеʼ (Влг.) [8, 188]: мелкий лес и кустарник под пашнюʼ [10, 183]4. кóнговый лес ʻлес, растущий на боровой земле В форме касáрга ʽмелкий лес на подсеке, сру- и в котором мало мяндыʼ (Влг.: Вель., Ник.) [8, бленный косаремʼ отмечено в Олонецкой гу- 205] (с меной к/т также тонгóвый ʻкрепкий, бернии [43, XIII, 115]. География типична для строевой (о лесе)ʼ (Влг.: Бабуш.)7, конговье вепсских заимствований. ʻкондовый бор, рудовый лесʼ (Влг.) [7, II, 150]. Семантико-словообразовательным дерива- С интервокальным -нд- отмечаются также кóн- том от кéнда ʻпесчаный возвышенный берег да ʻхороший крепкий лесʼ (Влг.: В.-Уст.)8, кон- озераʼ (Олон.) [43, XIII, 180] является кéндище да́ ць ʻборовой строевой лес с твёрдой древе- ʻполоса леса между морем и рекойʼ (Арх.: Он.) синойʼ (Помор.) [29, 70], кондача́ ʻвысохший [40, II, 339]: < приб.-фин., ср. фин. kenttä, kentä на корню лесʼ (Арх.: Вил.)9, кóндовый лес, кон- ʻровный луг, лугом ставшее полеʼ, ʻполяна дóвый лес ʻкрепкий, плотный, здоровый лесʼ вокруг жилища саамских рыбаков, заросшая (Влг.) [8, 205], кондóвый лес ʻхороший, креп- травойʼ, карел. kenttä, kentti ʻлужайка на ров- кий лесʼ (Влг.: В.-Уст.)10, кондовьё ʻкондовый ном сухом местеʼ, ʻпесчаное место на берегу бор, рудовый лесʼ (Арх.) [7, II, 150]. Источник рекиʼ, kenttä ʻнеплодородный участок земли; заимствования нужно усматривать в приб.- ягельникʼ, ливв. kentti ʻсухая ровная лужайка фин., ср. фин. honka, карел. ливв. hoŋgu, вепс. или песчаное место на берегу рекиʼ, вепс. kend, hoŋg ʻсосна (кондовая)ʼ, эст. honga-pū ʻстарая kendäk ʻберег реки или озера, край болотаʼ [56, сосна со свисающими ветвями и жёсткой дре- I, 181‒182; 57, I, 343‒344; 16, 38], вепс. kend, весинойʼ [56, I, 80], фин. honka ʻвысокая старая

------1 Картотека «СГРС». 2 Этимология предложена в работе М. Фасмера [49, II, 198] и А. Е. Аникина [1, 268]. 3 Картотека «СГРС». 4 Этимологически интерпретировано в работе Л. А. Субботиной [45, 43–43]. 5 Картотека «СГРС». 6 Картотека «СГРС». 7 Картотека «СГРС». 8 Картотека «СГРС». 9 Картотека «СГРС». 10 Картотека «СГРС».

302 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

соснаʼ, hongisto ʻсосновый лесʼ, honkio ʻвы- карел. ливв. korbi, люд. koŕb, koŕbi, korbi ʻглу- долбленная из осины плоскодонкаʼ, карел. хой лес, сырой еловый лесʼ, вепс. koŕb ʻгустой honka ʻвысохшая старая соснаʼ, ʻвысокая ста- глухой лесʼ, korpi ʻглушьʼ, эст. kõrb ʻбольшой рая соснаʼ, honko, honkoi ʻзалом из старых лес, сырая чаща, глушьʼ [56, II, 219; 57, I, 405], сосен, растущих на корнюʼ, люд. hoŋg, hoŋge̮ фин. korpi ʻглухой лесʼ, ʻлесное болотоʼ, карел. ʻвысокая старая соснаʼ, hoŋgik ʻдровяной лесʼ, korpi, korbi, ливв. koŕbi, люд. koŕb, korbi ʻглу- hoŋgoi ʻвыдолбленная из осины лодкаʼ, вепс. хой лес, обычно еловый, растущий на низком hoŋg ʻсоснаʼ, hongištˊ ʻсоснякʼ, водск. hoŋka сыром местеʼ, вепс. koŕb ʻглухой лесʼ, ʻсырая ʻбольшое толстое деревоʼ, kuusin hoŋka ʻвысо- низинаʼ [16, 42]. С переходом ô > у в закрытом кая старая соснаʼ, ʻсоснаʼ, эст. hong, hongapuu, слоге отмечаются кýрба ʻгустой лесʼ, ʻлес, при- hongaspuu ʻвысокая старая соснаʼ [57, I, 172]1. годный для лесозаготовокʼ (Ленингр.: Подп.) Из русского заимствованы коми вв., вым., иж., [40, III, 62]. лл., нв., печ., скр., сс. конда, вс. кôнда ʻсухая на Лексемы корь ʻлесной островʼ (Моск.) корню, крепкая, частослойная с малой заболо- [11, 222], корё́к ʻлесок, колок, лесной островʼ нью боровая соснаʼ [44, 164; 15, 132–133; 49, II, (Моск.) [7, II, 162], ʻлесной островʼ (Моск.) 308]. Фонетически в большей степени близки [11, 217], корё́с ʻкустарник, кривоствольный к данным языков-источников хóнга ʻсухостой- лесʼ (Влг.) [8, 207] при учете фиксации корéц ный лесʼ (Арх.: Пин.) [14, 179], хонáжник ʻвы- ʻвывороченное с корнем деревоʼ (Влг.: Бел.)5 сохший на корню сосновый лесʼ (Печор.) [42, следует сопоставить с приб.-фин., ср. фин. kore II, 402], хóножник ʻвысохший лесʼ (Арх.: Пин.) ʻшершавыйʼ, ʻнеплотныйʼ, ʻхрупкийʼ, ливск. [14, 179], ʻсоснякʼ (Арх.: Шенк.) [31, 249], ʻсу- koʼŕŕi ʻрыхлыйʼ, ʻмягкийʼ, эст. диал. kore ʻрых- хой, усохший сосновый лесʼ (Арх.: Мез., Пин., лыйʼ, ʻшаткий, расхлябанный, дряблыйʼ, ʻне- Шенк.) [32, 184]. В последней лексеме отмеча- плотныйʼ, ʻнепрочный, слабыйʼ [56, II, 218; 57, ется диалектное колебание х/ф: фонóжник ʻза- I, 402]. сохший на корню лесʼ (Арх.: К.-Б., Уст.)2. Описательным наименованием по типу В различных регионах Европейского севера коры является кошéдник ʻмелкий лес, подле- России отмечается кóрба ʻсуковатые, кривые сокʼ (Яр.: Яросл.) [52, V, 83] (< карел. koššuš, деревья, плохой лесʼ (Арх.: Плес.; Влг.: Баб., kožuš (koškuo-) ʻполоса коры елиʼ, ʻтолстая вяз- Бел.)3, ʻсмешанный лесʼ (Ленингр.: Подп.) [40, кая кораʼ, ʻдревесная кора, идущая на изготов- II, 420], ʻчаща, непроходимый лесʼ (Ленингр.: ление чашʼ, ~ фин. kosku, kosus ʻкора елиʼ, ка- Лод., Подп.) [40, II, 420], ʻчасто растущий лес; рел. люд. koskud, вепс. koskhaine, водск. kõsku чащаʼ (Олон.) [31, 89], ʻчастый лес, чаща, тру- ʻто жеʼ, эст. kosk (род. п. kose) ʻполоса коры щобаʼ (Олон.) [7, II, 161], ʻложбина, поросшая елиʼ, ʻтолстая вязкая кораʼ, ʻдревесная кора, большим дремучим лесом, трущоба, чащаʼ идущая на изготовление чашʼ, ливск. kuos̅k, (Олон.) [13, 40], ʻдремучий еловый лес в сы- kuoš̅ʼk ʻбольшая полоса коры ели (используе- рых низинахʼ (Помор.) [29, 71], ʻвозвышенное мая для крыш)ʼ [56, II, 222; 57, I, 409]). место, поросшее лесомʼ (Влг.: Ваш.)4, ʻвысо- Вепсские истоки [45, 44] имеет лексема кýе- кое и сухое место в лесуʼ (Карел.: Кондоп.; са ʻчаща, мелкий, густой, труднопроходимый Ленингр.: Подп.) [40, II, 420], имеющее про- лесʼ (Влг.: Ваш.)6: < вепс. kujo ʻеловая чащаʼ, изводное корбéнный ʻгустой, преимуществен- kujokaz ʻгусто заросший елямиʼ [10, 241]. но еловый (о лесе)ʼ (Ленингр.: Подп.) [40, II, Прибалтийско-финского происхождения 421]. Прибалтийско-финские истоки лексемы кýколь ʻмелкий труднопроходимый подлесок; установлены Я. Калима [54, 128; 49, II, 322]: еловая заросльʼ (Арх.: Кон., Уст.; Влг.: Ба- < приб.-фин., ср. фин. korpi ʻглухой тёмный буш., Ваш., Вож., Гряз., Кир., М.-Реч., Нюкс., лес, сырой (преимущественно еловый) лесʼ, Сямж., Тот., У.-Куб., Хар.), кукóль ʻто жеʼ (Влг.:

------1 Представленные русские формы – результат диссимиляции из *гонга: *гонга > конга > конда [54, 238; 49, II, 308]. Этимология является обще- признанной [см. 54, 238; 49, II, 308‒309; 21, 14; 1, 301; 5, 8]. 2 Картотека «СГРС». 3 Картотека «СГРС». 4 Картотека «СГРС». 5 Картотека «СГРС». 6 Картотека «СГРС». 303 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

В.-Уст.), кýкольник ʻто жеʼ (Арх.: Вель., Кон., Прибалтийско-финское или саамское про- Уст., Шенк.; Влг.: Бабуш., В.-Важ., Вож., В.- исхождение имеет лексема курю́ м ʻучасток Уст., Гряз., Кир., М.-Реч., Нюкс., Сок., Сямж., леса с большим количеством ягод, грибовʼ Тарн., Тот., У.-Куб., Хар.)1, кýколь ʻмелкий, но (Арх.: Вил.)6, ср. фин. kuru ʽуголʼ, эст. kuru частый, густой ельняк, трудно проходимая за- ʽугол, уголокʼ, ʽузкий проходʼ, саам. норв. gurrâ росль елиʼ (Влг.: Кадн.) [8, 221], кýколь ʻтруд- ʽуглубление, дыркаʼ [56, II, 247; 57, I, 451‒452]. нопроходимый лесʼ (Влг.: Гряз., Сок.) [37, IV, Элемент -м- нужно рассматривать как слово- 14–15], кýкольник ʻто жеʼ (Влг.: Гряз., Сок.) [37, образовательный суффикс (-m-). Показателен IV, 15], кýкольник ʻгустые заросли низкоросло- контекст: «Если попала лишеина ягод, то гово- го леса на болотеʼ (Арх.: Вель., Уст.; Влг.: В.- рят «курюм»» (Вил., Ногтева Гора)7. Важ., Вож.), ʻсухой кривой лесʼ (Арх.: Кон.), Интерпретируется как прибалтийско-фин- ʻмелкий лесʼ (Костр.: Галич.), ʻмолодой лес, ское заимствование кядови́ на ʻлесная чащаʼ заваленный снегом с верхомʼ (Влг.: Кир.), кý- (Олон.) [13, 47], семантика которого вторична хольник ʻзанесенный снегом лесʼ (Арх.: Уст.), к кедови́ на, кядови́ на ʻраскорчеванный участок кукýльник ʻмолодой мелкий лесʼ (Арх.: Кон.)2. с новой поросльюʼ (Олон.) [13, 47]: < приб.- Источник заимствования – дериват с суффик- фин., ср. фин. keto, род. п. kedon ʻтравянистая сом -l-/-la, который служит для обозначения почваʼ8. места, от вепс. kokō ʻсильно изогнутое деревоʼ По мнению А. К. Матвеева, лáгмас ʻтруд- [10, 219] (~ фин. koukku ʻкрюк, крючокʼ, карел. нопроходимое заросшее место в лесуʼ (Арх.: ливв. koukku ʻизогнутый, загнутый крючкомʼ, Уст.), ʻнизкое болотистое место, поросшее вепс. kouk, kūk ʻкрюк, крючокʼ [56, II, 225‒226; труднопроходимым лесом, кустарникомʼ 57, I, 414]). т. е. исходная семантика лексемы (Арх.: Вин., К.-Б., Уст.), лáгмаз ʻто жеʼ (Арх.: может быть восстановлена как ʻместо с кривы- Уст., Шенк.), лагмази́ на ʻто жеʼ (Арх.: Шенк.)9 ми деревьямиʼ. Результатом диссимиляции яв- этимологически связаны с эст. võhmas ʻостров ляются кýпол, кýполь ʻтруднопроходимый лесʼ в болотеʼ [19, 31], ср. фин. vehmas ‘зелёный, (Влг.: Сок.) [36, IV, 20]. богатый растительностью, хорошо растущий’, Лексемы курды́ м, курдýм ʻдремучий лес с ‘молодой лиственный лес, роща’, ‘пастби- ямами и оврагамиʼ (Влг.: Нюкс.)3 < приб.-фин., ще, выгон’, ‘обширная равнинная местность’, ср. фин. kurttu ʻморщина, складкаʼ, эст. kurd ʻто vehmasto ‘молодой лиственный лес, роща’, эст. жеʼ [56, II, 247; 57, I, 451]. В результате ассими- võhmas ‘остров в болоте’ [56, VI, 1682; 57, III, ляции и аттракции к кургáн ʻнебольшая возвы- 421]. Вокализм первого слога (русск. а ~ приб.- шенностьʼ [48, 391] возникает кургáн ʻстарый фин. e) свидетельствует о том, что лексема свя- дремучий еловый лесʼ (Яр.: Пош.)4. зана с каким-то специфическим субстратным Прибалтийско-финские истоки у диалектиз- источником, отличным от существующих в на- мов кýрей ʻскопление кустов или деревьев, за- стоящее время прибалтийско-финских языков. рослиʼ (Влг.: Шексн.), кýрья ʻзаросли смешан- Колебание в/л в анлауте фиксируется достаточ- ного лесаʼ (Влг.: Гряз.), курья́ ʻостровок леса в но часто. А. Л. Шилов в качестве возможных полеʼ (Влг.: Тарн.)5, ʻлесные освоенные угодьяʼ параллелей форме языка-источника приводит (Влг.: Хар.) [37, IV, 23], ср. фин. kurja ʽжал- коми lažmid ʻнеглубокий, мелкийʼ, морд. lašma, кий, убогийʼ, ʽскверныйʼ [4, 280], карел. ливв. lašmo ʻдолина, болотистая низменностьʼ, ložmo kurjane, люд. kurd́aine, водск. kurja ʽто жеʼ, эст. ʻяма, впадинаʼ [50, 11–12], ср. также морд. kuri, род. п. kurja ʽплохой, дурнойʼ [56, II, 245; эрз. лашмо ʻложбина, долина, лощинаʼ, лаш- 57, I, 448]. мо-лушмо ʻовраг, рытвинаʼ, лашмов ʻнеровный

------1 Картотека «СГРС». 2 Картотека «СГРС». 3 Картотека «СГРС». 4 Картотека «СГРС». 5 Картотека «СГРС». 6 Картотека «СГРС». 7 Картотека «СГРС». 8 Этимология предложена в работах [54, 110; 49, II, 220]. 9 Картотека «СГРС». 304 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

(о поверхности)ʼ [36, 333], мокш. лашма ʻло- рел. люд. mander ʻземля, которую через опреде- щина, долина, низинаʼ, ʻзаливное местоʼ [28, лённое время делили между крестьянамиʼ, эст. 330]. диал. manner (род. п. mandra) ʻматерикʼ [56, II, Для севернорусского лáма ʻлес на сыром 333; 57, II, 147]. Семантика мáндера ʻлес, чаще местеʼ (Арх.: В.-Т.), ʻзахламленный участок большой, густойʼ (Карел.: Кондоп., Медв., Се- лесаʼ (Костр.: Галич.)1 возможной является геж.), ʻо берёзовом лесеʼ (Карел.: Медв.) [40, интерпретация из приб.-фин., ср. фин. lamu III, 197] объяснима контаминацией при за- ʻравнинаʼ, ʻлощина, ложбинаʼ, ʻболотоʼ, карел. имствовании с приб.-фин., ср. фин. mantila, lamu ʻнизменная ровная земля между горамиʼ, mantillas, mantilo, mantina ʻмягкий, ветвистый, вепс. lamu ʻперешеекʼ [56, II, 273; 57, II, 43], сучковатыйʼ, карел. mantillas ʽбольшое дерево карел. твер. lamakka ʻпологий, отлогийʼ [39, с ровной, хорошей древесинойʼ, которые про- 130], однако при учете лáма ʻбурелом, валеж- изводны от manto ʽмягкийʼ [56, II, 333‒334; 57, никʼ (Арх.: В.-Т.)2 (ср. также лам ʻкряжи, кор- II, 148]. ни деревьевʼ (Псков., Твер.), ʻсухой хворостʼ Одним из наиболее распространенных наи- (Псков., Твер.) [43, XVI, 252]) приемлемо со- менований леса является мя́нда ʻмолодой со- поставление с саам. швед. lames, норв. lames снякʼ (Арх.: Вин., Плес., Уст.; Влг.: Баб., Бел., ʻискалеченныйʼ, ʻбессильныйʼ [56, II, 273; 57, К.-Г.)6, ʻсосновый лесʼ (Влг.: Ник.) [37, V, II, 43]. 16], ʻредкослойный лесʼ (Влг.: В.-Уст.)7, ʻред- Уже на уровне языка-источника на базе зна- кослойный, не на боровом месте растущий чения ʻостровʼ развивается ʻостров лесаʼ, ср. лесʼ (Олон.) [31, 119], ʻлес на болотистом месте фин. luoto ʻмаленький и скалистый островокʼ, (как правило, сосновый)ʼ (Арх.: Вель., Вил., ʻостров лесаʼ, эст. lood ʻподводная скалаʼ, ʻка- Карг., Леш.; Влг.: Баб., Бел., Выт.), ʻмелкий менистый островокʼ, ʻотмельʼ, ʻсухая сланце- лесʼ (Арх.: Карг., Леш., Мез.; Влг.: Баб., Бел., вая равнинаʼ, ʻмаленький лесистый островокʼ К.-Г., Кир.)8. Отмечено большое количество [56, II, 313; 57, II, 111]3. Заимствованная лексе- суффиксальных дериватов: мяндáк ʻсосняк, ма в севернорусских диалектах также реализу- сосновый бор, растущий на тощей почве, ко- ет «лесную» семантику: лýда ʻнебольшой лесʼ рявый и толстослойныйʼ (Олон.) [13, 59], ʻлес, (Арх.: Карг.)4, лýда, лудá ʻместо, поросшее в растущий на болотеʼ (Влг.: Ник.) [37, V, 17], большом количестве грибами или рыжикамиʼ ʻплохой сосновый лесʼ (Арх.: Вель.; Влг.: К.-Г., (Олон.: Заон.) [13, 51], лýдушка ʻягодное, гриб- Ник.), мяндáч ʻмолодой сосновый лесʼ (Арх.: ное местоʼ (Арх.: Он.)5. Вель., Вин., В.-Т., Карг., Он., Плес., Уст.; Влг.: Прибалтийско-финское или саамское про- Ник.), мяндáчик ʻто жеʼ (Арх.: Уст.; Влг.: К.-Г., исхождение имеет мáндара ʻлес на берегу, на Ник.), мя́ндачник ʻто жеʼ (Влг.: Ник.), мяндáч- материкеʼ (Олон.) [43, XVII, 356] (ср. также ник ʻто жеʼ (Арх.: Вель., Уст.), мяндачóк ʻто жеʼ мáндера, мáндара ʻберег, сушаʼ (Олон.) [43, (Влг.: К.-Г., Ник.)9, (Влг.: Ник.) [37, V, 17], мян- XVII, 356]), которое заимствовано из саам. лул. дáч ʻредкослойный, не на боровом месте ра- māttar ʻгоризонтʼ, ʻдереба безсучковаяʼ, тер. стущий лесʼ (Вят.) [31, 119], ʻплохой низкорос- māndi̊r ʻземля, материкʼ [56, II, 333; 57, II, 147]; лый лесʼ (Арх.: Вин., В.-Т., Карг., Пин., Плес., следует учитывать, однако, и возможность Уст., Холм.), ʻплохой лесʼ (Костр.: Меж.)10, ʻо прибалтийско-финского источника, ср. фин. мелком сосновом лесе с рыхлой древесинойʼ mantere, mantera, карел. manner ʻматерикʼ, ка- (Кольск.) [26, 88], ʻлес, состоящий из деревьев

------1 Картотека «СГРС». 2 Картотека «СГРС». 3 О передаче приб.-фин. uo > русск. у см. [54, 56–57]. Этимология предложена и разработана в работах М. Фасмера [49, II, 528] и А. К. Матвеева [20, 218–219]. 4 Картотека «СГРС». 5 Картотека «СГРС». 6 Картотека «СГРС». 7 Картотека «СГРС». 8 Картотека «СГРС». 9 Картотека «СГРС». 10 Картотека «СГРС».

305 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

с рыхлой древесинойʼ (Мурм.: Тер.) [40, III, мор.) [29, 80], мети́ к ʻсосновый смешанный с 284–285], мя́ндовый лес ʻсосновый лесʼ (Арх.: еловым лесʼ (Арх.: Шенк.) [32, 91]. Лексемы Вин.)1, мяндóвый лес ʻсосняк, сосновый бор, имеют прибалтийско-финские истоки, ср. фин. растущий на тощей почве, корявый и толстос- mätä ʻгнилойʼ, водск. mätä ʽто жеʼ, эст. mädä лойныйʼ (Олон.) [13, 59], ʻлес, имеющий ред- ʽгнилой, трухлявыйʼ, ʽпрогнивший, истлев- кослойную, рыхлую древесинуʼ (Влг.: Ник.)2, шийʼ [57, II, 195]. ʻлес с мяндой, не смолистый, редкослойный, Наименование лиственничного леса нéгла непрочный, дрябловатыйʼ (Влг.) [8, 266], мя́н- (Арх.: Мез.) [32, 100] производно от нéгла ʻли- дра ʻместо, где растет хороший строевой лесʼ ственницаʼ (Арх.: В.-Т., К.-Б., Мез.)5 (< приб.- (Влг.: Бел.), мяндя́к ʻмелкий нестроевой лесʼ фин., ср. карел. ńiegla, ливв. ńieglu, вепс. ńegл, (Влг.: Выт.). Диалектный переход ʼа > e, и отра- фин. neula ‘игла’ [54, 171], карел. niekla, ńiekla, жен в мендáк ʻсоснякʼ (Арх.: Уст.), мендáч ʻмо- niegla, ńiegla, ливв. ńieglu, люд. niegл, ńiegл, лодой низкорослый лес в сырых местахʼ (Арх.: ńiegле, ńiegлu, вепс. ńiegл, ńegл ʻигла, хвояʼ Вель., Вин., Плес.), ʻнебольшой лес, роща из [56, II, 375; 57, II, 215])6. Дериватами являют- деревьев одной породыʼ (Арх.: Вель.), ʻсосняк ся нéгальник ʻлиственничный лесʼ (Арх.: К.- (как правило, молодой)ʼ (Арх.: Кон., Котл., Б.), нéгольник ʻто жеʼ (Арх.: К.-Б.), нё́гольник Уст.; Влг.: Бабуш., К.-Г., Ник.), мендáчный лес ʻто жеʼ (Арх.: К.-Б., Плес.). В начальной пози- ʻсырой, гнилой лесʼ (Арх.: Лен.), мендачóк ции происходит мена н- > м-, которую следу- ʻмолодой соснякʼ (Влг.: Ник.), мендови́ чник ет объяснять диссимиляцией по модели: негла ʻплохой сырой сосновый лесʼ (Арх.: Вель.), > *неглина > меглина > мегла. От последнего мендя́ч ʻмолодой низкорослый лес в сырых ме- образованы меглини́ чник ʻлиственичный лесʼ стахʼ (Влг.: Выт.), минда́ ч ʻсосновый лесʼ (Влг.: (Арх.: Плес.), меглóвник ʻто жеʼ (Арх.: Карг.), Ник.). Лексемы производны от мя́нда ʻмолодая мигли́ ничек ʻто жеʼ (Арх.: Плес.), мигли́ нник соснаʼ (Арх.: Вель., Вин., В.-Т., Карг., Плес., ʻто жеʼ (Арх.: Нянд.), миглóвник ʻто жеʼ (Арх.: Уст.; Влг.: Кад., К.-Г., Ник.), ʻсоснаʼ (Арх.: Карг.)7, мегóльник ʻсосновый борʼ (Арх.: Плес.) Вель., Вин., В.-Т., Карг., Кон., Плес., Уст.; Влг.: [40, III, 208]. В.-Уст., К.-Г., Ник.)3, < приб.-фин., ср. фин. Значение ни́ ва ʻлесʼ (Влг.: Бел.)8, (Яр.: Масл., mänty, карел. mäntü, ливв. mändö, люд. mänd, Мыш., Нек.) [3, VI, 146], ни́ вушка ʻто жеʼ (Влг.: mändü, вепс. mänd, ʻсоснаʼ, водск. mänty, эст. Бел.) производно от ни́ ва ʻлес, выросший на mänd ʻмолодая соснаʼ [56, II, 359; 57, II, 193], месте бывшей пашни или покосаʼ (Влг.: Бел.)9 вепс. mänd ʻсосняк на болотеʼ [10, 344], карел. (< карел. niva ‘ручей’, nivanne ‘естественный ливв. mändü ʻкряжистая; крепкая, смолистая луг, являющийся влажным и заросшим ивня- (о сосне)ʼ, ʻкряжистая соснаʼ, mändähäine ʻне- ком’ или саам. юж. hiшvie, лул. njavvē, норв. большая ветвистая сосенкаʼ, männäččü ʻто жеʼ njâvve, ин. njave ʻнизкое влажное местоʼ [56, II, [38, 220]4. Из русского заимствовано коми ман- 387; 57, II, 226]). Вокализм первого слога име- дач ʻмяндач, болотная мяндовая соснаʼ, ʻбо- ет южносаамский тип (и < ’у). Заброшенная лотный сосняк, мяндовый лесʼ [12, 383]. подсека нередко заболачивается и быстро за- Колебание ʼа/е (~ приб.-фин. ä) отражено в растает лесом. Лексема ни́ ва имеет спектр ден- первом слоге наименований мяти́ коватый лес дрологических значений: ʻучасток леса, где ра- ʻнизкий, малорослый лесʼ (Арх.) [7, II, 375; 32, стут деревья одной породыʼ (Влг.: Бел.)10, ʻуча- 95], мéтик ʻмелкий, смешанный елово-сосно- сток леса, расположенный на сухом, высоком вый лес, непригодный для лесоповалаʼ (По- местеʼ (Арх.: Карг.; Влг.: Бел.; Карел.: Пудож.)

------1 Картотека «СГРС». 2 Картотека «СГРС». 3 Картотека «СГРС». 4 Этимология предложена Я. Калима [54], М. Фасмером [49, III, 30]. 5 Картотека «СГРС». 6 Этимология разрабатывалась в работах Я Калима [54, 171], М. Фасмера [49, III, 56] и [56, II, 375]. 7 Картотека «СГРС». 8 Картотека «СГРС». 9 Картотека «СГРС». 10 Картотека «СГРС».

306 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

[40, IV, 21], ʻмалый лес, в противоположность труднопроходимый (о лесе)ʼ (Ленингр.: Подп.) островуʼ (Яр.) [24, 124], ʻнебольшой лес; рощаʼ [40, IV, 525], пихня́к ʻмолодой ельникʼ (Карел.: (Яр.: Мыш., Нек., Пош.) [3, VI, 146]. Медв.; Ленингр.: Подп.) [40, IV, 525]. Из карел. orko ʻглухой еловый лесʼ, ʻсырое В результате диссимиляции пи́ хк- > пи́ хт- и тёмное место, поросшее высоким ельникомʼ, [25, 46–51]: пи́ хта ʻмолодой ельникʼ (Влг.: ср. карел. orgo ʻнизменное место, находящееся Ваш.; Карел.: Медв.; Ленингр.: Лод., Подп.) между горами или холмами, на котором весной [40, IV, 525–526], ʻмелкая еловая чащаʼ (Олон.: стоит вода, а летом образуется пышно цвету- Заон., Карг.) [13, 82], ʻнепроходимые заросли, щий лугʼ, ʻлуг на берегу реки, очищенный чаща (как правило, хвойная)ʼ (Влг.: Ваш., Выт., от ельникаʼ, ливв. orgo ʻовраг, долина меж- Кир.), пихтá ʻгустые заросли, чащаʼ (Влг.: ду горных гряд, имеющая илистое дноʼ, люд. Ваш.), пи́ хотник ʻмелкий густой лесʼ (Влг.: org ʻглубокая ложбина с сырым дномʼ, ʻсырое Кир.)4, пи́ хтарник ʻпихтовый лесʼ (Арх.: Мез.) низменное место, поросшее лесомʼ, вепс. org [32, 122], пихтáрник ʻто жеʼ (Костр.: Меж., ʻлощина, заросшая лесомʼ, эст. org ʻдолина, по- Нейск.), пихтáрник ʻмолодой, густой (чаще росшая лесомʼ, ʻчаща, зарослиʼ, фин. orko ʻглу- еловый, чем сосновый) лесʼ (Арх.: Он.; Влг.: бокая ложбина с сырым дномʼ, ʻнизина, узкая Ваш.) [40, IV, 526], пихтáрник ʻтруднопро- долина между горʼ, ʻпромытая весенней водой ходимые лесные густые зарослиʼ (Влг.: Бел., береговая промоинаʼ, ʻнизинная местностьʼ, Ваш., Кир.), пихта́ рь ʻнепроходимый мелкий orkko ʻуглубление, вмятина, промоинаʼ [56, II, густой лесʼ (Влг.: Кир.)5, пихтня́к ʻпихтовый 438; 57, II, 271] заимствовано óрга ʻгустой ель- лесʼ (Влг.: В.-Уст.) [37, VII, 61], пихтóвник ник, еловая чащаʼ (Карел.: Медв.) [40, IV, 234], ʻпихтовый лесʼ (Арх.: В.-Т.), ʻчастый ельник в ʻглухой, непроходимый участок леса, чащобаʼ низинеʼ (Влг.: Кир.)6. (Карел.: Кондоп., Медв.) [40, IV, 234], ʻсырое, Диалектная мена -хк-/-фк- отражена в труднопроходимое место в лесуʼ (Арх.: Карг., пифкáрник ʻмолодой, густой (чаще еловый, Плес.; Влг.: Баб., Выт.)1. чем сосновый) лесʼ (Арх.: Он.; Влг.: Ваш.) [40, Прибалтийско-финские истоки имеет IV, 526], при этом гиперкорректно собирателя- пикáльник ʻмелкий лес, мелколесьеʼ (Карел.: ми звукокомплекс пифк- отражен на письме и Сегеж.) [40, IV, 507], ср. фин. pikku, карел ливв. в печати как пивк-: пи́ вка ʻмелкий, частый, мо- pikko, pikoi, pikkoi, ṕikku, люд. pikoi ʻмалень- лодой лесок, выросший на запущенной нивеʼ кийʼ [56, III, 557]. (Олон.) [13, 82], пи́ вка ʻмолодой соснякʼ (Арх.: Вепсское pihk ʻмолодой, густой сосновый Пин.) [14, 160], пи́ вка ʻгустые заросли моло- лесʼ, ʻхвойный лесʼ, ʻсоснякʼ, ʻлес, глухой лесʼ дых деревьев (обычно хвойных пород)ʼ (Арх.: (родственно фин., карел. pihka, ливв. pihku, Карг., Он., Пин., Плес.; Влг.: Выт.), пивкáч ʻто люд. pihk, pihke͔ ʻживица, смолаʼ) [56, III, 541] жеʼ (Арх.: Плес.)7, пивка́ рь ʻмолодой березнякʼ является источником пи́ хка ʻмелкая еловая ча- (Арх.: Он.) [40, IV, 505]. Впрочем, формы пив- щаʼ (Олон.) [13, 82], ʻмелкий густой ельникʼ ня́к ʻто жеʼ (Влг.: Выт.), пи́ вочка ʻто жеʼ (Арх.: (Арх.: Он.; Влг.: Выт.)2, ʻмолодой ельникʼ (Влг.: Пин.)8 свидетельствуют о том, что диалектоно- Ваш.; Карел.: Медв.; Ленингр.: Лод., Подп.) [40, сителем произведена обратная деривация, при IV, 525–526], пихкáрник ʻгустые заросли труд- которой -фк- осознано как результат оглуше- нопроходимого мелколесьяʼ (Арх.: Он.) [30, ния -вк-. 302], ʻмолодой лиственный лесʼ (Арх.: Он.)3, Для лексемы рáда ʻболотистый хвойник, пи́ хкач ʻгустой дремучий лесʼ (Карел.: Сегеж.) пугама, сограʼ (Арх.) [7, IV, 7], ʻмшистая, окру- [30, 302], пи́ хкача ʻмолодой ельникʼ (Ленин- женная борами и поросшая мелким сосняком гр.: Подп.) [40, IV, 525], пихкóй ʻочень густой, местностьʼ (Арх.: Арх.) [32, 145], ʻнизменное

------1 Картотека «СГРС». Этимология предложена Я. Калима [54, 170] и Фасмер [49, III, 149]. 2 Картотека «СГРС». 3 Картотека «СГРС». 4 Картотека «СГРС». 5 Картотека «СГРС». 6 Картотека «СГРС». 7 Картотека «СГРС». 8 Картотека «СГРС». 307 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

сухое место в лесуʼ (Карел.: Белом.) [30, 353] и жогаʼ [56, III, 722], вепс. rajak ʻзаросшая по- её производных подра́ дье ʻнебольшой редкий жогаʼ [10, 462], которые сопоставляются с ка- лес на болотеʼ (Арх.: В.-Т., Он., Прим.), сурá- рел. ливв., люд. rajakko ʻзаброшенная подсека, док ʻплохой лес на сыром местеʼ (Арх.: Вин., двух-, трехлетний молодой лес на месте пожо- В.-Т., Леш., Мез., Пин., Холм.), сурáдье ʻто жеʼ гиʼ [56, III, 722]. (Арх.: Пин.)1 «лесная» семантика вторична по Карельским по происхождению нужно счи- отношению к рáда ‘болото’, ‘болото, порос- тать рем ʻтруднопроходимый захламленный шее мелким (обычно хвойным) лесом’, ‘боло- лес на сыром местеʼ (Арх.: К.-Б., Котл.), рема- то, поросшее кустарником’, ‘сухое место на ни́ т ʻредкий лесʼ (Арх.: Кон.)6, ср. карел. ливв. болоте, обычно поросшее лесом’, ‘часть леса, rieme, ŕieme ‘болото, поросшее чахлым сосно- примыкающая к болоту или тундре’, ‘низкое вым лесом’, имеющее этимологические парал- сырое место, поросшее травой’, ‘лужа в боло- лели в прибалтийско-финских языках [56, IV, тистой местности’ [43, XXXIII, 245], которое 911; 57, III, 125]. при учёте соответствия приб.-фин. е ~ русск. По этимологии Я. Калимы лексема ря́бы а [19, 121–126] может быть сопоставлено с ʻмалорослый лес на болоте или тундреʼ (Арх.: карел. ливв. redu ‘грязь, слякоть’, люд. redu Мез.) заимствована из прибалтийско-финских ‘грязь’, вепс. redu, ŕedu ‘грязь, ил’; произво- языков, ср. фин. rääpiö ʻнепроходимое, недо- дные: ливв. reduńi, -ine, -hine, -hińi ‘грязный’, ступное место, топьʼ7. Тот же источник имеют люд. redustada ‘загрязнить’, вепс. redukaz, ря́бы ʻучасток в лесуʼ (Арх.: Он.) [30, 380], ря́- redusīne ‘грязный’, redustta ‘загрязнить’ [56, бач ʻдикий, глухой, непроходимый лесʼ (Арх.: III, 773], ср. также ижор. retu ‘грязь, слякоть’ Плес.) [40, V, 601], ряпуси́ на ʻбыстрорастущий [57, III, 68]2. лесʼ (Арх.: Вин.)8. Фонетически сходные ря́де- Распространение заимствованных рáек ʻмо- га ʻнебольшой частый еловый лесʼ (Олон.) [13, лодой лес, поросльʼ (Влг.: Выт.) [40, VI, 391], 103], ʻгустой еловый лесʼ (Карел.: Медв., Пу- ʻнебольшой молодой лесʼ (Влг.: Выт.)3, ʻгустой дож.) [40, V, 606], ря́дога ʻмолодой густой лесʼ лес, чащаʼ (Влг.: Выт.) [40, V, 391], рáека ʻмо- (Влг.: Выт.), ря́дошка ʻмолодой лесокʼ (Арх.: лодой лес, поросльʼ (Влг.: Выт.) [40, V, 391], Карг.)9, рядóшка ʻредкий лесʼ (Арх.: Карг.) [40, ʻнебольшой частый лесʼ (Олон.) [31, 186], ʻне- V, 609–610] вепсского происхождения, ср. вепс. большой частый лесок, островʼ (Олон.) [7, IV, ŕäde ʻеловая чаща, густой ельникʼ [16, 83]10. 9], ʻнебольшой молодой лесʼ (Влг.: Выт.), рáяга Прибалтийско-финские истоки у салýжина ʻнебольшой молодой труднопроходимый лесʼ ʻплохой мелкий лесʼ (Костр.: Меж.), салýж- (Влг.: Выт.), рáяка ʻто жеʼ (Влг.: Выт.)4, рáяка ник ʻлес из болонистых деревьевʼ (Костр.: ʻлес (любой)ʼ (Влг.: Выт.) [40, V, 391], рáеч- Кологр., Мант.)11, сальня́г ʻмолодой сосновый ка ʻмолодой лес, поросльʼ (Влг.: Выт.) [40, V, лесʼ (Олон.: Пуд.) [13, 104], ср. фин. salojas 391], ʻнебольшой молодой лесʼ (Влг.: Выт.), ʻлесной, лесистыйʼ [56, IV, 956]. Одноко- рáика ʻнебольшой молодой лесʼ (Влг.: Выт.), ренная лексема-композит, ср. фин. salomaa рáйка ʻнебольшой молодой лесʼ (Влг.: Выт.)5, ʻлесистая местность, лесная глушьʼ [4, 546] ʻмолодой лес, поросльʼ (Влг.: Выт.) [40, V, 391], (ср.: фин. salo ʻглухой лес, тайгаʼ, карел. ливв. райник ʻбольшой, обширный лесʼ (Костр.) [7, salo, люд. saлo ʻто жеʼ [56, IV, 956], фин. maa, IV, 56] указывает на вепсский источник: вепс. карел. moa, mua, вепс. ma ‘земля, поле, мест- rajak ʻплохой смешанный лес, заросшая по- ность’ [56, III, 324]) в основе сáлма, сáвма

------1 Картотека «СГРС». 2 Подробнее см. этимологию в работе О. А. Теуш [47, 135–143]. 3 Картотека «СГРС». 4 Картотека «СГРС». 5 Картотека «СГРС». 6 Картотека «СГРС». 7 Этимология разработана Я. Калима [54, 209] и поддержана М. Фасмером [49, III, 536]. 8 Картотека «СГРС». 9 Картотека «СГРС». 10 Я. Калима предполагает иной источник заимствования: карел. reädä, фин. räätä ʻсмешанный лес из ели и сосныʼ [54, 209; 49, III, 536], однако вепсские данные имеют большую объясняющую силу. 11 Картотека «СГРС». 308 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

ʻхороший строевой лесʼ (Влг.: Выт.), сáвмен- новится сузё́м. Лексикографические источники ное мéсто ʻместо с еловым лесомʼ (Влг.: Выт.), приводят обильные данные по семантике лек- сáйма ʻвысокое сухое место со строевым ле- семы, ее фонетическому и словообразователь- сомʼ (Влг.: Выт.)1. Колебание л/в/j возникло на ному варьированию: сузё́м ʻглухой дремучий русской почве. лес, расположенный вдалеке от населенных «Лесные» значения для сéльга ʻгустой, пре- пунктовʼ (Арх.: Вель., Вил., В.-Т., Карг., К.- имущественно берёзовый лесʼ (Карел.: Пу- Б., Кон., Котл., Лен., Леш., Нянд., Пин., Плес., дож., Прион., Белом., Кондоп.; Мурм.: Канд.) Уст., Холм., Шенк.; Влг.: Бабуш., В.-Важ., В.- [40, VI, 52], ʻостров лесаʼ (Карел.: Сегеж.) [30, Уст., К.-Г., М.-Реч., Ник., Нюкс., Сямж., Тарн., 390], ʻбольшой лесной массив, выделяющийся Тот.; Костр.: Кологр., Сол.), сузё́ма ʻто жеʼ на местностиʼ (Карел.: Сегеж.) [30, 390–391], (Арх.: Холм., Шенк.), сузё́мина ʻто жеʼ (Арх.: сельгá ʻлесʼ (Олон.) [9, 241; 7, IV, 172], сéльник Вель.; Влг.: Бабуш.), сузё́мистое место ʻто жеʼ ʻнебольшой редкий лесокʼ (Влг.: Бел., Кад.)2, (Арх.: Плес., Холм.; Влг.: В.-Важ.), сузё́мка ʻто сележныя места ʻместа, поросшие мелким бе- жеʼ (Арх.: Карг., Плес.; Влг.: Бабуш., Тот.) , суз- резнякомʼ (Олон.) [13, 106] вторичны к сéльга ё́мок ʻто жеʼ (Арх.: Вель., Леш., Мез., Нянд., ʻпродолговатая возвышенность, покрытая ле- Он., Плес., Прим., С.-Дв., Уст.; Влг.: Бабуш., сомʼ (Влг.: Выт.)3, (Олон.) [13, 106], (Кольск.) Тот.; Костр.: Кологр., Пыщуг., Чухл.), сузё́мье [26, 141], (Карел.: Белом., Медв.; Ленингр.: ʻто жеʼ (Влг.: К.-Г.), сузьмы́ ʻто жеʼ (Арх.: Уст.), Подп.) [40, VI, 52], ʻнебольшая гораʼ (Влг.: сузю́ м ʻто жеʼ (Арх.: Холм.; Влг.: В.-Важ., К.-Г., Выт.)4, прибалтийско-финского происхожде- Сямж.), сизё́м ʻто жеʼ (Арх.: В.-Т.), сю́ зём ʻто ния, ср. фин. selkä ʻкряж, (горный) хребет, гор- жеʼ (Арх.: В.-Т.), сюзё́м ʻто жеʼ (Арх.: Вель., ная грядаʼ, карел. selgä, ливв. sel´gü, люд. sel´g, Вин., Пин., Плес., Шенк.; Влг.: Бабуш., К.-Г., sel´ge͔, вепс. selg ʻкряж, возвышенность, холм, Сямж.)5, сюзё́мок ʻто жеʼ (Арх.: Он., Прим.) гораʼ [16, 86]. Лексема метафорична: произ- [КСГРС], сузё́м ʻгустой непроходимый лес, водна от фин., карел. selkä, люд. šelg ʻспинаʼ, лесная чаща вдали от селенийʼ (Влг.: В.-Уст., вепс. süug, seľg ʻспинаʼ [57, III, 167]. Географи- Ник., Сольв., Тот., Усть-Сысол., Ярен.) [8, 488], ческое распространение допускает и вепсское, сузё́м ʻгустой непроходимый лесʼ (Влг.: Ник., и карельское происхождение. Устюж.) [31, 220], сузё́м, сузё́мок ʻглухой, Лексема сюзё́м ʻлес, занимающий большое сплошной, огромный лес, волок, дремучие пространствоʼ (Влг.: Тот.) [31, 225], сюзё́м, леса, дальний, но въезжий для тех, которые сюзéмок ʻсузём, глухой, дальний, сплошной зовут его суземкомʼ (Арх., Влг., Новг., Олон.) лесʼ (Влг.) [7, IV, 382] сопоставляется с приб.- [7, IV, 357], сузем ʻлес, глухой лесʼ (Сев.) [33, фин., ср. фин. sysmä ʻлесная глушь; сплошной II, 306], сузё́м ʻобширная местность, поросшая отдаленный лесʼ [54, 221; 49, III, 797; 1, 509]. густым лесомʼ (Кольск.) [26, 154], сузё́м ʻдаль- Элемент sys- можно рассматривать как связан- ний глухой лесʼ (Костр.: Кологр., Сол.)6, сузё́м ный с корневыми морфемами фин. sysiä ʻтол- ʻсырой ельникʼ (Помор.) [6, 383], сузё́м ʻтруд- кать, пихатьʼ, sysätä ʻтолкать, толкнутьʼ, sysäys нопроходимое место в лесу, заросшее мелкими ʻтолчок, ударʼ, sysy (yhteen syseen ʻв кучу, в деревьями, захламленное валежникомʼ (Арх.: груду; непрерывно, сплошьʼ), которые имеют В.-Т., К.-Б., Котл., Лен., Холм.; Влг.: Бабуш., финно-угорские параллели [57, II, 232]. Неха- К.-Г., Нюкс., Тарн., Тот.), сузéмье ʻто жеʼ (Арх.: рактерное для русского языка начальное сю- в Леш.), сузё́м ʻзаболоченный участок леса, низ- результате аттракции к русской архаической кое болотистое место, поросшее деревьями, приставке су- со значением подобия фонетиче- кустарникомʼ (Арх.: Вин., В.-Т., Карг., К.-Б., ски преобразуется, и основным вариантом ста- Лен., Прим., Уст., Холм., Шенк.; Влг.: В.-Важ.,

309 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Выт., Гряз., К.-Г., Ник., Нюкс.), сузё́мина ʻто жеʼ люд. taibaleh, taibaл ‘путь, расстояние’, ‘про- (Влг.: Ник.), сузё́мистое мéсто ʻто жеʼ (Арх.: межуток между деревнями’, фин. taipale, taival Лен., Уст.), сузё́мок ʻто жеʼ (Арх.: Карг.), суз- ‘путь, расстояние (особенно между двумя ме- ё́мник ʻвывороченный с корнем лес, буреломʼ стами, напр. местами отдыха)’, ‘проходимый, (Влг.: Тот.)1, суземок ʻлес, глухой лесʼ (Сев.) проезжий путь (часто длинный, через необжи- [33, II, 306], сузё́мок ʻлесная глушь, чащобаʼ тую местность)’, ‘перешеек между двумя водо- (Печор.) [42, II, 329], сузе́мье ʻто жеʼ (Печор.) ёмами’, taipalo ‘узкий перешеек между водо- [42, II, 329], ʻнебольшой лесʼ (Костр.: Кологр., ёмами’ [56, IV, 1199; 54, 223; 49, IV, 11–12]). Мант., Пыщуг., Чухл.)2, ʻотдалённый лесʼ (Ка- Непосредственно из прибалтийско-финских рел.: Белом.) [30, 423], ʻобширная местность, языков или из русского лексема заимствова- поросшая густым лесомʼ (Кольск.) [26, 154], на в коми [56, IV, 1200; 15, 277]: тайбала иж., леснóй сузё́мок ʻлесок среди полейʼ (Костр.: уд. ‘обширные лесные пространства с проло- Кологр.)3, суземье ʻлес, глухой лесʼ (Сев.) [33, женной через них дорогой, где кроме станций II, 306], сузё́мный ʻрасположенный далеко в и лесных избушек нет никакого жилья’, печ. лесуʼ (Арх.: Нянд., Уст., Холм.)4, сузе́мной, су- ‘горная лесная глушь’ [44, 363], иж. ‘проме- зе́мный ʻто жеʼ (Печор.) [42, II, 329], сузё́мный жуток пути в лесу между привалами (6–7 км.)’ ʻо хорошем строевом лесеʼ (Арх.: К.-Б.), сузё́м- [35, 220]. Использование слова как обозначе- ный ʻнепроходимый, заросший (о месте)ʼ (Влг.: ния леса сформировалось, вероятно, на базе В.-Важ.)5. компонента ‘необжитая местность’ (т. е. про- В западной части Архангельской и Воло- странство, где нет жилья, а есть только дорога годской областей функционируют тáйбола = лес, болото, ср. здесь также фин. taivalmaa ʻобширные, сплошные леса, непроходимая, ‘необитаемая, необжитая местность’ [56, IV, исконная глушь, где нет никакого жилья, на 1199], букв. <земля, где проложена дорога>). огромном просторе, кой-где зимовка лесоваль- Описательно по внутренней форме в язы- щиков, или кушника, поселяемого нарочно ке-источнике улома ʻлеснинаʼ (?) (Яр.) [24, для приюта проезжимʼ (Арх.) [7, IV, 385], тай 205], ср. фин. ulommainen ʻкрайний, дальнийʼ ʻто жеʼ (Арх.) [7, IV, 385], тáйбол ʻбольшой [4, 677], производное от ulottaa ʻпростирать, дремучий лес, удаленный от населенных пун- распространятьʼ [4, 678]. ктовʼ (Влг.: Ваш.), тáйболо ʻто жеʼ (Влг.: Ваш., Прибалтийско-финского происхождения Кир.), тáйбала ʻтруднопроходимый участок хáвоньга ʻеловый лес на сыром местеʼ (Арх.: леса, дремучий лесʼ (Влг.: Ваш., Кир.), тáй- Холм.)7, ср. фин. havu, havo ʻели, сосны или бол ʻто жеʼ (Влг.: Ваш.), тáйбола ʻто жеʼ (Арх.: можжевельника сукʼ, ʻхвояʼ, карел. havu, ливв. Пин., Холм.; Влг.: Бел., Ваш., Кир.), тáйболо havu, havvu ʻхвояʼ, ʻветка хвойного дереваʼ, ʻто жеʼ (Влг.: Ваш., Выт., Кир.)6, тáйбола ʻпо- ʻпечное помелоʼ, люд. havu ʻто жеʼ, вепс. havu крытое лесом пространство земли без всякого ʻпечное помелоʼ [56, I, 64] и производные ка- жильяʼ (Арх.) [31, 225], ʻбольшое незаселенное рел. havusikko, havužikko, ливв. havužikko, пространство, покрытое лесом, тайгаʼ (Печор.) havvužikko ʻхвойный лесʼ [16, 28]. [42, II, 330]. Широко распространенный семантический Слово имеет прибалтийско-финское про- переход ʻхолм, гораʼ > ʻлесʼ представлен в хорь исхождение (ср. карел., ливв. taival, taibal, ʻмелкий еловый лесʼ (Влг.: Бабуш.), хорь ʻза- taibaleh ‘(долгий) путь, расстояние; переход ветное грибное или ягодное местоʼ (Влг.: Ба- (напр., между двумя деревнями, часто по лесу, буш., Нюкс.), хор ʻто жеʼ (Влг.: Бабуш.), хóрё необжитой местности); перешеек между дву- ʻто жеʼ (Влг.: Бабуш.), хорё́к ʻто жеʼ (Влг.: мя водоёмами’, ‘полоса земли; участок луга’, Бабуш., Нюкс.), хóря ʻто жеʼ (Влг.: Бабуш.)8,

------1 Картотека «СГРС». 2 Картотека «СГРС». 3 Картотека «СГРС». 4 Картотека «СГРС». 5 Картотека «СГРС». 6 Картотека «СГРС». 7 Картотека «СГРС». 8 Картотека «СГРС». 310 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

заимствованных из карел. harja, harju ʻвершина, постройкиʼ [10, 500]4. Начальное ш-, однако, гребень (горы)ʼ, ʻхолм, гораʼ, ливв. harju ʻвозвы- указывает на карельские истоки лесемы. К шение, верхушка чего-либо (напр., горы, бороз- тому же источнику следует возводить шамáва ды)ʼ, фин. harja ʻвершина, гребень горыʼ, harju ʻлесʼ (Морд.) [41, II, 1498], которое отража- ʻнизкий горный кряжʼ [16, 27]. Соответствие а ет аканье, распространенное в зоне функци- ~ о является прибалтийско-финско-саамским. С онирования слова. Суффиксальное оформле- колебанием плавных р/л (мена r/l известна как ние лексем сложилось в русской диалектной финно-угорским языкам, так и севернорусским среде. Сходно по внутренней форме чýпа диалектам) отмечается хáлья ʻмассив хорошего ʻучасток леса, по которому очень трудно или строевого лесаʼ (Арх.: В.-Т.)1. невозможно идтиʼ (Влг.: Баб.)5: < вепс. čup В качестве источника для хи́ жи ʻпустоши, ʻугол, тупик (пространство, не имеющее вы- поросшие мелким лесомʼ (Псков.) [9, 290] хода)ʼ [10, 65]. приводят эст. hiiz ʻроща, кустарникʼ, фин. hiisi ʻлесʼ [54, 237; 49, IV, 235]. Обсуждение и заключение Результатом обратного словообразования от *чирак ʻостровʼ (< вепс. čirak ʻмель, гряда на В статье рассмотрен обширный корпус рус- озереʼ [10, 59]) с дальнейшим развитием се- ских диалектных лексем с географической мантики по модели ʻостровʼ > ʻучасток, выде- семантикой, заимствованных из прибалтий- ляющийся чем-нибудь среди остальной мест- ско-финских языков. Предложена разноаспект- ности, например, сухое место среди болота, ная интерпретация лексического материала. небольшой лес среди поляʼ [48, 580] является Основной массив лексем впервые вводится в чирь ʻостровок леса посреди поляʼ (Влг.: Баб.)2. научный оборот и этимологически интерпре- Значение ʻнепроходимое место в лесуʼ у тируется. В силу близости данных прибалтий- лексемы шóмуша (Арх.: Шенк.)3 производно ско-финских языков дальнейшая дифференци- от более широкого ʻуголʼ, представленного в ация источников заимствования в большинстве семантике этимона – вепс. soum ʻуголʼ, ʻугол случаев затруднительна.

Список источников и литературы

1. Аникин А. Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири: Заимствования из уральских, алтайских и палеоазиатских языков. М.; Новосибирск: Наука, 2000. 768 с. 2. Аникин А. Е. Этимологический словарь русских заимствований в языках Сибири. Новосибирск: Наука, 2003. 788 с. 3. Архангельский областной словарь. В 18 выпусках / Под ред. О. Г. Гецовой. М.: Изд-во Моск. ун-та, Наука, 1980–2017. 4. Вахрос И., Щербаков А. Большой финско-русский словарь. М.: Живой язык, 2001. 816 с. 5. Востриков О. В. Финно-угорские лексические элементы в русских говорах Волго-Двинского между- речья // Этимологические исследования. Свердловск: [б.и.], 1981. Вып. 2. С. 3-45. 6. Гемп К. П. Сказ о Беломорье. Словарь поморских речений. М.: Наука; Архангельск: Помор. ун-т, 2004. 637 с. 7. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х томах. М.: Изд-во Иност. и национ. словарей, 1955–1956. 2716 с. 8. Дилакторский П. А. Словарь областного вологодского наречия в его бытовом и этнографическом применении. Вологда: [б.и.], 1902. 677 с. 9. Дополнение к «Опыту областного великорусского словаря». СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1858. 328 с. 10. Зайцева М. И., Муллонен М. И. Словарь вепсского языка. Л.: Наука, 1972. 747 с.

------1 Картотека «СГРС». 2 Картотека «СГРС». 3 Картотека «СГРС». 4 Этимология предложена в работе А. И. Попова [34, 21–22]. 5 Картотека «СГРС».

311 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

11. Иванова А. Ф. Словарь говоров Подмосковья. М: Изд-во Моск. пед. ун-та, 1969. 598 с. 12. Коми-русский словарь / Сост. Л. М. Безносикова, Е. А. Айбабина, Р. И. Коснырева. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 2000. 787 с. 13. Куликовский Г. Словарь областного олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом приме- нении. СПб.: Тип. Имп. АН, 1898. 151 с. 14. Левичкин А. Н., Мызников С. А. Словарь пинежских говоров: Проект. Пробные словарные статьи. СПб.: Нестор-История, 2014. 200 с. 15. Лыткин В. И., Гуляев Е. И. Краткий этимологический словарь коми языка. М.: Наука, 1970. 431 с. 16. Мамонтова Н. Н., Муллонен И. И. Прибалтийско-финская географическая лексика Карелии. Петро- заводск: Изд-во Карел. науч. центра РАН, 1991. 162 с. 17. Матвеев А. К. Апеллятивные заимствования и стратификация субстратных топонимов // Вопросы языкознания. 1995. № 2. С. 29–42. 18. Матвеев А. К. К изучению «темных» лексических заимствований в говорах Русского Севера: вáрах- та и барáс // Ad fontes verborum. Исследования по этимологии и исторической семантике. К 70-летию Жанны Жановны Варбот. М.: Индрик, 2006. С. 208–215. 19. Матвеев А. К. Об отражении одного финско-русского фонетического соответствия в субстратной топонимии Русского Севера // Советское финно-угроведение. 1968. № 2. С. 121–126. 20. Матвеев А. К. Субстратная топонимия Русского Севера. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2001. Ч. 1. 346 с. 21. Матвеев А. К. Финно-угорские заимствования в русских говорах Северного Урала // Учёные запи- ски УрГУ. Языкознание. Свердловск: Изд-во Урал. ун-та, 1959. Вып. 32. С. 62. 22. Матвеев А. К. Финно-угорские заимствования в говорах Русского Севера II // Финно-угорское на- следие в русском языке. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2002. Вып. 2. С. 44–49. 23. Материалы для словаря финно-угро-самодийских заимствований в говорах Русского Севера / под ред. А. К. Матвеева. Екатеринбург: Изд-во Урал ун-та, 2004. Вып. 1. 142 с. 24. Мельниченко Г. Г. Краткий ярославский областной словарь. Ярославль: Изд-во Яросл. пединсти- тута, 1961. 224 с. 25. Меркулова В. А. К этимологии слова пихта // Этимологические исследования по русскому языку. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1960. Вып. 1. С. 46–51. 26. Меркурьев И. С. Живая речь кольских поморов. Мурманск: Кн. изд-во, 1979. 184 с. 27. Мищенко О. В. Из этимологий дендрологических терминов Русского Севера // Этимологические исследования. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2001. Вып. 7. С. 63–73. 28. Мокшанско-русский словарь: 41000 слов / Под ред. Б. А. Серебренникова, А. П. Феоктистова, О. Е. Полякова. М.: Рус. яз., Дигора, 1998. 920 с. 29. Мосеев И. И. Поморьска говоря. Краткий словарь поморского языка. Архангельск: Поморское Воз- рождение, 2005. 138 с. 30. Мызников С. А. Русские говоры Беломорья. СПб.: Наука, 2010. 496 с. 31. Опыт областного великорусского словаря, изданный Вторым отделением Академии наук. СПб.: Тип. Имп. АН, 1852. 275 с. 32. Подвысоцкий А. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб.: Тип. Имп. АН, 1885. 198 с. 33. Полякова Е. Н. Словарь лексики пермских памятников XVI – начала XVIII века. В 2-х томах. Пермь: Перм. гос. ун-т, 2010. 34. Попов А. И. Из истории лексики языков Восточной Европы. Л.: Изд-во Лен. ун-та, 1957. 134 с. 35. Сахарова М. А., Сельков Н. Н. Ижемский диалект коми языка. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1976. 288 с. 36. Серебренников Б. А., Бузакова Р. Н., Мосин М. В. Эрзянско-русский словарь. М.: Русский язык, 1993. 803 с. 37. Словарь вологодских говоров. Вып. 1–6 под ред Т. Г. Паникаровской; Вып. 7–11 под ред Л. Ю. Зориной. Вологда: Русь, 1983‒2007. 38. Словарь карельского языка (ливвиковский диалект) / Сост. Г. Н. Макаров. Петрозаводск: Карелия, 1990. 495 с. 39. Словарь карельского языка (тверские говоры) / Сост. А. В. Пунжина. Петрозаводск: Карелия, 1994. 396 с. 40. Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей. В 6 изданиях / Гл. ред. А. С. Герд. СПб.: СПбГУ, 1994‒2005. 41. Словарь русских говоров на территории Республики Мордовия. В 2-х частях. СПб.: Наука, 2013– 2015. 1560 с. 312 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

42. Словарь русских говоров Низовой Печоры. В 2-х томах / Под ред. Л. А. Ивашко. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2003–2005. 43. Словарь русских народных говоров. М.; Л.: Наука, 1965–2016. Вып. 1–49. 44. Сравнительный словарь коми-зырянских диалектов. Сыктывкар: коми книгоиздат, 1961. 455 с. 45. Субботина Л. А. Субстратные географические термины в топонимии Белозерья // Этимологиче- ские исследования. Свердловск, 1984. Вып. 3. С. 98–118. 46. Тамм И. Эстонско-русский словарь. Таллин: Валгус, 1988. 768 с. 47. Теуш О. А. К этимологии рус. диал. рада // Этимология, 2000–2002. М.: Наука, 2003. С. 135–143. 48. Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов. М.: Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова, 2008. 1175 с. 49. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х томах. М.: Прогресс, 1964–1973. 50. Шилов А. Л. Ареальные связи топонимии Заволочья и географическая терминология Заволочьской Чуди // Вопросы языкознания. 1997. № 6. С. 3–21. 51. Ягодкин Н. Н. Финско-русский лесотехнический словарь (с указанием русских терминов). Таллин: Лорис, 1996. 504 с. 52. Ярославский областной словарь. В 10 вып. / под ред. Г. Г. Мельниченко. Ярославль: ЯГПИ им. К. Д. Ушинского, 1981‒1991. 53. Itkonen T. I. Lappische Lehnworter im Russischen. Suomen Tiedeakatemian Toimituksia. Ser. B. Helsinki, 1931. Bd. XXVII. Рр. 47–65. 54. Kalima J. Die ostseefinnischen Lehnwörter im Russischen // MSFOu, XLIV. Helsinki, 1919. 265 р. 55. Lehtiranta J. Yhteissaamelainen sanasto // MSFOu. 200. Helsinki, 1989. 180 р. 56. Suomen kielen etymologinen sanakirja. LSFU, XII. 1–7. Helsinki, 1958–1981. 2293 р. (Серия Lexica socienanis fenno-ugricae XII) 57. Suomen sanojen alkuperä. Etymologinen sanakirja. 1–3. Helsinki, 1992–2000. Bd. 1–3.

References 1. Anikin A. Е. Etimologicheskij slovar’ russkih dialektov Sibiri: Zaimstvovaniya iz ural’skih, altajskih i paleoaziatskih yazykov [Etymological dictionary of the Russian dialects of Siberia: Borrowings from the Ural, Altai and Paleoasian languages]. Moscow; Novosibirsk: Nauka Publ., 2000. 768 p. (In Russian) 2. Anikin A. Е. Etimologicheskij slovar’ russkih zaimstvovanij v yazykah Sibiri [Etymological dictionary of Russian borrowings in the languages of Siberia]. Novosibirsk: Nauka Publ., 2003. 788 p. (In Russian) 3. Arhangel’skij oblastnoj slovar’. V 18 vyp. [Arkhangelsk regional dictionary. In 18 vol.]. Ed. by O. G. Getsova. Moscow: Izd-vo Mosk. un-ta, Nauka Publ., 1980–2017. (In Russian) 4. Vakhros I., Shcherbakov A. Bol’shoj finsko-russkij slovar’ [Large Finnish-Russian dictionary]. Moscow: Zhivoj yazyk Publ., 2001. 816 p. (In Russian) 5. Vostrikov O. V. Finno-ugorskie leksicheskie elementy v russkih govorah Volgo-Dvinskogo mezhdurech’ya [Finno-Ugric lexical elements in the Russian dialects of the Volga-Dvina interfluve]. Etimologicheskie issledovaniya [Etymological research]. Sverdlovsk: UrGU Publ., 1981. Vol. 2. pp. 3‒45. (In Russian) 6. Gemp K. P. Skaz o Belomor’e. Slovar’ pomorskih rechenij [Tale about the White Sea. Dictionary of the Pomor sayings]. Moscow: Nauka Publ.; Arhangelsk: Pomor. un-t Publ., 2004. 637 p. (In Russian) 7. Dal V. I. Tolkovyj slovar’ zhivogo velikorusskogo yazyka. V 4-h tomah [Explanatory dictionary of the living Great Russian language. In 4 volumes]. Moscow: Izd-vo inost. i nacion. slovarej Publ., 1955–1956. (In Russian) 8. Dilaktorskiy P. A. Slovar’ oblastnogo vologodskogo narechiya v ego bytovom i etnograficheskom primenenii [The dictionary of the regional Vologda adverb in its everyday and ethnographic use]. Vologda: [w/p], 1902. 677 p. (In Russian) 9. Dopolnenie k «Opytu oblastnogo velikorusskogo slovarya» [Addition to the «Experience of the Regional great Russian dictionary»]. Saint-Petersburg: Tip. Imp. Akademii nauk Publ., 1858. 328 p. (In Russian) 10. Zaytseva M. I., Mullonen M. I. Slovar’ vepsskogo yazyka [Dictionary of the Vepsian language]. Leningrad: Nauka Publ., 1972. 747 p. (In Russian) 11. Ivanova A. F. Slovar’ govorov Podmoskov’ya [The dictionary of dialects of Moscow suburbs]. Moscow: Izd-vo Mosk. ped. un-ta Publ., 1969. 598 p. (In Russian) 12. Beznosikova L. M., Aybabina E. A., Kosnyreva R. I. Komi-russkij slovar’ [Komi-Russian dictionary]. Syktyvkar: Komi knizhnoe izdatelstvo Publ., 2000. 787 p. (In Russian) 13. Kulikovskiy G. Slovar’ oblastnogo oloneckogo narechiya v ego bytovom i etnograficheskom primenenii [Dictionary of the regional Olonets dialect in its everyday and ethnographic use]. Saint-Petersburg: Tip. Imp. AN Publ., 1898. 151 p. (In Russian) 313 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

14. Levichkin A. N., Myznikov S. A. Slovar’ pinezhskih govorov: Proekt. Probnye slovarnye stat’i [Dictionary of the Pinega dialects: Project. Experimental dictionary articles]. Saint-Petersburg: Nestor-Istoriya Publ., 2014. 200 p. (In Russian) 15. Lytkin V. I., Gulyaev Е. I. Kratkij etimologicheskij slovar’ komi yazyka [Brief etymological dictionary of the Komi language]. Moscow: Nauka Publ., 1970. 431 p. (In Russian) 16. Mamontova N. N., Mullonen I. I. Pribaltijsko-finskaya geograficheskaya leksika Karelii [Baltic-Finnish geographical vocabulary of Karelia]. Petrozavodsk: Izd-vo Karel nauch. zentra RAN Publ., 1991. 162 p. (In Russian) 17. Matveev A. K. Apellyativnye zaimstvovaniya i stratifikaciya substratnyh toponimov [Appellative borrowings and stratification of substrate toponyms]. Voprosy yazykoznaniya [Topics in the study of language], 1995, no. 2, pp. 29–42. (In Russian) 18. Matveev A. K. K izucheniyu «temnyh» leksicheskih zaimstvovanij v govorah Russkogo Severa: várahta i barás [To the study of «dark» lexical borrowings in the dialects of the Russian North: várahta and barás]. Ad fontes verborum. Issledovaniya po etimologii i istoricheskoj semantike. K 70-letiyu Zhanny Zhanovny Varbot [Ad fontes verborum. Research on etymology and historical semantics. To the 70th anniversary of Zhanna Zhanovna Varbot]. Moscow: Indrik Publ., 2006. pp. 208–215. (In Russian) 19. Matveev A. K. Ob otrazhenii odnogo finsko-russkogo foneticheskogo sootvetstviya v substratnoj toponimii Russkogo Severa [About reflection of one Finnish-Russian phonetic correspondence in substrate toponymy of the Russian North]. Sovetskoe finno-ugrovedenie [Soviet Finno-Ugric Studies], 1968, no. 2, pp. 121–126. (In Russian) 20. Matveev A. K. Substratnaya toponimiya Russkogo Severa [Substrate toponymy of the Russian North]. Yekaterinburg: UrGU Publ., 2001. P. 1. 346 p. (In Russian) 21. Matveev A. K. Finno-ugorskie zaimstvovaniya v russkih govorah Severnogo Urala [Finno-Ugric borrowings in the Russian dialects of the Northern Urals]. Uchenye zapiski UrGU. Vyp. 32. Yazykoznanie [Ural State University Journal. Vol. 32. Linguistics]. Sverdlovsk: UrGU Publ., 1959. p. 62. (In Russian) 22. Matveev A. K. Finno-ugorskie zaimstvovaniya v govorah Russkogo Severa II [Finno-Ugric borrowings in the dialects of the Russian North II]. Finno-ugorskoe nasledie v russkom yazyke. Vyp. 2 [Finno-Ugric heritage in the Russian language. Vol. 2]. Yekaterinburg: UrGU Publ., 2002. pp. 44–49. (In Russian) 23. Materialy dlya slovarya finno-ugro-samodijskih zaimstvovanij v govorah Russkogo Severa [Materials for the dictionary of Finno-Ugric-Samoyed borrowings in the dialects of the Russian North]. Ed. by A. K. Matveev. Yekaterinburg: UrGU Publ., 2004. Vol. 1. 142 p. (In Russian) 24. Melnichenko G. G. Kratkij yaroslavskij oblastnoj slovar’ [Brief Yaroslavl regional dictionary]. Yaroslavl: YAGPI im. K. D. Ushinskogo Publ., 1961. 224 p. (In Russian) 25. Merkulova V. A. K etimologii slova pihta [To the etymology of the word pihta (silver fir)]. Etimologicheskie issledovaniya po russkomu yazyku [Etymological research on the Russian language]. Moscow: Izd-vo Mosk. un- ta Publ., 1960. Vol. 1. pp. 46–51. (In Russian) 26. Merkuryev I. S. Zhivaya rech’ kol’skih pomorov [Live speech of the Kola Pomors]. Murmansk: Kn. izd-vo Publ., 1979. 184 p. (In Russian) 27. Mishchenko O. V. Iz etimologij dendrologicheskih terminov Russkogo Severa [From the etymology of the dendrological terms of the Russian North]. Etimologicheskie issledovaniya [Etymological research]. Yekaterinburg: UrGU Publ., 2001. Vol. 7. pp. 63–73. (In Russian) 28. Mokshansko-russkij slovar’ [Moksha-Russian dictionary]. Ed. by B. A. Serebrennikov, A. P. Feoktistov, O. Е. Polyakov. Moscow: Rus. yaz., Digora Publ., 1998. 920 p. (In Russian) 29. Moseev I. I. Pomor’ska govorya. Kratkij slovar’ pomorskogo yazyka [Speaking in Pomor. Brief dictionary of the Pomor language]. Arhangelsk: Pomorskoe Vozrozhdenie Publ., 2005. 138 p. (In Russian) 30. Myznikov S. A. Russkie govory Belomor’ya [Russian dialects of the White Sea]. Saint-Petersburg: Nauka Publ., 2010. 496 p. (In Russian) 31. Opyt oblastnogo velikorusskogo slovarya, izdannyj Vtorym otdeleniem Akademii nauk [Experience of the Regional Great Russian Dictionary published by the Second Division of the Academy of Sciences]. Saint- Peterburg: Tip. Imp. AN Publ., 1852. 275 p. (In Russian) 32. Podvysotskiy A. Slovar’ oblastnogo arhangel’skogo narechiya v ego bytovom i etnograficheskom primenenii [Dictionary of the regional Arkhangelsk dialect in its everyday and ethnographic use]. Saint-Petersburg: Tip. Imp. AN Publ., 1885. 198 p. (In Russian)

314 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

33. Polyakova Е. N. Slovar’ leksiki permskih pamyatnikov XVI – nachala XVIII veka. V 2-h tomah [Dictionary of vocabulary of the Perm monuments of the XVI – beginning of the XVIII century. In 2 volumes]. Perm: Perm. gos. un-t Publ., 2010. (In Russian) 34. Popov A. I. Iz istorii leksiki yazykov Vostochnoj Еvropy [From the history of the vocabulary of the languages of Eastern Europe]. Leningrad: Izd-vo Len. un-ta Publ., 1957. 134 p. (In Russian) 35. Sakharova M. A., Selkov N. N. Izhemskij dialekt komi yazyka [The Izhma dialect of the Komi language]. Syktyvkar: Komi kn. izd-vo Publ., 1976. 288 p. (In Russian) 36. Serebrennikov B. A., Buzakova R. N., Mosin M. V. Erzyansko-russkij slovar’ [Erzya-Russian dictionary]. Moscow: Russkij yazyk Publ., 1993. 803 p. (In Russian) 37. Slovar’ vologodskih govorov [Dictionary of the Vologda dialects]. Vol. 1–6 ed. by T. G. Panikarovskaya; Vol. 7–11 ed. by L. Yu. Zorina. Vologda: Rus’ Publ., 1983‒2007. (In Russian) 38. Slovar’ karel’skogo yazyka (livvikovskij dialekt) [Dictionary of the Karelian language (the Livvi-Karelian dialect)]. Comp. by G. N. Makarov. Petrozavodsk: Kareliya Publ., 1990. 495 p. (In Russian) 39. Slovar’ karel’skogo yazyka (tverskie govory) [Dictionary of the Karelian language (Tver dialects)]. Comp. by A. V. Punzhina. Petrozavodsk: Kareliya Publ., 1994. 396 p. (In Russian) 40. Slovar’ russkih govorov Karelii i sopredel’nyh oblastej. V 6 izdaniyah [Dictionary of the Russian dialects of Karelia and adjacent areas. In 6 volumes]. Ed. by A. S. Gerd. Saint-Petersburg: SPbGU Publ., 1994‒2005. (In Russian) 41. Slovar’ russkih govorov na territorii Respubliki Mordoviya. V 2-h chastyah [Dictionary of the Russian dialects in the territory of the Republic of Mordovia. In 2 parts]. Saint-Petersburg: Nauka Publ, 2013–2015. 1560 p. (In Russian) 42. Slovar’ russkih govorov Nizovoj Pechory. V 2-h tomah [Dictionary of the Russian dialects of the Lower Pechora. In 2 volumes]. Ed. by L. A. Ivashko. Saint-Petersburg: Izd-vo SPb. un-ta Publ., 2003–2005. (In Russian) 43. Slovar’ russkih narodnyh govorov [Dictionary of the Russian folk dialects]. Moscow; Leningrad: Nauka Publ., 1965–2016. Vol. 1–49. (In Russian) 44. Sravnitel’nyj slovar’ komi-zyryanskih dialektov [Comparative dictionary of the Komi-Zyryan dialects]. Syktyvkar: Komi knigoizdat Publ., 1961. 455 p. (In Russian) 45. Subbotina L. A. Substratnye geograficheskie terminy v toponimii Belozer’ya [Substrate geographical terms in the toponymy of Belozero]. Etimologicheskie issledovaniya [Etymological research]. Sverdlovsk: Izd-vo Ural. un-ta Publ., 1984. Vol. 3. pp. 98–118. (In Russian) 46. Tamm I. Estonsko-russkij slovar’ [Estonian-Russian dictionary]. Tallin: Valgus Publ., 1988. 768 p. (In Russian) 47. Teush O. A. K etimologii rus. dial. rada [To the etymology of rus. dial. rada]. Etimologiya, 2000–2002 [Etymology, 2000–2002]. Moscow: Nauka Publ., 2003. pp. 135–143. (In Russian) 48. Tolkovyj slovar’ russkogo yazyka s vklyucheniem svedenij o proiskhozhdenii slov [Explanatory dictionary of the Russian language with the inclusion of information about the origin of words]. Moscow: In-t rus. yaz. im. V. V. Vinogradova Publ., 2008. 1175 p. (In Russian) 49. Fasmer M. Etimologicheskij slovar’ russkogo yazyka. V 4-h tomah [Etymological dictionary of the Russian language. In 4 volumes]. Moscow: Progress Publ., 1964–1973. (In Russian) 50. Shilov A. L. Areal’nye svyazi toponimii Zavoloch’ya i geograficheskaya terminologiya Zavoloch’skoj Chudi [Areal links of toponymy of Zavolochye and the geographical terminology of the Zavoloch Chud]. Voprosy yazykoznaniya [Topics in the study of language], 1997, no. 6, pp. 3–21. (In Russian) 51. Yagodkin N. N. Finsko-russkij lesotekhnicheskij slovar’ (s ukazaniem russkih terminov) [The Finnish- Russian forest engineering dictionary (with indication of Russian terms)]. Tallin: Loris Publ., 1996. 504 p. (In Russian) 52. Yaroslavskij oblastnoj slovar’ [Yaroslavl regional dictionary]. Ed. by G. G. Melnichenko. Yaroslavl: YAGPI im. K. D. Ushinskogo Publ., 1981‒1991. Vol. 1–10. (In Russian) 53. Itkonen T. I. Lappische Lehnwörter im Russischen. Suomen Tiedeakatemian Toimituksia. Ser. B. Helsinki, 1931. Bd. XXVII. pp. 47–65. (In German) 54. Kalima J. Die ostseefinnischen Lehnwörter im Russischen. MSFOu, XLIV. Helsinki, 1919. 265 p. (In German) 55. Lehtiranta J. Yhteissaamelainen sanasto. MSFOu. 200. Helsinki, 1989. 180 p. (In Finnish) 56. Suomen kielen etymologinen sanakirja. 1–7. Helsinki, 1958–1981. 2293 p. (Seriya Lexica socienanis fenno-ugricae XII). (In Finnish) 57. Suomen sanojen alkuperä. Etymologinen sanakirja. Helsinki, 1992–2000. Bd. 1–3. (In Finnish)

315 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Сокращения

1. В названиях языков и диалектов: вепс. – вепсский язык; водск. – водский язык; ижор. ‒ ижорский язык; карел. – карельский язык (ливв. – ливвиковский диалект, люд. – людиковский диалект, твер. – тверской диалект); коми – коми-зырянский язык (вв. – верхневычегодский диалект, вс. – верхнесысольский диалект, вым. – вымский диалект, иж. – ижемский диалект, лл. – лузско-летский диалект, нв. – нижневы- чегодский диалект, печ. – печорский диалект, скр. – присыктывкарский диалект, сс. – среднесы- сольский диалект, уд. – удорский диалект); латыш. – латышский язык; ливск. – ливский язык; лит. – литовский язык; мар. – марийский язык; мокш. – мокша-мордовский язык; морд. – мордовский язык; прасаам. – прасаамский язык; приб.-фин. – прибалтийско-финские языки; русск. – русский язык; саам. – саамский язык (ин. – диалект Инари, кильд. – кильдинский диалект, колт. – кол- товский диалект, лул. – диалект Луле, норв. – норвежский диалект, сев. ‒ северный диалект, тер. – терский диалект, швед. – шведский диалект, юж. ‒ южный диалект); фин. – финский язык; эрз. – эрзя-мордовский язык; эст. – эстонский.

2. В географических названиях. Арх. ‒ Архангельская область (губерния), г. Архангельск: Вель. – Вельский район, Вил. – Виле- годский район, Вин. – Виноградовский район, В.-Т. ‒ Верхнетоемский район, Карг. – Каргополь- ский район, К.-Б. ‒ Красноборский район, Кон. – Коношский район, Котл. – Котласский район, Лен. – Ленский район, Леш. – Лешуконский район, Мез. – Мезенский район, Нянд. – Няндомский район, Он. – Онежский район, Пин. – Пинежский район, Плес. – Плесецкий район, Прим. – При- морский район, Уст. – Устьянский район, Холм. – Холмогорский район, Шенк. – Шенкурский район. Влг. ‒ Вологодская область (губерния): Баб. ‒ Бабаевский район; Бабуш. ‒ Бабушкинский район, Бел. ‒ Белозерский район, Ваш. ‒ Вашкинский район, В.-Важ. ‒ Верховажский район, Вож. ‒ Вожегодский район, В.-Уст. ‒ Великоустюжский район, Выт. ‒ Вытегорский район, Гряз. ‒ Грязовецкий район, Кад. ‒ Кадуйский район, Кадн. ‒ Кадниковский район, К.-Г. ‒ Кич- менгско-Городецкий район, Кир. ‒ Кирилловский район, М.-Реч. ‒ Междуреченский район, Ник. ‒ Никольский район, Нюкс. ‒ Нюксенский район, Сок. ‒ Сокольский район, Сольв. ‒ Сольвыче- годский уезд, Сямж. ‒ Сямженский район, Тарн. ‒ Тарногский район, Тот. ‒ Тотемский район, У.-Куб. ‒ Усть-Кубинский район, Усть-Сысол. ‒ Усть-Сысольский уезд, Устюж. ‒ Устюженский район, Хар. ‒ Харовский район, Шексн. ‒ Шекснинский район, Ярен. ‒ Яренский уезд. Вят. ‒ Вятский край. Карел. ‒ республика Карелия: Белом. ‒ Беломорский район, Кондоп. ‒ Кондопожский район, Медв. ‒ Медвежьегорский район, Прион. ‒ Прионежский район, Пудож. ‒ Пудожский район, Сегеж. ‒ Сегежский район. Кольск. ‒ Кольский полуостров. Костр. ‒ Костромская область, г. Кострома: Галич. ‒ Галичский район, Кологр. ‒ Кологрив- ский район, Мант. ‒ Мантуровский район, Меж. ‒ Межевской район, Нейск. ‒ Нейский район, Пыщуг. ‒ Пыщугский район, Сол. ‒ Солигаличский район, Чухл. ‒ Чухломской район. Мурм. ‒ Мурманская область: Канд. ‒ Кандалакшский район, Тер. ‒ Терский район. Олон. ‒ Олонецкая губерния: Заон. ‒ Заонежский уезд, Карг. – Каргопольский уезд, Пуд. ‒ Пудожский уезд. Ленингр. ‒ Ленинградская область: Лод. ‒ Лодейнопольский район, Подп. ‒ Подпорожский район. Морд. ‒ республика Мордовия. Моск. ‒ Московская область. Новг. ‒ Новгородская область. Печор. ‒ басс. р. Печора. Помор. ‒ Поморье ‒ побережье Белого моря. 316 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Псков. ‒ Псковская область. С.-Дв. ‒ район г. Северодвинск. Сев. ‒ Север России. Твер. ‒ Тверская область. Яр. ‒ Ярославская область: Мыш. ‒ Мышкинский район, Нек. ‒ Некоузский район, Пош. ‒ По- шехонский район, Яросл. ‒ г. Ярославль.

3. Прочие сокращения: букв. ‒ буквально, диал. – диалектное, множ. – множественное число, напр. ‒ например, род. п. – родительный падеж, ср. – сравни, субстр. – субстратное, т. е. ‒ то есть, т. п. ‒ тому подобное, устар. ‒ устаревшее, юж. ‒ южное.

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ:

Теуш Ольга Анатольевна, доцент, Уральский федеральный университет им. Первого Прези- дента России Б. Н. Ельцина (620083, Российская Федерация, г. Екатеринбург, пр. Ленина, д. 51), кандидат филологических наук. [email protected] ORCID ID 0000-0002-7273-6629

ABOUT THE AUTHOR:

Teush Olga Anatolyevna, Associate Professor, Ural Federal University named after the first President of Russia B. N. Yeltsin (620083, Russian Federation, Yekaterinburg, Lenin pr., 51), Candidate of Philological Sciences. [email protected] ORCID ID: 0000-0002-7273-6629

317 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

УДК 821.511.111 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-318-327

Финская тема в лирике Ивана Савина в контексте акмеистической поэтики

А. А. Хадынская Сургутский государственный университет, Сургут, Россия, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. В статье анализируется лирика Ивана Савина, представителя финской ветви русской лите- ратурной эмиграции первой волны, в контексте обозначенной проблемы-тематики творчества поэта. Цель: рассмотреть лирику Ивана Савина на предмет акмеистических традиций в изображении фин- ской темы. Материалы исследования: поэтические тексты, в которых тема Финляндии наиболее репрезентатив- на. Результаты и научная новизна. Выявлена специфика реализации финской темы в лирике Ивана Са- вина с учётом его ориентации на опыт интерпретации этой темы крупнейшими представителями акме- изма – Н. Гумилевым, А. Ахматовой, О. Мандельштамом; рассмотрена картина мира самого Савина, которая сформировалась под воздействием как культурных, так и биографических факторов, в случае с поэтом находящихся в тесной взаимосвязи. К культурным отнесём его ориентацию на петербургский текст, объясняемую кратковременным пребыванием в Петербурге и влиянием на его лирику поэтов акме- истического круга; к числу биографических – тяжёлый опыт участия в гражданской войне на стороне белых и последовавшая за этим эмиграция. Данный аспект творчества Савина ещё не был предметом научного изучения. Ключевые слова: Иван Савин, финская ветвь русской эмиграции, русская эмиграция первой волны, акмеистическая поэтика, петербургский текст, финская тема, образ Финляндии. Для цитирования: Хадынская А. А. Финская тема в лирике Ивана Савина в контексте акмеистической поэтики // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. №. 2. С. 318–327.

Finnish theme in the lyrics of Ivan Savin in the context of acmeistic poetics

А. A. Khadynskaya Surgut State University, Surgut, Russian Federation, [email protected] ABSTRACT Introduction: the article considers the lyrics of Ivan Savin, a representative of the Finnish branch of Russian literary emigration of the first wave, in the context of the problematics of the poet’s creativity. Objective: to consider the lyrics of Ivan Savin on the subject of acmeistic traditions in representation of Finnish theme. Research materials: the corpus of poetic texts, in which the theme of Finland is the most representative. Results and novelty of the research: the article revealed the specifics of realization of the Finnish theme in the lyrics of Ivan Savin in the light of his focus on the experience of interpretation of this theme by the largest representatives of acmeism – N. Gumilev, A. Akhmatova, O. Mandelstam; the work studies the picture of the world of Savin, which was formed under the influence of both cultural and biographical factors. We refer his orientation to the Petersburg text, explained by his short stay in St. Petersburg, and the influence of acmeists on his lyrics to the cultural factors; to the biographical factors we refer his heavy experience in the Civil War on the side of white and the subsequent emigration. This aspect of Savin’s creativity was not the subject of scientific research. 318 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Key words: Ivan Savin, Finnish branch of Russian emigration, Russian emigration of the first wave, acmeistic poetics, Petersburg text, Finnish theme, image of Finland. For citation: Khadynskaya A. А. Finnish theme in the lyrics of Ivan Savin in the context of acmeistic poetics // Vestnik ugrovedenia = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 318–327.

Введение ний. Близость общих принципов трактовки об- раза Финляндии становится очевидной при со- Финская тема в творческом наследии рус- поставлении не только стихов, но и очерковой ских эмигрантов неоднократно была предме- прозы Савина и, например, О. Мандельштама. том научного интереса как отечественных, Но при сравнении этих трактовок обнаружива- так и зарубежных исследователей, но своё ется и разница в поэтической рефлексии Фин- внимание они уделяли, в основном, прозаи- ляндии у представителей метрополии и диас- ческим текстам, как мемуарным, так и худо- поры, хорошо заметная при текстологическом жественным; кроме того, рассматривались сопоставлении стихотворений. Своеобразие финско-русские культурные влияния, а также финской темы у Савина вырастает из его тя- общая атмосфера жизни финской диаспоры [7; готения к акмеистической поэтике, вследствие 10; 16; 17; 18; 19; 20; 21]. В числе последних чего оказалось необходимым проследить ли- заметных работ в этой области можно назвать рическое воплощение образа Финляндии в монографию Е. Г. Сойни «Взаимопроникнове- его стихах с позиции культурного диалога с ние русской и финской литературы в первой акмеистами метрополии, определить общее с половине XX века» [11], в которой уделяется ними культурное поле, а также отметить инди- внимание именно лирическим текстам: поэзии видуальные черты в рефлексии финской темы В. Гарднера, В. Булич и И. Савина. В лирике у поэта, связанные с особенностями уже соб- Ивана Савина автором выявлены переклички ственно эмигрантской лирики первой волны, с поэзией А. Блока, но в целом объём иссле- для которой главной темой стала ностальгия. дования очень невелик, автор не ставил цели проанализировать поэтику стихотворений, Материалы и методы определить её «генетическое родство» с ли- тературными традициями метрополии. Лири- Материалом послужил опубликованный на ческое наследие Савина стало предметом из- данный момент корпус поэтических текстов учения в исследовании М. Е. Крошневой [5]. Ивана Савина [8; 9], а также стихотворения В книге «Пути и лица. О русской литературе Н. Гумилёва [3], А. Ахматовой [1] и О. Ман- XX века» (2008) А. И. Чагина лирика указан- дельштама [6] как репрезентативные акмеисти- ных авторов также рассмотрена, но обзорно, ческие тексты, отражающие финскую тематику. без детального анализа поэтических текстов Методология исследования опиралась на [15]. Следует отметить, что и М. Е. Крошне- интерпретацию художественных текстов с ак- ва, и А. И. Чагин определяли принадлежность центом на теоретико-литературоведческие по- Ивана Савина к так называемой «петербург- нятия (акмеизм, литературная традиция, поэ- ской поэтике», обнаруживали его акмеисти- зия диаспоры и метрополии и пр.). Кроме того, ческую ориентацию, но только лишь в плане при анализе текстов применялся сравнитель- констатации, без анализа поэтики, фиксируя но-исторический метод, для сопоставления общую направленность его сборников в сторо- хронологически разнесённых, но типологиче- ну акмеистической ясности и «вещности». ски близких текстов. С нашей точки зрения, лирика Ивана Са- вина действительно демонстрирует глубокую Результаты связь с поэтикой акмеизма, усвоенную через «петербургский текст», имеются очевидные Важной причиной изображения Финляндии переклички интерпретации финской темы у у Ивана Савина в акмеистическом ключе сле- акмеистов метрополии (Н. Гумилев, А. Ахма- дует считать уже имеющийся в этом смысле това, О. Мандельштам) и её варианта у Савина, опыт акмеистов, у которых образ Финляндии во что ещё не было предметом научных изыска- многом трактовался в контексте петербургской 319 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

поэтики; для поэта он стал своеобразной от- щегося, однако, некой этнической экзотикой правной точкой и полем для эстетической по- [6, 62–65]. Лирический образ Финляндии у лемики. В известном очерке О. Мандельшта- Мандельштама в общем и целом коррелирует ма «Финляндия» северная территория изобра- с мемуарным: в нём поэт следует своим эсте- жена как сказочная страна, куда мальчиком тическим установкам «культурных перекли- поэт ездил на каникулы, отчего она имеет от- чек» через времена и эпохи. В одном из сти- чётливый облик идиллического пространства: хотворений финский континуум «маркиру- жители воспринимались как добродушные и ется» традиционными культурными знаками гостеприимные хозяева, близкие сердцу пе- древнего эпоса, и если бы не топоним Сайма тербуржца. Идеализации образа Финляндии и наименование эпоса – Калевала, догадаться способствовал и дачный быт, и ощущение о «финской принадлежности» было бы очень страны как своего пространства, отличаю- трудно:

О, красавица Сайма, ты лодку мою колыхала, Колыхала мой челн, челн подвижный, игривый и острый, В водном плеске душа колыбельную негу слыхала, И поодаль стояли пустынные скалы, как сестры.

Отовсюду звучала старинная песнь – Калевала: Песнь железа и камня о скорбном порыве титана. И песчаная отмель – добыча вечернего вала, – Как невеста, белела на пурпуре водного стана.

Как от пьяного солнца бесшумные падали стрелы И на дно опускались и тихое дно зажигали, Как с небесного древа клонилось, как плод перезрелый, Слишком яркое солнце и первые звезды мигали,

Я причалил и вышел на берег седой и кудрявый; Я не знаю, как долго, не знаю, кому я молился... Неоглядная Сайма струилась потоками лавы, Белый пар над водою тихонько вставал и клубился. [6, 262]

Следуя общей русской культурной тради- мира» [1, 202]; финская тема связана у неё с ции, Мандельштам передаёт эпичность стиля противопоставлением запада и востока (вос- трёхсложником (пятистопным анапестом), что принимаемого как «верный Север»), а также выдаёт его эллинизм, ориентацию на греческий с противостоянием лирической героини враж- эпос, тогда как оригинальный слог финских дебному миру (саму себя она называет «желез- рун больше напоминает русский хорей. Фин- ной Суоми»); финская земля учит героиню му- ский язык с его дифтонгами, долгими и кратки- жественности и стоическому принятию жизни ми слогами и основным ударением на первом (курсив наш – А.Х.): слоге очень отличается от русского, поэтому Запад клеветал и сам же верил, ритм Калевалы передать хореем очень сложно, И роскошно предавал Восток, и именно поэтому, вероятно, поэт прибегает в Юг мне воздух очень скупо мерял, данном случае к классическим русским трёх- Усмехаясь из-за бойких строк. сложникам (на «греческий образец» намекают Но стоял как на коленях клевер, «титаны», «пурпурный» («с перстами пурпур- Влажный ветер пел в жемчужный рог, ными Эос»), старославянизм «древо» и пр.). Так мой старый друг, мой верный Север В творчестве А. Ахматовой Финляндия всё Утешал меня, как только мог. же более национально колоритна, она уже «об- В душной изнывала я истоме, рела знаки общескандинавского эпического Задыхалась в смраде и крови, 320 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Не могла я больше в этом доме... эмигранта, финский пейзаж оказался нераз- Вот когда железная Суоми рывно связан с образом великой женщины-По- Молвила: «Ты всё узнаешь, кроме эта; в нём очевидны и пушкинские аллюзии Радости. А ничего, живи!». [1, 353] (элегия «Осень» и другие его философские стихотворения): Интересный факт из жизни А. Ахматовой: в В кустах Финляндии бессмертной, 1915 году она лечилась от туберкулёза в фин- где сосны царствуют сурово, ском санатории Хювинкяя (по-шведски Хю- я полон радости несметной, винге) – известном курорте в 60 км от Хель- когда залив и Комарово синки, где бывал и О. Мандельштам. Её пре- освещены зарей прекрасной, бывание увековечено на мемориальной доске осенены листвой беспечной, на одном из зданий, с надписью на трёх языках любовью Вашей – ежечасной – русском, финском и шведском (её открытие и Вашей добротою – вечной. [2, 212] произошло в 1992 году, авторы: архитектор Филипп Гепнер и скульптор Ян Нейман). В В строках А. Ахматовой, посвящённых её начале XX века на этом курорте бывали на- последнему приюту – бывшему финскому стоящие вечера дружбы, когда вместе соби- посёлку, звучит терпкая пушкинская печаль, ралась творческая интеллигенция и звучала осознание неизбежности конца и в то же вре- русская, финская, шведская и немецкая речь. мя духовной стойкости, чем всегда отличалась Здесь жила и писала картины в течение поч- она сама. Её ощущения сродни эмигрантским, ти 20 лет финская художница Хелена Шьерф- которые позже возникнут у поэтов «финской бек, часто приезжал известный финский поэт тропы русского рассеяния» (А. Чагин): «зем- Эйно Лейно, пел гостям великий Фёдор Шаля- ля хотя и не родная» (слова Ахматовой), но пин. Санаторий прекратил своё существование давшая кров. Семантическим стержнем этого в 1939 году во время Советско-финской войны «финского» стихотворения становится оппози- – был разрушен во время бомбёжки, в насто- ция «своё-чужое», традиционная для эмигрант- ящее время здесь находится оздоровительный ской литературы; по тональности и общей идее центр. текст Ахматовой, выбравшей, как известно, Последним местом жизни А. Ахматовой и родину и осуждавшей эмиграцию, становится местом её упокоения, как известно, стало Ко- очень близким к стихам несчастных изгнанни- марово – бывший финский посёлок Келломяки ков, потерявших родину поневоле: (от финского – «колокольная гора), позже он Пусть кто-то ещё отдыхает на юге получил название по фамилии известного со- И нежится в райском саду. ветского ботаника В. Комарова. Там же нахо- Здесь северно очень – и осень в подруги дится её могила с надгробием в виде тюремной Я выбрала в этом году. стены – сыновняя дань Льва Гумилёва в знак признания материнских страданий в очередях Живу, как в чужом, мне приснившемся доме, у петербургских Крестов (он сам соорудил её Где, может быть, я умерла, из камней, собранных на берегу Финского за- И, кажется, будто глядится Суоми лива). В своей знаменитой «Будке» (так она на- В пустые свои зеркала. зывала маленький дом, который выделило ей государство в 1955 году) Ахматова принимала Иду между чёрных приземистых ёлок, лучших представителей творческой интелли- Там вереск на ветер похож, генции. В их числе был И. Бродский, который И светится месяца тусклый осколок, написал ей стихотворение «Утренняя почта Как финский зазубренный нож. [1, 231] для А. А. Ахматовой из города Сестрорец- ка» (1962), эмоционально точно передающее У Н. Гумилева финская тема возникла под особую духовную атмосферу этого посёлка, влиянием живописи Н. Рериха и связана с об- напоминавшую эмигрантскую – ту, которая щей северной, скандинавской темой, относя- была совсем рядом, на тех же берегах Фин- щейся к финнам опосредованно: как извест- ского залива. Для самого Бродского, будущего но, в формировании их как нации немалую 321 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

роль сыграли викинги (VIII–XI вв.) и шведы и многих других интересен уже потому, что (IX–XV вв.). В поэме «Гондла» (1918) поэт Финляндия была для них не очень тёплым, но обращается к историческому прошлому Ис- все-таки домом. Они воспринимали её не как ландии IX века, повествуя о столкновении туристы, не как изгнанники, а как нелюбимые норманнской и кельтской культур. В стихотво- дети… Их связывали с родиной и друг с дру- рении «Стокгольм» (сб. «Костер», 1918) Гуми- гом русский язык, русская история, культура, лёв словно предсказывает судьбу эмигрантов, то, что мы сейчас называем менталитет» [11, ставших таковыми волею судеб: 44]. При всей индивидуальности лирического «О, Боже, – вскричал я в тревоге, – что, если почерка каждого из представителей финской Страна эта истинно родина мне? диаспоры, их роднит, словами А. И. Чагина, Не здесь ли любил я и умер не здесь ли, «ориентация на классическую традицию, об- В зелёной и солнечной этой стране?» новлённую открытиями символизма и опытом акмеистов, увенчанную именами Пушкина, И понял, что я заблудился навеки Блока, Ахматовой, Гумилёва. Иными словами, В слепых переходах пространств и времён, петербургская школа русской поэзии посели- А где-то струятся родимые реки, лась в 1920–1930-е годы на финской земле, К которым мне путь навсегда запрещён. [3, 241] во многом определяя художественные поиски живших здесь поэтов-изгнанников» [15, 338]. В стихах Гумилёва, Мандельштама и Ахма- В отличие от петербурженки Веры Булич, товой образ Финляндии рождён во многом сти- Иван Савин не был уроженцем города на Неве, листикой акмеизма и «акмеистических отголо- но оказался связан с ним парой лет пребывания сков» в их творчестве: он явно «эстетического там с отцом перед отъездом в Финляндию1. И происхождения», его особенности связаны с их вполне хватило, чтобы поэта заинтересовал «пейзажем души» лирического героя, его на- особый культурный магнетизм столицы и позво- строем отыскать своё место в культурной исто- лил сформироваться у южного человека (Савин рии человечества. родился в Одессе и провёл детство в Полтав- Ещё одним фактором, повлиявшим на фор- ской губернии) узнаваемому «петербургскому мирование финской темы у Савина, стало его голосу». Судьба Савина, полная драматических эмигрантское окружение. Что касается отра- и даже трагических событий, привела его, в ко- жения образа Финляндии в лирике эмигран- нечном итоге, на финскую землю, которую он, тов, то крупные его представители оказались помотавшийся по фронтам Гражданской войны как раз наследниками акмеистической линии и чудом выживший белый офицер, искренне по- в поэзии и последовали вслед за «старшими любил и воспел в своих стихах. товарищами», реализуя на эмигрантской почве На наш взгляд, христианские мотивы су- жизнь «петербургского текста», тем более гео- ществуют у Савина в постакмеистическом графически и биографически они с Петербур- контексте, то есть в его случае имеют тесную гом были тесно связаны. Но в эмигрантской связь с символистским мировидением (ориен- интерпретации финского текста будет одно тация на творчество А. Блока очень сильна в важное отличие от «варианта метрополии»: его поэзии), осложнённым внешней ситуаци- для поэтов-изгнанников Финляндия стала но- ей эмиграции, определившей в лирике особый вой родиной, и они искренне хотели принять трагизм мировосприятия, выразившийся в мо- её в свои сердца, но она «не разрешила» этого, тивах бездомья и ностальгии, о чём красноре- что и составило «драму бездомья» у поэтов, чиво говорят, например, такие стихотворные в общем-то, как-то устроившихся на финской строки: «Ты ли, Русь бессмертная, мертва? / земле и ушедших там на последний покой. Нам ли сгинуть в чужеземном море?! [8, 19]. Как точно заметила Е. Г. Сойни, «образ Фин- В стихотворении «На Сайме» очевидны пе- ляндии, финской природы, культуры в поэзии реклички с мандельштамовским «О, красавица Веры Булич, Вадима Гарднера, Ивана Савина Сайма, ты лодку мою колыхала…»:

------1 О «петербургском тексте» у Булич см. статью «Образы России и Финляндии в сборнике Веры Булич «Бурелом» [12]..

322 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Чего здесь больше, капель или игл? лучами пронзающее воду до дна («тихое дно Озёрных брызг или сосновых хлопьев? зажигали»), окрашивающее прибрежные воды Столетний бор, как стомачто́вый бриг, («пурпур водного стана»). Движение и шум Вонзился в небо тысячами кольев. волн напоминают лирическому герою звуки старинной песни – Калевалы. В стихотворе- Сбегают те́ни стрельчатой грядой нии сильно женское начало: красавица Сайма; На кудри волн по каменистым склонам, скалы, как сестры; песчаная отмель, как неве- А лунный жар над розовой водой ста; старинная песнь Калевалы. Вся атмосфе- Приколот одуванчиком зелёным. ра стихотворения дышит вечностью, словно сама земля колышется в такт древним миро- Прозрачно дно. Озёрные поля вым ритмам. О себе лирический герой гово- Расшиты жёлтыми шелка́ми лилий. рит в последней строфе: он долго молился, и Глухой рыбак мурлычет у руля струящийся белый пар над водой напоминает Про девушку, которую убили. кадильный дым в храме. Природа как храм, со- стояние мира до человека, обобщённый образ В ночную воду вёсла уронив, природы, где венцом творения лирический ге- Дремлю я, сердце уронив в былое. рой видит себя – вот такую картину видим мы Плывёт, весь в чёрном бархате, залив у Мандельштама. И всё в огнях кольцо береговое. У Савина пейзаж более земной, отличается обилием конкретных деталей. В первой стро- Проснулся ветер, вынырнув из трав, фе выделяется метафора соснового леса как Над стаей туч взмахнул крылом незримым… «стомачтового брига», который «вонзился в И лунный одуванчик, задрожав, небо тысячами копьев» (как известно, в этой Рассы́ пался зеленоватым дымом. [8, 34]. местности растут знаменитые корабельные со- сны), от этих сосен на берегу тени расходятся В стихотворениях схожий поэтический «стрельчатой грядой». У Савина пейзаж лун- словник: водная стихия (капли и брызги, озёр- ный, причём ночное светило изображено при ные поля – водный плёс, водный стан), стрель- помощи необычной метафоры – «одуванчика чатая гряда – падали стрелы, небо – небесное зелёного»; вокруг «чёрный бархат» залива, на древо, прозрачно дно – на дно опускались, ти- суше виднеется цепь «береговых огней». В по- хое дно, кудри волн – берег седой и кудрявый, следней строфе ветер нагоняет на луну тучи, и каменистые склоны – песнь железа и камня, в её свет «рассыпается зеленоватым дымом». В огнях кольцо береговое – потоки лавы, зеле- целом, по колористике и деталям пейзаж очень новатый дым – белый пар, дремлю я – колы- напоминает знаменитую картину Архипа Куи- бельная нега, рыбак мурлычет у руля – звучала нжди «Лунная ночь на Днепре», такая вольная старинная песнь Калевалы, девушка – сестры, ассоциация может быть подкреплена биогра- невеста. Но в пейзажах очевидно и различие: фическими данными: Савин детство и юность у Мандельштама стихотворение не имеет на- провёл на южных окраинах России. В стихот- звания, но в начале и конце упоминается «кра- ворении Савина три персонажа: глухой рыбак, савица Сайма», «неоглядная Сайма»; у Савина который поёт песню об убитой девушке (это имеется название – «На Сайме», но в тексте второй персонаж, представленный имплицит- нигде топоним не употреблён. У Мандель- но), и лирический герой, плывущий по озеру штама женский род предполагает реку, у Са- в лодке, опустив весла. У Мандельштама ли- вина несколько раз упомянуто озеро (озёрные рический герой «причалил и вышел на берег», брызги, озёрные поля, кольцо береговое). Гео- подобно культурному герою (общекультур- графически Савин более точен, так как Сайма ный символ), у Савина он вместе с финским – это самое большое по площади озеро Фин- рыбаком находится в центре пейзажа, отдав- ляндии, входящее в систему из восьми озёр. Из шись воле волн, что более точно соответству- него вытекает одна река, Вуокса, впадающая ет «калевальскому» мироустройству, предпо- в Ладожское озеро. Пейзаж у Мандельштама лагающему человека равным членом природ- вечерний, описано садящееся в озеро солнце, ного сообщества. Отношение Мандельштама 323 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

к языческой Калевале можно определить ско- Поют снега. Покорной лыжей рее, как к культурному наследию, топоним Черчу немудрые следы. для поэта звучит как женское имя (сообразно Все строже север мой, все ближе внешнему грамматическому облику слова), он Столетьем скованные льды. не заботится об исторической и географиче- Бегу по сказочной поляне, ской достоверности, для него важно описать Где кроток чей-то бедный крест, красоты Финляндии как культурный феномен, Где снег нетронутый желанней вписать её в общий культурный контекст че- Всех нецелованных невест. ловечества. Савин же, при всей прикреплён- Мне самому мой бег неведом. ности к традиции, описывает озеро как род- Люблю бескрайности пустынь. ное пространство, его метафорика предельно Цветёт закат. За лыжным следом земная (капли, брызги, иглы, хлопья – это Следит серебряная синь. вода и сосны, главные богатства Финляндии), Недвижна белая громада упоминание жёлтых лилий – кувшинок, ха- Снегов в узорчатой резьбе… рактерных для озера как водоёма, даже рыбак Вчера мне снилось, что не надо на лодке не случаен – как известно, клёв осо- Так много плакать о тебе… [8, 39] бенно хорош вечером. Предметная конкрети- ка и интерес к деталям позволяет говорить об В блоковском тексте Сольвейг сама прибе- экфрастичности его пейзажей, что в принципе гает на лыжах к лирическому герою, у Сави- характерно для акмеистически ориентирован- на же он сам «бежит по сказочной поляне», и ных авторов [13; 14]. причина этого бега вроде бы ясна (Сольвейг К описанному пейзажу близка картина оставила его), но лирический герой все равно природы в стихотворении «Когда палящий называет его «бегом неведомым», что позволя- день остынет…» (1924), в которой типичный ет говорить о расширительном контексте бега финский пейзаж (море, скалы, маяк) отвеча- – эмигрантском, от советского строя (соотно- ет душевному порыву романтически настро- симо с «Бегом» М. Булгакова). енного лирического героя: он вышел на берег Блоковский текст (стихотворение «В дю- моря на закате, чтобы «Бродить у смуглых нах») аллюзивно присутствует в стихотворе- берегов, / Береговые камни метить / Иерог- нии «У последней черты» (1926), посвящённом лифами стихов» [8, 32]. Через образ звезды И. А. Бунину, о чем уже делались наблюдения он генетически связан с героем-конквиста- Е. Г. Сойни [11, 250–251]. Соглашаясь с ис- дором из ранней поэзии Гумилёва («я весе- следовательницей, добавим, что двадцать лет, ло приветствую звезду»), у Савина он поэт разделяющие тексты по времени написания, любви: вносят эмигрантский модус повествования: Я сердце маленькое вышью это взгляд с другой стороны границы, Россия Большими крестиками звёзд. впереди, но недостижима, и это подчёркивает- И, опьянённый бредом лунным, ся акмеистически точными деталями (курсив Её сиреневым вином, наш – А.Х.): Ударю по забытым струнам Граница. И чем ближе к устью, Забытым сердцем, как смычком… [8, 32] К береговому янтарю, Тем с большей нежностью и грустью В стихотворении «Закат» (1924) (заход России «Здравствуй» говорю. [8, 62] солнца и ночь – любимые времена суток Са- вина, выдающего в нем романтически ориен- Финляндия у Блока, прежде всего, связана тированного поэта) узнаваем зимний финский с темой любви, трактуемой в символистском пейзаж, неизменные лыжи – верные спутники контексте (от героя ускользает юная финская северного народа. Но, кроме этнографических дева); у Савина она переосмыслена в эмигрант- отсылок, очевидны и символистские аллюзии ском, ностальгическом ключе, в словах героя на блоковскую «Сольвейг», тем более что речь ощущается трагедия окончательного разрыва идёт о любовной истории; узнаваемы блоков- с родиной, что воспринимается как отсечение ские символы «невесты», «сна», «слёз»: от материнского лона, от своего рода-племени; 324 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

аллюзивно насыщенный образ России-птицы Таким образом, несмотря на любовь к фин- (у Савина чайки, что диктуется морским фин- ской природе, Савин не перестаёт считать ским контекстом) сопрягается у поэта с темой берега Финляндии чужими; лирический на- бездомья и безродства: «И я крещу рукой без- строй с завидным постоянством «переплавля- родной / Пропавший след её крыла» [8, 62]. ется» у него в патриотический пафос (курсив Острое переживание отчуждения от родины наш – А.Х.): в «финских стихах» Савина постепенно нарас- К России гневная любовь тает. Оставаясь художником, чутким к красоте Проклятьем иссушила губы. природы, любуясь местными пейзажами, поэт, К граниту чуждых берегов тем не менее, вынужден констатировать невоз- Пяти расстрелянных годов можность душевного слияния с новой родиной, Плывут пугающие трупы… [8, 50] как это было, например, у того же Блока («твои мне песни ветровые, – / Как слезы первые люб- Обсуждение и заключения ви»). Особенно это заметно в «зимних» сти- хотворениях: казалось бы, северные пейзажи Финская тема в лирике Ивана Савина выда- должны примирять поэта с Финляндией, вызы- ёт акмеистическую ориентацию поэта в плане вая в памяти русские снега, но даже в этом он демонстрации культурной глубины и интере- видит душевное отторжение. Описывая, напри- са к точным деталям в образе Финляндии. Но мер, красоту финского снега, восхищаясь его следует учитывать и влияние эмигрантско- белизной и невинностью, он всё же признает го модуса бытия, который выводит финскую его чуждость своей русской душе, словно пере- тему в постакмеистическую плоскость, при- нося на него собственные душевные страдания давая ей экзистенциальную тональность. В эмигранта. Это подтверждается в стихотворе- этом смысле лирика Савина созвучна всей ли- нии «Новый год» (1922), которое коррелирует тературе диаспоры первой волны, для поэзии с упомянутыми выше очерками к Новому году: которой она является манифестной, вкупе с в нем герой надеется на освобождение России ностальгической тематикой. от советского плена, зажигая на чужбине трёх- Мы считаем продуктивным дальнейшее цветные лампады на «забытых могилах» – это изучение творчества представителей фин- его дань памяти не сдавшимся, не признавшим ской ветви русской эмиграции на предмет отречения от идеалов веры, и финские снега отражения в них акмеистических традиций, здесь выступают как враждебное окружение, а также исследование специфики финской аналогичное советским границам, не пускаю- темы в их творческом наследии. По нашим щим его домой (курсив наш – А.Х.): предположениям, она также будет носить Вот зачем, задыхаясь в оградах акмеистический характер и испытывать на Непушистых, нерусских снегов, себе влияние перечисленных факторов, при Я сегодня в трёхцветных лампадах безусловном учёте авторских интерпрета- Зажигаю грядущую новь. [8, 48] ций.

Список источников и литературы

1. Ахматова А. А. Сочинения в 2-х томах. М.: Худ. лит., 1990. Т. 1. 526 с. 2. Бродский И. Сочинения Иосифа Бродского. СПб.: Пушкинский фонд, 2001. Т. I. 304 с. 3. Гумилёв Н. С. Стихи; Письма о русской поэзии. М.: Худ. лит., 1989. 447 с. 4. Крейд В. Иван Савин. Только одна жизнь (рецензия) // Новый журнал. 1988. Кн. 171. С. 295–299. 5. Крошнева М. Е. Творческая судьба Ивана Савина (1899–1927): автореф. … канд. филол. наук. Улья- новск, 2005. 24 с. 6. Мандельштам О. Собрание сочинений в 4-х томах. М.: ТЕРРА, 1991. Т. 2. 730 с. 7. Маташина И. С. Восприятие творчества Ф. М. Достоевского в шведоязычной литературе Финляндии XX века // Материалы научной конференции «Бубриховские чтения: гуманитарные науки на Европей- ском Севере» (Петрозаводск, 1–2 октября 2015 года). Петрозаводск: [б.и.], 2016. С. 196–198. URL: http:// pdf.knigi-x.ru/21istoriya/124973-6-materiali-nauchnoy-konferencii-bubrihovskie-chteniya-gumanitarnie-nauki- evropeyskom-severe-petrozavodsk-1-2-oktyabrya-201.php. (дата обращения: 29.12.2018).

325 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

8. Савин И. «Всех убиенных помяни, Россия…». Стихи и проза. М.: Грифон, 2007. 424 с. 9. Савин И. Избранное: Стихотворения, проза, драма, литературная критика, публицистика. Ульяновск: УлГТУ, 2006. 103 с. 10. Сойни Е. Г. Взгляд на Россию в поэзии Финляндии XX века // «Своё» и «чужое» в культуре: матер. ХI Междун. науч. конф. Института языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН. Пе- трозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2017. С. 150–152. 11. Сойни Е. Г. Взаимопроникновение русской и финской литературы в первой половине XX века. М.: Изд. Дом ЯСК, 2017. 464 с. 12. Хадынская А. А. Образы России и Финляндии в сборнике Веры Булич «Бурелом» // Вестник угро- ведения. 2016. № 2 (25). С. 76–83. 13. Хадынская А. А. Экфрастическая природа образа Царского Села в поэме Н. Оцупа «Встреча» // Международный научно-исследовательский журнал. 2016. № 4-4 (46). С. 87–91. 14. Хадынская А. А. Экфрастичность в творчестве московских поэтов акмеистического круга: лирика Николая Минаева // Теория и история экфрасиса: итоги и перспективы изучения. Siedlce: Wydawnictwo Naukowe IKR[i]BL, 2018. С. 635–652. 15. Чагин А. И. Финская тропа в русском рассеянии // Пути и лица. О русской литературе XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2008. С. 332–340. 16. V Всероссийская конференция финно-угроведов «Финно-угорские языки и культуры в социокуль- турном ландшафте России»: материалы / Отв. ред. Н. Г. Зайцева, И. И. Муллонен. Петрозаводск: [б.и.], 2014. 655 с. URL: https://www.booksite.ru/fulltext/pjataja/text.pdf. (дата обращения: 29.12.2018). 17. Baschmakoff N., Leinonen M. Russian life in Finland 1917–1939. A local and oral history. Helsinki: Institute for Russian and East European Studies, 2001, vol. VIII. 485 р. 18. Вoele О. North in Russian romantic literature. Amsterdam; Atlanta: Rodopi Bv Editions, 1996. 303 р. (Series: Studies in Slavic literature and poetics, vol. XXVI). 19. Bykling L. Московский художественный театр и финские театральные деятели в начале XX века // Studia Slavica Finlandensia. Helsinki: Venajan ja Ita-Euroopan inst, 2001. Vol. IV . 20. Ekonen K., Hellman B. Aleksandr Kuprin and Finland // Studia Slavica Finlandensia. Helsinki: Institute for Russian and East European Studies, 1991. Vol. IV. Рp. 27–97. 21. Pachmus T. Moving River of Tears: Russia’s Experience in Finland. New York: Peterland Publishing, 1992. 300 р.

References 1. Akhmatova A. A. Sochineniya v 2-kh tomakh [Works in 2 volumes]. Moscow: Khud. lit. Publ., 1990. Vol. 1. 526 p. (In Russian) 2. Brodsky I. Sochineniya Iosifa Brodskogo [Works of Iosif Brodsky]. Saint-Petersburg: Pushkinskiy fond Publ., 2001. Vol. I. 304 p. (In Russian) 3. Gumilev N. S. Stikhi; Pis’ma o russkoy poezii [Poems; Letters about Russian poetry]. Moscow: Khud. lit. Publ., 1989. 447 p. (In Russian) 4. Kreyd V. Ivan Savin. Tol’ko odna zhizn’ (retsenziya) [Ivan Savin. Only one life (review)]. Novyy zhurnal [New journal], 1988, book 171, pp. 295–299. (In Russian) 5. Kroshneva M. E. Tvorcheskaya sud’ba Ivana Savina (1899–1927) [Creative fate of Ivan Savin (1899– 1927)]. Ulyanovsk, 2005. 24 p. (In Russian) 6. Mandelstam O. Sobranie sochineniy v 4-kh tomakh [Collected works in 4 volumes]. Moscow: TERRA Publ., 1991. Vol. 2. 730 p. (In Russian) 7. Matashina I. S. Vospriyatie tvorchestva F. M. Dostoevskogo v shvedoyazychnoy literature Finlyandii XX veka [Perception of the creativity of F. M. Dostoevsky in Swedish literature of Finland of the XX century]. Materialy nauchnoy konferentsii «Bubrikhovskie chteniya: gumanitarnye nauki na Evropeyskom Severe» (Petrozavodsk, 1–2 oktyabrya 2015 goda) [Proceedings of the scientific conference «Bubrikhov’s Readings: the humanities in the European North» (Petrozavodsk, October 1–2, 2015)]. Petrozavodsk: [w/p], 2016. pp. 194–196. Available at: http://pdf.knigi-x.ru/21istoriya/124973-6-materiali-nauchnoy-konferencii-bubrihovskie-chteniya-gumanitarnie- nauki-evropeyskom-severe-petrozavodsk-1-2-oktyabrya-201.php (accessed December 29, 2018). (In Russian) 8. Savin I. «Vsekh ubiennykh pomyani, Rossiya…». Stikhi i proza [«Remember all the victims, Russia …». Poems and prose]. Moscow: Grifon Publ., 2007. 424 p. (In Russian) 9. Savin I. Izbrannoe: Stikhotvoreniya, proza, drama, literaturnaya kritika, publitsistika [Selected: Poems, prose, drama, literary criticism, journalism]. Ulyanovsk: UlGTU Publ., 2006. 103 p. (In Russian) 326 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

10. Soyni E. G. Vzglyad na Rossiyu v poezii Finlyandii XX veka [A look at Russia in the poetry of Finland in the XX century]. «Svoe» i «chuzhoe» v kul’ture. Materialy XI Mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii Instituta yazyka, literatury i istorii Karel’skogo nauchnogo tsentra RAN [«Us» and «them» in the culture. Materials of the XI International scientific conference of the Institute of Language, Literature and History of the Karelian Research Center of the Russian Academy of Sciences]. Petrozavodsk: Izd-vo PetrGU Publ., 2017. pp. 150–152. (In Russian) 11. Soyni E. G. Vzaimoproniknovenie russkoy i finskoy literatury v pervoy polovine XX veka [Interpenetration of Russian and Finnish literatures in the first half of the XX century]. Moscow: Izd. Dom YaSK Publ., 2017. 464 p. (In Russian) 12. Khadynskaya A. A. Obrazy Rossii i Finlyandii v sbornike Very Bulich «Burelom» [Images of Russia and Finland in the collection of Vera Bulich «Windbreak»]. Vestnik ugrovedeniya [Bulletin of Ugric Studies], 2016, no. 2 (25), pp. 76–83. (In Russian) 13. Khadynskaya A. A. Ekfrasticheskaya priroda obraza Tsarskogo Sela v poeme N. Otsupa «Vstrecha» [Ecphrasis nature of the image of Tsarskoe Selo in the poem of N. Otsup «Meeting»]. Mezhdunarodnyy nauchno- issledovatel’skiy zhurnal [International Research Journal], 2016, no. 4–4 (46), pp. 87–91. (In Russian) 14. Khadynskaya A. A. Ekfrastichnost’ v tvorchestve moskovskikh poetov akmeisticheskogo kruga: lirika Nikolaya Minaeva [Ecphrasis in the creativity of Moscow poets of acmeist community: lyrics of Nikolay Minaev]. Teoriya i istoriya ekfrasisa: itogi i perspektivy izucheniya [Theory and history of ecphrasis: results and prospects of study]. Siedlce: Wydawnictwo Naukowe IKR[i]BL Publ., 2018. pp. 635–652. (In Russian) 15. Chagin A. I. Finskaya tropa v russkom rasseyanii [Finnish trail in Russian scattering]. Puti i litsa. O russkoy literature XX veka [Ways and persons. About Russian literature of the XX century]. Moscow: IMLI RAN Publ., 2008. pp. 332–340. (In Russian) 16. V Vserossiyskaya konferentsiya finno-ugrovedov «Finno-ugorskiye yazyki i kultury v sotsiokulturnom landshafte Rossii»: materialy [V All-Russian conference of Finno-Ugric scholars «Finno-Ugric languages and cultures in the socio-cultural landscape of Russia»: materials]. Ed. by N. G. Zaytseva. I. I. Mullonen. Petrozavodsk: [w/p], 2014. 655 p. Available at: https://www.booksite.ru/fulltext/pjataja/text.pdf. (accessed: December 29, 2018). (In Russian) 17. Baschmakoff N., Leinonen M. Russian life in Finland 1917–1939. A local and oral history.Studia Slavica Finlandensia, 2001, vol. VIII, 485 p. (In English) 18. Boele O. North in Russian romantic literature. Amsterdam; Atlanta, 1996. 214 p. (Seriya: Studies in Slavic literature and poetics. Vol. XXVI). (In English) 19. Bykling L. Moskovskiy khudozhestvennyy teatr i finskie teatral’nye deyateli v nachale XX veka [Moscow Art Theater and Finnish theater workers at the beginning of the XX century]. Studia Slavica Finlandensia, 2001, vol. IV. (In English) 20. Ekonen K., Hellman B. Aleksandr Kuprin and Finland. Studia Slavica Finlandensia, 1991, vol. IV, pp. 27–97. (In English) 21. Pachmus T. Moving River of Tears: Russia’s Experience in Finland. New-York: Peterland Publishing, 1992. 300 p. (In English)

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ:

Хадынская Александра Анатольевна, доцент кафедры лингвистики и переводоведения Сургутского государственного университета (628412, Российская Федерация, Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, г. Сургут, проспект Ленина, 1), кандидат филологических наук [email protected] ORCID ID: 0000-0001-9642-1798

ABOUT THE AUTHOR:

Khadynskaya Alexandra Anatolyevna, Associate Professor of State Commission for Academic degrees and Titles, Associate professor of Department of Linguistics and Тranslation studies, Surgut State University (6284121, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Surgut, Lenin st., 1), Candidate of Philological Sciences. [email protected] ORCID ID: 0000-0001-9642-1798

327 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

УДК 39(=511.152.1) DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-328-339

Основные концепты эрзянской мифологии

А. М. Шаронов ГКУ РМ «Научный центр социально-экономического мониторинга», г. Саранск, Российская Федерация, [email protected]

Е. А. Шаронова ФГБОУ ВО «Национальный Исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева», г. Саранск, Российская Федерация [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. Статья посвящена рассмотрению важнейших концептуальных особенностей мифологии народа эрзя как системы устойчивых мировоззренческих воззрений на природу и общество. Предметом изучения стали представления о происхождении мира и человека, о пространстве и времени, о своеобра- зии мифологического сознания, о взаимодействии мифа и эпоса. Цель: рассмотреть эрзянскую мифологию как выражение национальной ментальности, сквозь призму представлений о времени и пространстве мифа. Материалы исследования: тексты космогонических мифов и эпико-героических песен. Результаты и научная новизна. Анализ текстов мифологических и эпико-героических сюжетов пока- зывает: в эрзянской мифологии сотворение мира и человека означает создание Жизни. Сознание человека является автономной субстанцией, оно вкладывается в него верховным богом Чам-Пасом или Инешкипа- зом. Вселенной управляет Мировой Разум. Пространство и время – независимые сущности в масштабах Космоса, в героических песнях – связаны с эрзянской землёй, сюжетно детерминированы. Типология эрзянской мифологии выражается в общности ряда её сюжетов и персонажей с сюжетами и персонажами русских, эстонцев, латышей, литовцев, марийцев, удмуртов и других народов. Ключевые слова: мифология, эпос, сюжет, сознание, пространство, время, Чам-Пас, Инешкипаз, че- ловек, народ Эрзя, мир, жизнь. Для цитирования: Шаронов А. М., Шаронова Е. А. Основные концепты эрзянской мифологии // Вест- ник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 328–339.

The main concepts of Erzya mythology

A. M. Sharonov Scientific Center for Social and Economic Monitoring, Saransk, Russian Federation, [email protected]

E. A. Sharonova National Research Ogarev Mordovia State University, Saransk, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. The article is devoted to the consideration of the most important conceptual features of the mythology of the Erzya people as a system of sustainable ideological views on nature and society. The subjects of the study are the ideas about the origin of the world and а man, space and time, the uniqueness of the mythological consciousness, the interaction of myth and epos. 328 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Objective: to consider Erzya mythology as representation of national mentality in the focus of the ideas about time and space of a myth. Research materials: cosmogonic myths and heroic epic songs. Results and novelty of the research. The analysis of the texts of mythological and heroic epic plots shows that in Erzya mythology the creation of the world and a man means the creation of Life. Human consciousness is an autonomous substance and it is given by the supreme god Cham-Pas or Ineshkipaz. The universe is governed by the World Mind. Space and time are independent essences in the scale of the Cosmos; in heroic songs they are tied with Erzya land and determined by the plot. The typology of Erzya mythology is represented in generality of a number of its plots and characters with plots and characters of the Russians, Estonians, Latvians, Lithuanians, Mari, Udmurt and other people. Key words: mythology, epos, plot, consciousness, space, time, Cham-Pas, Ineshkipaz, man, Erzya people, world, life. For citation: Sharonov A. M., Sharonova E. A. The main concepts of Erzya mythology // Vestnik ugrovedenia = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 328–339.

Введение человека в мифологии Коми, Мари, удмуртов, записями этих мифов в Арзамасском районе Собирание материалов по эрзянской мифо- Горьковской области и республике Мордовия логии началось в XVIII в. К. Милькович в 1783 г. в XX в. И. И. Дубасов в «Очерках из истории составил этнографические записки «Быт и Тамбовского края» [5] дал сведения о царе верования мордвы в конце XVIII столетия», в Тюштяне. Материалы мифологического харак- которых описал обряды жертвоприношений, тера привели А. А. Шахматов в «Мордовском похорон и т. п., использовав материалы из этнографическом сборнике» [18], М. Е. Евсевь- трудов И. И. Лепехина, П. С. Палласа и дру- ев в «Избранных трудах» [6]. гих авторов [10]. Системно мифология эрзян Подробное описание мифологических и представлена в «Очерках мордвы» П. И. Мель- религиозных воззрений эрзян даётся в кни- никова (мифы о сотворении мира и человека, ге У. Харвы «Die religiosen Volstellungen der пантеон с образами великих богов (Чам-Пас, Mordwinen» [23]. А. И. Маскаев в «Мордов- Анге-Патяй, Нишке-Пас, Пурьгинепас, Шкай), ской народной эпической песне» [8] раскрыл моления и общественные праздники и т. д.) соотношение матриархальных и патриархаль- [9]. «Очерки мордвы» плодотворно повлияли ных образов в мифолого-эпических сюжетах. на решение этой проблемы в науке. После них В систематизацию песен мифологической те- появились специальные работы по мифоло- матики внёс существенный вклад Л. С. Кав- гии и религии эрзян. В. Н. Майнов опублико- таськин, выделив «Песни мифологического вал «О космогонических мифах мордовского характера» и «Песни-сказки» [14], описав об- племени» (1887), «Les restes dе la muthologie ряд «похороны-свадьба девушки, умершей Mordwinen» (1889), расширив представление до замужества», в котором «прослеживаются о мифологии эрзян новыми данными, вклю- былые связи похоронного ритуала и похорон- чая образы Инешкайпаза, Анге-Патяй, Шкая. ных воззрений со свадебными обрядами и пес- И. Н. Смирнов подверг сомнению систему нями» [15]. Миф в системе героического эпоса П. И. Мельникова и В. Н. Майнова, ибо она осмысляется в работах А. М. Шаронова [16], «слишком отдаёт классическими теогония- Е. А. Шароновой [17], О. П. Ингл [17; 21], ми, мало вяжется с мордовскими воззрениями А. А. Гагаева [2; 20] и др. на богов и финской теогонией вообще» [13]. Художественно-эстетическое воплощение Выводы И. Н. Смирнова восприняли У. Хар- мифология эрзян нашла в эпопее «Мастора- ва [23], К. Т. Самородов [12]. Подлинность ва» (1994), что отразилось в научных работах, фольклорно-мифологических материалов анализирующих принципы художественной «Очерков мордвы» подтверждается текстами трансплантации мифа в книжную форму эпоса восьмитомника Х. Паасонена «Mordwinische [1; 2; 4; 17; 20; 25]. Volksdichtung» (Helsinki, 1938–1981) [24], па- Эрзянская мифология входит в контекст раллелями в сюжетах о сотворении мира и мировой мифологии. Вследствие чего необхо-

329 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

димо ориентироваться и на методику исследо- его хозяйственной деятельности и интеллекту- вания фольклора, принятую в европейской и альный уровень. Каждое божество воплощает американской науке [19; 21; 22; 26]. знания, полученные на поприще труда, семей- но-бытовых, нравственных и эстетических от- Материалы и методы ношений. Концептуально своё мировидение мифоло- Материалом для исследования послужили гия выражает в сюжетах о сотворении мира, эрзянские космогонические мифы и эпико- человека, создании верховным богом и боги- героические песни. ней Анге-Патяй богов, о плаче богини земли В процессе работы использованы методы: Масторавы, упрекающей людей за отказ от генетический, культурно-исторический, срав- заповедей Инешкипаза, о трёх рыбах-сёстрах, нительно-сопоставительный. держащих на себе землю, о великом потопе, о семейно-брачных отношениях богов и лю- Результаты дей и ряд других. Сюжеты представляют со- бой системное изложение актуальных идей и Всякая развитая мифология являет себя че- представлений, ставших общепризнанными в рез пантеон, состоящий из небесных и земных народном художественно-эстетическом созна- богов, подразделяющихся на высшие, вели- нии. Сюжетные замыслы раскрываются в дей- кие и рядовые, выполняющие им отведённые ствиях персонажей, состоящих из богов, лю- функции. В эрзянской мифологии высшими дей, птиц, рыб, животных. Каждый персонаж богами являются Инешкипаз, Чам-Пас и Шкай заключает в себе комплекс качеств и свойств, – творцы мира и человека. Рядом с Чам-Пасом совершает целенаправленные действия, приво- пребывает Анге-Патяй, сотворённая им для дящие к задуманному результату. Он есть пер- себя жена, богиня-мать и богиня красоты. К ве- сонифицированная идея. Сюжет воплощает ликим богам относятся Пурьгинепаз – бог гро- судьбу героя и народа, мыслящего, творящего ма и дождя, Стакапаз – бог труда, всех видов и преобразующего своё бытие. человеческой деятельности, Покш Паз – глава Совокупно сюжеты и персонажи воссозда- великих и рядовых богов, Чипаз – бог солнца ют целостную картину эрзянского мифологи- и света, Кастарго – дочь Инешкипаза и Анге- ческого мира с его богами, героями, людьми, Патяй, богиня мудрости, Везорго – дочь Инеш- событиями, космологическими, гуманитарны- кипаза и Анге-Патяй, богиня красоты, Мас- ми, нравственными, эстетическими и прочими торава – богиня-покровительница эрзянской воззрениями. Сюжеты и персонажи взаимо- земли и эрзянского народа, Ведява – богиня действуют с эпико-героическими сюжетами и воды и любви, Норовава – богиня хлеба и уро- персонажами, которые используют мифологи- жая, Вирява – богиня-покровительница леса, ческие формы сознания (анимизм, тотемизм, Мекшава – богиня-покровительница пчёл и фетишизм, антропоморфизм). пчеловодства, Комлява – богиня хмеля, вина, Мифологическое мировидение раскрыва- праздников и веселья, Кшнинь атя – бог желе- ет себя в контексте взаимоотношений богов за и кузнечного дела, Венява – богиня ночи и с богами, богов – с природой и людьми, лю- сна. Всего в пантеоне 77 богов и богинь. Раз- дей – с богами и природой. Взаимоотношения деление богов по их иерархическому статусу, богов определяются иерархической структу- охват ими всех сфер природной и социальной рой пантеона: верховные боги – великие боги реальности, подразделение на женских и муж- – все другие боги. Отношения богов и людей ских, небесных и земных свидетельствует о выражаются в оказании последним помощи в том, что мифология прошла длительный путь трудовой деятельности, в заключении с ними развития, отразив культурные и цивилизаци- брачных связей. Отношения людей и богов онные вехи в истории народа. Мифологиче- сводятся к совершению умилостивительных ские божества – чувственно-эмоциональные и обрядов и жертвоприношений. Человек про- интеллектуальные образы. Они олицетворяют сит, бог исполняет или не исполняет его прось- психологические переживания первобытного бу. Во всех случаях вера в бога абсолютна, бог и раннеклассового общества, отражают виды – непререкаемый авторитет. 330 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Как и мифологии других народов, эрзянская субстанция, внесённая извне. Потомкам перво- мифология выражает образ мыслей и чувство- человека сознание (душа) даётся матерью-бо- ваний народа и образ его жизни. В ней бытие гиней Анге-Патяй при их рождении [14]. Каж- и сознание составляют неразрывное единство, дый человек наделён особым сознанием. Как не подразделяясь на первичную и вторичную внесённое извне, сознание не зависит от фи- сущности. Центральные её понятия – бог и зических и социальных свойств людей, оста- вера в бога. Бог мыслится как вселенский Раз- ётся на всю жизнь неизменным. Его качество ум и демиург, сотворивший мир и управляю- определяет бог. Сознание управляет действия- щий природными и социальными явлениями. ми человека, за исключением вызванных иску- Вера в бога основывается на признании его шением чёрта. Разум человека объективирует всемогущества и доброго начала в нём, даю- себя в социально-бытовых явлениях и процес- щего человеку надежду на помощь от него. сах, созданных предметах, совершённых дей- Природа воспринимается как всеобъемлющая ствиях. Бог олицетворяет свет, добро, красоту, субстанция вселенского масштаба, мыслящая, гармонию, закон, меру для всего сущего. чувствующая, подобная живому существу. Как Сознание мифа основано на опыте. Но в нём всякое сознание, сознание мифа питается эм- присутствуют врождённые идеи, записанные в пирическим знанием, добытым человеком в генах человека, – такие как идея бога, одушев- процессе борьбы за существование. Без праг- лённость природы, её разумность, сотворён- матического знания человек не смог бы вы- ность мира. Они даны человеку Чам-Пасом и жить. Такое знание видит целесообразность Анге-Патяй. На существование генетического природы, её разумность и одушевлённость. знания указывает совпадение космогониче- Представление о разумности и одушевлённо- ских мифов у большинства народов, тожде- сти природы могло обусловить уподобление её ственность или сходство образов богов, вера в свойств человеческим свойствам, стать одной бога, заложенная в человеке от рождения. Идея из причин формирования образов божеств и бога в сознании людей – феномен, который поклонения им в обычаях и обрядах, упорядо- нельзя объяснить только социально-культур- чивших жизнь первобытного коллектива. ными факторами. Бытие героя мифа всегда актуально, по- Понятие бога имеет бесчисленное количе- скольку осмыслено богом и окружающим ство определений в фокусе отношения к нему. миром. Герой мифа никогда не бывает вне Но даже те, кто отрицают его существование, воспринимающего его сознания, всё вокруг утверждают его истинность, поскольку отри- него мыслит, всё со всем ведёт постоянный цать можно только то, что есть. Бог – идеальная диалог. Даже при отсутствии равного себе сущность, его имя звучит в сознании каждого оппонента герой мифа полноценен, ибо пол- человека как понятие, исполненное благодати, ноценно бытие. а понятия нельзя низвергнуть. Генезис образа бога невозможно объяснить Обладание мифом высокого разума, провид- лишь на основании эмпирических взглядов ческого знания, философского интеллекта, раз- человека на природу и её антропоморфизи- витых представлений о должном и прекрасном ции. Тезис о сотворённости бога человеком, а в условиях родоплеменного и раннеклассового не наоборот, с прогрессом науки теряет свои общества указывает не только на сознание че- позиции. Боги обладают качествами, истоки ловека как на источник их происхождения, но которых не исходят только из человеческого и на бога. мышления и быта. Они всё очевиднее видятся Вера в бога ‒ не суеверие, не проявление в Космосе и в его Создателе. неверного фантастического взгляда на мир, а Вера в божества приближает человека к яв- естественное свойство человеческого созна- лениям, которые они олицетворяют, помогает ния, изначально ему присущее. Она облагора- понять их сущность и наладить продуктивные живает людей, возвышает их души и просвет- отношения с ними. ляет разум. Это происходит потому, что мифо- Сотворив для человека тело и дав ему имя логический бог – помощник и учитель челове- Ломань, Чам-Пас наделяет его сознанием. Оно ка, его покровитель, он относится к нему как не врождённое свойство мозга, а автономная добрый и любящий родитель. С именем бога 331 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

человек обретает духовную энергию, стано- мифах, обычаях и обрядах. Обычаи и обряды вится единым целым с коллективом, восполня- поддерживают порядок в обществе, рациона- ется его знаниями и трудовым опытом, получа- лизируют отношение к природе, в их основе ет его поддержку и уверенность в своих силах. вера в магические силы духа человека и его Бог приближает к человеку природу, делает её слова, их способность оказать нужное влияние более понятной. на божества. Мир создаётся Чам-Пасом (Инешкипазом) Пространство и время Космоса наполняет для того, чтобы учредить Жизнь. Под Жизнью Мировой Разум, управляющий всем сущим. понимается видимый мир: земля, небо, солн- Ход космического времени регулируют «часы», це, луна, звезды, животные, растения и т. д. отсчитывающие время существования сол- Главное действующее лицо Жизни – человек. нечной системы, луны, звёзд, земли, на земле Жизни присущи свет, гармония, разумность. – людей, животных, растений, различного рода Смысл Жизни в промысле Инешкипаза. Жизнь физических объектов, без них оно не имело бы человека запрограммирована, регулируется направленного движения и определённого сро- обычаем, традицией, обрядом. Жизнь происте- ка. Лошадь вместо 20 лет могла прожить 200 кает в пространстве и времени. Пространство или более или менее лет, человек вместо 80–100 и время не свойства природы (её структура и – 1000 или более или менее лет. Без биологи- длительность процессов), а самостоятельные ческих часов было бы невозможно существо- сущности. Автономность пространства и вре- вание живых организмов. Время в них, будучи мени подтверждает вакуум, тоже имеющий не управляемым, могло произвольно повернуть пространство и время, хотя в нём нет объектов, вправо или влево, начать двигаться назад, оста- не происходит физических процессов. Время новиться, изменить свой темп. Биологические господствует над всем. Бог определяет струк- «часы», управляя движением времени в живых турные, пространственно-временные и пр. организмах, свидетельствуют об их создании свойства Мира. Мировым Разумом. Направленность движения Бесконечность и вечность осмыслить чело- времени действует во вселенском масштабе и веческим разумом невозможно. Миф создал в масштабе отдельных явлений. Земля, солнце, мир, ограниченный землёй, небом, солнцем, луна, звёзды имеют своё отдельное время, дан- луной, звёздами. Что за его пределом, то его ное Творцом. Срок их существования ничто не не интересует. может изменить, так как оно запрограммирова- Центральная фигура мироздания – человек, но при их создании. он не имеет самостоятельной идеи, смысл его Бытие пространства и времени в конкрет- существования – в исполнении божественно- ных объектах зависит от их протяжённости, го предназначения. Его отношения с богами структуры, происходящих в них процессов. осуществляются посредством молитвы, жерт- Пространство и время Вселенной – абсолют- воприношений, брачных связей, соблюдения ные автономные сущности. Вселенский ва- нравственно-эстетических норм, предписан- куум, отделяющий и защищающий небесные ных Творцом. объекты друг от друга и соединяющий их друг Время Космоса подразделяется на немое с другом; подтверждает независимость ми- время хаоса, равное небытию, и время пер- рового пространства от физических свойств вотворения, соответствующее началу эмпири- Материи. Время Космоса есть бытие беско- ческого (исторического) времени – сотворению нечного мира и бытие конкретных явлений и мира и человека, введению землепашества, ро- процессов. В масштабе Космоса оно непод- ждению богов-покровителей, созданию семьи вижно, статично, не связано с пространством. богами и людьми, установлению обычаев и Сотворённый мир есть единосущность мате- традиций, формированию человеческого со- рии-пространства-времени. В отдельных его циума. В это время боги покровительствуют объектах движется относительное время. Оно людям, учат их разумно жить и работать, слу- может ускоряться и замедляться, исчезать, шать и понимать их слово, исполнять их заве- проваливаться в небытие. Инешкипаз после ты. Время первотворения отражено в космого- сотворения человека пропадает на 77 лет. В нических, антропогонических, теогонических этот период образуется «пустота» во времени, 332 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

не происходит событий. Время останавливает- мифологические сюжеты, мотивы и персона- ся, бездействует. Его поведение зависит от раз- жи входят в эпические песни, легенды и пре- вития сюжета мифа. Подобно времени ведёт дания, сказки и баллады, образуют жанровые себя относительное пространство: в периоды группы, получившие названия «Песни ми- бурных событий сужает или раздвигает гра- фологического характера» и «Песни-сказки» ницы, сжимается или расширяется, в периоды [14]. К первой группе отнесены песни о богине покоя – статично. земли Мастораве, горюющей из-за недорода на Мифология знает потенциальное время и земле, о трёх рыбах, несущих на себе землю, потенциальное пространство, запрограмми- о коне и соколе, заспоривших о том, кому быть рованные в генах живых организмов, в ядрах кормильцем народа, о мировом древе умарине земли и солнца, луны и звёзд; время и про- (яблоне), соединяющем бога и человека, землю странство состояния (существования) объек- и небо, о пире богов, о раздаче верховным бо- тов; время и пространство движения; время и гом счастья, о богине хмеля Комоляве и т.д.; во пространство сознания; время и пространство вторую группу включены песни о сироте Цеце, жизни; время и пространство добра и зла и т. получающей на крылья перья и пух от летящих д. Допускаемая в научных трактатах безотно- по небу гусей, о богине Ра – Рававе и рыболове сительная привязанность пространства и вре- Андямо, лодку которого задерживает Равава и мени к бытию (существованию) отдельных велит обещать то, о чём он не знает в оставлен- предметов отрицает существование времени и ном им доме, о трёхглавом и семиглавом змеях пространства Вселенной в целом. В то время Миняше и Сэняше и т.д. Звучат тотемистиче- как время и пространство Вселенной – абсо- ские мотивы в балладах. В них зверь-тотем или лютные сущности, время и пространство от- птица-тотем просит охотника не убивать его дельных объектов – относительные сущности. деток, предупреждая, что за это неотвратимо Объекты, имея своё время и своё простран- последует суровое наказание – смерть ребёнка ство, окружены временем и пространством или другого близкого родственника. Древний Космоса и временем и пространством сосед- миф поднимает проблему экологии природы, них объектов. И их объектное время течёт в её защиты от неразумных действий людей. потоке соседнего времени, обмениваясь с ним Космогоническая мифология классическую своей энергией, темпом, направленностью. форму приняла в процессе возникновения Пространства этих объектов, соответственно, исторического сознания народа как целостная связаны с пространством соседних объектов. система его представлений о мире. Мифы ри- Время мифа как явление мировоззренче- суют земной и небесный миры, населённые бо- ского творчества идеально, разумно и управ- гами и людьми, где действуют закономерности ляемо, актуализируется сознанием человека. человеческой жизни, выражают свой взгляд на В зависимости от сюжета, оно может двигать- явления природы. Божества эрзянских мифов, ся от воображаемого прошлого к настоящему как и боги других народов, представляются (вертикально), может двигаться горизонталь- как подобия людей с их сильными и слабыми но, рассказывая о событиях настоящего, может качествами. В образе бога человек персонифи- возвращаться в прошлое, рассказывая о собы- цировал и себя, своё желание получить спо- тиях прошлого, может перенестись в будущее, собность оказывать воздействие на явления рассказывая о событиях, которые произойдут природы ради улучшения жизни, гиперболи- в будущем. зировал силу своего разума и духа, возвышал Представления нашего времени о простран- себя над угнетавшими его обстоятельствами. стве и времени гипотетичны. Вселенная есть Поэтому образ бога не только фантастическое, вечная бесконечная сущность, а человеческий но и предельно прагматическое фантазиро- разум – мыслящая субстанция конечного объ- вание, продиктованное суровой действитель- екта и его знания ограничены его конечностью ностью. Рисуя всемогущий образ бога и ставя и ограниченностью. себя с ним в добрые отношения, человек возве- Миф, совершенствуя форму и обогащая со- личивал в себе мыслящий дух и психологиче- держание, становится важнейшей частью народ- ски готовился к преодолению стоявших перед ного мировоззренческого творчества. Многие ним трудовых и социальных проблем. 333 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. Человек решает стоящие перед ним вопро- Различие между героическим эпосом и кос- сы вначале в своём сознании, идеально, а по- могоническим мифом состоит в особенностях том на практике. Это знал и древний миф эпо- их сюжетов, художественного вымысла, вре- хи боготворчества. мени и пространства, типов персонажей. Вре- Миф имеет свой эстетический идеал. Рас- мя мифа – это неподвижное время хаоса до сказывая о создании Чам-Пасом или Инешки- сотворения мира и время первотворения, ког- пазом 77 народов и их языков, он отмечает, что да в связи с появлением в абсолютной пустоте верховный бог вначале сотворил эрзянский качественно определённых объектов и явле- народ и его язык, так как считал их наиболее ний – земли, небесных светил, богов, челове- совершенными и красивыми. В этом взгля- ка, рек, морей и океанов, ветра, дождя и снега де проявился родоплеменной этноцентризм, и т. д. – возникают очаги живого, движуще- морально сплачивавший этнос, выразилась гося, способного изменять свой темп време- социально-практическая функция мифа, ибо ни данных объектов и явлений. Пространство он «способствует организации коллектива, мифа – бесструктурное пространство хаоса содействует сохранению его социальной и до сотворения мира и пространство после со- социально-психологической монолитности» творения мира, когда появляются конкретные [7, 45]. Персонифицированными олицетворе- пространства земли, солнца, луны, звёзд, бо- ниями красоты явились образы Анге-Патяй, гов, человека, изменяющих свою структуру Ведявы, дочерей Анге-Патяй и Инешкипаза – и размеры в зависимости от темпа движения Кастарго и Везорго. Прекрасное гармонирует времени, его направленности, заключённой в в них с мудростью, силой духа, социальной нём энергии. Время героического эпоса – это активностью, с чёткими позициями в отно- время создания государственности, избрания шении добра и зла, справедливости и неспра- царя Тюштяна, его столкновений с соседними ведливости. Эти богини активно участвуют в княжествами и ухода под их напором за неве- формировании человеческого социума. В фо- домое море. Оно подвижно, прерывно, этни- кусе их образов – красота как многогранное чески и исторически обозначено. Это время явление, предполагающее богатство содер- существования эрзянского этноса, правления жания и совершенство формы, разумность и эрзянского князя, царя. Оно движется гори- целесообразность, практическую полезность, зонтально в границах автономно существу- имеет в виду те критерии, которыми распола- ющего Тюштянь Пинге – Века Тюштяна, так гает и ныне. как не мыслит будущего и прошлого, знает Миф показывает свойственные богиням де- только настоящее, одно раз и навсегда дан- миургические способности, природа которых ное пространство – Эрзянь Мастор, Страну заключается в их женской сущности. Они де- эрзян. Пространство героического эпоса рас- миурги, поскольку созданы творить/рождать, полагается на эрзянской земле, на реках Ра, что для них не целеполагание, а данность. Сура, Ока, Мокша, Клязьма, где живут эрзя- Даже Инешкипаз – бог богов, задумавшись не, русские, чуваши, татары, башкиры, нахо- над созданием мира, нуждается в помощнике, дятся города Москва, Владимир, Наровчат, в партнёре. Поэтому первым его творением, Пенза. Пространства мифа и эпоса разумны, пусть и невольным, оказывается Идемевсь являют собой поэтические и религиозные об- (чёрт), исполняющий роль соучастника. Бог, разы, одухотворённые духом и мировидени- являясь Творцом, автором созданного им ем человека, а также идеей сотворивших мир мира, нуждается в том, чтобы кто-то дал праг- Чам-Паса и Инешкипаза. матическую и эстетическую оценку сотворён- Вымыслы мифа и эпоса ориентированы на ному им. Поэтому появляется Идемевсь. При изображение достоверного, ввиду чего они сотворении человека он приглашает на совет отчасти совпадают. Однако в мифе достовер- Пурьгинепаза и Миколу [24, 6]. Приведённые ность мыслится как достоверность настояще- примеры иллюстрируют зачатки диалектиче- го, действительного, объективного, реально ского мышления в мифологии — безусловно- живущего, в его вымысле совпадают прошлое го свидетельства достаточно высокого её со- и настоящее, фантастическое и реальное, знания. образ и его идея. Достоверность вымысла

334 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019. в эпической песне предстаёт как достоверность Божества, населяющие мифы, выступают того, что было, что освящено временем и тра- как олицетворения сущностных сил человека, дицией, что вошло в этническое мировидение видов его социальной и хозяйственной дея- как непреходящая данность, продолжающая тельности, достигнутого знания в объяснении жить в настоящем и определять характер его окружающего мира. Воображение мифа по- существования. Объектом эпического герои- рой угадывало то, что «только впоследствии ческого вымысла является сакральный перво- докажет наука, ибо имагинативный, то есть образ этноса с его пространством и временем, воображаемый, объект «мифа» не есть толь- историческими и социальными проблемами, ко выдумка», а есть одновременно познанная противостоящими друг другу силами, обще- тайна объективного мира и есть нечто преду- ственными и художественно-эстетическими гаданное в нем…» [3, 13]. идеалами, трагическими коллизиями. Досто- Отдельные люди и общество в целом видят верность эпического героического вымысла мир таким, какие они есть сами. Содержание не условна, а реальна, но ограничена «эпиче- и качество их мировоззрения зависит от уров- ским веком», восприятие которого имеет хро- ня социального и культурного развития, от нологический и психологический аспекты. В господствующих интересов, умонастроений хронологическом аспекте «эпический век» и т.д. Хотят они того или нет, но воспроизво- совпадает с «делами давно минувших дней», дят в своём сознании прошлое, приближают в психологическом восприятии он актуален и к современности, актуализируют основопола- пребывает в настоящем, является фактором гающие его тезисы. В мифах отразились вер- ныне функционирующего сознания. Чтобы ные сведения о том историческом периоде, мыслить объект прошлого, надо представить в который они возникли. Например сюжеты его, актуализировать, сделать фактом созна- о сотворении мира и человека, выражающие ния настоящего времени. Прошлое и настоя- действительное сознание зарождающегося щее в эпическом сознании находятся в одном этноса. И в этом смысле они и историчны, и логическом ряду и образуют структурно еди- реалистичны, ибо именно так думало о проис- ную субъективную реальность. хождении мира общество того времени. Ставя вопрос «Что есть что?», миф исходит Космогонический миф преодолевает родо- из знания свойств и качеств предметов, дога- племенные социально-психологические пере- дывается о причинно-следственных связях живания и формы мышления. В нём человек между ними. За пределом ощущений, при пе- ‒ венец природы. Инешкипаз создаёт его для реходе к сущности явлений, начинается сфера того, чтобы быть ему хозяином мира. Миф воображения и фантазии, где за действитель- воспевает его духовное и физическое совер- ными связями и отношениями миф не всег- шенство. Инешкипаз не господствует над че- да видит закон и логос. Ему представляется ловеком, а служит ему. Он и бог-демиург, и некая творческая сила, обладающая челове- культурный герой. Подобное мнение о чело- ческими свойствами. Очеловечивая природу, веке и подобное отношение к нему мифотво- уподобляя её себе, мысля по своему образу и рец мог высказать при действительном по- подобию богов, человек создавал субъектив- нимании высокого места человека в природе, ную интеллектуальную реальность, в которой для чего необходимо было обладать и разви- он мог идеально решать сложнейшие трудо- тым сознанием и ясным социальным целепо- вые и социальные проблемы. лаганием. Возможно, этот взгляд интуитивно На основе космогонического мифа возни- подсказывало ему генетическое божествен- кало историческое мышление, формировался ное начало в нём. героический эпос. Сложение героического Миф персонифицирует психологические эпоса происходило в героический век, в эпоху переживания, чувства и представления древ- военной демократии и раннеклассового об- него человека: страх, ненависть, добро, зло, щества. Эпическая песня формировалась как любовь, красоту, гром, молнию и т. д. Он героический рассказ о начальной истории на- логически не формулирует причинно-след- рода, вступавшего на путь цивилизации, госу- ственные связи, но стремится описать то или дарственно-политического развития. иное явление. Поэтика мифа существенно

335 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

отличается от поэтики героической песни. Обсуждение и заключения Миф рассказывает о происхождении мира, героическая песня ‒ о существовании в нём Мифологическая картина мира значительное человека и становлении цивилизованного об- место занимает и в сознании современного че- щества. ловека. Ему интересны мифологические и эпи- Мифологические персонажи – плод чело- ческие сюжеты и персонажи. Его представления веческой фантазии подобно персонажам сказ- о земле, человеке и космосе обогащены научны- ки и эпической песни. Но они не восприни- ми знаниями. Но научное знание на извечный маются как вымысел, так как выступают как мифологический вопрос «Что есть Что?», «Что олицетворения действительных природных есть мир и что есть человек?» не знает пока и социальных явлений, в них нет аллегории. удовлетворительного ответа. На вопросы «Со- Объективация образов мифа затрудняет их творён ли мир богом?», «Сотворён ли человек переход от одного народа к другому. Однако богом?», «Дано ли сознание человеку богом?» сравнительно-сопоставительное исследова- наука даёт противоречивые ответы, мифология ние мифов необходимо. Б. А. Рыбаков писал о даёт положительный ответ. И прогресс научно- важности изучения в этом плане славянского, го знания движется в направлении подтвержде- литовского, германского и финно-угорского ния верности мифологического взгляда. Сегод- язычества, ибо оно может дать интересные ня становится всё очевиднее мысль о том, что исторические результаты [11]. вся Материя разумна и что всем сущим управ- Художественно-эстетическое воплощение ляет Мировой Разум; что плодом творчества мифология эрзян нашла в эпопее «Масто- Мирового Разума является человек и его созна- рава». В «Мастораву» вошли все основные ние. Начинают формироваться представления о мифологические сюжеты и персонажи. Они времени и пространстве как о космических все- присутствуют в 18 её сказаниях. Благодаря объемлющих автономных субстанциях. Генети- мифологическому подтексту эпические ге- ческие исследования показывают запрограмми- рои эстетизируются и поэтизируются, связы- рованность в генах развития живых организмов. ваются с именем верховного бога Инешки- Всё это позволяет задуматься о сочувственном паза, под покровительством которого живут восприятии мифологической идеи сотворённо- и исполняют свои функции. Главный эпиче- сти мира. ский герой ‒ царь Тюштян является сыном В мифах и сказках мыслят и говорят на всем бога грома и дождя Пурьгинепаза и внуком понятном языке все живые существа, включая верховного бога Инешкипаза, которые с ним деревья и растения. Этот феномен принято поддерживают связь при помощи вестников объяснять как метафору, как анимистический ‒ Белого Лебедя, чудесных ласточек, Чёрно- вымысел. Но миф противостоит такому объяс- го Ворона с железным клювом, богини пчёл нению, не исключая, что животные и растения, Мекшавы. У только что родившегося Тюштя- горы и равнины, небо в целом и земля в целом на сияет солнце надо лбом, на кончиках волос мыслят, имеют тождественное им, соответ- блестят звёзды, над затылком светит месяц, ствующее их природе и божественному пред- он обладает способностью останавливать те- назначению сознание. Всё сущее, когда пере- чение реки, скакать на коне по воде как по станет мыслить, обладать сознанием, исчезнет. суше, оживлять мёртвое войско, извергать из Исследование эрзянской мифологии по- глаз молнии, предугадывать будущее, когда зволяет более глубоко и верно понять истори- наступает смертный час, возносится с вер- ческий менталитет народа, особенности его шины ели на небо к родителям и становится мировидения, своеобразие художественно- божеством. Тюштян – богочеловек, он сим- эстетических воззрений, помогает нарисовать волизирует гармоничное соединение в своём его адекватный духовно-культурный портрет. образе мифологического и эпического начал, Поможет оно также построению общемиро- двух стадиально разных мировидений, но ху- вой мифологической картины мира, которая дожественно полноценно дополняющих друг покажет единый источник и биологической и друга. духовно-интеллектуальной природы человека.

336 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Список источников и литературы

1. Арзамазов А. А. Контексты художественного обновления национальной литературы. Ижевск: Ше- лест, 2018. 291 с. 2. Гагаев А. А., Гагаев П. А. «Масторава» А. М. Шаронова в лингвистической теории дискурса и текста // Русский язык и ономастика в поликультурном образовательном пространстве Юга России и Северного Кавказа: проблемы и перспективы. Майкоп: Магарин О. Г, 2017. С. 140–145. 3. Голосовкер Я. С. Логика мифа. М.: Наука, 1987. 218 с. 4. Гудкова С. П. Крупные жанровые формы в современной русской поэзии Мордовии. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2016. 208 с. 5. Дубасов И. И. Очерки из истории Тамбовского края. Вып. 1. Тамбов: Тип. губ. правл., 1890. 225 с. 6. Евсевьев М. Е. Избранные труды в 5 т. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1961–1966. 7. Кессиди Ф. Х. От мифа к логосу (Становление греческой философии). М.: Мысль, 1972. 312 с. 8. Маскаев А. И. Мордовская народная эпическая песня. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1964. 440 с. 9. Мельников П. И. Очерки мордвы. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1981. 136 с. 10. Милькович К. Быт и верования мордвы в конце XVIII столетия // Тамбовские епархиальные ведо- мости. Часть неофициальная. 1905. № 18. URL:https://elibrary.tambovlib.ru/?ebook=1507#n=36 (дата обра- щения: 03.05.2019). 11. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1981. 406 с. 12. Самородов К. Т. Мордовская обрядовая поэзия. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1980. 168 с. 13. Смирнов И. Н. Мордва: Историко-этнографический очерк. Казань: Тип. Имп. ун-та, 1895. 299 с. 14. Устно-поэтическое творчество мордовского народа. Т. 1: Эпические и лиро-эпические песни. Са- ранск: Мордов. кн. изд-во, 1963. 399 с. 15. Устно-поэтическое творчество мордовского народа. Т. 7. Ч. 1: Эрзянские причитания-плачи. Са- ранск: Мордов. кн. изд-во, 1972. 374 с. 16. Шаронов А. М. Мордовский героический эпос: Сюжеты и герои. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2001. 207 с. 17. Шаронова Е. А., Ингл О. П. «Калевала», «Калевипоэг», «Масторава»: эпико-исторический диалог. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2017. 148 с. 18. Шахматов А. А. Мордовский этнографический сборник. СПб.: [б.и.], 1910. 848 с. 19. Dundes A. The study of Folklore. Englewood Cliffs: Printice-Hall, 1965. 481 p. 20. Gagaev A. A., Gagaev P. A., Tikhonov R. V., Bochkareva O. V. Mastorava by A. M. Sharonov: metaepos of tragedy and uthopy and practhopy of Erzya ethnos // International journal of Russian studies. 2015/1. № 4. URL: http://www.ijors.net/issue4_1_2015/articles/alexandrovic_alexandrovich_valerivich_victorovna.html (дата обращения: 18.02.20019). 21. Ingle O. P. Book Review: Andrejs Plakans. A Concise History of the Baltic States. Cambridge, UK: Cambridge UP, 2011. 472 p. // Slavic and East European Journal. 2013. Vol. 57. no. 1. P. 134–135. 22. Hamlet T. Y. To the question of understanding motif in foreign and Russian folklore science // Traditional culture. 2013. №2 (50). P. 114–124. 23. Harva U. Die Religiosen Vorstellungen der Mordwinen. Helsinki: Finnische Akademie der Wissenschaften, 1952. 456 s. 24. Mordwinische Volksdichtung. Band V. Im auftrag der Finnisch-Ugrischеn Gesellschaft von Ignatij Zorin. Durchgeschen und transkribiert von Heikki Paasonen. Ubersetzt von Kaino Heikkila und Paavo Ravila. Herausgegeben von Martti Kanla. Helsinki, 1977. 525 s. 25. Sharonovа Е. A., Sharonov A.M. and etc. The Erzya and Moksha Plots about the Family and Conjugal Relations of Gods and People // Proceedings of SOCIOINT 2018. 5th International Conference on Education, Social Sciences and Humanities. Dubai, U.A.E., 2018. P. 131–137. 26. Wilson W. A. The Marrow of Human Experience. Essays on Folklore. Ed. J. T. Rudy. Logan: Utah State University Press. UT, 2006. 423 p.

References

1. Arzamazov A. A. Konteksty hudozhestvennogo obnovleniya nacional’noj literatury [Contexts of artistic renewal of national literature]. Izhevsk: Shelest Publ., 2018. 291 p. (In Russian) 2. Gagaev A. A., Gagaev P. A. «Mastorava» A. M. Sharonova v lingvisticheskoj teorii diskursa i teksta [«Mastorava» of A. M. Sharonov in the linguistic theory of discourse and text]. Russkij yazyk i onomastika v 337 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. polikul’turnom obrazovatel’nom prostranstve Yuga Rossii i Severnogo Kavkaza: problemy i perspektivy [Russian language and onomastics in the multicultural educational space of the South of Russia and the North Caucasus: problems and prospects]. Maikop: Magarin O. G. Publ., 2017. pp. 140–145. (In Russian) 3. Golosovker Ya. S. Logika mifa [Logic of a myth]. Moscow: Nauka Publ., 1987. 218 p. (In Russian) 4. Gudkova S. P. Krupnye zhanrovye formy v sovremennoj russkoj poezii Mordovii [Large genre forms in modern Russian poetry of Mordovia]. Saransk: Izd-vo Mordov. un-ta Publ., 2016. 208 p. (In Russian) 5. Dubasov I. I. Ocherki iz istorii Tambovskogo kraya [Essays from the history of Tambov region]. Tambov: Tip. gub. pravl. Publ., 1890. Iss. 1. 225 p. (In Russian) 6. Еvsevyev M. Е. Izbrannye trudy v 5 t. [Selected works in 5 vol.]. Saransk: Izd-vo Mordov. un-ta Publ., 1961–1966. (In Russian) 7. Kessidi F. H. Ot mifa k logosu (Stanovlenie grecheskoj filosofii) [From a myth to logos (Formation of Greek philosophy)]. Moscow: Mysl’ Publ., 1972. 312 p. (In Russian) 8. Maskaev A. I. Mordovskaya narodnaya epicheskaya pesnya [Mordovian folk epic song]. Saransk: Mordov. kn. izd-vo Publ., 1964. 440 p. (In Russian) 9. Melnikov P. I. Ocherki mordvy [Essays of the Mordovians]. Saransk: Mordov. kn. izd-vo Publ., 1981. 136 p. (In Russian) 10. Milkovich K. Byt i verovaniya mordvy v konce XVIII stoletiya [Life and beliefs of the Mordovians at the end of the XVIII century]. Tambovskie eparhial’nye vedomosti. Chast’ neoficial’naya [Tambov diocesan statements. Informal part], 1905, no. 18. Available at: https://elibrary.tambovlib.ru/?ebook=1507#n=36 (accessed May 03, 2019). (In Russian) 11. Rybakov B. A. Yazychestvo drevnih slavyan [Paganism of the ancient Slavs]. Moscow: Nauka Publ., 1981. 406 p. (In Russian) 12. Samorodov K. T. Mordovskaya obryadovaya poeziya [Mordovian ritual poetry]. Saransk: Mordov. kn. izd-vo Publ., 1980. 168 p. (In Russian) 13. Smirnov I. N. Mordva: Istoriko-etnograficheskij ocherk [The Mordva: Historical and ethnographic essay]. Kazan: Tip. Imp. un-ta Publ., 1895. 299 p. (In Russian) 14. Ustno-poeticheskoe tvorchestvo mordovskogo naroda. T. 1. Epicheskie i liro-epicheskie pesni [Oral-poetic creativity of the Mordovian people. Vol. 1. Epic and lyrical epic songs]. Saransk: Mordov. kn. izd-vo Publ., 1963. 399 p. (In Russian) 15. Ustno-poeticheskoe tvorchestvo mordovskogo naroda. T. 7. Ch. 1. Erzyanskie prichitaniya-plachi [Oral- poetic creativity of the Mordovian people. Vol. 7. Part 1. Erzyan lamentations and cries]. Saransk: Mordov. kn. izd-vo Publ., 1972. 374 p. (In Russian) 16. Sharonov A. M. Mordovskij geroicheskij epos: Syuzhety i geroi [Mordovian heroic epos: Plots and heroes]. Saransk: Mordov. kn. izd-vo Publ., 2001. 207 p. (In Russian) 17. Sharonova Е. A., Ingl O. P. «Kalevala», «Kalevipoeg», «Mastorava»: epiko-istoricheskij dialog [«Kalevala», «Kalevipoeg», «Mastorava»: epical-historical dialogue]. Saransk: Izd-vo Mordov. un-ta Publ., 2017. 148 p. (In Russian) 18. Shakhmatov A. A. Mordovskij etnograficheskij sbornik [Mordovian ethnographic collection]. Saint- Petersburg: [w/p], 1910. 848 p. (In Russian) 19. Dundes A. The study of Folklore. Englewood Cliffs: Printice-Hall, 1965. 481 p. (In English) 20. Gagaev A. A., Gagaev P. A., Tikhonov R. V., Bochkareva O. V. Mastorava by A. M. Sharonov: metaepos of tragedy and uthopy and practhopy of Erzya ethnos. International journal of Russian studies, 2015/1, no. 4. Available at: http://www.ijors.net/issue4_1_2015/articles/alexandrovic_alexandrovich_valerivich_victorovna. html (accessed February 18, 20019). (In English) 21. Ingle O. P. Book Review: Andrejs Plakans. A Concise History of the Baltic States. Cambridge, UK: Cambridge UP, 2011. 472 p. Slavic and East European Journal, 2013, no. 1 (57), pp. 134–135. (In English) 22. Hamlet T. Y. To the question of understanding motif in foreign and Russian folklore science. Traditional culture, 2013, no. 2 (50), pp. 114–124. (In English) 23. Harva U. Die Religiosen Vorstellungen der Mordwinen. Helsinki: Finnische Akademie der Wissenschaften, 1952. 456 p. (In German) 24. Mordwinische Volksdichtung. V Band. Im auftrag der Finnisch-Ugrischеn Gesellschaft von Ignatij Zorin. Durchgeschen und transkribiert von Heikki Paasonen. Ubersetzt von Kaino Heikkila und Paavo Ravila. Herausgegeben von Martti Kanla. Helsinki, 1977. 525 p. (In Erzyan) 25. Sharonovа Е. A., Sharonov A. M. and etc. The Erzya and Moksha Plots about the Family and Conjugal Relations of Gods and People. Proceedings of SOCIOINT 2018 – 5th International Conference on Education, Social Sciences and Humanities. Dubai; U.A.E., 2018. pp. 131–137. (In English) 338 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

26. Wilson W. A. The Marrow of Human Experience. Essays on Folklore. Logan: Utah State University Press. UT, 2006. 423 p. (In English)

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРАХ

Шаронов Александр Маркович, главный научный сотрудник, ГКУ РМ «Научный центр социаль- но-экономического мониторинга» (430005, Российская Федерация, Республика Мордовия, г. Саранск, ул. Богдана Хмельницкого, 39а), доктор филологических наук, профессор. [email protected] ORCID ID: 0000-0002-2724-3112

Шаронова Елена Александровна, профессор кафедры русской и зарубежной литературы, ФГБОУ- ВО «Национальный Исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева» (430005, Российская Федерация, Республика Мордовия, г. Саранск, ул. Большевистская, д. 68), доктор филологических наук, доцент. [email protected] ORCID ID: 0000-0003-0221-4427

ABOUT THE AUTHOR

Sharonov Alexander Markovich, Chief Researcher, Scientific Center of Social and Economic Monitoring (430005, Russian Federation, Republic of Mordovia, Saransk, Bogdan Khmelnitsky st., 39A), Doctor of Philological Sciences, Professor. [email protected] ORCID ID: 0000-0002-2724-3112

Sharonova Elena Alexandrovna, Professor, Department of Russian and Foreign Literature, National Research Mordovia State University (430005, Russian Federation, Republic of Mordovia, Saransk, Bolshevistskaya st., 68), Doctor of Philological Sciences. [email protected] ORCID ID: 0000-0003-0221-4427

339 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

ИСТОРИЯ, ЭТНОГРАФИЯ, АРХЕОЛОГИЯ

HISTORY, ETHNOGRAPHY, ARCHEOLOGY

340 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

УДК 39:281.93 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-341-351

Родной язык и религиозные практики в приходах Коми края в начале XX века

В. В. Власова Институт языка, литературы и истории Федерального исследовательского центра «Коми научный центр УрО РАН», г. Сыктывкар, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. В последние десятилетия наблюдается рост интереса рядовых граждан, исследователей и политиков к этнорелигиозной проблематике, особенно в контексте изучения роли религии в культурном самоопределении финно-угорских народов, проживающих в Российской Федерации. Рассматриваются такие вопросы как влияние православной традиции на культуру этих народов, её взаимодействие с тра- диционными религиозными верованиями и их взаимовлияние; миссионерская и переводческая деятель- ность православной церкви, её влияние на формирование национальной интеллигенции и литературных языков. Статья посвящена исследованию значения православного богослужения и просвещения на род- ном языке для рядовых верующих, влиянию языковой среды на особенности формирования локальных религиозных практик у коми-зырян. Цель: исследование роли коми-зырянского языка в православных религиозных практиках 1900–1930- х гг. на институциональном и индивидуальном уровнях. Материалы исследования: статья основана на архивных и опубликованных документах духовных ведомств (отчетах Православных Братств и миссионерских обществ, делах Вологодской духовной конси- стории); используются отчеты 1920-х гг., подготовленные представителями местного ОГПУ для партий- ных ведомств, а также источники личного происхождения. Результаты и научная новизна. Анализ опубликованных и архивных источников позволяет сделать вывод об определяющем значении языка как в деятельности приходского духовенства и старообрядче- ских наставников, так и в религиозной жизни коми-крестьянства. В качестве характерного явления пока- зано движение бурсьылысьяс. При этом впервые рассматривается влияние языка на формирование пра- вославных религиозных практик в Коми крае в первой четверти XIX в. Ключевые слова: родной язык, коми-зыряне, православие, религиозные практики. Для цитирования: Власова В. В. Родной язык и религиозные практики в приходах Коми края в начале ХХ века // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 341–351.

Native language and religious practices in parishes of the Komi at the beginning of the XX century

V. V. Vlasova Institute of Language, Literature and History, Federal Research Centre Komi Science Centre, Ural Branch of the RAS, Syktyvkar, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. Over recent decades we can observe an increase of the interest of people, researchers and politicians in the field of ethno-religious problematics, especially in the context of study of religion’s role in the cultural identity of Finno-Ugric people living in the Russian Federation. Much attention is paid to such problems as the influence of the Orthodox tradition on the culture of Finno-Ugric people, its interaction with traditional religious beliefs and their mutual influence; missionary and translational activities of the Orthodox Church, its influence on the formation of the national intelligentsia and literary languages. The article is devoted to the study

341 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. of the significance of Orthodox worship and education in native languages for ordinary believers, the influence of the language environment on the formation of local religious practices among the Komi-Zyryans. Objective: to study the role of the Komi-Zyryan language in the Orthodox religious practices during 1900– 1930 at institutional and individual levels. Research materials: the article based on archival and published documents: reports of Orthodox congregations (Brotherhoods) and missionary societies, files from Vologda spiritual consistory; reports prepared by Joint State Political Directorate during 1920s; ego-documents. Results and novelty of the research. The article considers the influence of the Komi language on the formation of Orthodox religious practices of the first third of the XX century. Analysis of published and archival documents allows us drawing conclusions about the decisive importance of language both for the activities of the parish clergy and old believers’ leaders and for the religious life of the Komi peasantry. Key words: native language, the Komi-Zyryans, Russian Orthodox, religious practices. For citation: Vlasova V. V. Native language and religious practices in parishes of the Komi at the beginning of the XX century // Vestnik ugrovedenia = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 341–351.

Введение православного богослужения и просвещения на родном языке для рядовых верующих, влия- Религиозная жизнь в России тесно связана ние языковой среды на особенности формиро- не только с социально-экономическими, об- вания локальных религиозных практик в рай- щественно-политическими, но и этническими онах с финно-угорским православным насе- факторами. В Российской империи конфессио- лением остаются малоизученными. Основной нальная принадлежность являлась универсаль- целью данной статьи является исследование ным атрибутом всех жителей, государственная роли коми-зырянского языка в религиозных власть была глубоко вовлечена в дела религии, практиках 1900–1930-х гг. на институциональ- а Православная Церковь имела статус госу- ном и индивидуальном уровнях. дарственной. Изучение влияния православной церкви на историю и культуру финно-угорских Материалы и методы народов России как фактора, определяющего развитие этнорелигиозной ситуации, тради- Изучение народной религиозности через ционно привлекает внимание исследователей. призму православных религиозных практик Историографии данного вопроса досоветского является одним из основных теоретических на- и советского периодов посвящены специаль- правлений современных исторических, фоль- ные работы [12; 13]. В последние десятилетия клорно-этнографических и социологических особое внимание уделяется истории распро- исследований в этой области [20; 29]. Религи- странения православия и миссионерской де- озные практики определяются максимально ятельности церкви среди народов Поволжья, широко – как формы повседневной религиоз- Приуралья, европейского севера России. Рас- ной деятельности людей, с учётом их социаль- сматриваются такие вопросы как влияние пра- ной принадлежности, религиозного опыта и вославия на культуру этих народов, его взаи- взаимодействий с религиозными институция- модействие с традиционными религиозными ми [20, 12; 1, 11]. Одной из главных характер- верованиями и их взаимовлияние [22; 27]. Об- ных черт практик является их динамичность: ращаясь к вопросам «христианского просве- они формируются во взаимно трансформирую- щения» нерусских народов в XIX в., исследо- щихся взаимодействиях между сообществами ватели рассматривают систему И. Н. Ильмин- верующих и религиозными институтами. По- ского, миссионерскую и переводческую дея- следние представляют собой специальные со- тельности Братства Св. Гурия, их влияние на циальные организации и установления, упоря- формирование национальной интеллигенции, дочивающие и поддерживающие стабильность литературных языков [22; 25; 26]. религиозной жизни (Церковь, догматы и т.п.). Отдельные работы посвящены описанию В то же время в конкретный исторический мо- и анализу организации религиозной жизни мент эти институции представляют лишь одну в приходах с нерусским православным насе- из существующих в обществе форму религиоз- лением [4; 6; 21; 24]. В то же время значение ных практик [20, 68–70].

342 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

В основу данного исследования легли доку- фессиональном составе населения и численно- менты различных духовных ведомств, как ар- сти верующих в 1920–1930-е гг. нет. Данные хивные, так и опубликованные. Ценные сведе- этносоциологических опросов, проведённых ния содержатся в опубликованных ежегодных в разных районах Коми АССР в 1964–1965 гг., отчетах Православных Братств и миссионер- свидетельствуют о том, что, несмотря на анти- ских обществ, которые вели активную мис- религиозную политику государства, уровень сионерскую деятельность в зырянских при- религиозности населения оставался высоким. ходах. Информация о местных религиозных В обследованных районах в 1917–1920 гг. 94% движениях содержится в документах Вологод- вступивших в брак венчались в церкви, в 1920– ской духовной консистории, а также в отчётах 1925 гг. – 82%, 1930 – 62% [10, 273]. 1920-х гг., подготовленных представителями В настоящее время статистических сведе- местного ОГПУ для партийных органов. Осо- ний об уровне владения коми населения рус- бую ценность для нашего исследования пред- ским языком в начале XX в. нет. Записки чи- ставляют рукописные «Дневные записки» кре- новников, исследователей, путешественников, стьянина с. Усть-Кулом И. С. Рассыхаева, хра- побывавших в Коми крае, позволяют составить нящиеся в Национальном музее Республики некоторое представление об этом вопросе. На- Коми, опубликованные в 2013 г. Это литератур- пример, С. В. Мартынов, посетивший в 1903 г. но обработанные дневниковые записи, которые населённые пункты по р. Ижме писал, что сре- он начал вести в 1902 г. в возрасте 24 лет и вёл ди зырян всегда можно найти людей, которые до марта 1953 г. Будучи глубоко верующим че- могут «так или иначе объясняться, а многие ловеком, в жизни которого церковь занимала совершенно свободно говорят по-русски». важное место, на страницах своего дневника Он особо отметил, что это относится лишь к И. С. Рассыхаев пишет о своём участии в жизни мужчинам, тогда как женщины по-русски не местной религиозной общины [8, 340]. говорят; русские, приехавшие в ижемские де- Выявленные источники определяют хро- ревни, говорят по-коми, а их дети почти не зна- нологические границы нашего исследования ют русского языка [14, 20–22]. В документах 1900–1930-е годы. Верхняя граница исследо- 1920-х гг. периодически упоминается о слож- вания обусловлена тем фактом, что до начала ностях, которые возникают в связи с плохим 1930-х гг., несмотря на значительные трудно- знанием населением русского языка. В част- сти, приходская сеть Коми края продолжала ности, «зыряне, мало знающие русский язык» функционировать [7]. были недовольны командирами в ходе сборов допризывников; местные партийные деятели Результаты исследования указывали на необходимость переводить доку- Этнический и конфессиональный менты, которые отправляются в волости, что- состав населения Коми края бы «масса понимала правильно распоряжения советской власти», поскольку 99% женщин и Согласно данным переписи 1897 г. 92,32% свыше 50% мужчин, проживающих в дерев- населения Усть-Сысольского и 70,3% Яренско- нях, не понимают по-русски1. го уездов считали родным языком коми. Пода- Особое значение в деле языкового просве- вляющее большинство зырян принадлежало щения имело образование. В 1897 г. в Ярен- крестьянскому сословию. Конфессиональный ском и Усть-Сысольском уездах число грамот- состав населения края также был однородным: ных (тех, кто умел читать) оставляло 15,9%, 97–99% населения Коми края были православ- в 1917 г. эта цифра увеличилась до 27%. Ис- ными, 0,6–2% – старообрядцами [7, 97–98]. следователи отмечают, что в начальной школе По данным Всесоюзной всеобщей перепи- практически повсеместно в первый год обу- си населения 1926 г. коми-зыряне составляли чение велось на зырянском языке, посколь- 86,9%, в 1937 г. – 87,7% населения Коми края ку дети не понимали русского; в дальнейшем [15, 158–160]. Официальной статистики о кон- крестьяне, обучавшиеся в школе, хорошо

------1 Национальный архив Республики Коми (НАРК). Ф. П – 1. Оп. 2. Д. 430. Л. 54. Оп. 1. Д. 36. Л. 110, 112 об.

343 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

понимали по-русски [3, 137–138]. В 1926 г. гра- охотой посещают беседы, которые велись на мотных, то есть тех, кто мог прочесть печатные коми языке, поскольку «в этом случае всё ста- слова по слогам, было 39,8%. В ходе переписи новится понятным и доступным даже для жен- 1926 г. учитывались «грамотные на коми и язы- щин, которые почти повсеместно среди зырян- ке своей народности» «грамотные на русском, ского населения совсем не понимают русской коми и языке своей народности» и «грамотные речи» [18, 51–58]. только на русском языке». В первые две кате- После принятия Манифеста 1905 г., изме- гории вошли 55 % от общего числа грамотных, нившего положение инославных и христиан- в последнюю – 35,5% [23, 194]. ских конфессий в России, перед священника- ми, служащими в приходах, расположенных на Религиозные институты: богослужение и Удоре (среднее течение р. Вашки), верхней Вы- катехизация на родном языке чегде и верхней Печоре, остро встает пробле- В традиционных крестьянских обществах, ма «противораскольнической деятельности». к которым относилась коми деревня начала Благодаря Манифесту, даровавшему свободу XX века, проповедь и беседы на родном языке вероисповедания, старообрядческие наставни- являлись одним из важных средств приобще- ки получили возможность открыто вести про- ния к вере. Звучащее слово было не только са- поведническую деятельность [19, 289–290]. мым эффективным средством катехизации, но Практически все печорские, удорские и верх- и единственно доступным для значительной невычегодские наставники являлись выход- части населения зырянских приходов. Со вто- цами из коми крестьянской среды. Знание на- рой половины XIX в. епархиальное начальство ставником церковнославянского языка, умение призывает приходских священников вести читать и толковать Писание являлись важней- внебогослужебные собеседования на родном шими требованиями, предъявляемыми к нему языке, более осторожно относясь к его исполь- верующими, поскольку его деятельность осу- зованию при богослужениях и церковных про- ществлялась в культурно-языковой среде, где поведях [6, 190]. было необходимо не только читать текст, но В начале XX века происходит дальнейшее и переводить наиболее важные места на коми развитие проповеднической деятельности язык, разъяснять основы вероучения в доступ- приходского духовенства, что во многом было ной форме. Стоит отметить, что в старообряд- обусловлено социально-культурными и поли- ческой среде сфера применения коми языка тическими изменениями. Во-первых, этот пе- была ограничена повседневным общением, риод характеризуется распространением гра- а языком богослужения и молитвы оставался мотности и развитием культуры чтения среди церковнославянский [5, 63–64]. российского крестьянства [30, 18], о чём сви- Как и в других регионах с нерусским насе- детельствуют и данные по Коми краю. Во-вто- лением [21, 276], в Коми крае староверы были рых, за два первые десятилетия XX в. проис- весьма успешны в распространении своих ходят значительные изменения церковно-госу- взглядов среди местных крестьян. Миссионе- дарственной политики: религиозная реформа ры отмечали, что старообрядческие наставни- 1905 г., отделение церкви от государства 1918 г. ки и рядовые верующие «не избегали бесед с Согласно отчётам Православных Братств, мирянами, в надежде увлечь их в свою веру». ежегодно публиковавшимся на страницах «Во- В тех приходах, где староверие существовало логодских епархиальных ведомостей», в 1900– давно и имело значительное число сторонни- 1917 гг. во многих сельских церквях Коми края ков, его влияние на религиозную жизнь сель- сохранялась и расширялась практика внебо- ских обществ оказывалось определяющим. гослужебных собеседований на коми языке. В «Православные, за редким исключением, поч- ходе бесед приходские священники объясняли ти все умеют ответить лишь то, что по этому Евангелие, рассказывали об истории праздни- поводу говорят раскольники. Необыкновенная ков, житии святых, объясняли таинства и об- редкость в таком приходе человек, крестящий- ряды Церкви, а также читали переведённые ся троеперстно, все двуперстники, даже самые на зырянский язык нравоучительные статьи. усердные и преданные церкви прихожане. У Отмечалось, что местные крестьяне с особой многих в употреблении староверские лестовки, 344 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

подручники, старообрядческие псалтыри и доказательством могут служить упоминания о другие книги. Многие православные ходят проповедях того или иного священника в от- смотреть и слушать раскольническое богослу- четах ОГПУ, правда, в связи с тем, что в ходе жение, и не всегда из одного любопытства, а проповеди были зафиксированы «антисовет- не редко из сочувствия к нему. Есть приходы, ские высказывания»2. Пытаясь привлечь лю- в которых влияние раскола так велико, что, по дей к церкви, священнослужители предприни- словам приходских священников, ни о ком из мали попытки ввести в церковную практику числящихся православными нельзя с уверен- богослужения на коми языке. Упоминание об ностью сказать, что не пойдет в раскол» [17, этом содержится в записях усть-куломского 20–22]. В своей деятельности старообрядче- крестьянина И. С. Рассыхаева. «В конце 1928 г. ские проповедники использовали и книжные <…> священник о. Иоанн начинал было уста- иллюстрации, что было особенно актуально новить литургии на зырянском языке, причём в среде малограмотного крестьянства. «Рас- несколько раз в январе пели на литургии не- кольники пользуются книгами искусно <…> которые песнопения по-зырянски, под моим Сначала покажут <…> картинку двухперстно- руководством. В один раз литургию служи- го сложения, против которой есть текст из ли полностью по-зырянски и священник, и «Стоглавника», «Кто аще не крестится двумя диакон, и клиросе, и я читал шестопсалмие перстами» и пр.» [16, 349]. В этих приходах по-зырянски». Он отмечает, что богослужения знание духовенством коми языка было необхо- на коми языке, понятном местным жителям, димым условием успешной службы, тогда как привлекали верующих в церковь, что вызвало незнание языка и применение репрессивных недовольство властей, и местный священник мер настраивали прихожан против священника «пение по-зырянски отложил» [11, 389]. Веро- и церкви [2, 159]. Таким образом, в сёлах, где ятно, инициатива батюшки вызвала негатив- совместно проживали староверы и официаль- ную реакцию властей не только из-за притока но православные, среди верующих широкое верующих в церковь, но и потому, что богослу- распространение получали предметы религи- жение на коми языке могло восприниматься озного обихода староверов; более того основы как попытка представителя церкви действо- православного вероучения большинству были вать в рамках проводимой советскими властя- известны именно в «старообрядческой редак- ми политики зырянизации. ции». Подобная ситуация сложилась посколь- ку разъяснения старообрядческих наставников Рецепция православия были более понятны и близки местному коми в крестьянской среде населению. На протяжении XIX в. приходское духовен- В начале 1920-х гг., когда Коми АО стано- ство регулярно жаловалось на незнание прихо- вится районом административной ссылки, жанами догматов веры и слепую привержен- деятельность ссыльного православного ду- ность обряду, на пренебрежение религиозны- ховенства (в частности, службы на квартирах ми правилами, связывая это с невежеством и верующих) вызывала опасения партийного ру- малограмотностью крестьян. Увеличение чис- ководства. Решение проблемы власти видели в ла грамотных в начале XX в. привело не толь- высылке ссыльных священников в «наиболее ко к ожидаемому более строгому следованию глухие места, где они окажутся совершенно церковному правилу и глубокому пониманию изолированными в силу незнания языка. Наи- основ православного вероучения, но и к само- более подходящими считать районы со старо- стоятельной активности набожных крестьян в обрядческим населением»1. вопросах чтения и осмысления религиозной Несмотря на отсутствие официальной ин- литературы [28, 28]. Различные варианты ре- формации, можно утверждать, что чтение про- ализации на практике индивидуального рели- поведей и беседы практиковались приходским гиозного опыта, основанного на изучении и духовенством до начал 1930-х гг. Косвенным переводе на родной язык религиозных текстов,

------1 НАРК. П-1. Оп. 1. Д.36. Л.39. 2 НАРК. П-1. Оп. 2. Д. 430. Л. 77; Д. 431. Л. 32, 60; Д. 606. Л. 109; Д. 760. Л. 82. 345 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

представляют истории двух крестьян Усть-Ку- он получил. Известно, что некоторое время ломской волости (верхняя Вычегда): Ивана Сте- он переводил слова священника Мыёлдинской пановича Рассыхаева из с. Усть-Кулом и Степа- церкви и по его поручению читал различные на Артемьевича Ермолина из с. Мыелдино. поучения [9, 508]. Приблизительно в 1900– И. С. Рассыхаев окончил Усть-Куломское 1901 гг. С. Ермолин начинает устраивать в начальное училище, где получил общие навы- с. Мыёлдино «церковные собрания на зырян- ки чтения и письма, позже активно занимался ском языке». Спустя два года такие беседы самообразованием. В своём дневнике он пишет, проводил не только он сам, но и его «ученик» что помимо художественной и учебной литера- Ефим Егорович Паршуков, который окончил туры, его всегда «занимали книги религиозного курс церковно-приходской школы, был по- содержания и церковных богослужений, так как слушником Ульяновского монастыря, позже я любил ходить в церковь и петь на клиросе» – наёмным учителем в дер. Колва. В 1904 г. [11, 535–354]. Иван Степанович создал рукопис- беседы на коми языке под руководством Сте- ную библиотеку энциклопедического характера пана проходят не только с. Мыёлдино, но и в на коми и русском языках. В течение всей жиз- других сёлах волости1. В 1912 г. число «учени- ни он собирал духовную литературу, создавал ков» Степана увеличилось, например, в Поже- рукописные сборники, в которых переписывал, годском приходе беседы начал проводить кре- а иногда и переводил на коми, литургические стьянин Н. Чисталев [9, 504]. тексты, жития, святоотеческие сочинения [8, «Духовные беседы», бур кылзем, проходили 339]. Известно, что одну из переписанных им в домах зажиточных крестьян. Днём верующие книг, «Описание Устькуломской Петропавлов- читали Псалтирь, а по вечерам собирались «для ской церкви», взяла его тётка, отправившаяся в духовных песнопений». Как отмечал священник монастырь в Костромской губернии. В библи- Усть-Немской церкви А. Сапожников, «как псал- отеке самого И. С. Рассыхаева было несколько тырь, так равно и пение произвольно им самим (Е. книг, доставшихся ему в наследство или пода- Паршуковым – В.В.) переводится на зырянский ренных родственниками и односельчанами [11, язык, а также даётся произвольное толкование 354–362]. Вопрос о том, имели ли его рукописи <…> Напев всех духовных пений не установлен- читателей из числа жителей Усть-Кулома, оста- ный церковью, а на манер свадебных. В содержа- ётся открытым, поскольку дневник не содержит ние их входят слова частью из духовных песно- подобных упоминаний. пений, а остальные представляют из себя бессо- И. С. Рассыхаев регулярно посещал службы, держательный и бессмысленный набор слов»2. исповедовался и причащался, пел на клиросе. В 1904 г. у С. Ермолина были изъяты и пред- В 1920-е годы он активно помогал священни- ставлены в консисторию церковные служебни- ку в организации богослужения на коми языке: ки, книги духовно-нравственного содержания переписывал песнопения на зырянском языке, и тетради с выписками самого Степана. Епар- руководил церковным хором. Несмотря на рост хиальный миссионер Н. Следников и препода- «безбожного движения» и значительные труд- ватель духовной семинарии К. Богословский ности, с которыми он сталкивался с приходом внимательно изучив их пришли к выводу, что советской власти («меня зачислили в кулаки «тетради представляют выдержки из творений <…> за то, что я был человек религиозный»), Св. Отцов и различных сочинений православ- вплоть до закрытия церкви в селе Иван Степа- ных архипастырей и показывают достойный нович принимает деятельное участие в жизни удивления труд лиц, прочитавших множество местной религиозной общины [11, 370–393]. духовно-нравственных книг, из которых сдела- Иначе развивалась история другого грамот- ны выписки мест, поразивших сердце читате- ного крестьянина Степана (Стефана) Артемье- ля». Фрагменты тетрадей, сохранившиеся в ар- вича Ермолина. Дата его рождения неизвестна, хиве консистории, содержат карандашные вы- как нет и сведений о том, какое образование писки на русском языке3. В 1912 г. миссионер

------1 Государственный архив Вологодской области (ГАВО). Ф. 496. Оп. 1. Д. 18472.Л. 3, 22 2 ГАВО.Ф. 496. Оп. 1. Д. 18472. Л. 4. 3 ГАВО. Ф. 496. Оп. 1. Д. 18472. Л. 22.

346 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

видел у крестьянина дер. Большелуг рукопис- религиозной кампании2. Более того, именно ные тетради со стихами С. Ермолина [9, 559], они были активными противниками закрытия что позволяет предположить, что подобные те- церквей, решаясь на прямое противодействие тради с переводами религиозных песнопений властям3 на коми язык, получившие распространение среди местных крестьян, способствовали рас- Обсуждение и заключение пространению учения бурсьылысь (букв. пев- цы добра). Нельзя не согласиться с утверждением Миссионеры и приходские священники П. Верта, что православные практики нерус- были весьма недовольны деятельностью кре- ских народов России по существу являлись стьянских проповедников, указывали, что «ми- вариациями практик русского православия рянин не имеет права учить и проповедовать», [31, 240]. Вместе с тем в каждом конкретном предупреждали о возможном церковном суде и регионе они имели свои особенности, обу- наказании вплоть до отлучения от церкви. В то словленные историческими, географически- же время они отмечали, что «нельзя пока ука- ми, политическими, этническими и социаль- зать каких-либо явных заблуждений в учении и но-экономическими факторами. В первой тре- явного противления или разделения от церкви» ти XX века этнический и конфессиональный [9, 507]. Несмотря на то, что со временем важ- состав Коми края был однородным: порядка ной частью религиозной практики бурсьылысь 90% населения составляли коми-зыряне, ис- стали элементы мистицизма, для многих веру- поведовавшие православие. Коми язык актив- ющих ключевым оставались именно толкова- но использовался сельским духовенством в ния религиозных текстов и песнопения на коми катехизаторской деятельности, а в некоторых языке. По-мнению одного из последователей приходах и в богослужебной практике. Знание Степан обладал особой благодатью постольку, языка, умение вести беседы и доступно изла- поскольку «учит так же, как и в церкви учат, гать основы вероучения приобретали особое и имеет способность переводить на зырянский значение в тех районах, где активную пропо- язык» [9, 505]. В беседах со священниками ве- ведническую деятельность вели староверы. рующие говорили, что они готовы отказаться Старообрядческие наставники зачастую были от бесед, проводимых Степаном, но хотели более успешны в распространении своих идей бы, чтобы в деревнях, находящихся далеко от именно благодаря тому, что являясь выходцами церкви, священник «благословлял читать и пе- из местной крестьянской среды, могли доступ- реводить данные им книги или листки без вся- но разъяснить основы вероучения на родном ких своих толкований» [9, 511]. языке верующих. Несмотря на довольно сложные взаимоот- В начале XX в. увеличение числа грамот- ношения между священниками и бурсьылы- ных среди коми крестьян привело к распро- сьяс, последние оставались прихожанами при- странению практики переписывания и перево- ходских церквей. В 1920-е годы, по сведениям да религиозных текстов на коми язык. С одной ОГПУ, число последователей этого учения в стороны, она выражалась в чтении, создании Мыёлдинской волости составляло 70%, при- рукописных копий, переводе текстов религи- чём, в их число входила значительная часть озно-нравственного содержания на коми язык молодёжи. Советские власти характеризовали отдельными набожными крестьянами, как для это движение как сектантское, делая основной личного пользования, так и для помощи свя- упор на мистических практиках1. При этом в щеннику в организации служб. С другой сторо- отчётах ОГПУ отмечалось, что на своих со- ны, она привела к появлению переводчиков и браниях бурсьылысь возмущались закрытием толкователей религиозных текстов из крестьян- церквей, изъятием церковных ценностей, аре- ской среды, деятельность которых вызывала стами священнослужителей и ростом анти- недовольство клира. Ярким примером является

------1 НАРК. П -1. Оп. 2. Д. 430. Л. 29; Д. 475. Л. 5. 2 НАРК. П-1. Оп. 2. Д. 431. Л. 15. 3 НАРК. П-1. Оп. 2. Д. 804. Л. 24.

347 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

сформировавшееся в начале XX в. на верхней Таким образом, языковая специфика зы- Вычегде религиозное течение бурсьылысьяс, рянских приходов во многом определяла основой которого была практика перевода и тол- местные религиозные практики, как на ин- кования религиозных текстов на коми языке во ституциональном, так и на индивидуальном время молений, проходивших в частных домах. уровнях.

Список источников и литературы 1. Агаджанян А., Русселе К. Как и зачем изучать современные религиозные практики? // Религиозные практики в современной России. М.: Новое издательство, 2006. С. 11–32. 2. Бартенев П. Воспоминания о моей жизни в Печорском краю Усть-Сысольского уезда // Прибавления к Вологодским епархиальным ведомостям. 1915. № 6. С. 155–160. 3. Бондаренко О. Е., Вайровская С. М. Начальная школа // История Коми с древнейших времён до со- временности. В 2 т. / Под ред. И. Л. Жеребцова, А. А. Попова, А. Ф. Сметанина. Сыктывкар: Анбур, 2011. Т. 2. С. 134–138. 4. Васина С. М. Приходское духовенство Марийского края в XIX – начале XX вв.: дис. … канд. ист. наук. Йошкар-Ола, 2003. 361 с. 5. Власова В. В. Старообрядческие группы коми: конфессиональные особенности социальной и обря- довой жизни. Сыктывкар: КНЦ УрО РАН, 2010. 172 с. 6. Власова В. В. Христианское просвещение в зырянских приходах Вологодской епархии: беседа и церковная проповедь на родном языке // Этнографическое обозрение. 2017. № 1. С. 183–195. 7. Власова В. В. Изменение религиозной ситуации в сельских районах Республики Коми в XX веке (советский и постсоветский периоды) // Эволюция культурной среды в субарктической зоне европейского Севера и Западной Сибири: культурные традиции, система жизнеобеспечения, социальные связи / Отв. ред. О. И. Уляшев. Сыктывкар: Ин-т ЯЛИ Коми НЦ УрО РАН, 2018. С. 96–117. (Труды ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН. Вып. 76). 8. Волкова Т. Ф., Филиппова В. В. «Дневные записки» Усть-куломского крестьянина И. С. Рассыхаева (1902 – 1953 годы). Предисловие к публикации // Памятники письменности в хранилищах Республики Коми. Сыктывкар: Коми республиканская типография, 2013. Часть I. Вып. 2. С. 336–351. 9. Вологжанин. Новый «братец» Стефан Вологодский (материалы для истории новейшего мистическо- го сектантства) // Прибавления к Вологодским епархиальным ведомостям. 1912. № 19, С. 477–483; № 20, С. 504–512; № 21, С. 513–556; № 22, С. 557–561. 10. Гагарин Ю. В. История религии и атеизма народа коми. М.: Наука. 1978. 325 с. 11. Дневные записки Ивана Степанова Разсыхаева // Памятники письменности в хранилищах Респу- блики Коми. Сыктывкар: Коми республиканская типография, 2013. Часть I, Вып. 2: С. 352–415. 12. Зайцев А. В. Христианизация нерусских народов Среднего Поволжья в отечественной историогра- фии (вторая половина XIX-начало XX вв.): автореф. дис. … канд. ист. наук. Казань, 2008. 29 с. 13. Крестьянинов А. В. Отечественная историография имперской религиозной политики по отноше- нию к нерусским народам Среднего Поволжья: автореф. дис. … канд. ист. наук. Казань, 2015. 23 с. 14. Мартынов С. В. Печорский край. Очерки природы и быта. Население, культура, промышленность. СПб.: Типография М. М. Стасюлевича, 1905. 276 с. 15. Население Республики Коми: прошлое, настоящее, будущее (о чём рассказывают переписи) / В. Я. Сквозников, И. Л. Жеребцов, В. В. Фаузер, Н. П. Безносова. Сыктывкар: Госкомстат Республики Коми, 2001. 175 с. 16. Неофит. С далекой Печоры (весточка от пастыря) // Прибавления к Вологодским епархиальным ведомостям. 1912. № 14. С. 348–351. 17. Одиннадцатое годичное собрание членов Вологодского Православного Братства во имя Всеми- лостиваго Спаса. Отчёт о деятельности Братства за 11 год существования. Вологда: Тип. Вологодского Губернского Правления, 1897. 29 c. 18. Отчёт о деятельности Великоустюжскаго Православного Стефано-Прокопиевского Братства за 1902 – 1903 год, седьмой год существования Братства (с 26 апреля 1902 года по 26 апреля 1903 года) // Прибавления к Вологодским епархиальным ведомостям. 1904. № 9. С. 49–64. 19. Отчёт о деятельности Великоустюжскаго Православного Стефано-Прокопиевского Братства за 1905 – 1906 год – десятый год существования Братства (с 26 апреля 1905 года по 26 апреля 1906 года) // Прибавления к Вологодским епархиальным ведомостям. 1907. № 13. С. 283–291. 348 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

20. Панченко А. А. Христовщина и скопчество: Фольклор и традиционная культура русских мистиче- ских сект. М.: ОГИ, 2003. 541 с. 21. Пулькин М. В. Православный приход и власть в середине XVIII в. – начале XX в. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2009. 422 c. 22. Таймасов Л. A. Православная церковь и христианское просвещение народов Среднего Поволжья во второй половине XIX – начале XX века. Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-та, 2004. 524 с. 23. Таскаев А. М. Уровень грамотности населения Коми Автономной области по данным Всесоюзной переписи населения 1926 г. // Историко-культурные аспекты изучения северных территорий России (ис- следования, источники, историография). Сыктывкар: ГОУ ВО КРАГСиУ, 2017. С. 185–195. 24. Хайдуров М. В. Русская Церковь в «инородческом» крае: некоторые особенности служения пра- вославного духовенства в Коми крае в XIX – начале XX века // Национальные отношения на Европей- ском Северо-Востоке: история и современность (социально-экономические, политические и культурные аспекты). Сыктывкар: ИЯЛИ, 2009. С.92–98. (Труды института языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН. Вып. 66). 25. Федюнева Г. В. Письменность и становление коми литературной традиции (XIX – XX вв.) // Арт = Лад. 2009. № 4. С. 4–18. 26. Феоктистов А. П. Очерки по истории формирования мордовских письменно-литературных языков. Саранск: Мордов. книж. изд-во, 2008. 392 с. 27. Якушина Н. Н. Влияние православной культуры на систему жизнеобеспечения мордвы (середина XVIII – начало XXI вв): дис. … канд. ист. наук. Саранск, 2014. 204 с. 28. Engelstein L. Old and New, High and Low: Straw Horsemen of Russian Orthodoxy // Orthodox Russia: belief and practice under the tsars / Ed. by Valerie A. Kivelson and Robert H. Greene. Pennsylvania: The Pennsylvania State University Press, 2003. Pp. 23–58. 29. Orthodox Russia: belief and practice under the tsars / Ed. by Valerie A. Kivelson and Robert H. Greene. Pennsylvania: The Pennsylvania State University Press, 2003. 291 р. 30. Young G. Power and the Sacred in Revolutionary Russia: Religious Activists in the Village. Pennsylvania: Pennsylvania State University Press, 1997. 307 p. 31. Werth P. W. Orthodoxy as Ascription (and beyond)/ Religious identity on the Edges 0f the Orthodox Community, 1740 – 1917 // Orthodox Russia: belief and practice under the tsars / Ed. by Valerie A. Kivelson and Robert H. Greene. Pennsylvania: The Pennsylvania State University, 2003. Pp. 239–251.

References

1. Agadzhanyan A., Russele K. Kak i zachem izuchat’ sovremennye religioznye praktiki? [How and why study modern religious practices?]. Religioznye praktiki v sovremennoj Rossii [Religious practices in present-day Russia]. Moscow: Novoe izdatel’stvo Publ., 2006, pp. 11–32. (In Russian) 2. Bartenev P. Vospominanija o moej zhizni v Pechorskom kraju Ust’-Sysol’skogo uezda [Memories about my life in the Pechora region of Ust-Sysolsk District]. Pribavleniya k Vologodskim eparhial’nym vedomostjam [Supplements to the Vologda diocesan news], 1915, no. 6, pp. 155–160. (In Russian) 3. Bondarenko O. E., Vayrovskaya S. M. Nachal’naja shkola [Primary school]. Istorija Komi s drevnejshih vremen do sovremennosti. V 2 t. [History of the Komi: from the ancient times to our days. In 2 vol.]. Syktyvkar: Anbur Publ., 2011. Vol. 2. pp. 134–138. (In Russian) 4. Vasina S. M. Prihodskoe duhovenstvo Marijskogo kraja v XIX – nachale XX vv. [Parish clergy of the Mari region in the XIX – early XX centuries]. Yoshkar-Ola, 2003. 361 p. (In Russian) 5. Vlasova V. V. Staroobrjadcheskie gruppy komi: konfessional’nye osobennosti social’noj i obrjadovoj zhizni [Old believers groups of the Komi: confessional features of social and ritual life]. Syktyvkar: KNC UrO RAN Publ., 2010. 172 p. (In Russian) 6. Vlasova V. V. Hristianskoe prosveshhenie v zyrjanskih prihodah Vologodskoj eparhii: beseda i cerkovnaja propoved’ na rodnom jazyke [Christian Education in Zyrian parishes of the Vologda Eparchy: conversation and Church homily in the native language]. Jetnograficheskoe obozrenie [Ethnographic Review], 2017, no. 1, pp. 183–195. (In Russian) 7. Vlasova V. V. Izmenenie religioznoj situacii v sel’skih rajonah Respubliki Komi v XX veke (sovetskij i postsovetskij periody) [Change of the religious situation in rural districts of the Komi Republic in the XX century (Soviet and post-Soviet periods)]. Jevoljucija kul’turnoj sredy v subarkticheskoj zone evropejskogo Severa i Zapadnoj Sibiri: kul’turnye tradicii, sistema zhizneobespechenija, social’nye svjazi [Evolution of the cultural

349 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. environment in the subarctic zone of the European North and Western Siberia: cultural traditions, life support system, social connections]. Syktyvkar: In-t YaLI Komi NZ UrO PAN Publ., 2018. pp. 96–117. (In Russian) 8. Volkova T. F., Filippova V. V. «Dnevnye zapiski» Ust’-kulomskogo krest’janina I. S. Rassyhaeva (1902– 1953 gody). Predislovie k publikacii [«Day Notes» of Ust-Kulom peasant I. S. Rassykhaev (1902–1953). Preface to publication]. Pamjatniki pis’mennosti v hranilishhah Respubliki Komi [Monuments of the written language in the repositories of the Komi Republic]. Syktyvkar: Komi respublikanskaja tipografija Publ., 2013. Part I, vol. 2. pp. 336–351. (In Russian) 9. Vologzhanin Novyj «bratec» Stefan Vologodskij (materialy dlja istorii novejshego misticheskogo sektantstva) [New «brother» Stefan of Vologda (materials for the history of the newest mystical sectarianism)]. Pribavleniya k Vologodskim eparhial’nym vedomostjam [Supplements to the Vologda diocesan news], 1912, no. 19, pp. 477– 483; no. 20, pp. 504–512; no. 21, pp. 513–556; no. 22, pp. 557–561. (In Russian) 10. Gagarin Yu. V. Istorija religii i ateizma naroda komi [History of religion and atheism of the Komi people]. Moscow: Nauka Publ., 1978. 325 p. (In Russian) 11. Dnevnye zapiski Ivana Stepanova Razsyhaeva [Day notes by Ivan Stepanov Rassykhayev]. Pamjatniki pis’mennosti v hranilishhah Respubliki Komi [Monuments of the written language in the repositories of the Komi Republic]. Syktyvkar: Komi respublikanskaja tipografija Publ., 2013. Part I, vol. 2. pp. 352–415. (In Russian) 12. Zaytsev A. V. Hristianizacija nerusskih narodov Srednego Povolzh’ja v otechestvennoj istoriografii (vtoraja polovina XIX – nachalo XX vv.) [Christianization of non-Russian people of the Middle Volga region in Russian historiography (the second half of the XIX – early XX centuries)]. Kazan, 2008. 29 p. (In Russian) 13. Krestyaninov A. V. Otechestvennaja istoriografija imperskoj religioznoj politiki po otnosheniju k nerusskim narodam Srednego Povolzh’ja [Russian historiography of the imperial religious policy towards the non-Russian people of the Middle Volga]. Kazan, 2015. 23 p. (In Russian) 14. Martynov S. V. Pechorskij kraj. Ocherki prirody i byta. Naselenie, kul’tura, promyshlennost’ [Pechora region. Essays of nature and life. Population, culture, industry]. Saint-Petersburg: Tipografija M. M. Stasjulevicha Publ., 1905. 276 p. 15. Naselenie Respubliki Komi: proshloe, nastojashhee, budushhee (o chem rasskazyvajut perepisi) [Population of the Komi Republic: past, present, future (what the census tells about)]. Skvoznikov V. Ya., Zherebtsov I. L., Fauzer V. V., Beznosova N. P. Syktyvkar: Goskomstat Respubliki Komi Publ., 2001. 175 p. (In Russian) 16. Neofit S dalekoj Pechory (vestochka ot pastyrja) [From far-off Pechora (news from the shepherd)]. Pribavlenija k Vologodskim eparhial’nym vedomostjam [Supplements to the Vologda diocesan news], 1912, no. 4. pp. 348–351. (In Russian) 17. Odinnadcatoe godichnoe sobranie chlenov Vologodskogo Pravoslavnogo Bratstva vo imja Vsemilostivago Spasa. Otchet o dejatel’nosti Bratstva za 11 god sushhestvovanija [The eleventh annual meeting of the members of the Vologda Orthodox Brotherhood in the name of the All-mercy Savior. Report about the activitiy of the Brotherhood for the 11 year of its existence]. Vologda: Tip. Vologodskogo Gubernskogo Pravleniya Publ., 1897. 29 p. (In Russian) 18. Otchet o dejatel’nosti Velikoustjuzhskago Pravoslavnogo Stefano-Prokopievskogo Bratstva za 1902–1903 god, sed’moj god sushhestvovanija Bratstva (s 26 aprelja 1902 goda po 26 aprelja 1903 goda) [Report about the activity of the Veliky Ustyug Orthodox Brotherhood of Stefan and Prokopiy for 1902–1903, the seventh year of the Brotherhood (from April 26, 1902 to April 26, 1903)]. Pribavlenija k Vologodskim eparhial’nym vedomostjam [Supplements to the Vologda diocesan news], 1904, no. 9, pp. 49–64. (In Russian) 19. Otchet o dejatel’nosti Velikoustjuzhskago Pravoslavnogo Stefano-Prokopievskogo Bratstva za 1905–1906 god – desjatyj god sushhestvovanija Bratstva (s 26 aprelja 1905 goda po 26 aprelja 1906 goda) [Report about the activity of the Veliky Ustyug Orthodox Brotherhood of Stefan and Prokopiy for 1905–1906 – the tenth year of the Brotherhood (from April 26, 1905 to April 26, 1906)]. Pribavlenija k Vologodskim eparhial’nym vedomostjam [Supplements to the Vologda diocesan news], 1907, no. 13, pp. 283–291. (In Russian) 20. Panchenko A. A. Hristovshhina i skopchestvo: Fol’klor i tradicionnaja kul’tura russkih misticheskih sekt [Khristovschina («the Christ’s faith», «the sect of Khlysty») and Scopchestvo («the Castrates»): Folklore and traditional culture of Russian mystical sects]. Moscow: OGI Publ., 2003. 541 p. (In Russian) 21. Pulkin M. V. Pravoslavnyj prihod i vlast’ v seredine XVIII v. – nachale XX v. [Orthodox parish and power in the middle of the XVIII century – early XX century]. Petrozavodsk: Karel’skij nauchnyj centr RAN Publ., 2009. 422 p. (In Russian) 22. Taymasov L. A. Pravoslavnaja cerkov’ i hristianskoe prosveshhenie narodov Srednego Povolzh’ja vo vtoroj polovine XIX – nachale XX veka [The Orthodox Church and the Christian enlightenment of the people of the Middle Volga region in the second half of the XIX – early XX century]. Cheboksary: Izd-vo Chuvash. un-ta Publ., 2004. 524 p. (In Russian) 350 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

23. Taskaev A. M. Uroven’ gramotnosti naselenija Komi Avtonomnoj oblasti po dannym Vsesojuznoj perepisi naselenija 1926 g. [The literacy rate of the Komi Autonomous Oblast population according to the All-Union Census of 1926]. Istoriko-kul’turnye aspekty izuchenija severnyh territorij Rossii (issledovanija, istochniki, istoriografija) [Historical and cultural aspects of the study of the Northern territories of Russia (researches, sources, historiography)]. Syktyvkar: GOU VO KRAGSiU Publ., 2017. pp. 185–195. (In Russian) 24. Khaydurov M. V. Russkaja Cerkov’ v «inorodcheskom» krae: nekotorye osobennosti sluzhenija pravoslavnogo duhovenstva v Komi krae v XIX – nachale XX veka [The Russian Church in the «allogeneous» region (region with non-Russian population): some features of the ministry of the Orthodox clergy in the Komi region in the XIX – early XX century]. Nacional’nye otnoshenija na Evropejskom Severo-Vostoke: istorija i sovremennost’ (social’no-jekonomicheskie, politicheskie i kul’turnye aspekty) [National relations in the European Northeast: history and modernity (socio-economic, political and cultural aspects).]. Syktyvkar: IJaLI Publ., 2009. pp. 92–98. (In Russian) 25. Fedyuneva G. V. Pis’mennost’ i stanovlenie komi literaturnoj tradicii (XIX–XX vv.) [Writing language and the formation of the Komi literary tradition (XIX – XX centuries.)]. Art-Lad [Art-Lad], 2009, no. 4, pp. 4–18. (In Russian) 26. Feoktistov A. P. Ocherki po istorii formirovanija mordovskih pis’menno-literaturnyh jazykov [Essays on history of the formation of the Mordovian written and literary languages]. Saransk: Mordov. kn. izd-vo Publ., 2008. 392 p. (In Russian) 27. Yakushina N. N. Vlijanie pravoslavnoj kul’tury na sistemu zhizneobespechenija mordvy (seredina XVIII – nachalo XXI vv) [The influence of Orthodox culture on the life support system of the Mordovians (middle XVIII – early XXI centuries).]. Saransk, 2014. 204 p. (In Russian) 28. Engelstein L. Old and New, High and Low: Straw Horsemen of Russian Orthodoxy. Orthodox Russia: belief and practice under the tsars. Ed. by Valerie A. Kivelson and Robert H. Greene. Pennsylvania: The Pennsylvania State University, 2003. pp. 23–58. (In English) 29. Orthodox Russia: belief and practice under the tsars. Ed. by Valerie A. Kivelson and Robert H. Greene. Pennsylvania: The Pennsylvania State University, 2003. 291 р. (In English) 30. Young G. Power and the Sacred in Revolutionary Russia: Religious Activists in the Village. Pennsylvania: Pennsylvania State University Press, 1997. 307 p. (In English) 31. Werth P. W. Orthodoxy as Ascription (and beyond). Religious identity on the Edges of the Orthodox Community, 1740–1917. Orthodox Russia: belief and practice under the tsars. Ed. by Valerie A. Kivelson and Robert H. Greene. Pennsylvania: The Pennsylvania State University. 2003. pp. 239–251. (In English)

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ

Власова Виктория Владимировна, старший научный сотрудник сектора этнографии Институт языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук ФБГУН Федерального исследовательского центра «Коми научный центр УрО РАН» (167982, Российская Федера- ция, Республика Коми, г. Сыктывкар, ул. Коммунистическая, д. 26, каб. 501), кандидат исторических наук. ORCID ID: 0000-0002-4934-4192 [email protected]

ABOUT THE AUTHOR:

Vlasova Victoria Vladimirovna, Senior Researcher, Institute of Language, Literature and History of the Komi Science Centre of the Ural Branch of the RAS (167982, Russian Federation, the Komi Republic, Syktyvkar, Kommunisticheskaya st., 26), Candidate of Historical Sciences. ORCID ID: 0000-0002-4934-4192 [email protected]

351 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

УДК 398.2(=511) DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-352-362

Райшев: художник в контексте эпохи

М. Ф. Ершов БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок», г. Ханты-Мансийск, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. В настоящей статье в качестве историко-этнографических источников рассмотрен ряд ху- дожественных работ Геннадия Степановича Райшева. Предметом исследования стали компоненты его этнического сознания. Цель: анализ творчества хантыйского художника как оригинального исторического и историко- этнографического феномена, ярко отражающего этническую идентичность, менталитет коренных наро- дов Севера и особенности современной эпохи. Материалы исследования: графические и живописные работы Г. С. Раишева, а также тексты его пу- бликаций, посвященные проблемам творчества. Результаты и научная новизна. Исследование показало тесную связь творчества Г. С. Раишева как с традиционной мифологией народа ханты, так и проблемами сегодняшнего дня. Работы Г. С. Раишева свидетельствуют о том, что в миф не исчез из сферы общественного сознания. Изменились его формы, носители, но сохранились глубинные структуры. Как и ранее интеллигенция коренных малочисленных народов Севера ретранслирует старые и новые мифические массивы, а художник зачастую выступает в роли медиатора между ними. Произведения художника впервые характеризуются как историко-этногра- фический источник. Ключевые слова: графика, живопись, источник, Г. С. Райшев, традиционная культура, художник, этнос. Благодарности: Автор выражает искреннюю благодарность информантам, в первую очередь Н. Федо- ровой, Е. Акелькиной и А. Галямову, а также всем анонимным рецензентам. Для цитирования: Ершов М.Ф. Райшев: художник в контексте эпохи // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 352–362.

Rayshev: the artist in the context of the epoch

M. F. Ershov Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, Khanty-Mansiysk, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. The article considers a number of works by Gennady Stepanovich Rayshev as historical and ethnographic sources. The subjects of the research are components of his ethnic consciousness. Objective: to analyze the creative work of the Khanty artist as an original historical and ethnographic source reflecting the ethnic identity, the mentality of the indigenous people of the North and the features of contemporary epoch. Research materials: based on the visual, historical and cultural analysis of graphic and pictorial canvases and principal statements of G. S. Rayshev on the problems of artistic creativity. Results and novelty of the research. The extinction of traditional culture did not lead to the disappearance of a myth. Its forms and carriers changed, but its deep structure had preserved. A myth still exists, though it has changed its shape. As in the past, the intelligentsia of the indigenous people of the North retransmits and transforms the old and new mythical arrays.

352 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

The analysis of the Khanty artist Rayshev’s creativity shows that on meeting of different cultures the creative persons are as mediators between the past myths and modernity. Without losing previous ties with the native culture, G. S. Rayshev is engaged in verbal or pictorial design of worldview structures, identity and thoughts of the ethnos. He also reflects historical and cultural realities of his ethnos. On the example of G. S. Rayshev, the creative vision of the national character, which is wider than the usual philistine opinions, is clearly manifested. The vivid images, depicted in his paintings, contribute to the preservation of ethnic stereotypes, knowledge of everyday details and elements of everyday life that determine the specifics of the people’s life. It is possible to assert that the works of G. S. Rayshev represent not only undeniable artistic value, but also they have the properties of historical and ethnographic source. Key words: graphics, painting, source, G. S. Rayshev, traditional culture, artist, ethnos. Acknowledgements: the author expresses sincere gratitude to the informants, first of all N. Fyodorova, E. Akelkina and A. Galyamov, as well as to all anonymous reviewers. For citation: Ershov M. F. Rayshev: the artist in the context of the epoch // Vestnik Yugrovedeniya = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 352–362.

Введение процессов требуют, в числе прочего, примене- ния исторического анализа для дальнейшего Диффузионные процессы в культурах развития российской государственности. Из- коренных малочисленных народов Севера вестно, что малочисленные народы Севера ис- ведут к переплетению неоархаики и совре- пытали мощное воздействие извне, в первую менных средств выражения. Осознание со- очередь со стороны русской культуры. Важно циальных реалий у творцов неоархаики про- знать разнообразие последствий этого воздей- исходит неодинаково, но есть и общие точки ствия, и его восприятие глазами культурных соприкосновения. Одной из них являются реципиентов. визуальные образы. Но, к сожалению, разоб- Теоретическим обоснованием решения ви- щённость современного гуманитарного зна- зуальных проблем занимается множество из- ния такова, что искусствоведы, литературо- вестных исследователей, таких как Ж. Руш, веды, этнографы и историки слишком мало У. Дж. Т. Митчелл, Д. МакДугалл, образы, по- уделяют внимания достижениям в смежных мимо них, изучаются и в прикладных дисци- дисциплинах. Одновременно учёные при- плинах, в пропаганде, брендинге, вплоть до об- знают появление нового визуального мира, учения силовиков [21; 22; 23; 24; 26]. Феномены который воспринимается не как текст, но в образов используются и в историко-этнографи- качестве образа. Налицо востребованность ческих исследованиях разного уровня [12; 25; 1; разысканий в данной сфере. 2; 19; 10; 20]. Творчество Г. С. Райшева также Актуальность изучения особенностей твор- не обделено вниманием исследователей. Искус- чества Г. С. Райшева не подлежит сомнению. ствоведами проводятся научно-практические Художник воспроизводит мифические образы конференции, посвящённые художнику [9; 15; хантыйского этноса, переводя их из сферы ска- 18], выходят в свет публикации о специфике его заний в визуальные ряды. Он доносит до нас образов [3; 7; 8; 11; 16; 17; 18]. специфику исчезающей традиционной куль- Картины и прозаические зарисовки это- туры на Северо-Западе Сибири. К глубокому го мастера «выламываются» из узкопрофес- сожалению, многие особенности данной куль- сионального искусствоведческого дискурса туры либо утрачены, либо включены в сферу и вызывают интерес у представителей мно- коммерческого использования. жества гуманитарных специальностей. Его Проблема заключается в декодировании произведения, по нашему мнению, допустимо элементов этнического сознания, которые при- рассматривать не только с искусствоведческих сутствуют у Райшева. Осознание исторической оснований. Однако, исторических и этногра- и социокультурной эволюции, которую претер- фических работ, посвящённых творчеству певает национальная культура в меняющемся Г. С. Райшева, практически нет. Определённым мире, представляет не только академический исключением стали доклады, опубликованные интерес. Злободневность и острота этнических автором настоящей статьи [5; 6].

353 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Цель настоящей публикации заключается Однако его персонажи, при всей их харак- в анализе творчества Райшева как оригиналь- терности, всё же, фактически обделённые ин- ного исторического и историко-этнографиче- дивидуальными чертами и конкретными эт- ского источника, ярко отображающего этни- нографическими деталями. Герои, в большин- ческую идентичность, менталитет коренных стве своём, как бы обезличены, первоначально народов Севера и особенности той эпохи, в ко- они воспринимаются как некие наброски без торой живёт незаурядный художник. Её дости- подробностей, без детализации. Это, однако, жение возможно при разрешении ряда задач. вовсе не означает отсутствия интереса к ним На каких основаниях Г. С. Райшев конструи- со стороны художника. В его картинах люди рует визуальную Вселенную, достоинствами такие, какие они есть, без прикрас. Художник которой не перестают удивляться его поклон- не занимается обличением социальных язв, ники? Каковы его творческое воспроизведение лакировкой или окарикатуриваем персонажей. ценностей российской культуры и особенно- Напротив, он воспринимает их уважительно, сти реагирования на социальные изменения? ведь в традиционной культуре отказ от демон- В каком именно направлении происходит эво- стративного выделения в социуме и из социу- люция художника? ма есть признак нормы. Быть со всеми, делить общую судьбу для Материалы и методы членов численно ограниченного коллектива есть несомненное положительное достоинство. Позиция художника обнародована в его И сегодня ещё на селе, чтобы выделиться, тре- интервью и статьях, которые, наряду с карти- буется обладать не столько положительными, нами, допустимо причислить к историко-эт- сколько, в глазах окружающих, отрицательны- нографическим источникам [14]. Исследова- ми свойствами. Обособляться и что-либо дока- ние основано на визуальном и историко-куль- зывать здесь просто не принято. Жизнь вне го- турном анализе графических и живописных рода обычно закрыта для посторонних, а сосе- полотен и принципиальных высказываниях дям о соседях и так всё известно. На картинах Г. С. Райшева по проблемам создания художе- Райшева мы видим представителей типичного ственных произведений. При анализе произве- деревенского мира, ещё мало затронутого ин- дений использован междисциплинарный под- дустриальной цивилизацией, того сообщества, ход для раскрытия черт этнического сознания близкого к природе, где неразвиты индивиду- и уникальности его творческого видения. ализм, авторское начало, узкая специализация и демонстративное обособление людей друг от Результаты друга. Мир этот во многом патриархален, автоно- Какие наличествуют причины для смеще- мен и изолирован от жизни Большой России. ния интереса в сторону анализа историко- Текущая политика, лозунги, призывы по отно- этнографических компонентов в творчестве шению к такому миру выступают избыточным Райшева? Перечислим некоторые из них. Ху- информационным шумом, вредной трескотней, дожник знает особенности культуры и психо- которая есть и которую надо терпеть, понимая, логии обско-угорских народов. Он тяготеет к что она не способна внести в деревенские реа- изображению этнической специфики, на его лии ничего положительного. Принципиальный полотнах запечатлено множество фольклор- отказ художника от детализации, реализма ных мотивов. В его творчестве отсутствуют и фотографической точности позволили ему резко выраженный индивидуализм и элитар- выявить типичные образы, уходящие в небы- ный эгоцентризм. Напротив, Райшев явно тие, которые в ином случае были бы закрыты стремится к типизации и социальности. Но излишним количеством частностей. социальность в работах Райшева представле- Игнорирование внешних зрелищных ситу- на по-особенному. Кажется, что, она близка ативных моментов – характерная черта твор- к описанию повседневности. Художника ин- чества Райшева. Поневоле вспоминается юри- тересует деревенское локальное сообщество, дическая формула, с которой в XVII в. царская своя малая родина. власть обращалась к аборигенам Сибири: что- 354 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

бы они жили «в покое и тишине безо всякого границы и русла меняются год от года. Лесные сумнения». Нужны чрезвычайные обстоятель- стволы, тянущиеся вверх, чтобы затем, превра- ства, чтобы этот мир утратил внутреннюю титься в бурелом и валежник. Зверей и птиц в гармонию и пришёл в движение. Не случайно их недолгий животный век. Здесь всё непроч- то трагедийное впечатление, которое произ- но, хрупко, и почти все части этого мира ждут водят на картинах Райшева проводы жителей своего конечного смертного часа. деревни, призванных на войну. Нарочитое от- Тривиально, но никуда не уйти от того об- сутствие проявления каких-либо эмоций (ху- стоятельства, что природно-географические дожником лаконично изображены «стёртые» условия непосредственно отображаются на лица мобилизованных на речном судне) только человеческом существовании. В древности на лишь усиливают чувство обречённости и мас- Севере Западной Сибири не было и не могло штаба отечественной катастрофы. быть монументальных культовых сооруже- Внешняя безсобытийность и погружение в ний. Просто потому, что природа не позабо- обыденное существование не означают отсут- тилась о наличии доступных крупных камен- ствия духовности, развития, наличия ярких ных монолитов, пригодных для обработки их черт. Этот мир ментально равновелик космосу человеком. Здесь царство дерева, которое в и живёт им. Ёмко оценивает Н. Н. Фёдорова нашем сыром климате подвержено гниению. образный ряд персонажей в серии «Мужички Границы камня, обработанного человеком, салымские»: «фигуры рыбаков, сотканные из определённы и прочны. О дереве такого не воды, волны, света, также легко соединяются скажешь. Поэтому сакральный мир абори- с большим водным пространством, как и вби- генов таёжной зоны лишь в незначительной рают его в себя, словно концентрируют, изо- мере наполнен вещным содержимым. Даже бражённые крупно, портретно – отсюда берет деревянные скульптуры духов-покровителей начало монументальность образов Райшева» и святые амбары обским уграм приходится [18, 24]. постоянно обновлять. И действительно, художник совершенно Дефицит определённости, материальности сознательно делает ставку на философское вынужденно компенсируется иными свойства- осмысление, в котором доминирует иррацио- ми. Их заменяют богатство и значимость об- нальное восприятие действительности в виде разной символики: узоров, орнамента. Человек расплывчатых интуитивных ассоциативных додумывает, воображает то, что не может быть образов. Для его «живописи более характерно воплощено в длительно живущих предметах. плоскостное изображение, нежели объёмное. Материальная бедность перевоплощается в бо- Объём не приемлет цвета, в то время как за- гатство образов. «Особенностью хантыйской дача живописи – воссоздать цвет в образе» [8, культуры является то, что, несмотря на ощуще- 100–101]. Итак, художником создан мир без ние окружающей действительности как живой граней и границ, где нет чёткой, геометриче- сущности, явления мира изображаются крайне ски правильной определённости линий, мир, условно, символически. Как известно, тенден- где вода перетекает в воздух, а воздух создаёт ция к условности и символизму характерна и оптические эффекты присутствия в небе ос- для Райшева. На мой взгляд, здесь художник новных райшевских героев. идёт тем же путём, подвержен тем же законо- Откуда они, странные визуальные свой- мерностям созидания, что и народ», – считает ства у этих картин: отсутствие цезур, коли- известный этнограф, специалист по хантый- чественных скачков, релятивизм объёмов, ским орнаментам Т. А. Молданова [11, 19]. призрачность линий, за которые не ухватишь- Если выделанные кожа, береста, покупные ся: исчезают? Чтобы понять его логику, необхо- ткани, с их орнаментами и узорами остава- димо мысленно выйти за границы обитаемого лись чуть ли не самыми долговечными худо- мира, что со временем Г.С. Райшев и совершил жественными материалами, то весь остальной в своём творчестве. Что он мог увидеть и за- визуальный ряд приходилось как бы заново печатлеть на таёжных просторах родной Си- «изобретать». Влияние традиций здесь про- бири? Бесконечные и однообразные лесные и являлось опосредованно: в основном через лесотундровые равнины. Болота и реки, чьи заимствования из народных преданий. Так 355 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

создавались предпосылки для мысленного листов линогравюрной серии 1972 года. Люди конструирования мира, в котором фантазией ли они? – задаётся риторическим вопросом ис- творца замысловато воссозданы образы чело- кусствовед Ю. Герчук. – Но у этих «мужичков века и окружающей его природы. Оригиналь- салымских», непонятно как умещающихся в их ность художника из аборигенной среды пара- крошечных лодочках, есть имена и прозвища, доксальным образом реализовалась при обра- отчества и фамилии: «Егор большой», «Сер- щении к типичным фольклорным сюжетам. гей Петрович Кушлин», «Илюшка» и другие» Заметим, что Г. С. Райшев не рисует природу [3, 22]. как таковую, «один в один». На своих полотнах Европейская рациональность требует чёт- он создаёт не природу, а её автохтонные (этни- кого разделения на мир людей и животных, ческие) образы. Его картины не пригодны быть на сакральное и профанное. Но у аборигенов иллюстративным материалом для занятий по Сибири всё же иное, синкретическое мышле- биологии. ние. Не случайно, что в характере множества Различие существенное. В первом случае персонажей райшевских полотен доминирует художника интересуют объективные особен- такая черта, которую можно определить, как ности. Во втором – субъективное восприятие озорство – поведение, отличающееся от нор- окружающего пространства. Для выживания в мы. Подобные отклонения являются свиде- суровых условиях, мало приобретения только тельством имеющихся очеловеченных отличи- охотничьих навыков. Здесь необходим опре- тельных черт. В мифических представлениях делённый психический настрой. Полноценное между человеком, духом и зверем отсутствуют существование требует от человека внутрен- непроходимые границы. него приобщения к окружающему миру. Что- Взаимное несовершенство райшевских пер- бы этот мир по-настоящему стал твоим, ты и сонажей примиряет их различия, позволяя им сам должен частью этого мира. Ты должен на- доброжелательно сосуществовать в нарисован- учиться понимать окружающее пространство, ном пространстве художественного воображе- уметь его слушать и вести с ним доброжела- ния. Характерно, что в картинах отсутствует тельный диалог. жёсткий надрыв или негативное лобовое про- Нужны налаженные эмоциональные свя- тивостояние. Данный симбиоз конечно непри- зи. А они предполагают признание равенства крытое язычество. Здесь нет противоречия и раскрытие видимых свойств и внутренних с авторской оригинальностью. Особенность душевных качеств участников диалога. Так де- Райшева – постоянное нахождение на стыке лается следующий шаг от внешней эстетики к нескольких культур. Сын охотника-ханты и признанию одушевлённости сторон. «Эстети- русской чалдонки. Селянин и, одновременно, ческое всегда человечно – заявляет философ горожанин. Он профессиональный художник А. В. Гулыга. – Это способ утверждения антро- и авангардист, близкий по своей стилистике к поморфного начала. Для эстетического отно- неформалам и примитивистам. С одной сторо- шения к предмету не обязателен чувственный ны, признанный мастер: советская власть по- контакт с ним, но огромную роль играет зна- ощряла художественное творчество коренных ние о предмете. В равной мере это относится и малочисленных народов. С другой же – в ус- к настоящему, и к будущему, и к прошлому. От- ловиях преследования религии художник ока- сюда логически вытекает вывод: историческая зался в числе тех акторов (писателей, поэтов, реальность может и должна быть включена в художников), что пришли на смену шаманам и сферу эстетического освоения мира» [4, 59]. хранителям святых мест. Те выводы, к которым мыслители пришли Г. С. Райшев, как и иные представители логически, через умозаключения, художник национальной интеллигенции, вынужденно постигает интуитивно. У Райшева нет принци- стал посредником между миром официальной пиальных различий между образами деревен- культуры и миром культуры традиционной, ских жителей и лесных «шайтанов». И те, и почти подпольной; миром открытым, профан- другие в своих пропорциях и поступках вовсе ным и миром сакральным, закрытым для по- не идеальны. «Удивительные идолообразные сторонних. От своих родичей художник впи- персонажи смотрят в глаза зрителю в упор с тал традиционное язычество. От пребывания 356 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

в профессиональной среде – латентное неоя- В своих картинах художник фиксирует то зычество советской эпохи. В мировоззрении отчуждение от природного мира, которое про- обско-угорских народов были значимы пре- исходит постепенно. Это отчуждение, может дания о богатырях. Ушедшая советская эпо- протекать по-разному. Богатыри, менквы, не- ха генерировала героические образы борцов фтепромыслы, трубопроводы равно способны и строителей нового мира. Обе мифологемы, угрожать плавному течению лесной и водной хотя и по-разному, нацеливали на действие, на жизни, если происходит неестественная транс- одухотворённые поступки. формация их изначальной сути (картина «Же- В своё время художник вполне соответство- лезный шайтан»). Однако это не главная тема вал советским канонам. Он работал в технике в его творчестве. Изображённое им умиротво- линогравюры и отдал дань «суровому стилю» ряет, его картины обычно бесконфликтны. Для [17, 45]. Затем изображения романтических художника важно органичное наложение друг кряжистых героев, занятых тяжёлым физиче- на друга близких или полярных культурных ским трудом стали неактуальны. Райшев по- компонентов, их оригинальная переплавка, чувствовал это одним из первых. У него начал- чтобы этим действием были восстановлены ся переход от сюжетов индустриальной циви- мир и необходимая миру гармония. Именно лизации к отображению рудиментарного язы- это художественное кредо и стало своеобраз- чества. Устремлённость в прошлое – типичное ным способом его творческого взлёта. явление в эпоху смут и потрясений и художни- Для гуманитариев, занятых анализом исто- ки, которые чутко откликаются на вызовы вре- рической психики конкретного локального со- мени, достойны быть провидцами. Вот только циума и образов им порождённых, важно по- всегда ли общество способно их увидеть и ус- нять, не столько то, что Г. С. Райшев, пишет лышать? стихийно, по наитию – это и не требует особых «Герои избранники, жаждущие порядка, доказательств. В его творчестве интереснее убеждены, что окружающий их мир – хаос, другое. За хаосом сумбурных образов, рождён- что их взаимоотношения с этим миром нахо- ных интуицией художника, просматриваются дятся в стадии противостояния и что Путь ис- определённые социальные закономерности. правления этого хаоса – один: установление с Получается, что, по большему счёту, эволюция ним связи. Противостояние по сути становит- его творчества далеко не случайна. ся основой творения, творения взаимопонима- У Райшева персонажи советской эпохи («су- ния, взаимодобродетели, творения «должного» ровый стиль») вытесняются изображениями бытия» – говорит об особенностях творчества неказистых деревенских жителей, предстаю- национальных литераторов О. К. Лагунова [7, щих жертвами то ли государственной полити- 96]. Феномен избранничества, посредниче- ки, то ли обобщённого индустриального горо- ства, исправления далеко не безгрешного мира да. Затем фигуры селян зрительно вырастают, также органично присущ Райшеву. происходит их примитивизация, они, приоб- Избранничество осознается не только им, но ретая шаманские и сакральные черты, по су- и окружающими. В одной из поздравительных ществу сливаются с гигантскими мифически- речей Геннадий Райшев назван «культурным ми святыми духами обско-угорского эпоса. героем» [16, 12]. Действительно, художник, Параллельно им – и здесь несомненны юмор творя свой живописный мир, оказывается куда и даже авторская ирония – появляются другие ближе к нормам традиционной анонимной обобщённые персонажи, в меньшей мере свя- культуры, чем к профессиональной богеме, занные с миром традиционной культуры. озабоченной самовыражением и занятой поис- Таковы, например, полнотелые обнажённые ками меценатов. Он отказывается от участия красавицы. Они представлены максимально в выставочной суете и конкуренции в худо- сексуально, но, что называется, без затей. Ка- жественной среде. Он чужд «создания «ше- кая-либо эротика фактически отсутствует. Их девров», востребованных профессиональным телесность нарочито функциональна. Дето- сообществом и критиками [14], декларирует родная конкретика выдаёт позицию художни- противопоставление подлинного творчества ка. Это не прихотливый взгляд горожанина на искусству [13, 45]. природное естество. Так женщину, наверное, 357 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

были способны представить охотники (вспом- органы зрения неразличимы. Создаётся ощу- ним «палеолитических венер»), прагматичные щение, что художник рисует не столько людей, представители уходящей традиционной куль- сколько мелких мифических персонажей, ско- туры или художник, воспевающий этот мир. пище каких-то полунасекомых, живущих сует- Одновременно, изображённые у Райше- ливой и малоизвестной для нас жизнью. Одна- ва полные обнажённые женские тела обыч- ко при увеличении масштаба выясняется, что но самодостаточны. Они существуют как бы пустые глазницы в большей мере отображают сами по себе, без культурной наполненности. характерные черты своих хозяев. Безглазый Не секрет, что миру традиционной северной взгляд Петра поражает своей окаменелостью. культуры ближе закрытость (телесная, чувств, У него бесполезно просить милостей или снис- сокровенного, сакрального), чем вызывающая хождения. городская обнажённость. Райшевские обна- Так повсеместно выглядят глаза идолов: у жённые фигуры оказываются уместны для мо- египетских фараонов и статуй с острова Пас- заики, театральных декораций, трафаретных хи, у деревянных божеств обско-угорских на- позиций, заданных неизвестным режиссёром. родов. Идолы, будучи погружены в неведомые Кажется, что автор подразумевает присутствие для простых смертных раздумья, не замечают на таких картинах некой подспудной город- из своего потустороннего мира простого чело- ской телесной греховности, пусть и не объ- века. В традиционной культуре обско-угорских явленной открыто. Образы актёрства и греха, народов даже профанные предметы, например, здесь, вполне возможно, далеко не случайны. детские куклы-акань, в обязательном порядке В меняющемся обществе театр и грех обычно должны быть безглазыми. В противном случае исторически следуют за сакральными сюжета- в них может произойти вселение духов. При ми божественной мистерии [6]. таком «одушевлении» они становятся опас- Всё вышеизложенное не означает ставку ху- ными. Чтобы куклы не ожили, перед сном им дожника на изоляционизм. В многонациональ- символически прикусывают голову. ной и многоконфессиональной России это не- Своеобразным исключением в череде пи- возможно. Райшев, находясь на стыке культур, сательских и литературных персонажей стал запечатлел в творчестве неодинаковость этни- Н. В. Гоголь. Но зрителя пугают бегло очерчен- ческого восприятия широко известных хресто- ные, безумные глаза великого писателя, живу- матийных образов русской литературы. Его щего среди людей, и, подобно Вию, способ- видение отличается от общепринятого, чем он, ного видеть иной, запредельный мир. Глаза и как художник, собственно говоря, и интересен. само отображение внутреннего мира конкрет- Какие особенности бросаются в глаза при рас- ной личности, не являются для художника ос- смотрении райшевских иллюстраций? новной целью. Он рисует не личность, а отра- Художник не стремится к реалистичному жение того мира, в который она «заброшена» и изображению литературных сюжетов и пер- частью которого является. сонажей. Его иллюстративный ряд лаконичен; Не случайно, что иллюстрации к «Медно- это лёгкие линии, штрихи и намёки. Они пе- му всаднику» поражают особой слитностью. редают эмоции, но не фотографическую точ- Здесь нет обособленных элементов. Литая ность деталей. У изображённых им авторов и медь, литая, леденистая от холода вода, ли- их литературных героев «затемнены» анатоми- той как металл, заполонивший пространство ческие подробности. Характерная особенность пронизывающий ветер. Жизненное простран- творчества Райшева: в большинстве случаев он ство плотно заполнено. Так плотно, что почти не любит рисовать глаза. Их «нет» у Пушкина невозможно дышать. Жизнь и смерть слиты и пушкинских героев: Евгения, Петра Велико- воедино. Жизнь на гравюрах равна её уничто- го. Это взгляд в себе и для себя, он не предна- жению. Здесь господствуют времена и законы значен для постороннего наблюдателя. пусть и литературного, но мифа. Нечто подоб- Практически глаза отсутствуют на иллю- ное присутствует и в иллюстрациях к «Евге- страциях к произведениям М. Ю. Лермонтова. нию Онегину». Участники дуэли напоминают Кроме того, большинство героев изображены две проталины. Чуть появится больше солнеч- настолько мелко и даже схематично, что их ного света, и их не будет: растают. После дуэли 358 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

человеческие силуэты похожи на призрачные логи, художники слова и художники с кистью тени. В их фигурах начисто отсутствует реа- – ретранслируют и трансформируют старые лизм. Они блёклые копии подлинных смыслов, и даже отчасти новые мифы. Выясняется, что неведомых профанам. Произошедший поеди- традиционный миф оказался более живуч, чем нок – частный случай изменяющегося мира. ранее предполагалось. Даже с угасанием тра- Поэтому убитый более реалистичен, чем его диционной культуры он не исчез. Поменялась убийца. Он и изобразивший его художник, оба его форма, радикально поменялись носители близки к тайне. Один, потому что покинул этот мифа, но его глубинная структура в целом со- мир, другой – потому что обладает уникальной хранилась. Мифический массив по-прежнему способностью перевоплощать невидимое в ви- существует, хотя и сменил старые одеяния. зуальные образы. Это не означает, что у Райшева полностью У Райшева перевёрнуты смыслы относи- отсутствуют оригинальные начала. Визуализи- тельно привычного европейского восприятия. руя интересные ему образы, художник не стал Изображённые люди – без объёмов, они пло- бездумным фотографическим иллюстратором скостные, одномерные. И напротив, равнин- природы, или мифического мира. Он не дубли- ная территория не просто пустое место, она рует иной мир, напротив, творит его заново и дышит, живёт. Яркий пример – иллюстрации живёт в этом мире. Отстранённость и созерца- к пушкинской «Метели». На одном из рисун- тельность также характерны для Райшева, как ков на переднем плане изображена почти жи- и его космическая проблематика. Нынешние вая обработанная пашня, а барский особняк ситуационные проблемы для него не более чем Ненарадово смотрится позади как театральная этнографические частности. Отвлечённость декорация. Зритель подталкивается к коме- для этого художника настолько же типична, дийному пушкинскому сюжету с венчанием в насколько она необычна для обывателя. церкви. Этот мир един, но он не бесхозен и не Пример Райшева показывает, что творче- пассивен. Райшевский медведь из сна Татьяны ские представители национальных меньшинств Лариной выглядит более реальным, чем иные выступают сегодня в качестве культурных персонажи. Медведь у художника равен лесу, маргиналов (данный термин не является унич- что неудивительно, если вспомнить мифоло- ижительным, у него не оценочная, а социоло- гию обских угров. гическая нагрузка) и подвижников своего эт- носа. Противоречивое нахождение «на краю», Обсуждение и заключение позволяет быть причастными к нескольким культурам одновременно. Не утрачивая родной Какие выводы допустимо сделать из выше- культуры, они словесно и живописно выражают изложенных материалов? Иллюстрируя произ- чувства и мысли родного этноса, отображают ведения обско-угорского фольклора, равно как его историю и современные культурные реалии. и русской классической литературы, Райшев Горизонты художников по сравнению с обыч- творит по культурным лекалам, которые полу- ными людьми раздвинуты и у них сохраняются чал от той среды, где проходила его социали- ценности, знание бытовых частностей, тех эле- зация. Не мудрствуя лукаво, художник образно ментов обыденности, кои определяют конкрет- воспроизводит на своих полотнах компонен- ную специфику жизни народа. ты этнического сознания как обско-угорского, Их творчество, представляя художественную так и русского старожильческого населения. ценность, одновременно обладает свойства- Его работы – свидетельство того, что в ходе ми исторических и историко-этнографических исторического и культурного развития наше источников. Данные источники интересны мифическое сознание способно воспроизво- для исследователей и могут быть использова- диться разными способами (литература, празд- ны для выявления особенностей менталитета, ники, изобразительный ряд) и разными соци- истории общественного сознания, религиоз- альными стратами. ных и квазирелигиозных представлений, ана- В современности на смену былинным ска- лиза быта и повседневного существования, зителям пришли представители национальной при реконструкции исторической эволюции интеллигенции. Все они – этнографы, фило- образов, глубин психики и истории. 359 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Список источников и литературы

1. Батьянова Е. П. Визуальные образы в мировоззрении и фольклоре народов Севера // Вестник угро- ведения. 2018. Т. 8. № 4. С. 695–704. 2. Галямов А. А. Эволюция периферийных образов: от аборигенов Югры до казаков в Париже // Вест- ник Краснодарского государственного института культуры. Электронный научный журнал. 2019. № 1(18). URL: vestnikkguki.esrae.ru/20-374 (дата обращения: 18.04.2019). 3. Герчук Ю. Возможность жить в картине // Геннадий Райшев. Живопись. Графика. М.: Наше насле- дие, 1998. С. 20–25. 4. Гулыга А. В. Искусство истории. М.: Современник, 1980. 288 с. 5. Ершов М. Ф. Литературная классика в образах Г. С. Райшева // Культура и взаимодействие народов в музейных, научных и образовательных процессах – важнейшие факторы стабильного развития России. Омск: Наука, 2016. С. 114–115. 6. Ершов М. Ф. Образы Г. С. Райшева в исторической и социокультурной ретроспективе // Современ- ная финно-угорская филология: теория и практика: матер. Всерос. науч.-практ. конф. XIV Югорские чте- ния. Ижевск: Принт-2, 2016. С. 248–261. 7. Лагунова О. К. Феномен избранничества в художественной литературе языческого типа (на мате- риале русскоязычной прозы писателей Северной Азии 1980-1990 годов) // Вестник Тюменского государ- ственного университета. Гуманитарные исследования. 2015. Т. 1. № 1(1). С. 90–99. 8. Лазарева Л. Г. Философско-эстетические взгляды художника Г. С. Райшева // Материалы IV Югор- ских чтений. Ханты-Мансийск: Полиграфист, 2001. С. 97–102. 9. Личность и художественный процесс: к 75-летию Г. С. Райшева: мат. науч.-практ. конф. (17–18 ноя- бря 2009). Ханты-Мансийск: Полиграфист, 2009. 129 с. 10. Мазур Л. Н. Визуализация истории: новый поворот в развитии исторического познания // Quaestio Rossica. 2015. № 3. С. 161–178. 11. Молданова Т. А. Хантыйское мироощущение в творчестве Г. С. Райшева // Геннадий Райшев: грани творчества: мат. науч.-практ. конф. посв. 65-летнему юбилею художника. Ханты-Мансийск: Полиграфист, 2000. С. 17–20. 12. Пушкарева Н. Л. Природно-географический фактор и гендерный аспект аккультурации: советские женщины и японские интернированные в послевоенной Сибири (1945–1956) // Природно-географиче- ский факторы в повседневной жизни населения России: история и современность. мат. междунар. науч. конф. СПб.: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2019. С. 221–224. 13. Райшев Г. В картине должна быть тайна // Геннадий Райшев. Хантыйские легенды. Альбом. Сверд- ловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1991. С. 44–46. 14. Райшев Г. О себе. Автобиографическое // Геннадий Райшев. Живопись. 1960–2010-е годы: Альбом. Екатеринбург: Баско, 2014. С. 332–334. 15. Творчество Г. С. Райшева в контексте современной культуры. 1960–2010-е годы: матер. межрегион. научно-практ. конф. 17–19 ноября 2014. Ханты-Мансийск: Принт-Класс, 2015. 171 с. 16. Уварова И. Слово о художнике // Геннадий Райшев. Живопись. 1960–2010-е годы. Альбом. Екате- ринбург: Баско, 2014. С. 10–13. 17. Федорова Н. По бескрайним просторам творчества // Югра. Дела и люди. 1999. № 1(7). С. 45–47. 18. Федорова Н. Н. Грани жизни – грани творчества (по материалам коллекции Г. Райшева в Тюмен- ском музее изобразительных искусств) // Геннадий Райшев: грани творчества: матер. науч.-практ. конф. посв. 65-летнему юбилею художника. Ханты-Мансийск: Полиграфист, 2000. С. 23–26. 19. Храпова В. В. Новые методы визуализации материала на уроках истории города Новосибирска // Научное обозрение. Педагогические науки. 2017. № 5. С. 178–182. 20. Щербакова Е. И. Визуальная история: освоение нового пространства // Исторические исследования в России – III. Пятнадцать лет спустя. М: АИРО XXI, 2011. C. 473–488. 21. D’Elia C. L’anthropologie visuelle de Jean Rouch // Visual History. Rivista internazionale di storia e critica dell’immagine. 2016. no. 2. pp. 109–122. 22. Herman Amy E. Visual Intelligence. Sharpen Your Perception, Change Your Life. Boston: Houghton Mifflin Harcourt Publishing Company, 2017. 336 p. 23. MacDougall D. Transcultural Cinema. Princeton: Princeton Univ. Press, 1998. 328 p. 24. Mitchell W.J.T. What is Visual Culture? // Meaning in the Visual Arts: Views from the Outside. Princeton; NJ: Institute for Advanced Study, 1995. pp. 207–217. 25. Porshneva O. Image of the German enemy as perceived by Russian army soldiers during World War I // 360 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Quaestio Rossica. 2014. № 1. C. 79–94. 26. Roberts Gr. Imperial Visions: Packaging Design, Branding and National Identity in Contemporary Russia. Available at: https://www.academia.edu/5443570/Imperial_ Visions_Packaging_Design_Branding_and_ National_Identity_in_Contemporary_Russia (accessed: 18.04.2019).

References

1. Batyanova E. P. Vizualnye obrazy v mirovozzrenii i folklore narodov Severa [Visual images in the worldview and folklore of the people of the North]. Vestnik ugrovedenija [Bulletin of Ugric Studies], 2018, no. 8 (4), pp. 695–704. (In Russian) 2. Galyamov A. A. Jevoljucija periferijnyh obrazov: ot aborigenov Jugry do kazakov v Parizhe [The evolution of peripheral images: from aborigines of Yugra to Cossacks in Paris]. Vestnik Krasnodarskogo gosudarstvennogo instituta kultury. Jelektronnyj nauchnyj zhurnal [Bulletin of the Krasnodar State Institute of Culture. Electronic scientific journal], 2019, no. 1 (18). Available at: vestnikkguki.esrae.ru/20-374 (accessed: April 18, 2019). (In Russian) 3. Gerchuk Yu. Vozmozhnost zhit v kartine [The opportunity to live in the picture]. Gennadij Rajshev. Zhivopis. Grafika [Gennady Rayshev. Painting. Graphics]. Moscow: Nashe nasledie Publ., 1998. pp. 20–25. (In Russian) 4. Gulyga A. V. Iskusstvo istorii [Art of history]. Moscow: Sovremennik Publ., 1980. 288 p. (In Russian) 5. Ershov M. F. Literaturnaja klassika v obrazah G. S. Rajsheva [Literary classics in the images of G. S. Rayshev]. Kultura i vzaimodejstvie narodov v muzejnyh, nauchnyh i obrazovatel’nyh processah – vazhnejshie faktory stabilnogo razvitija Rossii [Culture and interaction of people in museum, scientific and educational processes as the most important factors for the stable development of Russia]. Omsk: Izd. Dom «Nauka» Publ., 2016. pp. 114–115. (In Russian) 6. Ershov M. F. Obrazy G. S. Rajsheva v istoricheskoj i sociokulturnoj retrospektive [Images of G. S. Rayshev in historical and sociocultural retrospective]. Sovremennaja finno-ugorskaja filologija: teorija i praktika: Mat. Vseross. nauchno-prakt. konf. XIV Ugorskie chtenija [Modern Finno-Ugric Philology: theory and practice: Materials of the All-Russian scientific and practical conference XIV Yugra Readings]. Izhevsk: Print-2 Publ., 2016. pp. 248–261. (In Russian) 7. Lagunova O. K. Fenomen izbrannichestva v hudozhestvennoj literature jazycheskogo tipa (na materiale russkojazychnoj prozy pisatelej Severnoj Azii 1980–1990 godov) [Phenomenon of the chosenness person in a literary text of pagan type (based on Russian prose writer of North Asia of 1980–1990)]. Vestnik Tumenskogo gosudarstvennogo universiteta. Gumanitarnye issledovanija [Bulletin of the Tumen State University. Humanities research], 2015, no. 1 (1), pp. 90–99. (In Russian) 8. Lazareva L. G. Filosofsko-jesteticheskie vzgljady hudozhnika G. S. Rajsheva [Philosophical and aesthetic views of the artist G. S. Rayshev]. Materialy IV Jugorskih chtenij [Materials of the IV Yugra Readings]. Khanty- Mansiysk: Poligrafist Publ., 2001. pp. 97–102. (In Russian) 9. Lichnost i hudozhestvennyj process: k 75letiju G. S. Rajsheva: mat. nauchno-prakt. konf. (17–18 nojabrja 2009) [Personality and artistic process: to the 75th anniversary of G. S. Rayshev: materials of the scientific- practical conference (November 17–18, 2009)]. Khanty-Mansiysk: Poligrafist Publ., 2009. 129 p. (In Russian) 10. Mazur L. N. Vizualizacija istorii: novyj povorot v razvitii istoricheskogo poznanija [Visualization of history: a new turn in the development of historical knowledge]. Quaestio Rossica [Quaestio Rossica ], 2015, no. 3, pp. 161–178. (In Russian) 11. Moldanova T. A. Hantyjskoe mirooshhushhenie v tvorchestve G. S. Rajsheva [Khanty worldview in the works of G. S. Rayshev]. Gennadij Rajshev: grani tvorchestva: Mat. nauch.- prakt. konf,. posv. 65-letnemu jubileju hudozhnika [Gennady Rayshev: the verges of creativity: Materials of the scientific-practical conference dedicated to the 65th anniversary of the artist]. Khanty-Mansiysk: Poligrafist Publ., 2000. pp. 17–20. (In Russian) 12. Pushkareva N. L. Prirodno-geograficheskij faktor i gendernyj aspekt akkulturacii: sovetskie zhenshhiny i japonskie internirovannye v poslevoennoj Sibiri (1945–1956) [The natural-geographical factor and gender aspect of acculturation: Soviet women and Japanese internees in post-war Siberia (1945–1956)]. Prirodno- geograficheskij faktory v povsednevnoj zhizni naselenija Rossii: istorija i sovremennost. Mat. mezhdunar. nauch. konf. [Natural and geographical factors in the daily life of the population of Russia: history and modernity. Materials of the international scientific conference]. Saint-Petersburg: LGU im. A. S. Pushkina Publ., 2019. pp. 221–224. (In Russian) 13. Rayshev G. V kartine dolzhna byt tajna [The picture must have a secret]. Gennadij Rayshev. Hantyjskie legendy. Albom [Gennady Rayshev. Khanty Legends. Album]. Sverdlovsk: Sred.-Ural. kn. izd-vo Publ., 1991. pp. 44–46. (In Russian) 361 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

14. Rayshev G. O sebe. Avtobiograficheskoe [About myself. Autobiographical]. Gennadij Rayshev. Zhivopis. 1960–2010-e gody: Albom [Gennady Rayshev. Painting. 1960–2010s: Album]. Yekaterinburg: Basko Publ., 2014. pp. 332–334. (In Russian) 15. Tvorchestvo G. S. Raysheva v kontekste sovremennoj kultury, 1960-2010-e gody: mat. mezhregion. nauchno-prakt. konf., 17–19 nojabrja 2014 [Creativity of Rayshev in the context of modern culture, 1960–2010s: materials of the interregional scientific and practical conference, November 17–19, 2014]. Khanty-Mansiysk: Print-Klass Publ., 2015. 171 p. (In Russian) 16. Uvarova I. Slovo o hudozhnike [A word about the artist]. Gennadij Rayshev. Zhivopis. 1960–2010-e gody: Albom [Gennady Rayshev. Painting. 1960-2010s: Album]. Yekaterinburg: Basko Publ., 2014. pp. 10–13. (In Russian) 17. Fyodorova N. Po beskrajnim prostoram tvorchestva [Over the vast expanses of creativity]. Yugra. Dela i ludi [Yugra. Affairs and people], 1999, no. 1 (7), pp. 45–47. (In Russian) 18. Fyodorova N. N. Grani zhizni – grani tvorchestva (po materialam kollekcii G. Raysheva v Tjumenskom muzee izobrazitel’nyh iskusstv) [The verges of life – the verges of creativity (based on the collection of G. Rayshev in the Tyumen Museum of Fine Arts)]. Gennadij Rayshev: grani tvorchestva: Mat. nauch.-prakt. konf. posv. 65-letnemu jubileju hudozhnika [Gennady Rayshev: the verges of creativity: Materials of the scientific- practical conference dedicated to the 65th anniversary of the artist]. Khanty-Mansiysk: Poligrafist Publ., 2000. pp. 23–26. (In Russian) 19. Khrapova V. V. Novye metody vizualizacii materiala na urokah istorii goroda Novosibirska [New methods of visualization of the material in the history lessons of the city of Novosibirsk]. Nauchnoe obozrenie. Pedagogicheskie nauki [Scientific Review. Pedagogical sciences], 2017, no. 5, pp. 178–182. (In Russian) 20. Shherbakova E. I. Vizualnaja istorija: osvoenie novogo prostranstva [Visual history: mastering the new space]. Istoricheskie issledovanija v Rossii – III. Pjatnadcat let spustja [Historical researches in Russia – III. Fifteen years later]. Moscow: AIRO XXI Publ., 2011. pp. 473–488. (In Russian) 21. D’Elia C. L’anthropologie visuelle de Jean Rouch. Visual History. Rivista internazionale di storia e critica dell’immagine, 2016, no. 2, pp. 109–122. (In French) 22. Herman Amy E. Visual Intelligence. Sharpen Your Perception, Change Your Life. Boston: Houghton Mifflin Harcourt Publ. Company, 2017. 336 p. (In English) 23. MacDougall D. Transcultural Cinema. Princeton: Princeton Univ. Press, 1998. 328 p. (In English) 24. Mitchell W. J. T. What is Visual Culture? Meaning in the Visual Arts: Views from the Outside. Princeton, NJ: Institute for Advanced Study, 1995. pp. 207–217. (In English) 25. Porshneva O. Image of the German enemy as perceived by Russian army soldiers during World War I. Quaestio Rossica, 2014, no. 1, pp. 79–94. (In English) 26. Roberts Gr. Imperial Visions: Packaging Design, Branding and National Identity in Contemporary Russia. Available at: https://www.academia.edu/5443570/Imperial_ Visions_Packaging_Design_Branding_and_ National_Identity_in_Contemporary_Russia (accessed April 18, 2019) (In English).

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ: Ершов Михаил Фёдорович, ведущий научный сотрудник, БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский ин- ститут прикладных исследований и разработок» (628011, Российская Федерация, Ханты-Мансийский ав- тономный округ – Югра, г. Ханты-Мансийск, ул. Мира, 14 А), кандидат исторических наук. [email protected]. ORCID 0000-0002-8518-4368

ABOUT THE AUTHOR: Ershov Mikhail Fyodorovich, Leading Researcher, Ob-Ugric Institute for Applied Researches and Development (628011, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug –Yugra, Khanty-Mansiysk, Mira st., 14A), Candidate of Historical Sciences. [email protected]. ORCID 0000-0002-8518-4368

362 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

УДК 39 (394, 392) DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-363-372

Обско-угорская этническая мобилизация

Е. П. Мартынова ФГБОУ ВО «Тульский государственный педагогический университет им. Л. Н. Толстого», г. Тула, Российская Федерация [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. В статье рассматривается феномен этнической мобилизации на обско-угорских материалах, который ранее не подвергался специальному изучению. Анализируется роль общественных организаций и практик этновозрождения, направленных на поддержание этнической идентичности хантов и манси. Раскрывается стратегия участия общественных лидеров из числа коренных народов Югры в политиче- ских процессах конца ХХ – начала XXI вв. Цель статьи: исследовать процессы, инициированные этнической интеллигенцией, по формированию групповой сплочённости коренных народов ХМАО – Югры. Материалы исследования: работа основывается на наблюдениях автора в ходе этнографических экс- педиций в Ханты-Мансийский округ в период 1988 – 2002 годов. Результаты и научная новизна. Выявлены факторы, способствующие возрождению этнической мо- билизации. Во-первых, перенос общественного дискурса в область партнёрских отношений с органами государственной власти. Во-вторых, организационное оформление традиционной хозяйственной дея- тельности путём создания родовых общин как особых органов хозяйствования и самоопределения, сохра- нения традиционного образа жизни и культуры. В-третьих, развёртывание масштабного этнокультурного движения, и как следствие – актуализация религиозных ценностей, этнопросветительская деятельность среди молодёжи и школьников, а также установление международных связей с представителями финно- угорских народов, что способствовало повышению статуса этнических культур. Определена особенность обско-угорской этнической мобилизации, которая выражалась не в массовых протестных движениях, а в групповых и персональных креативных инициативах. Главной политической силой мобилизованной этничности выступили общественные организации округа, прежде всего, Ассо- циация «Спасение Югры», объединившие наиболее активную часть интеллектуальной этнической элиты. Созидательная активность сплотила представителей коренных народов округа, появилась новая внеэт- ническая идентичность – представители обских угров (ханты, манси) стали называть себя «коренными», «аборигенами». Новым в изучении мобилизации этничности является то, что большинство исследований по этой про- блеме проводилось в регионах, в которых была ситуация межэтнического конфликта, а Югра была и остаётся толерантным регионом. Ключевые слова: Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, коренные народы Севера, этническая мобилизация, этничность, этническая интеллигенция, общественные организации. Благодарности: работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проект № 18-05-60040 «Новые технологии и социальные институты коренного населения Российской Арктики: возможности и риски», рук. Е. А. Пивнева). Для цитирования: Мартынова Е. П. Обско-угорская этническая мобилизация // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 363–372.

Ob-Ugric ethnic mobilization

E. Р. Martynova Tula State Pedagogical University Lev Tolstoy, Tula, Russian Federation, [email protected]

363 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

ABSTRACT Introduction. The article deals with the phenomenon of ethnic mobilization on Ob-Ugric materials, which has not previously been subjected to special study. The role of social organizations and ethno-generation practices, aimed at maintaining the ethnic identity of the Khanty and Mansi, is analyzed. The strategy of participation of social leaders from a number of the indigenous peoples of Yugra in the political processes of the late XX – early XXI centuries is revealed. Objective: to research the processes, initiated by the ethnic intelligentsia, on the formation of group cohesion of the indigenous peoples of the Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra. Research materials: the article is based on the observations of the author during the ethnographic expeditions to the Khanty-Mansiysk Okrug in the period 1988–2002. Results and novelty of the research. In the article the following factors, contributing to the revival of ethnic mobilization, are revealed: firstly, the transfer of public discourse in the field of partnerships with government authorities; secondly, the organizational registration of traditional economy by creation of the tribal communities as special economic and self-determination bodies and preservation of the traditional way of life and culture; thirdly, the development of a large-scale ethnocultural movement, and as a result, the actualization of religious values, ethnic educational activity among young people and schoolchildren, as well as the development of international relations with representatives of the Finno-Ugric peoples, which contributed to the improvement of the status of ethnic cultures. The specificity of the Ob-Ugric ethnic mobilization was determined. It was realized not in massprotest movements, but in group and personal creative initiatives. The public organizations of the Okrug (first of all, the «Yugra Rescue» Association), which united the most active part of the intellectual ethnic elite had become the main political power of the mobilized ethnicity. Creative activity had united the representatives of the indigenous people of the Okrug; a new non-ethnic identity emerged – the representatives of the Ob Ugrians (Khanty, Mansi) began to call themselves «indigenous» and «aborigines». New in the study of the mobilization of ethnicity is the fact that most of the research on this topic was carried out in regions in which situation of inter-ethnic conflict were registered. In this aspect, Yugra was and remains a tolerant region. Key words: Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, indigenous people of the North, ethnic mobilization, ethnicity, ethnic intelligentsia, public organizations. Acknowledgments: the research was carried out with the financial support of the of the Russian Foundation for Basic Research (project № 18-05-60040 «New Technologies and Social Institutions of the Indigenous Peoples of the Russian Arctic: Opportunities and Risks» (scientific adviser E. Pivneva). For citation: Martynova E. Р. Ob-Ugric ethnic mobilization // Vestnik Yugrovedeniya = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 363–372.

Введение обществ, рост числа приверженцев, опреде- ление места в общественно-политической В понятийный аппарат этнологии термин жизни регионов, претензии на выражение по- «этническая мобилизация» попал благодаря литических интересов всех коренных народов М. Н. Губогло. В 1990-е годы были проведе- [7, 240–248]. В целом же феномен этнической ны исследования по этой тематике, ориен- мобилизации на обско-угорских материалах тированные на изучение проблем языка, эт- не подвергался специальному изучению, хотя ничности в России и на постсоветском про- многие аспекты проблемы получили освеще- странстве (преимущественно в Поволжье, ние в трудах Е. А. Пивневой, которая иссле- Крыму и Молдавии) [2; 19]. Применительно довала институты и практики «этновосста- к коренным народам Севера Западной Сиби- новления», т.е. стратегии, воспроизводящие ри понятие «этническая мобилизация» было и поддерживающие этническую идентич- использовано Е. Ю. Кошелевой при создании ность хантов и манси [15]. Е. В. Перевалова периодизации этнических движений [7]. Она изучила процессы этнического возрождения назвала так первый этап их активности в кон- в ХМАО–Югре с позиций власти и этнич- це 1980 – начале 1990-х годов, для которого ности, раскрыв роль этнических лидеров в было характерно организационное оформле- политических процессах конца ХХ – начала ние в формате культурно-просветительных XXI вв. [14].

364 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Материалы и методы о своих интересах и намерении их отстаивать. Цели демонстрировали стремление к отказу от Работа основывается на наблюдениях авто- советской политики патернализма и перехода ра в ходе этнографических экспедиций в Бе- к партнёрским отношениям с государственной резовский, Октябрьский, Ханты-Мансийский, и региональной властью. Деятельность Ассо- Нефтеюганский, Сургутский районы округа циации разворачивалась на фоне активности в период 1988 – 2002 годов. В те годы автор общероссийских и международных организа- принимала участие во многих мероприятиях, ций, выражавших интересы коренных народов проводившихся в ХМАО, впечатления от ко- Севера. Е. В. Перевалова обратила внимание торых также помогли написать эту работу. В на то, что этнические лидеры ХМАО (наряду основе инструментария исследования лежит с ЯНАО) ярко проявили себя в значительной конструктивистский подход к феномену этнич- степени благодаря причастности к землеполь- ности, который сочетается с традиционалист- зованию и природопользованию в районах скими взглядами. стратегической экономической значимости – нефтегазоносных провинциях [14, 330]. Результаты Не случайно этническая мобилизация в ХМАО началась с разворота в общественном Как заметила Е. А. Пивнева, «в ХМАО на- дискурсе к традиционному землепользованию чало процессов “этнического возрождения” и хозяйству КМНС. В годы «перестройки» связано с созданием общественной органи- вопросы землеустройства и самоуправления зации “Спасение Югры”» [15, 85]. Она было стали центральными как для общественных образована на волне общественного подъёма деятелей, так и учёных [13; 17; 20]. В 1989 г. в стране в августе 1989 г. активистами, вооду- в округе было принято решение «Об образо- шевлёнными движениями коренных народов вании территорий приоритетного природо- за рубежом. У истоков организации стояли пользования коренного населения», утверж- Т. С. Гоголева, Т. А. Молданова, Р. С. Ользи- дённое в 1990 г. решением Совета народных на, Н. Г. Алексеева, З. С. Рябчикова и др. По депутатов ХМАО. Этим же решением был мнению М. Балзер, Ассоциация зародилась на утверждён Статус территории приоритетного «матриархате нового стиля» и на дружбе жен- природопользования (ТПП) коренного насе- щин [22, 148, 149]. Этих и других политиков ления ХМАО. В документах подчёркивалось, из этнических лидеров вдохновляла идея эт- что такие территории создавались с целью нокультурного возрождения коренных наро- обеспечения условий сохранения и развития дов, интерес к самобытности которых заметно исторически сложившихся отраслей хозяй- проявился на общегосударственном уровне. В ствования (оленеводства, охоты, рыболовства, этой связи стоит упомянуть имя Е. А. Гаер, чьи звероводства, сбора и переработки дикоро- выступления как народного депутата СССР сов) как материальной основы жизнеобеспе- смотрела вся страна. чения и духовной культуры народов Севера» Основные задачи «Спасения Югры» были (Ст. 1). Принятие официальных постановлений декларированы как консолидация коренных ма- вызвало общественный резонанс. Не только лочисленных народов Севера (далее – КМНС) этнические лидеры, но и власти на местах об- округа; защита их среды обитания; сохране- ратили серьёзное внимание на необходимость ние этнической самобытности, уклада жизни, всяческой поддержки традиционных отраслей культуры; обеспечение системы защиты (пра- хозяйства коренных народов. Выделенные тер- вовой, социальной, экономической), установ- ритории приоритетного природопользования ление самоуправления, обеспечивающего са- были закреплены за предприятиями – госпром- мостоятельное определение приоритетов сво- хозами, коопзверпромхозами, оленеводчески- его развития; осуществление взаимодействия ми совхозами, рыбколхозами, т.е. структурами, с правительством округа, муниципальными в которых на тот момент были представлены органами, укрепление связей в финно-угор- охотничий промысел, рыболовство, оленевод- ском мире [12]. Так, наряду с другими наро- ство. Общая площадь ТПП составила около тре- дами СССР, КМНС Югры публично заявили тьей части от территории округа. Распределение 365 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

по районам выглядело следующим образом: экономический кризис рубежа 1980 – 1990-х Сургутский – 27,3% от общеотведённых зе- годов, приведший к падению производства на мель, Нижневартовский – 18,6%, Белоярский большинстве предприятий аграрно-промыш- – 18,3%, Берёзовский – 13,5%, Кондинский – ленного комплекса. В начале 1990-х годов кол- 9,6%, Ханты-Мансийский – 5,8%, Нефтеюган- хозно-совхозная система развалилась, прекра- ский – 5,2%, Октябрьский – 1,7% [8, 101]. тили деятельность ПОХи, в результате сотни В 1992 г., в ХМАО было утверждено «По- семей КМНС оказались безработными и пе- ложение о статусе родовых угодий». Оно раз- решли на режим самообеспечения. Коренные рабатывалось в целях дальнейшего воплоще- жители Сургутского и Нижневартовского рай- ния прав КМНС на защиту исконной среды онов сделали ставку на занятие оленеводством, обитания, возрождение традиционного хозяй- которое показалось своеобразным «спасатель- ствования, сохранение и развитие самобыт- ным кругом», поскольку давало возможность ной культуры. В Положении «родовые угодья» выживания силами отдельных семей в услови- были определены как естественно-природный ях безработицы. Во многом это было связано с комплекс территорий, на которых исторически невозможностью организовать собственными сложился образ жизни и формы традиционно- силами сбыт «чёрной» рыбы, которую добы- го хозяйствования коренных жителей ХМАО вали по обским притокам. Спрос на пушнину (Ст. 1). Большая часть родовых угодий в округе также упал, что существенно снизило значи- была отведена в 1992 – 1994 гг. в пожизненное мость доходов от охотничьего промысла. Ори- наследуемое владение. Позже они стали пере- ентация на оленеводство была замечена акти- даваться коренному населению на условиях вистами из числа КМНС, которые сочли сохра- аренды сроком от пяти до двух лет. нение и поддержку оленеводства одной из важ- По данным на 2001 г., в ХМАО было закре- ных задач. Политиков поддержали представи- плено 477 родовых угодий общей площадью тели власти, которым пришлось столкнуться с 13,825 млн. га, что составляло 25,8% террито- массовой безработицей среди КМНС на фоне рии округа. Больше всего «родовых угодий» повышенного внимания к ним со стороны об- было выделено в Сургутском и Нижневартов- щественности. В 1989 г. в Сургутском районе ском районах [8, 103]. Нужно признать, что было закуплено за пределами округа 300 голов распределение РУ по районам в определённой оленей, которые были распределены среди без- степени отражало степень сохранности тради- оленных и малооленных семей. Всего в период ционных отраслей хозяйства на конец ХХ в. 1997 – 2001 гг. в ХМАО было закуплено 3800 В восточных районах округа проживало оленей [4, 91]. больше всего семей, занимавшихся традици- Ш. Дудек подметил, что у сургутских хан- онными для обских угров таёжным оленевод- тов олень и оленеводство стали символом ством, охотой и рыболовством. Жители бас- традиционного образа жизни [4, 91]. Занятие сейнов Агана, Тромъегана, Пима, Ваха, Югана частным оленеводством приобрело знаковое в советские времена считались работниками значение и для хантов Нижневартовского, Бе- колхозов или совхозов, промыслово-охотни- лоярского районов. В период 1990 – начала чьих хозяйств (ПОХ), но реально промыслы 2000-х годов в округе отмечался своеобразный рыбы и зверя вели индивидуально (силами се- оленеводческий бум. Некоторые семьи корен- мьи), а оленеводство и вовсе практиковалось ных народов пытались возродить утраченные только как «личное» или, говоря современным в советские времена навыки выпаса оленей, но языком, частное. К тому же здесь сохранялся не всегда достигали цели. Многие олени гибли «исконный» для таёжных жителей принцип из-за недостатка профессиональных навыков расселения группами из нескольких семей, ухода и выпаса. В Белоярском, Сургутском, чаще родственных. Эти обстоятельства ска- Нефтеюганском и Нижневартовском районах зались на том, что восточные ханты и лесные упор делался на развитие частных оленевод- ненцы первыми заявили о своём желании ве- ческих хозяйств. В Берёзовском районе в на- сти традиционное хозяйство на землях пред- чале 1990-х годов обсуждался вопрос о возро- ков. Нужно упомянуть и том, что к такому вы- ждении отгонного крупностадного оленевод- бору их в значительной степени подталкивал ства на Северной Сосьве (в дер. Кимкьясуй 366 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

и Нильдино, где стадо существовало до 1961 «Кимкьясуй» (Сосьвинский п/с), «Мищне» г.). Однако отсутствие опытных пастухов сре- (Тегинский с/с), «Сакват» (Саранпаульский ди манси не позволило реализовать идею о с/с), «Неримово» (Ванзетурский с/с). К 2000 г. возвращение сосьвинского стада из Саранпа- появились новые: «Рахтынья» и «Витхон» уля [16, 51–52]. На протяжении 1990-х годов (п. Сосьва). «Север» (п. Ломбовож), «Кедр» численность оленей в округе падала. Так, в (п. Сартынья), «Турват» (п. Ванзетур), «Квай- 1990 г., по официальным данным, насчитыва- кья» (д. Малеевка), «Нялк» (д. Анеево), лось 32,3 тыс. голов, в 1999 г. – 25,1 тыс. голов. «Устрем» (п. Устрем), «Пугоры» (п. Пугоры), В 2004 г. в округе был принят Закон «О раз- «Сыгва» (п. Саранпауль). Эти общины суще- витии северного оленеводства в Ханты-Ман- ственно различались по численности (от 5 до сийском автономном округе – Югре», кото- 78 чел.), их этнический состав был неоднород- рый ориентирован на развитие этой отрасли. ным (наряду с манси, хантами, в них вошли коми- Об эффективности предусмотренных Законом зыряне, русские). Деятельность родовых об- мер свидетельствует тот факт, что поголовье щин курировала районная администрация че- оленей стало увеличиваться. К 2015 г. оно вы- рез Комитет по делам малочисленных народов росло до 39,2 тыс. голов [5]. Севера. Общины были созданы и в других Для реализации идеи о возрождении и раз- районах округа. К сожалению, они не смогли витии традиционного хозяйствования в окру- адекватно решить основную хозяйственно- ге, наряду с Ассоциацией «Спасение Югры», экономическую задачу того времени – орга- были созданы общественные организации: низацию сбыта продукции традиционных от- «Союз оленеводов-частников», активность ко- раслей хозяйства. Деятельность общин разво- торого направлена на сохранение оленеводства рачивалась благодаря системе дотаций, а сей- как особой культурной среды и координацию час за счёт грантовой поддержки. В контексте деятельности оленеводческих хозяйств, «Союз данной статьи важно то, что родовые общины общин коренных малочисленных народов Се- организовывались на волне демократическо- вера», устав которого предполагает сохране- го подъёма для развития традиционных от- ние и развитие традиционных отраслей хозяй- раслей хозяйства коренных народов Севера и ствования. Традиционные виды хозяйственной сохранения их традиционного образа жизни, деятельности способствуют поддержанию эт- культуры. Значимым моментом было то, они нической самобытности КМНС, ведь другие создавались на «исконных» землях коренных народы слабо представлены в них (а в олене- народов, где проживали предки. Поэтому эт- водстве отсутствую вовсе). Именно этим во нические лидеры, да и не только они, воспри- многом объясняется пристальное внимание к нимали их как «родовые территории», имею- их развитию со стороны этнических лидеров щие духовную ценность. и органов власти разных уровней, что декла- Наряду с общинными проектами идею са- рировано во многих официальных документах. моуправления КМНС в ХМАО предлагалось Традиционным видам хозяйственной деятель- воплотить через создание так называемых «эт- ности отводится роль «этнообразующих» и нических статусных территорий» (ЭСТ). Груп- «этносохраняющих» [15, 86]. пой этнографов во главе с А. В. Головнёвым Параллельно с вопросами землепользова- было разработано два проекта – для Северной ния в начале 1990-х годов в ХМАО решались Сосьвы и Казыма [6; 16]. Эти проекты пред- задачи организационного оформления тради- усматривали самоорганизацию коренного на- ционной хозяйственной деятельности корен- селения в территориальных рамках сельских ных народов. Большие надежды тогда возлага- советов, где проживало смешанное население. лись на создание родовых общин как особых Заказчиками проектов была районная админи- органов хозяйствования и самоуправления. страция. Они предполагали учёт локальных хо- Лидером в общинном движении выступил Бе- зяйственно-культурных особенностей и разра- рёзовский район, где почти все родовые угодья ботку на их основании концепций социокуль- были закреплены за общинами. По данным за турного развития отдельных территориальных 1993 г., там были зарегистрированы следую- этнических сообществ. Концепция создания щие общины: «Войтехово» (Берёзовский п/с), ЭСТ оказалась нереализованной. 367 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Нужно обратить внимание на то обстоя- приглашали официальных гостей, снимали на тельство, что процесс «родовизации» в 1990-х фото- и видеокамеры. К слову сказать, отноше- годах был не только ставкой на традиционное ние коренных и местных жителей к такого рода хозяйство, но и средством урегулирования от- мероприятиям не было однозначным, многие ношений с нефтяными компаниями, работаю- осуждали, высказывали предположение, что щими на территории округа. Одними из пер- молодые люди, поженившиеся таким публич- вых этнические лидеры обратили внимание на ным способом, не будут счастливы. острые экологические проблемы, порождён- Особо нужно остановиться на актуализации ные нефтегазовым освоением региона. Про- религиозных ценностей обских угров. Христи- блемам взаимоотношений коренных народов с анизация, а затем атеистическая пропаганда со- промышленными компаниями посвящены ра- ветских времён вытеснили обско-угорский ша- боты Н. И. Новиковой [10; 11]. В Сургутском манизм и традиционные религиозные культы, и Нижневартовском районах случались проти- которые сохранялись как «пережитки». В 1990-е востояния владельцев РУ с нефтяниками [11, на волне «религиозного возрождения» они 180–191]. Важно то, что в ходе отстаивания «вышли из подполья». Помню, как при откры- своих интересов крепла солидарность КМНС, тии и закрытии различных форумов, конферен- актуализировалось самосознание. ций, фестивалей, которые часто проводились в Наряду с общественным вниманием к во- окружной столице, других городах и посёлках, просам традиционного землепользования, проводили обряды традиционные «окурива- хозяйствования и самоуправления, в округе в ния»-очищения, нацеленные на обеспечение конце 1980-х годов заметно оживился интерес к успешного проведения мероприятий и пожела- этнической культуре и истории коренных наро- ние гостям удачной дороги. Новым явлением дов. Е. А. Пивнева подчеркнула, что «на пост- оказалось возрождение почти забытых празд- советском пространстве историко-культурное ников, таких как «День обласа», «Угощение наследие коренных малочисленных народов луны», «День лося», «Вороний день» и т.п. По- Севера стало мощным фактором этнической следний получил статус официального празд- мобилизации, превратилось в важный эконо- ника в округе, утверждённого в 2011 г. законом мический и политический ресурс» [15, 88]. В как День коренных малочисленных народов Се- ХМАО развернулось масштабное этнокуль- вера. Популярными стали Дни оленеводов, так- турное движение, инициируемое Ассоциацией же вошедшие в число официальных праздников «Спасение Югры». Стали проводиться мно- Югры. Значимым событием в процессе этни- гочисленные научно-практические конферен- ческой мобилизации стало открытие в 1987 г. ции, посвящённые истории и культуре обских музея Торум-Маа, который через несколько ме- угров, мастер-классы по декоративно-приклад- сяцев развернул огромную просветительскую и ному искусству. Для этнической интеллиген- научно-исследовательскую работу, став местом ции стало возможным выразить собственное притяжения этнической интеллигенции. понимание ценностей своей культуры, вклю- Знаковую роль в культуре хантов и манси чая фольклор и языки. Подтверждением этому играли Медвежьи игрища. Работа по их воз- служит создание фольклорных архивов (го- рождению началась в конце 1980-х годов по рода Ханты-Мансийск, Белоярский, Сургут, инициативе Е. Д. Айпина и Ю. Н. Шестало- пос. Берёзово и др.), развернувших большую ва, затем продолжена Т. А. Молдановым [9]. работу по сбору материалов, их сохранению и Роль последнего как лидера-инициатора в деле публикации. Были созданы фольклорные ан- возрождения Медвежьего ритуала освеще- самбли из носителей хантыйского и мансий- на уральскими учёными [21, 144–145]. После ского языков («Аранг мощ-нэ», «Ешак най). подписания в 1997 г. распоряжения губернато- В округе, включая «нефтяные» города, велась ра Югры «О поддержке самобытного народно- просветительская деятельность по поощрению го творчества коренных народностей автоном- интереса к обрядовым традициям хантов и ного округа – ритуального обряда «Медвежьи манси. Помню, как в начале 1990-х годов в по- игрища» игрища в честь медведя стали про- сёлках играли так называемые «хантыйские» и водиться в Югре регулярно и превратились в «мансийские» показательные свадьбы. На них «новую старую» традицию. 368 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Большое внимание в 1990-е годы уделялось фольклорных архивов, исследованиях учёных этнической ориентации молодёжи, прежде все- Югры, активно развернувшаяся в 1990-е годы. го школьников. Широкую известность имела Показательным примером возросшего уров- культурно-антропологическая школа (КАШ) ня самосознания и самоопределения хантов и в пос. Казым Белоярского района, открытая в манси было пожелание, высказанное Т. В. Вол- 1991 г. Концепция разрабатывалась предста- диной, о создании памятника «князцу» Самару вителями Главного управления образования в середине 1990-х годов. Идея была реализова- администрации автономного округа (З. П. Тю- на в 2010 г. установкой памятника Основате- менцева), Казымской общеобразовательной лям Ханты-Мансийска. школы (О. А. Кравченко), Научно-исследова- тельского института возрождения обско-угор- Обсуждения и заключения ских народов (Е. А. Нёмысова), Московского независимого методологического университе- Представленные в статье материалы по- та (Ю. В. Громыко). В основе лежала идея о казывают, что этничность коренных народов двух ступенях образования: I – родовая школа Югры, «дремавшая» в советские годы под и форум общения, II ступень – взаимоадапта- «Марш энтузиастов» и нивелировавшаяся ция традиционных и иных культурных моде- интернациональным сознанием, внезапно и лей. На двух уровнях выражалась установка на громко «пробудилась». Более того, в конкрет- приоритет этнических культурных ценностей. ных условиях ХМАО она быстро превратилась Учащиеся казымской школы вначале овладе- в мощный созидающий фактор. Обско-угор- вали традиционной культурой, а затем выходи- ская этническая мобилизация выражалась не ли на неотрадиционный уровень [6, 102–106]. в массовых протестных движениях, а в груп- Значимую роль в приобщении школьников к повых и персональных креативных инициати- этнической культуре обских угров играли (и вах. Главной политической силой мобилизо- продолжают играть) летние этнографические ванной этничности выступили общественные лагеря или этнические стойбища. Первый та- организации округа, прежде всего Ассоциация кой лагерь «Мань Ускве» был создан в 1994 г. «Спасение Югры», объединившей наиболее в мансийской деревне Ясунт Березовского рай- активную часть интеллектуальной этнической она. Вскоре этнические стойбища появились в элиты. Действия, направленные на этническое других районах [15, 87]. самоутверждение и самоопределение, раз- Благодаря активной этнопросветительской вернулись в разных направлениях: решение деятельности изменился статус традиционных вопросов землепользования и экологической культур хантов и манси: если в советские вре- безопасности в условиях интенсивного не- мена они соотносились с определениями «от- фтегазового освоения, развитие оленеводства, сталые», «консервативные», «периферийные», создание родовых общин как особых органов то в 1990-е годы их начали называть «уникаль- хозяйствования и самоуправления, мощное ными», «самобытными». Они стали официаль- этнокультурное движение, поддержка родных ными и получили поддержку от региональных языков, возрождение традиционных празд- и местных органов власти. В немалой степе- ников. Созидательная активность объединила ни повышению статуса этнических культур и сплотила представителей коренных народов способствовали международные связи (обще- округа, в результате чего появилась новая вне- ственно-политические и научные) с представи- этническая идентичность – представители хан- телями родственных финно-угорских народов тов, манси, лесных ненцев стали называть себя (Венгрия, Финляндия, Эстония) и индейцами «коренными», «аборигенами». Во время поле- (США, Канада). вых исследований 2017 г. выяснилось, что эти Этническая мобилизация предполагает эмо- названия не воспринимаются уничижительны- ционально-ценностное отношение к прошло- ми ни представителями хантов, манси, ни офи- му, которое воображается и конструируется циальными лицами. Можно сказать, что термин представителями этнической интеллигенции. «аборигены» вошёл в лексику всего населения Подтверждением этому являлась апелляция к Югры. Концепт «индигенности» («аборигенно- прошлому в музейной работе, деятельности сти») в современном академическом дискурсе 369 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

признается недогматичным, гибким, он опре- [1, 4]. В конце ХХ столетия предпочтения эт- деляется разными факторами [23; 24; 25; 26]. нолидеров ХМАО–Югры определялись обще- В этой связи нужно вспомнить о том, что, ственным подъёмом и ориентацией на инди- по мнению учёных, интеллигенция не только генность как инструмент в политике. Феномен является основным носителем этнического «коренных» утвердился в процессе нацелен- самосознания, но и в значительной степени ной на самоутверждение этнической мобили- сама его конструирует [3; 18]. Применитель- зации конца 1980 – 1990-х годов, когда проис- но к народам Севера А. В. Головнёв заметил, ходила институционализация аборигенности, что «номенклатура малых народов сложилась поддерживаемая различными публичными ин- из реальной этнографии, но с вкраплением по- ститутами (административными, правовыми, литических и персональных предпочтений» образовательными, масс-медийными).

Список источников и литературы 1. Головнев А. В. Этничность: устойчивость и изменчивость (опыт Севера) // Этнографическое обо- зрение. 2012. № 2. С. 3–12. 2. Губогло М. Н. Языки этнической мобилизации. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 816 с. 3. Дробижева Л. М. Роль интеллигенции в развитии национального самосознания народов СССР в ус- ловиях перестройки // Духовная культура и этническое самосознание наций / Отв. ред. Л. М. Дробижева. М: АН СССР, Институт этнологии и антропологии, 1990. Вып.1. С. 83–100. 4. Дудек Ш. «А в лесу тоже надо жить»: о культурном потенциале и устойчивости оленеводов Сургут- ского Приобья в меняющихся условиях // Материалы III научно-практической конференции «Север России: стратегии и перспективы развития». Сургут: Сург. гос. ун-т, 2017. С. 85–94. 5. Информация по исполнению Закона Ханты-Мансийского автономного округа – Югры от 07.07.2004 № 44-оз «О развитии северного оленеводства в Ханты-Мансийском автономном округе – Югре в 2013 и 2014 годах. URL: https://www.dumahmao.ru/povest/povest_4705(1)/50/3.pdf (дата обращения: 18.04.2019). 6. Касум-Ёх. Материалы для обоснования проекта этнической статусной территории / отв. ред. А. В. Головнёв. Шадринск: Исеть, 1993. 112 с. 7. Кошелева Е. Ю. Этнические движения коренных малочисленных народов Севера на рубеже XX– XXI веков: Западносибирский регион: дис. … канд. ист. наук. Томск, 2003. 264 с. 8. Мартынова Е. П., Пивнева Е. А. Традиционное природопользование народов Северного Приобья (по материалам Ханты-Мансийского автономного округа). М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2001. 152 с. 9. Молданова Т. А. Из истории возрождения хантыйского медвежьего праздника в Ханты-Мансийском автономном округе – Югре // Язык и фольклор коренных народов Севера. 2016. № 2 (31). С. 117–125. 10. Новикова Н. И. Коренные народы российского Севера и нефтегазовые компании: преодоление ри- сков // Арктика: экология и экономика. 2013. № 3 (11). С. 102–111. 11. Новикова Н. И. Охотники и нефтяники: Исследование по юридической антропологии. М.: Наука, 2014. 407 с. 12. Общественная организация «Спасение Югры». URL: http://spasenieugry.ucitizen.ru/ (дата обраще- ния: 18.04.2019). 13. От патернализма к партнёрству (строительство новых отношений народов Севера и государства) / отв. ред. А. Н. Пилясов. Магадан: РАН. Дальневост. отд-ние, 1998. 198 с. 14. Перевалова Е. В. Обские угры и ненцы Западной Сибири: этничность и власть: дисс… доктора ист. наук: Новосибирск, 2017. 515 с. 15. Пивнева Е. А. Институты и практики «этновосстановления» у народов Западной Сибири (по об- ско-угорским материалам) // Вестник Томского государственного университета. История. 2016. № 5 (43). С. 85–89. 16. Северная Сосьва (Исторические и современные проблемы развития коренного населения) / Отв. ред. А. В. Головнёв. Шадринск: Исеть, 1992. 75 с. 17. Соколова З. П., Новикова Н. И., Ссорин-Чайков Н. В. Этнографы пишут закон // Этнографическое обозрение. 1995. № 1. С. 74–86. 18. Соколовский С. В. Институты и практики производства и воспроизводства этничности // Этноме- тодология: проблемы, подходы, концепции. М.: [б.и.], 2005. Вып. 11. С. 144–167. 19. Этническая мобилизация и этническая интеграция / Сост. и отв. ред. М. Н. Губогло. М.: РАН. Центр по изуч. межнац. отношений ИЭиА им. Н. Н. Миклухо-Маклая, 1999. 397 с. 370 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

20. Этнологическая экспертиза: Народы Севера России. 1985–1994 годы. / Под ред. З. П. Соколовой, Е. А. Пивневой. М.: ИЭиА РАН, 2007. 316 с. 21. Этнопроект, или персонализация этничности (по материалам уральской этноэкспедиции) / Голов- нёв А. В., Перевалова Е. В., Белоруссова С. Ю., Киссер Т. С. // Уральский исторический вестник. 2016. № 4 (53). С. 142–148. 22. Balzer M. M. The Tenacity of Ethnicity. A Siberian Saga in Global Perspective. Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1999. 326 p. 23. De la Cadena M. Indigenous Cosmopolitics in the Andes: Conceptual Reflections beyond ‘Politics’ // Cultural Anthropology. 2010. № 25 (2). Рр. 334–370. 24. Indigenous Cosmopolitans: Transnational and Transcultural Indigeneity in the Twenty-first Century / Ed . M. C. Forte. New York: Peter Lang, 2010. 223 p. 25. Neizen R. The Origin of Indigenism: Human Rights and the Politics of Identity. Berkeley: U. Cal. Press, 2003. 272 p. 26. Starn O. Here Come the Anthros (Again): The Strange Marriage of Anthropology and Native America // Cultural Anthropology. 2011. № 26 (2). Рp. 179–204.

References 1. Golovnyov A. V. Etnichnost’: ustojchivost’ i izmenchivost’ (opyt Severa) [Ethnicity: sustainability and changeability (experience of the North)]. Etnograficheskoe obozrenie [Ethnographic Review], 2012, no. 2, pp. 3–12. (In Russian) 2. Guboglo M. N. Yazyki etnicheskoj mobilizacii [Languages of ethnic mobilization]. Moscow: Shkola «Yazyki russkoj kul’tury» Publ., 1998. 816 p. (In Russian) 3. Drobizheva L. M. Rol’ intelligencii v razvitii nacional’nogo samosoznaniya narodov SSSR v usloviyah perestrojki [Role of intelligentsia in development of national consciousness of the peoples of the USSR in conditions of perestroika]. Duhovnaya kul’tura i etnicheskoe samosoznanie nacij [Spiritual culture and ethnic identity of nations]. Ed. by L. Drobizheva. Moscow: AN SSSR, Institut etnologii i antropologii Publ., 1990. Vol. 1. pp. 83–100. (In Russian) 4. Dudek Sh. «A v lesu tozhe nado zhit’»: o kul’turnom potenciale i ustojchivost iolenevodov Surgutskogo Priob’ya v menyayushchihsya usloviyah [«You should live also in forest»: about cultural potential and sustainability of the reindeer herders of the Surgut Ob region in the changing conditions]. Materialy III nauchno-prakticheskoj konferencii «Sever Rossii: strategii i perspektivy razvitiya» [Proceedings of the III scientific-practical conference «The North of Russia: strategies and prospects of development»]. Surgut: Surgutskij gosudarstvennyj universitet Publ., 2017, pp. 85–94. (In Russian) 5. Informaciya po ispolneniyu Zakona Hanty-Mansijskogo avtonomnogo okruga – Yugry ot 07.07.2004 № 44-OZ «O razvitii severnogo olenevodstva v Hanty-Mansijskom avtonomnom okruge – Yugre v 2013 i 2014 godah [Information on the implementation of the Law of the Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra dated by July 07, 2004 No. 44-OZ «About the development of Northern reindeer husbandry in the Khanty- Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra in 2013 and 2014]. Available at: https://www.dumahmao.ru/povest/ povest_4705(1)/50/3.pdf (accessed April 18, 2019). (In Russian) 6. Kasum-Yoh. Materialy dlya obosnovaniya proekta etnicheskoj statusnoj territorii [Kasum-Yokh. Materials for justification of the project of ethnic status territory]. Ed. by A. Golovnyov. Shadrinsk: Iset’ Publ., 1993. 112 p. (In Russian) 7. Kosheleva E. Yu. Etnicheskie dvizheniya korennyh malochislennyh narodov Severa na rubezhe XX–XXI vekov: Zapadnosibirskij region [Ethnic movements of indigenous people of the North at the turn of the XX–XXI centuries: West Siberian region]. Tomsk, 2003. 264 p. (In Russian) 8. Martynova E. P., Pivneva E. A. Tradicionnoe prirodopol’zovanie narodov Severnogo Priob’ya (po materialam Hanty-Mansijskogo avtonomnogo okruga) [Traditional nature management of the people of the Northern Ob region (on materials of Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug)]. Moscow: Institut etnologii I antropologii RAN Publ., 2001. 152 p. (In Russian) 9. Moldanova T. A. Iz istorii vozrozhdeniya hantyjskogo medvezh’ego prazdnika v Hanty-Mansijskom avtonomnom okruge – Yugre [From the history of the revival of the Khanty Bear’s Holiday in Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra]. Yazyk i fol’klor korennyh narodov Severa [Language and folklore of the indigenous people of the North], 2016, no. 2 (31), pp. 117–125. (In Russian) 10. Novikova N. I. Korennye narody rossijskogo Severa i neftegazovye kompanii: preodolenie riskov [Indigenous people of the Russian North and oil and gas companies: overcoming risks]. Arktika: ekologiya i ekonomika [Arctic: ecology and economy], 2013, no. 3 (11), pp. 102–111. (In Russian) 371 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

11. Novikova N. I. Ohotniki i neftyaniki: Issledovanie po yuridicheskoj antropologii [Hunters and oilmen: Study on legal anthropology]. Moscow: Nauka Publ., 2014. 407 p. (In Russian) 12. Obshchestvennaya organizaciya «SpasenieYugry» [Public organization «Yugra Rescue»]. Available at: http:// spasenieugry.ucitizen.ru/ (accessed April 18, 2019). (In Russian) 13. Ot paternalizma k partnerstvu (stroitel’stvo novyh otnoshenij narodov Severa i gosudarstva) [From paternalism to partnership (formation of new relations between the peoples of the North and the state). Ed. by A. Pilyasov. Magadan: RAN. Dal’nevost. otd-nie Publ., 1998. 198 p. (In Russian) 14. Perevalova E. V. Obskie ugry i nency Zapadnoj Sibiri: etnichnost’ i vlast’ [The Ob Ugrians and Nenets of Western Siberia: ethnicity and power]. Novosibirsk, 2017. 515 p. (In Russian) 15. Pivneva E. A. Instituty i praktiki «etnovosstanovleniya» u narodov Zapadnoj Sibiri (po obsko-ugorskim materialam) [Institutions and practices of «ethno-recovery» among the people of Western Siberia (based on Ob- Ugric materials)]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya [Bulletin of the Tomsk State University. History], 2016, no. 5 (43), pp. 85–89. (In Russian) 16. Severnaya Sos’va (Istoricheskie i sovremennye problemy razvitiya korennogo naseleniya) [The Northern Sosva (Historical and modern problems of development of the indigenous population)]. Ed. by A. Golovnyov. Shadrinsk: Iset’ Publ., 1992. 75 p. (In Russian) 17. Sokolova Z. P., Novikova N. I., Ssorin-Chaykov N. V. Etnografy pishut zakon [Ethnographers write the law]. Etnograficheskoe obozrenie [Ethnographic Review], 1995, no. 1, pp. 74–86.(In Russian) 18. Sokolovskij S. V. Instituty i praktiki proizvodstva i vosproizvodstva etnichnosti [Institutions and practices of production and reproduction of ethnicity]. Etnometodologiya: problemy, podhody, koncepcii [Ethnomethodology: problems, approaches, concepts]. Moscow: [w/p], 2005. Vol. 11, pp. 144–167. (In Russian) 19. Etnicheskaya mobilizaciya i etnicheskaya integraciya [Ethnic mobilization and integration]. Ed. by M. Guboglo. Moscow: RAN. Centr po izucheniyu mezhnacional’nyh otnoshenij Instituta etnologii I antropologii im. N. N. Mikluho- Maklaya Publ., 1999. 397 p. (In Russian) 20. Etnologicheskay aekspertiza: Narody Severa Rossii. 1985–1994 gody [Ethnological expertise: Peoples of the North of Russia. 1985–1994]. Ed. by Z. Sokolova, E. Pivneva. Moscow: Institut etnologi i iantropologii RAN Publ., 2007. 316 p. (In Russian) 21. Golovnyov A. V., Perevalova E. V., Belorussova S. Yu., Kisser T. S. Etnoproekt, ili personalizaciya etnichnosti (po materialam ural’skoj etnoekspedicii) [Ethno-project, or personalization of ethnicity (based on materials of the Ural ethno-expedition)]. Ural’skij istoricheskij vestnik [Ural historical bulletin], 2016, no. 4 (53), pp. 142–148. (In Russian) 22. Balzer M. M. The Tenacity of Ethnicity. A Siberian Saga in Global Perspective. M. M. Balzer. Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1999. 326 p.(In English) 23. De la Cadena M. Indigenous Cosmopolitics in the Andes: Conceptual Reflections beyond ‘Politics’. Cultural Anthropology, 2010, no. 25 (2), pp. 334–370. (In English) 24. Indigenous Cosmopolitans: Transnational and Transcultural Indigeneity in the Twenty-first Century. Ed by M. C. Forte. New York: Peter Lang, 2010. 223 p. (In English) 25. Neizen R. The Origin of Indigenism: Human Rights and the Politics of Identity. Berkeley: U. Cal. Press, 2003. 272 p. (In English) 26. Starn O. Here Come the Anthros (Again): The Strange Marriage of Anthropology and Native America. Cultural Anthropology, 2011, no. 26 (2), pp. 179–204. (In English)

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ

Мартынова Елена Петровна, профессор кафедры истории и археологии, ФГБОУ ВО «Тульский государ- ственный педагогический университет им. Л. Н. Толстого» (300026, Российская Федерация, Тула, пр. Ленина, 125), доктор исторических наук. [email protected] ORCID: 0000-0003-1132-2286

ABOUT THE AUTHOR:

Martynova Elena Petrovna, Professor of Department of History and Archeology, Tula State Lev Tolstoy Pedagogical University (300026, Russian Federation, Tula, Lenina pr., 125), Doctor of Historical Sciences. [email protected] ORCID: 0000-0003-1132-2286

372 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

УДК 398.2(=511:143) DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-373-382

Понятие «мать» в мировоззрении и фольклоре северных манси

С. А. Попова Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок, Ханты-Мансийск, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. В статье рассматриваются особенности понятия «мать» в традиционном мировоззрении ло- кальной (вернесосьвинской) группы северных манси (бассейн р. Ляпин и Северной Сосьвы). В культуре манси личность матери выделяется не столько многообразием функций (её ограничивает основное пред- назначение женщины как подательницы жизни), сколько концептуальным разнообразием родительских, социальных и общественных начал. Представления о матери относятся к интимной сфере отношений, поэтому многие темы, касающиеся темы «матери и материнства» до сих пор остаются табуированными. Данное обстоятельство оказало влияние на формирование источниковой базы исследования. Различные аспекты понятия «мать», анализируемые на языковом материале, раскрывают первоначаль- ный (биологический, репродуктивный), а также общественный и социальный статусы женщины-матери в мансийском обществе. Цель: раскрыть многоаспектность понятия «мать» в традиционной культуре манси с позиции когни- тивной антропологии и лингвистики. Материалы исследования: материалы по истории, этнографии, фольклору и лингвистике манси, а также полевые материалы автора. Результаты и научная новизна. При исследовании понятия «мать» в традиционной культуре ман- си было выявлено многообразие свойств и образов, имеющих связь с женской репродуктивной сферой (материнство); божественными покровителями (мифология, религиозные представления). Отмечена вза- имосвязь форм социальной жизни с когнитивными и нормативными её компонентами. Приведены при- меры священных предписаний для женщин-рожениц, укоренившиеся в традиционных обычаях. Иссле- дование ориентировано с позиции традиционной мансийской специфики в его культурной и языковой репрезентации. Впервые акцентируется внимание на материнство как особый социокультурный институт традиционного общества. Результаты исследования могут быть использованы студентами ВУЗов, исследователями, аспирантами и магистрантами, изучающими культуру обско-угорских народов. Ключевые слова: манси, мать, родительница, мифология, религиозные представления, метафориче- ские модели, синонимические ряды, мать-женщина-первопредок, родственная терминология. Благодарности: выражаю благодарность моим информантам и рецензентам. Для цитирования: Попова С. А. Понятие «мать» в мировоззрении и фольклоре северных манси // Вест- ник угроведения. 2019. Т. 9. №. 2. С. 373–382.

The concept of the «mother» in the worldview and folklore of the Northern Mansi

S. A. Popova Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development, Khanty-Mansiysk, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. The article discusses the features of the concept of the «mother» in the traditional worldview of the local (Upper Sosva) group of the Northern Mansi (basin of the Lyapin River and the Northern Sosva River). In Mansi culture, the personality of the mother is distinguished not so much by the variety of functions only (because it is limited by the main purpose of a woman as a giver of life), but by the conceptual diversity of parental, social 373 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. and social aspects. Representations about the mother belong to the intimate sphere of relations, that’s why many topics relating to the theme of the «mother and motherhood» still remain taboo. This circumstance had an impact on the formation of the source base of the research. Different aspects of the concept of the «mother», analyzed in language material, reveal the original (biological, reproductive), as well as social status of the woman-mother in Mansi society. Objective: to reveal the multi-aspect of the concept of the «mother» in traditional culture of the Mansi from the perspective of cognitive anthropology and linguistics. Research materials: the article uses materials on history, ethnography, folklore and linguistics of the Mansi, as well field materials of the author. Results and novelty of the research. The study of the concept of the «mother» in traditional culture of the Mansi revealed a variety of properties and images related to the female reproductive sphere (motherhood); divine patrons (mythology, religious beliefs). The author noted interrelation of forms of social life with its cognitive and normative components. Examples of sacred prescriptions for women in childbirth, rooted in traditional customs, are given. The research is oriented from the position of traditional Mansi specificity in its cultural and linguistic representation. For the first time, attention is focused on motherhood as a special socio-cultural institution of traditional society. The results of the research can be used by students of universities, researchers, graduate students and undergraduates studying the culture of the Ob-Ugric peoples. Key words: Mansi, mother, parent, mythology, religious beliefs, metaphorical models woman, synonymic chain, mother-woman-ancestor, kinship terms. Acknowledgments: I express my gratitude to the informants and reviewers. For citation: Popova S. A. The concept of the «mother» in the worldview and folklore of the Northern Mansi // Vestnik ugrovedenia = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 373–382.

Введение [21]. И. Н. Гемуев и А. М. Сагалаев исследуя такой важный феномен традиционной куль- В настоящее время женская тема, как и ген- туры манси как святилища, обратили внима- дерная проблематика в целом, находится в фоку- ние на фигуры женских божеств мансийского се внимания как российских, так и зарубежных пантеона и их функции. Так, например, боги- исследователей. В последние годы вышло не- ня-мать Торум-щань (она же Калтащ-эква), мало работ, посвящённых мужскому/женскому имела общемансийское значение, а Суй-ур- пространству традиционной культуры, гендер- эква покровительствовала только женщинам. ным стереотипам поведения, социальной роли На культовом месте этой богини исследовате- женщины и др. Тем не менее многие аспекты лями была обнаружена её фигурка, обёрнутая данной проблематики пока ещё недостаточно зелёной тканью. «Зелёная одежда божества, изучены, в том числе и на материалах коренных – отмечают И. Н. Гемуев и А. М. Сагалаев, – малочисленных народов Севера. Вместе с тем, вероятно, подчёркивает его особый статус» [3, как отмечает Е. Г. Фёдорова «изучение данного 61]. Впервые обратила внимание на множе- вопроса представляется важным по ряду при- ственность матерей, встречающих родившего- чин, в том числе и для лучшего понимания осо- ся ребёнка Е. И. Ромбандеева. В 1958 г. ею был бенностей культуры традиционного общества, записан родильный обряд у сыгвинских манси, <…>, а также в современности – для регулиро- (опубликован в Венгрии в 1963 г.), в котором вания межличностных и межнациональных от- нашли отражение функции «матери по пупку» ношений» [16, 29]. (пукниснь), «несущей матери» (āлтумснь, Анализ научных работ показал, что вопрос, букв.: мать по несению), крёстная мать (пēрна- касающийся понятий «мать» и «материнство» снь) [12, 95, 98, 99]. в традиционной культуре манси, не изучен. Ав- Нормативно-поведенческий комплекс ман- тором не выявлено ни одной работы, посвящён- сийской женщины, основные периоды её жиз- ной данной теме. Вопросы, имеющие связь с ненного пути в пространстве традиционной положением мансийской женщины в семье, на культуры, освещены в исследованиях С. А. По- примерах личных песен, нашли отражение в пу- повой [9; 7], Е. Г. Фёдоровой [15; 16]. Харак- бликациях А. Каннисто [5; 18; 19], Б. Мункачи теристика терминов родства и половозрастной

374 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

терминологии женщины представлена в ра- индивидуально-психологический [22]. В своём ботах С. А. Поповой [11; 10], В. И. Сподиной исследовании мы указанных компонентов, что [14]. Однако, в перечисленных публикациях, позволило интерпретировать формы репрезен- не нашла освещения многоаспектность поня- тации символических смыслов понятия «мать» тия «мать», как и не была поставлена проблема и их трансформации в различных историче- исследования его концептуальной наполнен- ских контекстах. ности. С. А. Попова, исследуя обряды перехо- да в традиционной культуре манси, рассматри- Результаты вает «Вороний праздник» Уринэква хотал «не только как начало годового календарного цик- Рождение и воспитание детей традиционно ла (начало года, апрель), но и с точки зрения считается естественным и главным назначени- его сакральности как Сянь хотал «день Мате- ем женщины. В силу такой предназначенно- ри» – «священный день просьб (поклонения) сти, определяющей выступает её репродуктив- Матери». Автор высказывает предположение ная функция, с которой связаны основные эта- о том, что «его основу составляют магические пы жизни женщины и её социальный статус. действия, связанные с религиозными пред- Полноправной считается жена только после ставлениями о первопредке или прародитель- рождения первого ребёнка (нврамыӈ н ‘ре- нице – Матери Сянь» [8, 149]. бёнка имеющая женщина’). Как видим, тема матери в традиционной В мансийском языке словом снь ‘мать’ име- культуре манси выявила трудности с формиро- нуется биологическая мать, послед (детское ванием источниковой базы. М. Перро справед- место); коробочка, в которой «хоронят» послед ливо обращает внимание на «скудность сле- снь совт ‘кузовок для матери’ или снь паюп дов, оставленных женщинами» в памятниках ‘короб для матери’; чрево роженицы – снькол прошлого, что как раз и «порождает проблему ‘матери дом (вместилище)’; женский дето- “источника”» [6, 35–36]. родный орган пунныӈ снь ‘шерстистая мать’ (возможно, от пуӈ богатство [приносящая]). Материалы и методы Не случайно, беременную женщину манси иносказательно называют ōсьхатнэ н (букв.: Материалом для нашей статьи послужили вынашивающая [в себе] богатство женщина). этнографические, лингвистические и фоль- Следует обратить внимание на сравнение жен- клорные источники, в том числе собственные щины с осиӈ (osiӈ) ‘счастливый’, что в пони- полевые материалы автора, собранные в резуль- мании информантов равно «богатству» [ПМА тате экспедиционных поездок к северным ман- 3, К. Г. Алгадьева]. В период родов женщину си с 1999 по 2016 годы. Данные эмпирических называют мульхотнэ н ‘роженица’, в после- исследований включают методологические родовый период она мульхотым ōлы ‘освобо- подходы, сформулированные представителями дившаяся’. В смысловом значении состояния когнитивной лингвистики и социальной ан- роженицы и результата родов усматривается тропологии. Автор обращается и к материалам связь с традиционным занятием рыболовством исследователей социальной антропологии [17; (мули ‘косяк, стая’, хоты ‘откуда-то [появи- 20], придерживается историчности и систем- лось, прибыло]’) и представлениями, направ- ного анализа культурно-этнических процес- ленными на успех в промысле. В целом смысл сов, а также к гендерной методологии, основу заключается в следующем: «женщина, выно- которой заложили историки США (Б. Андер- сившая икринку/ребёнка, приносит/роняет в сон, П. Бергер, Дж. Скотт и др.). Для нашего косяк/коллектив нечто, что даёт счастье = бо- исследования большой интерес представляет гатство. В охотничьей среде воззрения на по- схема анализа исторического материала сквозь явление детей такие же, ребёнок рассматрива- призму гендерного подхода, предложенная ется не что иное, как добыча: нврам кāтын Джоан Скотт. Она наметила четыре смысло- паттыс ‘ребёнок в руки упал’ (ср. ӯй кāтын вых компонента гендерной методологии: куль- паттыс ‘зверь (добыча) упала в руки’). турно-символический, нормативно-интерпре- В целом перечисленный синонимический тационный, социально-институциональный и ряд отражает сущность матери – дающая 375 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

жизнь, родительница. В мифах манси есть све- ности и наполняемости сущностного понятия дения, где предпринималась попытка сотворе- «мать», которое нашло отражение в её различ- ния человека без участия женщины, но ничего ных статусах: из этой затеи не получилось. Например, Нуми 1) биологическом, как родительница – рожа- Тōрум ‘Верховный бог’ позвал Тапал Ōйк’у ющая (снь), кормящая (ома); ‘Той Стороны мужчина’ и приказал ему сотво- 2) общественном, как первопредок (от акв, рить людей. Тапал Ōйка вырубил из дерева ли- энк); ственницы семь человеческих фигур, но, как 3) социальном – «мать по пупку» (пукни только Нуми Тōрум дунул на них, все убежали снь), «мать вносящая» (āлтум снь), «крёст- в лес и стали лесными существами (великаны ная мать» (перна снь). менкв’ы). Тогда Нуми Тōрум сам слепил челове- Как биологическая мать (в значении роди- ческие фигурки (на это у него ушло несколько тельница-рожающая, дающая жизнь) – она попыток) из прутьев тальника и глины (в дру- снь, а биологическая мать с функцией роди- гих из прутьев берёзы и глины), но ожили они тельница-кормящая (поддерживающая жизнь) благодаря тому, что богиня Калтась вдохнула – она ома. Это не значит, что родительница в них лылы ‘души’, которые отдал ей отец Корс дающая жизнь не кормит своих детей, своео- Тōрум ‘бог Корс’ (данный союз как бы уравни- бразие представлений о матери, рожающей и вает участие мужчины и женщины в акте появ- кормящей, зависит от региональных религи- ления новой жизни). С тех пор она выступает озных верований. В традиции северных манси в качестве богини рождения, особой задачей существует локальная особенность в употре- которой является давать «душу», жизнь де- блении лексемы «мать» – снь (так называют тям. В мировоззрении верхне-сосьвинских её в верховьях р. Северная Сосьва) и ома (так манси с подобной функцией (подателя жизни) называют её в нижнем течении реки и частич- представляется дух-предок, главное женское но по Ляпину). Данный факт информанты объ- божество Снь ‘Мать’: «Снь – дух, представ- ясняют присутствием в верховьях духа-пред- ляемый в виде старой, седой женщины, кото- ка Снь ‘Мать’ [ПМА 4: Г. К. Алгадьева, рая якобы владеет способностью продолжения Е. К. Самбиндалова, Е. И. Адина]. На террито- рода человеческого и посылает людям детей» рии проживания манси, где нет её влияния, к [12, 92]. Часть полномочий она разделяет со биологической матери обращаются ома ‘мать’. своей мифологической дочерью Снь Āги ‘Ма- В этом слове заключается функция матери кор- тери дочь’, выступающей в роли охранителя милицы, где -о является местоимённым кор- женщин во время беременности, а также роже- нем с указательным значением ‘этот, тот’, а -ма ниц и детей в период родов. – словообразовательная морфема (суффикс) в В религии манси вера в духов настолько раз- значении «кормить, прокормиться». вита, что даже само рождение человека «свя- В мифологии широко используется образ зывается с самыми разнообразными силами, матери, где к семантическому полю «материн- а участие в нём мужчины и женщины как бы ство» употребительны метафорические мо- исключается из всего сакрального комплекса дели: природа-мать (мā-вит), мать-земля (мā верований и остаётся формальным условием» ‘земля’) чаще всего в значении «кормилица». [13, 370]. Лексический материал также даёт В этот же ряд можно отнести представления тому подтверждение: снь ‘мать’ – укорочен- о мāг ‘мёд’, как символе изобилия, в мифо- ное слово от сисьань/щищань ‘ребёнка мать’, логии манси имеется устойчивое выражение: где сись/щищ ‘дитя, ребёнок’ и āнь ‘мать’, дан- «Накрыли стол с золотой едой, медовой едой, ное понятие гораздо глубже и более прибли- поели» и мāгыл ‘грудь женская’, живительный жено к материнской сути. Но родительницей источник вскармливания грудных детей. Инте- здесь выступает божество Щищ Сорни ‘Щищ ресно, что словообразовательный суффикс мā Золотая’, букв. Золотая [богиня], нарекающая имеется в словах мāнь ‘маленький’, мāньлат детей [1, 396]. ‘юный, молодой’ и матум ‘старый (о челове- Особенность воззрений манси с верховьев ке)’, т. е. в тех словах, что обозначают катего- Северной Сосьвы проявляется в существова- рию людей, которые ещё не могут, или уже не нии своеобразной концептуальной направлен- могут сами себя прокормить. 376 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

В мировоззрении манси духи-предки (нāй- наши предки и так поступали наши родители. ōтыр) являются прошлыми родственниками, В прошлом верхнесосьвинские манси, в со- прародителями, в мифологии – культурными ответствии с религиозными представлениями героями, законодателями, основателями обы- о мифологической матери, в ипостаси пере- чаев и обрядов. Обычно законы предков объ- лётной птицы, символизирующей рождение ясняются мифами и не обсуждаются, потом- и материнство, ежегодно, весной отмечали ки должны поступать именно так, поскольку многодневный праздник «День [прилёта] во- считается, что нāй-ōтырыт пес мāн хольтув рон» (Ӯринква хōтал). Один из праздничных элмхōласхольт ōлсыт, ётыл элаль вāрвесыт дней обозначен как Снь хōтал ‘Матери день’. ‘в прошлом героини и богатыри жили, как и Сакральность этого дня подчёркивает его се- мы, лишь затем их сделали [духами]’. Напри- мантическая направленность: Пойксян Снь мер, верхнесосьвинские женщины, ещё в не- хōтал ‘День просьб/молитв Матери’ и Пойксян давнем прошлом, сохраняли обычай, который ялпыӈ Снь хōтал ‘Святой День просьб/мо- как они считают, достался им от духа-предка литв Матери’ [9 , 29]. В настоящее время празд- Снь ‘Мать’ – для облегчения родов разрывать ник «Вороний День» имеет статус окружного и родильное платье. Объясняется это тем, что проводится также ежегодно, но с нововведени- в мифах, «первая мать» когда рожала «пер- ями. вого ребёнка-человека», чтобы облегчить его В мансийском языке существует обраще- появление, разорвала своё родильное платье ние к семейной, многодетной женщине: «сяӈкв сверху донизу (спереди) превратив его в тōр- тагыл маглуп омам ‘[с] полной молока грудью сахи, букв. тканевая шуба (распашной халат). моя мать’». Грудное молоко, как продукт пи- Согласно обычаю манси в период родов за- тания младенца, так же, как и водные потоки прещается надевать или снимать платье через Великого Потопа в мифологии, соотносится голову [8, 28, 84]. Ещё одно правило, которое со «священным молоком» (ялпыӈ сякв) и чаще также неукоснительно выполнялось – это в всего табуируется. Например, холтал щущ период родов покидать жилой дом, посколь- виткве ‘нескончаемая молочная водичка’, где ку так поступила когда-то мифологическая щущ табу для молочной воды [1, 450]. Щущкве роженица-первопредок (аквква) и мансий- так ласково называют ребёнка, который долго ские женщины, каждый раз, в период родов сосал материнскую грудь. и регул, перебирались из жилого дома в спе- Высокий статус имеет мать-женщина и в об- циальную постройку мāнь кол ‘маленький ласти общественных отношений. В родствен- дом’. В ритуальной практике, например, неу- ной терминологии верхнесосьвинских манси коснительно соблюдается наказ Снь не дер- язык сохранил архетипичные формы слова жать её в доме: «С сегодняшнего дня люди «мать» – āӈкв, эӈкв, в которых отражены древ- появятся. Её [Снь Āги ‘Матери дочь’] будут ние представления о матери и основополага- в доме держать, а меня нельзя. Я – Снь» [2, ющее значение материнского начала в жизни 208–209]. Мы сами наблюдали на р. Лэпля человека и общества. Лексема āӈкв выявляется, хранение антропоморфной фигурки Снь на например, в таких словах, как āӈквпыг ‘брат (по чердаке, хотя это был священный дом (яныг матери)’ или ‘сыновья [материных] дочерей’ (от кол). В дом её вносили на время исполнения āӈкв ‘мать’ и пыг ‘сын, парень, юноша’). Слово обряда в её честь и проведения медвежьего каӈк номинируется как «старший брат», хотя в праздника [ПМА 1: В. В. Алгадьева]. Инте- буквальном переводе может означать «перво- ресно, что в семье хранителей духа-предка рождённый сын матери». Āӈквāги ‘дочери [ма- Снь, биологическую мать-родительницу не териных] дочерей’, эӈк [матери] дочери для её называют ни снь, ни ома. Когда говорят о сестёр, сёстры мужа или золовки. ней, то употребляют слово титя, а при обра- Как было отмечено выше, слово снь яв- щении к ней, называют по имени. ляется укороченным вариантом от сисьань/ Несмотря на то, что большинство подобных щищань. Первая его часть сись/щищ означа- мифологических предписаний информанты ет дитё/ребёнок, а вторая – āнь ‘мать’, в зна- исполняют, но объяснить уже не могут, моти- чении «некая мать» (мать-богиня рожающая, вируя тем, что делать так, а не иначе, завещали мать-богиня нарекающая). Понятие «некая» 377 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

имеет расширительное значение, как «быв- с характеристикой мужчины зрелого возрас- шая», «древняя», «праматерь». Например, для та – Хумыг ӯйыг ‘мужчина, имеющий [силу] северных манси, особенно для верхнесосьвин- зверя’, от слов хум ‘мужчина’ и ӯй ‘зверь’. ской группы, было характерно в период Мед- Слово «зверь» усиливает значимость возраста вежьего праздника, символическое обращение – не слабый юноша, а сильный мужчина, что к медведице, где корневой основой было назва- в русском языке имеет эквивалент в значении ние древней матери: -āнь, -щищ, которые в со- «матёрый, заматерелый». Сакральное название временном языке уже не используются: ӯй āнь- мужчин этого возраста: вāӈыӈ-консыӈыг, что щех, āканьщех, āньщех щищкве. Мансийские буквально означает ‘плечистый-когтистый’ и фамилии Анямов (аня-м ōвыл), Анемгуров символически соотносится с представления- (аня-м ōвыл хури) так же в своей основе име- ми о Консыӈ Ōйк’е ‘Когтистый мужчина’, так ют значение «мать» и переводятся как ‘[люди] манси иносказательно называют медведя. В материнского, начального [ōвыл первого рода]’ мировоззрении манси медведь появился поз- (букв.: материнские, начальные, т.е. относятся же, сначала в представлениях и почитании к мансийским первородам). Их переводят по- манси (особенно верхнесосьвинских) был чему-то как «красивые» и «похожие на краси- лось/лосиха, одно из табуированных названий вых», или относят к ненецким родам. лосихи – āӈкв букв. взрослая самка, которая Слово «мать» обнаруживается как архетип может приносить потомство. Слова āӈквыл ӯй в слове анēква ‘бабушка’ (по материнской ли- ‘мать-зверь’, н ӯй ‘женщина-зверь’ в прошлом нии), от ань ‘мать’ и ква ‘женщина’, букв., мать выражали качество женщины-матери, её цен- женщины и поскольку она родная по материн- ностные репродуктивные характеристики. ской линии, то может означать и «мать [моей] С понятием «мать» имеет связь некогда матери». Термину анēква ‘бабушка’ невольно бытовавшее в языке манси слово эӈкв ‘мать’, придаётся значение аня ‘красивая’, когда об- которое исчезло из употребления в современ- ращаются к бабушке как к объекту почитания, ном мансийском языке, но сохранилось в са- любви, уважения и бескорыстной ласки. Не кральной лексике, восходя к общей древней зря же слово «целоваться, поцеловать» (аня- финно-угорской матери. В его основе заложе- лахтуӈкве), в котором заложен смысл любви и на сущность матери и важность её положения ласки в отношениях образовано от слова аня. в древнем мансийском социуме и ассоцииру- Если в семье анēква (аньква) – это бабушка ется с предком, прошлым, оставленным, уте- по материнской линии, сясьēква (аськва) – ба- рянным. Например, эӈкваруп ут ‘[некая] вещь, бушка по отцовской линии, то мифологическая сделанная матерью’, так называется любая бабушка общая – аквква ‘старшая, первая памятная вещь. Она считается священной, по- женщина’. В мифологии ей во всём принадле- скольку оставлена в наследство от предков. жит пальма первенства – она же первая мать, Существует понятие эӈкварп мā, в буквальном первая социально активная женщина и первые переводе «материнской деятельности земля». семейные предписания выданы так же ею. Информанты дают ему объяснение, как «свя- Синонимические ряды образуются как по щенная земля наших предков», а выражение прямому значению «мать», так и по перенос- эӈкварп мāхманув ‘материнский наш народ’ – ному. Например, матерью называют огонь в «давно, очень давно умершие наши родствен- домашнем очаге Нāй снь ‘Огонь мать’, в обра- ники» [ПМА 2: Н. Е. Таратов]. Смысл понятия щении к огню употребляются словосочетания: эӈкварп мā может означать: «земля, где всем «милая мать», «семиязыкая мать» и другие. В правила мать и наш народ, некогда живший на качестве примера можно рассмотреть также этой земле под началом (управлением) мате- понятие – āӈквылуй, от слов āӈкв ‘мать’ и ӯй ри». В истории манси такой факт имеет место, ‘зверь’, в наше время оно относится к ненорма- древние коллективы праугров не только жили тивной лексике, его изначальный смысл может под управлением женщины-матери, но и ми- интерпретироваться как «сильная, здоровая грировали во главе с ней [4, 255]. Косвенное мать, способная приносить потомство». В рус- подтверждение тому даёт цикл мифологиче- ской речи его можно соотнести с выражением ских текстов об объединениях под управлени- «матёрый/матёрая». Здесь уместно сравнение ем женщин Порнэ и Мосьнэ. 378 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Воспитание и забота о детях является важ- Обсуждение и заключение нейшей задачей не только матери и семьи, но и всей этнической общности, поэтому в тради- В статье, на основе исследования понятия ции манси институт материнства имеет расши- «мать», воссоздаётся один из аспектов тради- ренные функции. Их можно охарактеризовать ционной культуры локальной группы северных как общественный надзор или пригляд. Эти манси – институт материнства, как основопо- дополнительные функции осуществляют так лагающая сфера традиционной жизни наро- называемые «социальные матери»: пукни снь да. На большом этнографическом, фольклор- ‘мать по пупку’; āлтум снь ‘внёсшая [младен- ном, лингвистическом материале выделены ца] мать’; перна снь ‘крёстная мать’. После три концептуальных статуса понятия «мать»: определённых действий в отношении ребёнка, биологический (снь ‘рожающая’, ома ‘кормя- они становятся близкими родственниками; по- щая’), общественный (первопредок), социаль- роднённые семьи имеют взаимные обязанно- ный (пукни снь «мать по пупку», āлтум снь сти и обеспечивают обоюдную поддержку. «мать вносящая», перна снь «крёстная мать»). Женщина-повитуха – «мать по пупку» (пук- В номинации биологических разновид- ни снь) принимает роды, перерезает и завязы- ностей название «мать» присутствует обще- вает пуповину, открепляет послед и как знак системное снь как «рожающая», «дающая свершившегося перехода из эмбриона в состо- жизнь», которое включает в себя и понятие яние младенца, кровью от последа, делает но- «богатство/счастье». Другое слово-определи- ворождённому несколько мазков на обе щеки. тель понятия «мать» – ома с функцией «кормя- Её одаривают подарком, в знак благодарности щая», обозначает поддержание жизни. Разница за благополучные роды отдают нож, которым в названиях объясняется локальными особен- она перерезала пуповину. В настоящее время ностями употребления данных лексем: в вер- всё меньше остаётся повитух, поскольку жен- ховьях р. Северная Сосьва мать-родительницу щины рожают в больнице. Тем самым исчеза- именуют снь (здесь место обитания духа- ет одна из функций социальной матери – быть предка Снь), а в нижнем течении реки, где «матерью по пупку». влияние духа-прародителя слабее, биологиче- Согласно обычаю, женщина на период ро- скую мать называют ома, подчёркивая слово- дов уходила в отдельный маленький домик образовательным суффиксом –ма («кормить», (мань кол), по окончании пребывания в нём «прокормиться») её функцию по поддержанию возвращение матери и ребёнка в жилой дом жизни. В семье хранителей духа-предка Снь, ритуально обставлялось. Любая из женщин в отношении биологической матери употре- рода, независимо от возраста, принимала уча- бляют слово титя, а при обращении женщину стие в обрядовых действиях выноса младенца окликают по имени. из родильного домика и вноса его в жилой дом. О высоком общественном статусе свиде- Успешно завершив перенос, она становилась тельствуют архетипичные формы слова «мать» для ребёнка второй социальной матерью (āл- – āӈкв, эӈкв, в которых нашли отражение древ- тум снь). Если родители крестили ребёнка, ние представления о материнском начале в то у него появлялась ещё одна мать – крёстная жизни человека и общества. В период проведе- (перна снь), она дарила ребёнку крестик (пер- ния Медвежьего праздника, характерны были на). Ребёнка могли и не крестить, тогда крёст- такие символические обращения к медведице, ная мать назначалась по обоюдной договорён- как ӯй āньщех, āканьщех, āньщех щищкве, ности. В итоге каждый мансийский ребёнок которые в современном языке уже не исполь- имел, кроме биологической матери, ещё три зуются. Обращает на себя внимание корневая социальные матери. Располагая такой защи- основа -āнь, -щищ, как название древней ма- той, дети никогда не были лишены материн- тери в значении «некая мать» (мать-богиня ской заботы и ласки. Если они, по несчастью, рожающая, мать-богиня нарекающая). В са- оставались без родителей, то входили в состав кральной лексике манси по отношению к мате- семьи одной из социальных матерей (в архив- ри сохранилось слово эӈкв ‘мать’, восходящее ных документах они именуются приёмышами, к понятию общей древней финно-угорской воспитанниками, вскормленниками). матери. Тем самым подчёркивалась важность 379 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

её положения в древнем мансийском социуме Как видим, важность положения матери в и ассоциируется с предком, прошлым, чем-то мансийском социуме определяет многообразие оставленным, утерянным, забытым. её номинаций, отражающих статус в первород- Функции «социальных матерей» отразились стве, её ценностные репродуктивные характе- в их названиях: пукни снь ‘мать по пупку’; ристики в качестве женщины-матери. Спец- āлтум снь ‘внёсшая [младенца] мать’; перна ифическая направленность мифологического снь ‘крёстная мать’. Они выполняли роль сво- мышления на моменты интимной женской еобразной социальной защиты ребёнка от жиз- сферы (беременность, рождение, уход за деть- ненных невзгод. Как в традиции, так и в насто- ми), породила представления о божествах-по- ящее время, остаётся почётным быть одной из кровителях. Мифологические матери (богини- социальных матерей. Автор статьи, по просьбе матери) выполняли одну важную функцию – родителей, также приходится для разных детей покровительствовали семье, женщине-матери, то āлтум снь («несущая мать» из роддома в которая олицетворяла собой миропорядок тра- жилой дом), то перна снь (крёстная мать). диционного мансийского общества.

Список источников и литературы

1. Героический эпос манси (вогулов): Песни святых покровителей / сост. Е. И. Ромбандеева. Хан- ты-Мансийск: Принт-Класс, 2010. 648 с. 2. Гемуев И. Н., Бауло А.В. Святилища манси верховьев Северной Сосьвы. Новосибирск: Изд-во ИАЭ СО РАН, 1999. 240 с. (сказка о Сянь) 3. Гемуев И. Н., Сагалаев А. М. Религия народа манси. Культовые места (XIX – начало XX в.). Ново- сибирск: Наука, 1986. 192 с. 4. Источники по этнографии Западной Сибири. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1987. 284 с. 5. Мансийские «Песни о судьбе» («Личные песни») (в записи Артури Каннисто, 1901–1906 гг.) / Авт.- сост. Т. Д. Слинкина. Ханты-Мансийск: Печатный мир г. Ханты-Мансийск, 2013. 110 с. 6. Перро М. История под знаком гендера // Социальная история: Ежегодник. М.: РОССПЭН, 2003. С. 35–36. 7. Попова С. А. Нормативно-поведенческий комплекс мансийской женщины // Коренные малочислен- ные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока: традиции и инновации. Материалы науч.-практ. конф. XV Югорские чтения (Ханты-Мансийск, 20 декабря 2016). Тюмень: Формат, 2017. С. 161–172. 8. Попова С. А. Обряды перехода в традиционной культуре манси. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2003. 180 с. 9. Попова С. А. Основные периоды жизненного пути мансийской женщины // Вестник угроведения. 2016. № 1 (24). С. 125–134. 10. Попова С. А. Половозрастная терминология в представлениях и фольклоре северных манси // Си- бирский сборник 2. К юбилею Евгении Алексеевны Алексеенко. СПб.: МАЭ РАН, 2010. С. 179–190. 11. Попова С. А. Термины родства манси в свете их духовной культуры // Вестник ТГПУ. Серия: Гума- нитарные науки (история, этнология). 2006. №1 (52). С. 126–129. 12. Ромбандеева Е. И. История народа манси (вогулов) и его духовная культура (по данным фольклора и обрядов). Сургут: Сев. дом и Сев.-Сиб. рег. кн. изд-во, 1993. 208 с. 13. Соколова З. П. Ханты и манси: взгляд из XXI в. М.: Наука, 2009. 756 с. 14. Сподина В. И. Номенклатура родства как универсальный социокультурный феномен обских угров и самодийцев (по материалам традиционной культуры и языка). Ханты-Мансийск: Печатное дело, 2010. 144 с. 15. Фёдорова Е. Г. Женская культура в традиционном обществе // Женщина в мире мужской культуры: путь к себе. Матер. междун. науч. конференции (Санкт-Петербург, 15–17 июля, 1999). СПб.: [б.и.], 1999. С. 43–45. 16. Фёдорова Е. Г. Об одном из аспектов женской культуры манси // Материалы полевых этнографиче- ских исследований. СПб.: МАЭРАН, 2004. Вып. 5. С. 29–40. 17. Douglas M. Purity and Danger: An Analysis of Concepts of Pollution and Taboo (Чистота и опасность: анализ понятий загрязнения и табу). London; New York: Routledge, 1966. 193 p. 18. Kannisto A. Wogulische Volksdichtung. Helsinki, 1963. B. VI. 385 s. 19. Materialienzur Mythologie der Wogulen. Gesammelt von Artturi Kannisto. Helsinki, 1958. 443 p. 20. Mauss M. La function sociale du sacre. Paris: Minuit, 1968. 700 p.

380 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

21. Munkacsi B. Wogul nѐpkӧltѐsi gyüjtemѐny. Budapest, 1896. K. IV. 440 lap. 22. Scott J. Gender: A Useful Category of Historical Analysis // Scott J. Gender and the Politics of History. New York: Columbia University Press, 1999. pp. 28-51. (In English)

Полевые материалы автора

ПМА 1 – Полевые материалы автора. Экспедиция в д. Хулимсунт, Берёзовский р-н Тюменской обл., март 1999г. (Информант В. В. Алгадьева (Тасманова), 1940 г. р.). ПМА 2 – Полевые материалы автора. Экспедиция в д. Ломбовож, Берёзовский район, Тюменской обл., июль 2000 г. (Информант: Н. Е. Таратов, 1959 г. р.). ПМА 3 – Полевые материалы автора. Экспедиция в д. Хулимсунт, Берёзовский р-н Тюменской обл., декабрь 2008 г. (Информант Г. К. Алгадьева, 1943 г. р.). ПМА 4 – Полевые материалы автора. Экспедиция в д. Хулимсунт, с. Няксимволь, д. Усть-Манья, Берё- зовский р-н Тюменской обл., июнь 2016 г. (Информанты: Г. К. Алгадьева, 1943 г. р., Е. К. Самбиндалова, 1958 г. р., Е. И. Адина, 1966 г. р.).

References 1. Geroicheskij epos mansi (vogulov): Pesni svyatyh pokrovitelej [Heroic epos of the Mansi (Voguls): Songs of saint patrons]. Comp. by E. I. Rombandeeva. Khanty-Mansiysk: Print-Klass Publ., 2010. 648 p. (In Russian) 2. Gemuev I. N., Baulo A. V. Svyatilishcha mansi verhov’ev Severnoj Sos’vy [The shrines of the Mansi in in the upper reaches of the river of the Severnaya Sosva]. Novosibirsk: Izd-vo IAE SO RAN Publ., 1999. 240 p. (skazka o Syan’ = tale about Syan). (In Russian) 3. Gemuev I. N., Sagalaev A. M. Religiya naroda mansi. Kul’tovye mesta (XIX – nachalo XX v.) [Religion of the Mansi people. Cult places (XIX – beginning XX century)]. Novosibirsk: Nauka Publ., 1986. 192 p. (In Russian) 4. Istochniki po etnografii Zapadnoj Sibiri [Sources on the ethnography of Western Siberia]. Tomsk: Izd-vo Tom. un-ta Publ., 1987. 284 p. (In Russian) 5. Mansijskie «Pesni o sud’be» («Lichnye pesni») (V zapisi Artturi Kannisto, 1901–1906 gg.) [The Mansi «Songs about destiny» («Personal songs») (In the record of Artturi Kannisto, 1901–1906)]. Khanty-Mansiysk: Pechatnyj mir g. Hanty-Mansijsk Publ., 2013. 110 p. (In Russian) 6. Perro M. Istoriya pod znakom gendera [History under the sign of gender]. Social’naya istoriya: Еzhegodnik [Social history: Yearbook]. Moscow: ROSSPEN Publ., 2003. pp. 35–36. (In Russian) 7. Popova S. A. Normativno-povedencheskij kompleks mansijskoj zhenshchiny [Normative and behavioral complex of the Mansi woman]. Korennye malochislennye narody Severa, Sibiri i Dal’nego Vostoka: tradicii i innovacii. Materialy nauch.-prakt. konf. XV Yugorskie chteniya [Indigenous ethnic groups of the North, Siberia and Far East: traditions and innovations. Materials of the scientific and practical conference the XV Yugra Readings (Khanty-Mansiysk, December 20, 2016)]. Tyumen: Format Publ., 2017. pp. 161–172. (In Russian) 8. Popova S. A. Obryady perekhoda v tradicionnoj kul’ture mansi [The rites of transition in the traditional culture of the Mansi]. Tomsk: Izd-vo Tom. un-ta Publ., 2003. 180 p. (In Russian) 9. Popova S. A. Osnovnye periody zhiznennogo puti mansijskoj zhenshcny [Main periods of life of the Mansi woman]. Vestnik ugrovedeniya [Bulletin of Ugric Studies], 2016, no. 1 (24), pp. 125–134. (In Russian) 10. Popova S. A. Polovozrastnaya terminologiya v predstavleniyah i fol’klore severnyh mansi [Gender and age terminology in representations and folklore of the Northern Mansi]. Sibirskij sbornik 2. K yubileyu Evgenii Alekseevny Alekseenko [Siberian collection 2. To the anniversary of Evgenia Alekseevna Alekseenko]. Saint- Petersburg: MAEH RAN Publ., 2010. pp. 179–190. (In Russian) 11. Popova S. A. Terminy rodstva mansi v svete ih duhovnoj kul’tury [Terms of relationship of the Mansi in the spiritual culture]. Vestnik TGPU. Seriya: Gumanitarnye nauki (istoriya, ehtnologiya). [Bulletin of the TSPU. Series: Humanities (history, ethnology)], 2006, no. 1, pp. 126–129. (In Russian) 12. Rombandeeva E. I. Istoriya naroda mansi (vogulov) i ego duhovnaya kul’tura (po dannym fol’klora i obryadov) [History of the Mansi people (Voguls) and their spiritual culture (according to folklore and rites)]. Surgut: Severnyj dom, Severo-Sibirskoe regional’noe knizhnoe izd-vo Publ., 1993. 208 p. (In Russian) 13. Sokolova Z. P. Hanty i mansi: vzglyad iz XXI v. [The Khanty and Mansi: A view from the XXI century]. Moscow: Nauka Publ., 2009. 756 p. (In Russian) 14. Spodina V. I. Nomenklatura rodstva kak universal’nyj sociokul’turnyj fenomen obskih ugrov i samodijcev (po materialam tradicionnoj kul’tury i yazyka) [Nomenclature of kinship as universal socio-cultural phenomenon 381 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. of the Ob-Ugrians and Samoyeds (on the materials of traditional culture and language)]. Khanty-Mansiysk: Pechatnoe delo Publ., 2010. 144 p. (In Russian) 15. Fyodorova E. G. Zhenskaya kultura v tradicionnom obshchestve [Woman culture in traditional society]. Zhenshchina v mire muzhskoj kul’tury: put’ k sebe. Materialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii (Sankt- Peterburg, 15–17 iyulya, 1999) [A woman in the world of man’s culture: the way to yourself. Materials of the international scientific conference (Saint-Petersburg, July 15–17, 1999)]. Saint-Petersburg: [w/p], 1999, pp. 38–39. (In Russian) 16. Fyodorova E. G. Ob odnom iz aspektov zhenskoj kul’tury mansi [About one of the aspects of woman culture of the Mansi]. Materialy polevyh ehtnograficheskih issledovanij [Materials of field ethnographic researches]. Saint-Petersburg: MAEH RAN Publ., 2004. Vol. 5. pp. 29–40. (In Russian) 17. Douglas M. Purity and Danger: An Analysis of Concepts of Pollution and Taboo. London; New York: Routledge, 1966. 193 p. (In English) 18. Kannisto A. Wogulische Volksdichtung. Helsinki: [w/p], 1963. B. VI. 385 p. (In German) 19. Materialienz ur Mythologie der Wogulen. Gesammelt von Artturi Kannisto. Helsinki: [w/p], 1958. 443 p. (In German) 20. Mauss M. La function sociale du sacre. Paris: Minuit, 1968. 700 p. (In French) 21. Munkacsi B. Wogul nѐpkӧltѐsi gyüjtemѐny. Budapest: [w/p], 1896. K. IV. 440 p. (In Hungarian) 22. Scott J. Gender: A Useful Category of Historical Analysis. Scott J. Gender and the Politics of History. New York: Columbia University Press, 1999. pp. 28–51. (In English)

Field materials of the author

Field materials of the author 1 – Ekspediciya v d. Hulimsunt, Beryozovskij r-n, Tyumenskoj obl.; mart 1999 g. (Informanty: V. V. Algadyeva, 1940 g. r.) [Expedition to Khulimsunt settlement, Beryozovsky District, Tyumen Oblast; March, 1999 (Informant: V. V. Algadyeva, 1940 year of birth)]. Field materials of the author 2 – Ekspediciya v d. Lombovozh, Beryozovskij r-n, Tyumenskoj obl.; iyul’ 2000 g. (Informant: N. E. Taratov, 1959 g. r.) [Expedition to Lombovozh settlement, Beryozovsky District, Tyumen Oblast; July, 2000 (Informant: N. E. Taratov, 1959 year of birth)]. Field materials of the author 3 – Ekspediciya v d. Hulimsunt, Beryozovskij r-n, Tyumenskoj obl.; dekabr’ 2008 g. (Informant: G. K. Algadyeva, 1943 g. r.) [Expedition to Khulimsunt settlement, Beryozovsky District, Tyumen Oblast; December, 2008 (Informant: G. K. Algadyeva, 1943 year of birth)]. Field materials of the author 4 – Ekspediciya v d. Hulimsunt, Beryozovskij r-n, Tyumenskoj obl.; iyun’ 2016 g. (Informanty: G. K. Algadyeva, 1943 g. r., E. K. Sambindalova,1958 g. r., E. I. Adina, 1966 g. r.) [Expedition to Khulimsunt settlement, Beryozovsky District, Tyumen Oblast; June, 2016 (Informants: G. K. Algadyeva, 1943 year of birth; E. K. Sambindalova, 1958 year of birth; E. I. Adina 1966 year of birth)].

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ:

Попова Светлана Алексеевна, ведущий научный сотрудник отдела Истории и этнологии, БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок» (628011, Российская Фе- дерация, Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, г. Ханты-Мансийск, ул. Мира, 14А), кандидат исторических наук. [email protected] ORCID ID: 0000-0002-0675-2743

ABOUT THE AUTHOR:

Popova Svetlana Alekseevna, Leading Researcher, of Department of History and Ethnology Ob-Ugric Institute of Applied Researches and Development (628011, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Khanty-Mansiysk, Mira st., 14A), Candidate of Historical Sciences. [email protected] ORCID ID: 0000-0002-0675-2743

382 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

ИСТОРИЯ НАУКИ

HISTORY OF SCIENCE

383 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

УДК 39; 378 DOI: 10.30624/2220-4156-2019-9-2-384-395

Ригидность как психологический индикатор академической мобильности учащейся молодёжи Ханты-Мансийского автономного округа – Югры

Л. М. Волосникова ФГАОУ ВО «Тюменский государственный университет», г. Тюмень, Российская Федерация, [email protected]

Е. А. Кукуев ФГАОУ ВО «Тюменский государственный университет», г. Тюмень, Российская Федерация, [email protected]

О. В. Булатова ФГБОУ ВО «Югорский государственный университет», г. Ханты-Мансийск, Российская Федерация, [email protected]

О. В. Огороднова ФГАОУ ВО «Тюменский государственный университет», г. Тюмень, Российская Федерация, [email protected]

О. С. Андреева ФГАОУ ВО «Тюменский государственный университет», г. Тюмень, Российская Федерация, [email protected]

АННОТАЦИЯ Введение. Социально-экономические и политические изменения на рынке труда, в сфере образования обусловили необходимость повышения мобильности учащейся молодёжи Ханты-Мансийского автоном- ного округа – Югры (далее – ХМАО–Югра), в том числе и с инвалидностью. Особое внимание в этой связи привлекает вопрос развития академической мобильности как личностное свойство на этапе подго- товке в вузе. Цель: выявить особенности проявления академической мобильности у югорской молодёжи, обеспечи- вающей готовность к построению индивидуального образовательного маршрута, прогнозированию про- фессиональной деятельности с учётом требований новых социально-экономических условий, активизиру- ющей стремление к непрерывному образованию и самообразованию. Материалы исследования: результаты опроса студентов вузов Тюмени и Югорского государственного университета, включая студентов с инвалидностью. Исследование проведено в феврале – марте 2019 года. Результаты и научная новизна. Авторы выявили, что академическая мобильность учащейся молодёжи ХМАО-Югры характеризуется ригидностью. То есть югорская молодёжь не проявляет гибкость, готовность перестроить себя, не оценивает критически имеющийся опыт, не прогнозируют свою деятельность с учётом требований рынка труда. Ригидность выражается в фиксированных формах поведения при неудовлетворённо- сти жизнью, наличии астенических эмоций, слабой осознанностью себя как субъекта самоосуществления. При этом «открытость опыту» югорской молодёжи свидетельствует о желании к переструктурированию опыта, сложившихся поведенческих стереотипов. Выборка исследования сформирована на основе предположения, что именно молодые люди, обучающиеся в университете должны проявлять высокий уровень мобильности. Таким образом, возникает необходимость разработки программ по развитию академической мобильно- сти у учащейся молодёжи, обеспечивающей готовность к построению индивидуального образовательно- го маршрута, прогнозированию профессиональной деятельности с учётом требований новых социально- экономических условий, активизирующей стремление к непрерывному образованию и самообразованию.

384 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Ключевые слова: высшее образование, академическая мобильность, студент, ригидность, флексибиль- ность. Благодарности: выражаем благодарность директору института североведения ФГБОУ ВО «Югорского государственный университет», оказавшего содействие в проведении опроса по выявлению специфики про- явления академической мобильности у студентов Северного региона. Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-013-00373 А «Академическая мобильность студентов с ограниченными возможностями здоровья и инвалидностью в ус- ловиях трансформации высшего образования». Для цитирования: Волосникова Л. М., Кукуев Е. А., Булатова О. В., Огороднова О. В., Андреева О. С. Ригидность как психологический индикатор академической мобильности учащейся молодёжи Ханты-Ман- сийского автономного округа – Югры // Вестник угроведения. 2019. Т. 9. № 2. С. 384–395.

Rigidity as the psychological indicator of academic mobility of students of Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra

L. M. Volosnikova University of Tyumen, Tyumen, Russian Federation, [email protected]

E. A. Kukuev University of Tyumen, Tyumen, Russian Federation, [email protected]

O. V. Bulatova Yugra State University, Khanty-Mansiysk, Russian Federation, [email protected]

O. V. Ogorodnova University of Tyumen, Tyumen, Russian Federation, [email protected]

O. S. Andreeva University of Tyumen, Tyumen, Russian Federation, [email protected]

ABSTRACT Introduction. Global socio-economic and political changes in the labor market and education, as well as new requirements for the quality of human capital, necessitate the development of academic mobility students of Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra (hereinafter – Yugra), including students with disabilities. Special attention in the article is drawn to the development of academic mobility as a personal property at the stage of training at the University. Objective: to reveal the features of the manifestation of academic mobility of the Ugric youth, providing readiness to make an individual educational route, prediction of professional activity, taking into account the requirements of new socio-economic conditions, which activate aspiration for continuous education and self- education. Research materials: the results of the survey of students of Tyumen universities and the Yugra State University, including students with disabilities. The research was conducted in February – March of 2019. Results and novelty of the research. The study revealed that the academic mobility of Yugra students is characterized by rigidity. As a rule, they do not demonstrate flexibility, willingness to restructure, critical understanding of their experience, do not predict their activities taking into account the requirements of the labor 385 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. market. Rigidity is expressed in fixed forms of behavior with dissatisfaction with life, the presence of asthenic emotions, and weak awareness of oneself as a subject of self-realization. At the same time, students show a desire to restructure the experience, the existing behavioral stereotypes. The study sample is based on the assumption that it is they, young people studying at universities, should show a high level of mobility. Thus, there is a need to develop programs for the development of academic mobility among students, ensuring the readiness to make an individual educational route, prediction of professional activity, taking into account the requirements of new socio-economic conditions, which activate aspiration for continuous education and self- education. Key words: higher education, academic mobility, student, rigidity, flexibility. Acknowledgments: the authors express their gratitude to the Director of the Institute of Northern Studies of the Yugra State University, who assisted in the survey to identify the specifics of academic mobility of students of the Northern region. The research was carried out with the financial support of the Russian Foundation for Basic Research (RFBR) in the framework of the research project No. 19-013-00373 A «Academic mobility of students with disabilities in the context of the transformation of higher education». For citation: Volosnikova L. M., Kukuev E. A., Bulatova O. V., Ogorodnova O. V., Andreeva O. S. Rigidity as the psychological indicator of academic mobility of students of Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra // Vestnik ugrovedenia = Bulletin of Ugric Studies. 2019; 9 (2): 384–395.

Введение − риски социально-психологические (этно- идентичность, интеграция, ситуации неопре- В условиях реализации инновационной делённости, профессиональное становление и экономики и национальных проектов Ханты- др.) [8; 16; 18]. Мансийский автономный округ – Югра испы- В связи с этим возникает необходимость тывает дефицит трудовых ресурсов. Одной из трансформации трудового поведения человека, причин дефицита трудовых ресурсов является повышения мобильности, конкурентоспособ- низкая мобильность, ригидность рабочей силы ности. Развитие мобильности и конкуренто- на рынке труда [9]. Проблема ригидности акту- способности югорской молодёжи как личност- ализируется при смене образа жизни, в частно- ного качества приобретает особую значимость сти, при изменении сложившихся жизненных на этапе профессиональной подготовки, так стереотипов в процессах миграции, требую- как при этом закладываются основы будуще- щих адаптации к климатогеографическим, со- го специалиста, его мировоззрения на осно- циально-производственным и социально-пси- ве специфического восприятия мира и учеб- хологическим условиям [2]. но-профессиональной деятельности. Северный регион, в частности ХМАО – Профессиональное образование обеспечи- Югра характеризуется [10]: вает учащейся молодёжи трансцендирование – уникальностью условий: температурный и формирование индивидуального жизненного режим, низкая плотность населения, транс- пути при сформированности как универсаль- портная труднодоступность и т.д. ных, так и профессиональных компетенций. – уникальностью этноса: особенности ма- При этом, признание «динамики изменений» лочисленных народов Севера, особенности значимым трендом современности, свидетель- проживания, культура, традиции и т.д. ствует о необходимости анализа психологиче- – уникальностью территории: природные ского образования, обеспечивающего устойчи- ресурсы, новые логистические маршруты и т.д. вость в изменяющемся мире – «мобильность». Увеличение динамики изменений в мире, Высшее образование, имманентно обладая усиление мирового внимания к северным тер- большей открытостью и возможностью орга- риториям может быть не только благом, но и низовывать индивидуальную образовательную опасностью. Исследователи выделяют: траекторию, обеспечивает пропедевтический − риски культурные (культура, традиции, уровень формирования мобильности учащей- уклад и др.) [1; 8; 13; 17]; ся молодёжи. − риски медицинские (здоровье, продоволь- С нашей точки зрения, значимым этапом ственная безопасность и др.) [15; 19]; организованного формирования мобильности 386 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

учащейся молодёжи является формирование субъектом образовательного процесса является академической мобильности. сознательно действующее лицо, которое осоз- В зарубежных исследованиях академиче- нает себя личностью, познающей и изменяю- ская мобильность рассматривают в контек- щей мир. Следовательно, академическая мо- сте реализации международных программ, в бильность выступает индикатором адаптации частности, программы Эразмус. Исследовате- субъекта к изменяющимся условиям, а так же ли подчёркивают актуальность мобильности внутреннего преобразования с последующим в будущей профессиональной деятельности влиянием на окружающую среду [4]. молодёжи, оптимизации коммуникативных Таким образом, академическая мобильность способностей и личностного обогащения че- нами понимается как свойство личности, обе- рез развитие независимости и уверенности. спечивающее умение управлять собственной Мобильность также позволяет узнать что-то образовательной деятельностью, строить свой новое о себе и расширить свой культурный го- индивидуальный образовательный маршрут, ризонт [14; 20]. четко преследуя определённые цели, прогно- В отечественных исследованиях выделя- зировать профессиональную деятельность с ют четыре подхода к рассмотрению сущности учётом требований новой эпохи и нового об- «академическая мобильность»: функциональ- щества, способность и стремление к непре- ный, личностный, культурологический, вирту- рывному образованию и самообразованию. альный [11]. Авторская позиция заключается При этом академическая мобильность рас- в признании важности личностного аспекта в сматривается как предиктор социальной и развитии мобильности в разных сферах жизне- профессиональной мобильности. Тем самым деятельности. при организованном процессе формирования Ю. В. Трофимова отмечает, что академиче- академической мобильности предвосхищается ская мобильность обозначает скорее потенци- успешность мобильности человека в ситуаци- альную способность или готовность индиви- ях неопределённости, динамичных изменений да к действию, чем само действие [12]. Автор как в социальном, так и профессиональном акцентирует внимание, что мобильность, в плане. широком смысле, понимается в качестве го- В данном случае мобильность, в том числе товности к миграции как территориальному и академическая, рассматривается не с пози- перемещению, и будет в том числе выражаться ции «чтобы уехать куда-то». Актуализируется в потенциальной миграционной активности. современный тренд «учиться в разных местах, Л. В. Зновенко определяет академическую чтобы вернуться обратно с компетенциями как мобильность как «… личностное образование, интеграцией не только знаний, но и менталите- которое является результатом деятельности тов других территорий, отношений, культур». субъекта образовательного процесса, пред- Поэтому возникает необходимость изучать полагающей проектирование и реализацию особенности проявления академической мо- студентом индивидуального образовательно- бильности у югорской молодёжи. го маршрута с учётом специфики выбранной Индикатором академической мобильности профессии, тенденций развития рынка труда, выступает континуум «ригидность-флекси- опыта работы, социального опыта и тенденций бильность». В нашем исследовании континуум развития международных и национальных об- «ригидность-флексибильность» рассматрива- разовательных систем…» [6, 106]. При такой ется как линейное пространство, показываю- трактовке на первое место выходят личност- щее степень проявления в структуре личности ные особенности, проявляющиеся в процессе ригидности или флексибильности. Убывание обучения, и необходимые для дальнейшего ригидности ведёт к росту флексибильности и личностного и профессионального роста буду- наоборот. щего специалиста. Психологическое содержание мобильности К аналогичному выводу приходит Н. К. Дмит- можно рассматривать как гибкость, опреде- риева, изучающая академическую мобиль- лённую готовность перестроить себя, способ- ность как личностное качество субъектов об- ность творчески воспринимать и критически разовательного процесса. Она отмечает, что оценивать имеющийся опыт, прогнозировать 387 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

свою деятельность с учётом возникающих Опросник включал в себя: проблем. Понимание мобильности в проти- 1. Общие данные респондента – 13 вопро- вовес фиксированным формам поведения сов. (Г. В. Залевский) даёт нам возможность точнее 2. Портфолио респондента (данные о на- проанализировать её психологические индика- личии/отсутствии фактов академической мо- торы. Как отмечает Г. В. Залевский: «Фиксиро- бильности в опыте респондента) – 8 вопросов. ванные формы поведения – это акты поведения 3. Анкета «Готовность к мобильности» - индивидуальной (личность) или групповой анализ представлений и мотивации респонден- (семья, производственные и общественные ор- та к осуществлению академической мобильно- ганизаций, этнос, общество и государство) си- сти – 5 вопросов. стемы, упорно повторяющиеся и/или продол- 4. Томский опросник ригидности Г. В Залев- жающиеся и в ситуациях, которые объективно ского – 150 вопросов. требуют их прекращения и/или изменения; при 5. Опросник жизнестойкости (русскоязыч- этом уровень осознания и принятия личностью ная адаптация Д.А. Леонтьева, Е.И. Рассказо- (или группой) этой необходимости может быть вой англоязычного опросника Hardiness Survey разным» [5, 11]. Э. В. Галажинский пишет «… (С. Мадди (Maddi), 1984) – 24 вопроса. чем выше ригидность, тем сильнее блокируют- 6. Шкала удовлетворённости жизнью ся каналы выхода во внешнюю среду, тем силь- (E. Diener, R. A. Emmons, R. J. Larsen и S. Griffin нее игнорируются возможности самореализа- (1985 г.), адаптирована и валидизирована ции, которые открываются во взаимодействии Д.А. Леонтьевым и Е.Н. Осиным в 2003 г.) – человека со средой, тем вероятнее появление 5 вопросов. поведенческих и других стереотипов в неадек- 7. Шкала открытости (вариант адаптации ватных для них условиях…» [3, 40]. То есть, 5PFQ (сост. Хийджиро Теуйн) в адаптации ригидность может выступать индикатором мо- А. Б. Хромова) – 15 вопросов. бильности, в данном случае в отношении обра- зовательной деятельности. Результаты Целью статьи является выявление особен- ностей проявления академической мобильно- В соответствии с заявленной темой иссле- сти у югорской молодёжи, обеспечивающей дований частотный анализ результатов рас- готовность к построению индивидуального смотрим на выборке студентов Югорского го- образовательного маршрута, прогнозирова- сударственного университета (262 студента) нию профессиональной деятельности с учётом (рис. 1). требований новых социально-экономических условий, активизирующей стремление к не- прерывному образованию и самообразованию.

Материалы и методы

Исследование проведено в феврале – марте 2019. Студенты вузов Тюмени (880 студентов) и Югорского государственного университета (262 студентов) выступили участниками ис- следования, включая 50 студентов с инвалид- ностью (4,03% общей выборки). Исследование проводились в форме опроса с использованием Google-форм. Опрос начинался с мотивацион- ного обращения, уточняющего цель и задачи опроса, важность объективности ответов для результатов научного исследования. Результа- Рис. 1. Уровень академической ты выгружались в форме таблиц Excel и им- мобильности (Ханты-Мансийск, портировались в пакет SPSS – 19.0. февраль-март 2019 г., %) 388 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

У большего количества студентов зафикси- (дистресса), плохого настроения, утомления рован низкий уровень академической мобиль- или какого-либо болезненного состояния че- ности. В данном случае это интегративный по- ловек в высокой степени склонен к ригидному казатель и результат является следствием того, (шире – к фиксированному) поведению. что 94,7% респондентов не принимали никогда 6. Шкала преморбидной ригидности (ПMP). участия в программах академической мобиль- Высокие показатели по этой шкале свидетель- ности; 85,5% не получали дополнительного ствуют о том, что испытуемый уже и подрост- образования; 77,9% не имели сертификатов ковом и юношеском (школьном) возрасте ис- он-лайн образования; 83,2% не участвовали в пытывал трудности в ситуациях каких-либо конкурсах проектов или грантов; 87% студен- перемен, нового и т.п. (табл. 1). тов не имели опубликованных научных статей. Таблица 1 При этом выявлены прямые корреляцион- Показатели ригидности студентов ЮГУ ные связи (здесь и далее: * - ρ≤0,05, ** - ρ≤0,01) (ТОРЗ, февраль-март 2019, %) с «Самооценкой мобильности» студентов: участием в учебных и научных мероприятиях Уровень/ СКР АР СР УР РСО ПМР (0,147*), получением дополнительного образо- Шкалы вания (0,145*), сертификатами получения об- Низкий 1,5 21,8 13 14,1 13 3 разования он-лайн-курсов (0,141*), участием в конкурсах проектов, грантов (0,207*). С дру- Умеренный 54,6 64,5 56,9 74 29,8 60,3 гой стороны, студенты не проявляющие мо- Высокий 43,9 13,7 29,3 11,9 35,1 36,3 бильности в учебной и научной деятельности Очень сами и низко оценивают свою мобильность. высокий 0 0 0,8 0 22,1 0,4 Значит, действительно, вопрос не во внешних условиях, а именно в психологических контек- Прежде всего, обращают внимание данные стах студентов, детерминирующих (флекси- по шкале общей ригидности, которые соответ- бильность) или препятствующих (ригидность) ствуют 43,9% (высокому уровню), что свиде- формированию и проявлению академической тельствует о доминировании фиксированных мобильности. форм поведения в выборке студентов. Наряду По опроснику ТОРЗ (Томский опросник ри- с этим, 22,1% респондентов проявляют «очень гидности Г. В. Залевского) диагностируются высокий» уровень ригидности как состояния следующие параметры ригидности: (РСО). То есть, при астенических эмоциях по- 1. Шкала общей ригидности – склонности, к вышается риск проявления ригидности. Учи- широкому спектру фиксированных форм пове- тывая характеристики современности в виде дения (СКР – симптомокомплекс ригидности). динамизма и неопределённости, полученный 2. Шкала актуальной ригидности (АР) – не- результат требует дополнительного анализа и способность при объективной необходимости коррекционных программ. изменить мнение, отношение, установку, моти- Проведённый корреляционный анализ выя- вы, модус переживания и т.п. вил обратную зависимость между показателя- 3. Шкала сенситивной ригидности (СР) от- ми академической мобильности и уровнем ри- ражает эмоциональную реакцию человека на гидности. Это свидетельствует, что ригидность новое, на ситуации, требующие каких-либо из- может рассматриваться как устойчивый психо- менений, возможно, страх перед новым, своего логический индикатор академической мобиль- рода неофобия. ности: чем выше академическая мобильность 4. Шкала установочной ригидности (УР) студента, тем ниже уровень его ригидности. также отражает личностный уровень проявле- Опросник жизнестойкости (русскоязычная ния психической ригидности, выраженный в адаптация Д. А. Леонтьева, Е. И. Рассказовой, позиции, отношении или установке на приня- англоязычного опросника Hardiness Survey тие - непринятие нового. (С. Мадди (Maddi), 1984) позволил выявить 5. Шкала ригидности как состояния (РСО). уровень жизнестойкости человека (ЖС) и её Высокие показатели по этой шкале свидетель- компонентов: вовлеченности (ЖС - В), контро- ствуют о том, что в состоянии страха, стресса ля (ЖС - К), принятия риска (ЖС - ПР) (табл. 2). 389 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Таблица 2 Показатели личностного потенциала студентов ЮГУ (февраль-март 2019, %)

ЖС – ЖС - Уровень/шкалы ЖС - К ЖС УЖ ОЗ ОО ИО В ПР Низкий 54,2 40,1 35,9 48,1 30,2 22,1 21 19,1 Средний 32,1 49,6 59,5 44,7 58 61,5 54,2 64,9 Высокий 13,7 10,3 4,6 7,3 11,8 16,4 24,8 16

Как видно из таблицы 2 низкий уровень ЖС мической мобильности, проявляя желание вре- (48,1%) является преобладающим. То есть поч- менно обучаться в другом вузе (рис. 2). ти половина студентов переживает проблем- ную систему убеждений о себе, мире, об отно- шениях с миром. У 30,2% респондентов был выявлен низ- кий уровень удовлетворённости жизнью (УЖ). Следует отметить, что каждый пятый (19,1%) показывает низкий уровень открытости знани- ям и опыту. Но индекс открытости находится в прямой корреляционной связи с «Самооценкой мобильности» (0,274**). В дальнейшем исследовании применял- ся однофакторный дисперсионный анализ (ANOVA) на основе сравнения средних зна- чений. Сравнивались результаты диагностики Рис. 2. Сравнение результатов по вопросу студентов Севера (г. Ханты-Мансийск) и ву- «Готовность учиться в другом зов Тюмени. В анализ выбирались результа- Российском вузе», средний балл ты, прошедшие проверку критерием Ливиня и соответствующие уровню значимости не ниже Но это желание не подкрепляется психоло- 0,05 (табл. 3). гическими индикаторами. По всем компонен- Таблица 3 там ТОРЗ студенты Ханты-Мансийска показы- вают значимо более высокий уровень ригидно- Дисперсионный анализ результатов сти (рис. 3). Именно этот аспект требует более диагностики студентов содержательного исследования в дальнейшем. (Тюмень, n=880, Ханты-Мансийск, n=262)

F Знч. Готовность учиться в другом 4,722 0,030 Российском вузе ТОРЗ - общая ригидность 13,330 0,000 ТОРЗ - актуальная ригидность 17,266 0,000 ТОРЗ - установочная ригидность 8,950 0,003 ТОРЗ - сенситивная ригидность 20,748 0,000 ТОРЗ - ригидность как состояние 5,237 0,022 ТОРЗ - преморбидная ригидность 7,337 0,007 ЖС - контроль 4,114 0,043 Открытость опыту 5,375 0,021 Рис. 3. Сравнение результатов Студенты Югорского госуниверситета зна- жизнестойкости «Шкала контроль», чимо выше готовы к внутрироссийской акаде- средний балл

390 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

Как следует из рекомендаций по интерпре- ка анализа психологических индикаторов мо- тации результатов теста: «контроль» представ- бильности. ляет собой убеждённость в том, что борьба по- Показатели симптомокомплекса ригидности зволяет повлиять на результат происходящего, (высокий уровень – 43,9%) не совпадают с ре- пусть даже это влияние не абсолютно и успех не зультатами, полученными Томскими учёными гарантирован. Результат показателен в рамках [7] (32% низкий, 58% умеренный уровень), а анализа уникальности выборки (рис. 4). Если также результатами, полученными на выборке понимать, что в условиях Севера «борьба» яв- студентов из Тюмени (см. табл. 3). Выявлен- ляется естественным состоянием человека, то ная особенность должна интерпретироваться в именно контроль в структуре жизнестойкости системе таких факторов, которые могли на нее приобретает весомое значение. Тогда следует повлиять. В частности, к ним можно отнести и показатели ригидности анализировать также описанные выше характеристики уникально- через региональную (северную) призму. сти северного региона. Полученные нами дан- ные будут положены в основу разработки про- граммы дальнейшего исследования. Доминирование низкого уровня жизнестой- кости и удовлетворённости жизнью (УЖ) как раз и может выражать астенические эмоции, которые находят своё выражение в выявлен- ном «очень высоком» уровне ригидности как состояния. Корреляционный анализ выявил обратную зависимость (-0,494**) между этими компонентами. При этом характеристики мо- бильности находятся в прямой корреляцион- ной связи с параметрами жизнестойкости, что подтверждает необходимость целенаправлен- ной работы по формированию академической Рис. 4. Сравнение результатов мобильности. «Открытости опыту», средний балл Распределение респондентов по уровням открытости с одной стороны – может соответ- Предыдущие выводы подкрепляются ре- ствовать нормальному распределению. С дру- зультатом открытости опыту студентов Ханты- гой стороны – это студенческая молодёжь, ко- Мансийска в сравнении со студентами вузов торая согласно нормам возрастного развития и Тюмени. То есть, в условиях уникальности уровню получаемого образования, должна про- среды Севера именно «открытость опыту» яв- являть большую открытость. Выводы по ре- ляется актуальной. Опыт как непосредственно зультатам анализа жизнестойкости (контроль) закреплённые умения, навыки обеспечивают и открытости (опыту) показательны именно в успешность жизнедеятельности в сложных ус- уникальности северных территорий. Эти дан- ловиях Севера. ные требуют повторного анализа (с учётом рас- ширения выборки, введением дополнительных Обсуждение и заключение социально-психологических индикаторов) вы- явленного уровня ригидности (значимо превы- Фиксация низкого уровня академической шающего показатели студентов Тюмени). По мобильности у югорской молодёжи, проявля- всей видимости «ригидность», «фиксирован- ется в том, что подавляющее число студентов ные формы поведения» могут иметь иное пси- не активны в учебной и научной деятельности. хологическое содержание и характеристики в Это является подтверждением того, что сам условиях Севера. факт создания условий для проявления акаде- Выборка исследования сформирована на мической мобильности не обязательно влечёт основе предположения, что именно молодые за собой соответствующую активизацию сту- люди, обучающиеся в университете долж- дентов. Поэтому и была предпринята попыт- ны проявлять высокий уровень мобильности, 391 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

согласно возрастным нормам и самому факту человек приобщается к северному менталитету. приобщения к высшему образованию. Поиск психологических индикаторов, характе- Северные регионы России находятся сегод- ризующих мобильность, позволит снять напря- ня в фокусе пристального внимания. Конечно, жённость в диаде «автономность/интеграция». нужно признать, что это связано в большей сте- И, именно молодые люди, получающие высшее пени с экономическими причинами. Но, уни- образование, призваны быть наиболее мобиль- кальность территорий составляют не только ными. Поэтому через формирование акаде- природные ресурсы, а, прежде всего, челове- мической мобильности, в частности, система- ческие. И актуальность понимания психологии тического приезда студентов в северные вузы людей, которые живут здесь, как исторически, ХМАО, Красноярского края и т.д. и временное так и в рамках социальной и профессиональ- обучение учащихся в них и в других универси- ной мобильности, резюмируется априори. тетах России и зарубежья позволит сформиро- Мы исходим из понимания, что «чтобы ра- вать необходимый психологический и социаль- ботать на Севере, чтобы его осваивать, нужно ный задел, потенциал для совместной деятель- учиться и жить здесь». Только в этом случае, ности, в том числе в Арктике.

Список источников и литературы 1. Айснер Л. Ю., Агапова Т. В. Роль культуры в формировании этнического самосознания коренных ма- лочисленных народов Севера // Технологии развития социальных, экономических и логистических процес- сов Арктической зоны России: история и современность. Матер. междун. науч.-практич. конф. Красноярск: Красноярский гос. аграр. ун-т, 2017. С. 15–19. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=30633999 (дата обращения: 22 марта 2019). 2. Бокова О. А. Теоретические основы изучения личностной ригидности как показателя открытости пси- хологической системы // Мир науки, культуры, образования. 2014. № 4 (47). С. 40–43. URL: https://elibrary. ru/item.asp?id=22483090 (дата обращения: 3 мая 2019). 3. Галажинский Э. В. Ригидность как общесистемное свойство человека и самореализация личности // Материалы конференции «Человек в психологии: ориентиры исследований в новом столетии» (20 апреля 2001 года). Караганда: Изд-во КарГУ 2001. С. 38–48. URL: http://1-source.ru/articles/galajinskii-rigidnost.html (дата обращения: 20 марта 2019). 4. Дмитриева Н. К. Академическая мобильность как личностное качество субъектов образовательно- го процесса // Непрерывное образование: XXI век. 2013. № 4(4). С. 58–65. URL: https://elibrary.ru/item. asp?id=21589843 (дата обращения: 3 мая 2019). 5. Залевский Г. В. Фиксированные формы поведения индивидуальных и групповых систем (в куль- туре, образовании, науке, в норме и патологии): Fixed forms of behavior of indiviual and Group systems (in culture, education, science, norm and pathology). Томск: Том. гос. ун-т, 2004. 460 с. URL: https://elibrary.ru/item. asp?id=20083732 (дата обращения: 22 марта 2019). 6. Зновенко Л. В., Макареня А. А. Академическая мобильность студента как фактор успешного становления профессиональной компетентности будущего педагога // Образование в эпоху перемен: сб. науч. трудов. СПб.: ГНУ ИОВ РАО, 2005. С. 105–109. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=17105681 (дата обращения: 3 мая 2019). 7. Кравцова Н. А., Довженко А. Ю., Галкина Д. А. Психическая ригидность у студентов медицинского вуза // Актуальные проблемы психологии и педагогики. Матер. междун. науч.-практ. конф. Оренбург: Орен- бургский гос. ун-т, 2016. С. 339–345 URL: https://elibrary.ru/download/elibrary_27636344_44492623.PDF (дата обращения: 25 марта 2019). 8. Ноговицын Д. Д., Шеина З. М., Сергеева Л. П. К вопросу о традиционном образе жизни коренных малочисленных народов севера // Вестник научных конференций. 2017. № 10-3 (26). С. 98–99. URL: https:// elibrary.ru/item.asp?id=30677640 (дата обращения: 3 мая 2019). 9. Осинцев Д. В. К вопросу о мобильности трудовых ресурсов в современных условиях // В мире науч- ных открытий. Матер. XV Междун. науч.-практ. конф. М.: Спутник+, 2015. С. 179–184. URL: https://elibrary. ru/item.asp?id=23594183 (дата обращения: 5 мая 2019). 10. Петрова В. С. Проблемы социально-экономического развития Ханты-Мансийского автономного округа – Югры // Научно-методический электронный журнал «Концепт». 2017. № 51. C. 36–41. URL: https:// elibrary.ru/item.asp?id=27663801 (дата обращения: 3 мая 2019). 11. Ставрук М. А. Содержание и организация академической мобильности студентов Финляндии. Ярос- лавль: Ремдер, 2010. 258 с. 392 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

12. Трофимова Ю. В. Академическая мобильность: психологические основания // Актуальные проблемы современности. 2015. № 1(7). С. 158–161. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=27360440 (дата обращения: 5 мая 2019). 13. Armitage D., Berkes F., Dale A., Kocho-Schellenberg E., Patton E. Co-management and the co-production of knowledge: Learning to adapt in Canada’s Arctic // Global Environmental Change. 2011. Vol. 21. Issue 3. pp. 995–1004. DOI: https://doi.org/10.1016/j.gloenvcha.2011.04.006. 14. Dolga L., Filipescu H., Popescu-Mitroi M. M., Mazilescu C. A. Erasmus Mobility Impact On Professional Training And Personal Development Of Students Beneficiaries // Procedia – Social and Behavioral Sciences. 2015. Vol. 191. pp. 1006–1013. DOI: https: //doi.org/10.1016/j.sbspro.2015.04.235. 15. Karron R. A., Singleton R. J., Bulkow L., Parkinson A., Kruse D., DeSmet I., Indorf C., Petersen K.M., Leombruno D., Hurlburt D., Santosham M., Harrison L. Severe respiratory syncytial virus disease in Alaska Native children // The Journal of infectious diseases. 1999. Vol. 180. Issue 1. pp. 41–49. DOI: https://doi.org/10.1086/314841. 16. Kirko V. I., Malakhova E. V., Pack N. I. Education for the Future: New Strategies of Distance Education for the Universities of Eastern Siberia // Turkish Online Journal of Distance Education. 2014. Vol. 15. № 4. pp. 23–33. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=23994510 (дата обращения: 20 марта 2019). 17. Koptseva N. P., Kirko V. I. The Impact of Global Transformations on the Processes of Regional and Ethnic Identity of Indigenous Peoples Siberian Arctic // Mediterranean Journal of Social Sciences. 2015. Vol. 6. № 3. pp. 217–223. DOI: https://doi.org/10.5901/mjss.2015.v6n3s5p217. 18. Koptseva N. P., Reznikova K. V. Refinement of the causes of ethnic migration North Selkups based on the historical memory of indigenous ethnic groups Turukhansk district of Krasnoyarsk Krai // Bylye gody. 2015. Vol. 38. Issue 4. pp. 1028–1038. URL: http://www.bg.sutr.ru/journals_n/1449044743.pdf (дата обращения: 20 марта 2019). 19. Ruth A. Karron, Rosalyn J. Singleton, Lisa Bulkow, Alan Parkinson, Donn Kruse, Irma DeSmet, Carol Indorf, Kenneth M. Petersen, Donna Leombruno, Debra Hurlburt, Mathuram Santosham, Lee H. Harrisonfor the RSV Alaska Study Group Severe Respiratory Syncytial Virus Disease in Alaska Native Children // The Journal of Infectious Diseases. 1999. Vol. 180. Issue 1. pp. 41–49. https://doi.org/10.1086/314841. 20. Simoes D., Pinheiro M., Santos C. A., Filipe S., Barbosa B., Dias G.P.. Insights into the expectations of mobility students: the impact of Erasmus in their future professional careers // 3rd International Conference on Higher Education Advances. Valencia. 2017. pp. 696–704. DOI: https: //doi.org/10.4995/HEAd17.2017.5360.

References 1. Aysner L. Yu., Agapova T. V. Rol’ kul’tury v formirovanii jetnicheskogo samosoznanija korennyh malochislennyh narodov Severa [The role of culture in the formation of ethnic identity of the indigenous peoples of the North]. Tehnologii razvitija social’nyh, jekonomicheskih i logisticheskih processov Arkticheskoj zony Rossii: istorija i sovremennost’. Materialy mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii [Technologies of development of social, economic and logistical processes of the Arctic zone of Russia: history and modernity. Materials of the international scientific conference]. Krasnoyarsk: Krasnoyarskiy gos. un-t Publ., 2017. pp. 15–19. Available at: https://elibrary.ru/download/elibrary_30633999_58357369.pdf. (accessed March 22, 2019). (In Russian) 2. Bokova O.A. Teoreticheskie osnovy izuchenija lichnostnoj rigidnosti kak pokazatelja otkrytosti psihologicheskoj sistemy [Theoretical foundations of the study of personal rigidity as an indicator of the openness of the psychological system]. Mir nauki, kul’tury, obrazovanija [World of science, culture, education], 2014, no. 4 (47), pp. 40–43. Available at: https://elibrary.ru/item.asp?id=22483090. (accessed May 03, 2019). (In Russian) 3. Galazhinskiy Ye. V. Rigidnost’ kak obshhesistemnoe svojstvo cheloveka i samorealizacija lichnosti [Rigidity as a system quality of a person and self-realization of a person]. Materialy konferencii «Chelovek v psihologii: orientiry issledovanij v novom stoletii» (20 aprelja 2001 goda) [Proceedings of the scientific conference «Man in psychology: guidelines for research in the new century» (April 20, 2001)]. Karaganda: Izd-vo KarGU Publ., 2001. pp. 38–48. Available at: http://1-source.ru/articles/galajinskii-rigidnost.html. (accessed March 20, 2019). (In Russian) 4. Dmitrieva N. K. Akademicheskaja mobil’nost’ kak lichnostnoe kachestvo subjektov obrazovatel’nogo processa [Academic mobility as a personal quality of subjects of education]. Nepreryvnoe obrazovanie: XXI vek [Continuing education: XXI century], 2013, no. 4 (4), pp. 58–65. Available at: https://elibrary.ru/item.asp?id=21589843. (accessed May 03, 2019). (In Russian) 5. Zalevskiy G. V. Fiksirovannye formy povedenija individual’nyh i gruppovyh sistem (v kul’ture, obrazovanii, nauke, v norme i patologii) [Fixed forms of behavior of individual and group systems (in culture, education, science, in norm and pathology)]. Tomsk: Tomsk. gos. un-t Publ., 2004. 460 p. Available at: https://elibrary.ru/item. asp?id=20083732. (accessed March 22, 2019). (In Russian) 6. Znovenko L. V., Makarenya A. A. Akademicheskaja mobil’nost’ studenta kak faktor uspeshnogo stanovlenija professional’noj kompetentnosti budushhego pedagoga [Academic mobility of a student as a factor of successful 393 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019. formation of professional competence of future teacher]. Obrazovanie v jepohu peremen [Education in the era of changes]. Saint-Petersburg: GNU IOV RAO Publ., 2005. pp. 105–109. Available at: https://elibrary.ru/item. asp?id=17105681. (accessed May 03, 2019). (In Russian) 7. Kravtsova N. A., Dovzhenko A. Yu., Galkina D. A. Psikhicheskaya rigidnost’ u studentov meditsinskogo vuza [Psychic rigidity of students of a medical high school]. Aktual’nye problemy psikhologii i pedagogiki Materialy mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii [Actual problems of psychology and pedagogy. Materials of the international scientific conference]. Orenburg: Orenburgskiy gos. un-t Publ., 2016. pp. 339–345. Available at: https://elibrary.ru/download/elibrary_27636344_44492623. (accessed Marth 25, 2019). (In Russian) 8. Nogovitsyn D. D., Sheina Z. M., Sergeeva L. P. K voprosu o tradicionnom obraze zhizni korennyh malochislennyh narodov severa Institut fiziko-tehnicheskih problem Severa [To the question of the traditional way of life of indigenous people of the North]. Vestnik nauchnyh konferencij [Journal of scientific conferences], 2017, no. 10–3 (26), pp. 98–99. Available at: https://elibrary.ru/item.asp?id=30677640. (accessed May 03, 2019). (In Russian) 9. Osintsev D. V. K voprosu o mobil’nosti trudovyh resursov v sovremennyh uslovijah [To the question of mobility of labor resources in modern conditions]. V mire nauchnyh otkrytij: Materialy XV Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii [In the world of scientific discoveries: Proceedings of the XV International scientific and practical conference]. Moscow: Sputnic+ Publ., 2015. pp. 179–184. Available at: https://elibrary.ru/ item.asp?id=23594183. (accessed May 05, 2019). (In Russian) 10. Petrova V. S. Problemy sotsial’no-ehkonomicheskogo razvitiya Khanty-Mansijskogo avtonomnogo okruga – Yugry [Problems of socio-economic development of Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra]. Nauchno- metodicheskij ehlektronnyj zhurnal «Kontsept» [Scientific-methodical electronic journal «Concept»], 2017, no. 51, pp. 36–41. Available at: https://elibrary.ru/item.asp?id=27663801. (accessed May 03, 2019). (In Russian) 11. Stavruk M. A. Soderzhanie i organizaciya akademicheskoj mobil’nosti studentov Finlyandii [Content and organization of academic mobility of students in Finland]. Yaroslavl: Remder Publ., 2010. 258 p. (In Russian) 12. Trofimova Yu. V. Akademicheskaja mobil’nost’: psihologicheskie osnovanija [Academic mobility: psychological grounds]. Aktual’nye problemy sovremennosti [Actual problems of modernity], 2015, no. 1 (7), pp. 158–161. Available at: https://elibrary.ru/item.asp?id=27360440. (accessed May 05, 2019). (In Russian) 13. Armitage D., Berkes F., Dale A., Kocho-Schellenberg E., Patton E. Co-management and the co-production of knowledge: Learning to adapt in Canada’s Arctic. Global Environmental Change, 2011, no. 21 (3), pp. 995–1004. DOI: https://doi.org/10.1016/j.gloenvcha.2011.04.006. (In English) 14. Dolga L., Filipescu H., Popescu-Mitroi M. M., Mazilescu C. A. Erasmus Mobility Impact On Professional Training And Personal Development Of Students Beneficiaries. Procedia – Social and Behavioral Sciences, 2015, no. 191, pp. 1006–1013. DOI: https: //doi.org/10.1016/j.sbspro.2015.04.235. (In English) 15. Karron R. A., Singleton R. J., Bulkow L., Parkinson A., Kruse D., DeSmet I., Indorf C., Petersen K. M., Leombruno D., Hurlburt D., Santosham M., Harrison L. Severe respiratory syncytial virus disease in Alaska Native children. The Journal of infectious diseases, 1999, no. 180 (1), pp. 41–49. DOI: https://doi.org/10.1086/314841. (In English) 16. Kirko V. I., Malakhova E. V., Pack N. I. Education for the Future: New Strategies of Distance Education for the Universities of Eastern Siberia. Turkish Online Journal of Distance Education, 2014, no. 15 (4), pp. 23–33. Available at: https://elibrary.ru/item.asp?id=23994510. (accessed March 20, 2019). (In English) 17. Koptseva N. P., Kirko V. I. The Impact of Global Transformations on the Processes of Regional and Ethnic Identity of Indigenous Peoples Siberian Arctic. Mediterranean Journal of Social Sciences, 2015, no. 6 (3), pp. 217–223. DOI: https://doi.org/10.5901/mjss.2015.v6n3s5p217. (In English) 18. Koptseva N. P., Reznikova K. V. Refinement of the causes of ethnic migration North Selkups based on the historical memory of indigenous ethnic groups Turukhansk district of Krasnoyarsk Krai. Bylye gody, 2015, no. 38 (4), pp. 1028–1038. Available at: http://www.bg.sutr.ru/journals_n/1449044743.pdf. (accessed March 20, 2019). (In English) 19. Ruth A. Karron, Rosalyn J. Singleton, Lisa Bulkow, Alan Parkinson, Donn Kruse, Irma DeSmet, Carol Indorf, Kenneth M. Petersen, Donna Leombruno, Debra Hurlburt, Mathuram Santosham, Lee H. Harrisonfor the RSV Alaska Study Group Severe Respiratory Syncytial Virus Disease in Alaska Native Children. The Journal of Infectious Diseases, 1999, no. 180 (1), pp. 41–49. DOI: https://doi.org/10.1086/314841. (In English) 20. Simoes D., Pinheiro M., Santos C. A., Filipe S., Barbosa B., Dias G. P. Insights into the expectations of mobility students: the impact of Erasmus in their future professional careers. 3rd International Conference on Higher Education Advances. Valencia: Editorial Universitat Politecnica de Valencia, 2017. pp. 696–704. DOI: https: //doi.org/10.4995/HEAd17.2017.5360. (In English)

394 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРАХ: Волосникова Людмила Михайловна, директор института психологии и педагогики ФГАОУ ВО «Тю- менский государственный университет», (625031, Российская Федерация, Тюменская область, г. Тюмень, проезд 9 Мая, д. 5), кандидат исторических наук, доцент. [email protected] ORCID: 0000-0002-4774-3720

Кукуев Евгений Анатольевич, доцент кафедры психологии и педагогики детства ФГАОУ ВО «Тю- менский государственный университет» (625031, Российская Федерация, Тюменская область, г. Тюмень, проезд 9 Мая, д. 5), кандидат психологических наук, доцент. [email protected] ORCID: 0000-0002-2226-8679

Булатова Ольга Владимировна, доцент Гуманитарного института североведения ФГБОУ ВО «Югор- ский государственный университет» (628007, Российская Федерация, Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, г. Ханты-Мансийск, ул. Чехова 16), кандидат психологических наук, доцент. [email protected] ORCID: 0000-0001-7456-6953

Огороднова Ольга Васильевна, завкафедрой психологии и педагогики детства ФГАОУ ВО «Тюмен- ский государственный университет», (625031, Российская Федерация, Тюменская область, г. Тюмень, проезд 9 Мая, д. 5), кандидат педагогических наук. [email protected] ORCID: 0000-0002-5023-3959

Андреева Ольга Станиславовна, завкафедрой общей и социальной психологии ФГАОУ ВО «Тю- менский государственный университет», (625031, Российская Федерация, Тюменская область, г. Тюмень, проезд 9 Мая, д. 5), кандидат психологических наук. [email protected] ORCID: 0000-0003-3101-3122

ABOUT THE AUTHORS: Volosnikova L. M., Director of Institute of Psychology and Pedagogy, University of Tyumen (625031, Russian Federation, Tyumen Oblast, Tyumen, 9 Maya proyezd, 5), Candidate of Historical Sciences, Associate Professor. [email protected]. ORCID: 0000-0002-4774-3720

Kukuev E. A., Associate Professor of the Chair of Child Psychology and Pedagogy, University of Tyumen (625031, Russian Federation, Tyumen Oblast, Tyumen, 9 Maya proyezd, 5), Candidate of Psychological Sciences. [email protected]. ORCID: 0000-0002-2226-8679

Bulatova O. V., Associate Professor of the Humanitarian Institute of Northern Studies, Yugra State University (628007, Russian Federation, Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug – Yugra, Khanty-Mansiysk, Chekhov st., 16), Candidate of Psychological Sciences. [email protected] ORCID: 0000-0001-7456-6953 Ogorodnova O. V., Head of the Chair of Child Psychology and Pedagogy, University of Tyumen (625031, Russian Federation, Tyumen Oblast, Tyumen, 9 Maya proyezd, 5), Candidate of Pedagogical Sciences. [email protected]. ORCID: 0000-0002-5023-3959

Andreeva O. S., Head of Department of General and Social Psychology, University of Tyumen (625031, Russian Federation, Tyumen Oblast, Tyumen, 9 Maya proyezd, 5), Candidate of Psychological Sciences. [email protected]. ORCID: 0000-0003-3101-3122 395 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

ПРАВИЛА ОФОРМЛЕНИЯ МАТЕРИАЛОВ

Уважаемые коллеги! Приглашаем вас принять участие в научно-теоретическом и методическом журнале «Вестник угроведения» Журнал принимает материалы по следующим направлениям: – Филология – История, этнография и археология – История науки Журнал выходит 4 раза в год. Публикация в журнале бесплатная. Электронная версия рукописи и сопроводительные документы к ней представляются по электронной почте издателя: [email protected]

К статье должны обязательно прилагаться: 1. Рецензия на статью (отдельный файл) 2. Авторский договор 3. Справка о неправомерных заимствованиях

Оформление текста статьи. * Поля: слева и справа – по 2 см., снизу и сверху – по 2 см. * Основной текст статьи набирается в редакторе Word. * Шрифт основного текста – Times New Roman. * Текст набирается 14 кеглем, междустрочный интервал – 1,5 (полуторный). * Для однородности стиля не используются шрифтовые выделения (курсив, подчёркивание и проч.). * Отступ первой строки абзаца – 1 см. * Библиографический список приводится 12 кеглем в конце статьи строго по алфавитному порядку после указания «Список источников и литературы». * Ссылка на библиографический источник состоит из двух цифр, заключённый в квадратные скобки, первая из которых – это порядковый номер в библиографическом списке статьи, вторая – это номер страницы в источнике. Цифры разделяются между собой запятой. Например, [1, 48]. * Подрисуночные подписи (12 кегль, обычный) даются под иллюстрациями по центру после слова «Рис.», с порядковым номером; над таблицей с выключкой вправо после слова «Таблица» с порядковым номером. Единственный рисунок, таблица в тексте не нумеруется. * Для набора текстов на финно-угорских языках используется шрифт PTSerif. * Объём рукописи не менее 0,5 п. л. (20 тысяч печатных знаков), не более 1 п. л. (40 тысяч печатных знаков).

Рукопись должна состоять из следующих разделов: 1. Заголовок статьи должен кратко и точно отражать содержание статьи, тематику и результаты проведённого научного исследования. 2. И.О. Фамилия, место работы, город, страна, электронный адрес автора. 3. АННОТАЦИЯ. Рекомендуемый объем аннотации – 150–250 слов, в ней чётко должны быть обозначены: – Введение. – Цель. – Материалы исследования. – Результаты и научная новизна.

396 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

4. Ключевые слова. Рекомендуемое количество ключевых слов – 5–10. 5. Благодарности. Хорошим тоном считается выражение благодарности анонимным рецензентам. Кроме этого следует указать организации, оказавшие финансовую поддержку. 6. Для цитирования. 7. Заголовок статьи (на английском языке). 8. И. О. Фамилия, место работы, город, страна, электронный адрес автора (на английском языке). 9. ABSTRACT (Аннотация) – Introduction (Введение). – Objective (Цель). – Research materials (Материалы исследования). – Results and novelty of the research (Результаты и научная новизна). 10. Key words (Ключевые слова). 11. Acknowledgements (Благодарности). 12. For citation (Для цитирования). 13. Основной текст статьи включает: – Введение. – Материалы и методы. – Результаты. – Обсуждение и заключение. – Список источников и литературы (включает только источники, использованные при подготовке статьи, отмеченные в тексте статьи, оформленные в соответствии со стандартом, принятом в журнале. Желательно использовать не более 30 источников. Из них: за последние 3 года – не менее 5, иностранных – не менее 5. Самоцитирования в списке литературы не должны превышать 10%. Важно правильно оформить ссылку на источник. Следует указать фамилии авторов, журнал (электронный адрес), год издания, том (выпуск), номер, страницы, DOI или адрес доступа в сети Интернет. Интересующийся читатель должен иметь возможность найти указанный литературный источник в максимально сжатые сроки. – References (Список литературы на английском языке – комбинация транслитерированной и англоязычной частей русскоязычных ссылок. Название публикации в ссылках должно быть транслитерировано (написано латинскими буквами) и дублировано на английский язык в квадратных скобках […]. При транслитерации нужно воспользоваться ссылкой: http://www. translit.ru (c вариантом BGN). Необходимо указать в скобках язык оригинала статьи, на котором написан полный текст публикации). – ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ: Ф.И.О., организация(и), адрес организации(й) [требуется указать все места работы автора, в которых выполнялись исследования (постоянное место, место выполнения проекта и др.)], должность и учёное звание, ORCID ID, Researcher ID, электронная почта, телефон, почтовый адрес с индексом (На русском и английском языках. Сокращения не допускаются!).

ПОДРОБНЫЕ ПРАВИЛА ОФОРМЛЕНИЯ СТАТЬИ, А ТАК ЖЕ ШАБЛОН СТАТЬИ РАЗМЕЩЕНЫ НА САЙТЕ: http://vestnik-ugrovedenia.ru

397 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

RULES OF REGISTRATION MATERIALS

Dear colleagues! We invite you to take part in scientific-theoretical and methodological journal «Bulletin of Ugric Studies». The journal accepts materials in the following areas: – Philology – History, Ethnography and archaeology – The history of science The journal is published quarterly. Articles are published free of charge. The electronic version of a manuscript and accompanying documents should be sent by e-mail of the publisher: [email protected]

The article must be accompanied by: 1. Review of the article (separate file) 2. The author’s contract 3. Help about illegal borrowing

Author guidelines for submission of manuscripts: * All margins are 2 cm. * The main text of article is typed in MC Word * Main text font is Times New Roman * Point size is 14; line spacing – 1.5 (one and a half) * Do not use accentuations (italics, underline, etc.) with the purpose of uniformity of style * Indention is 1 cm. * Bibliography point size is 12 at the end of the article strictly in alphabetical order after the «References». * Link to the bibliographic source consists of two digits in square brackets, the first of which is the order number in the bibliographic list of the article; the second one is the page number in the source. The digits are separated with a comma, e. g. [1, 48]. * The captions (point size – 12, regular style) are given under illustrations in the center after the word «Fig.» with the order number; over the table right aligned after the word “Table” with the order number. The only figure or the table should not be numbered. * For texts in Finno-Ugric languages the font PTSerif should be used. * Recommended extent of the manuscript is not less than 0.5 printed sheets (20 thousand printed characters) and no more than 1.0 printed sheet (40 thousand printed characters).

The manuscript should consist of the following sections: 1. Title of the article should concisely and accurately reflect content of the article, its thematic and results of scientific research 2. The full name, place of main work, city, country, e-mail of the author 3. ABSTRACT. Recommended extent of the abstract is 150–250 words. It should clearly indicate the following components: – Introduction. – Objective. – Materials research. – Results and novelty. 4. Key words. The recommended number of key words is 5 to 10.

398 Bulletin of Ugric Studies. Vol. 9, № 2. 2019.

5. Acknowledgments. The author expresses his gratitude: • to colleagues for their help; • for the financial support of the study 6. For citation. 7. The title of the article (in Russian language) 8. The full name, place of main work, city, country, e-mail of the author (in Russian language) 9. АННОТАЦИЯ (ABSTRACT) – Введение (Introduction) – Цель (Objective) – Материалы исследования (Research materials) – Результаты и научная новизна (Results and novelty) 10. Ключевые слова (Key words) 11. Благодарности (Acknowledgements) 12. Для цитирования (For citation) 13. The main text of the article includes: – Introduction – Materials and methods – Results – Discussions and conclusions 14. References include only the sources used and referred to in the article. They should be arranged in accordance with the standard used in the journal. It is recommended to use no more than 30 sources (at least 5 recent sources – the last three years; not less 5 sources in foreign languages). Self-citations in References should not exceed 10%. It is important to refer to the source correctly. It is necessary to indicate the surnames and initials of the authors, journal (e-mail address), year of publication, volume (issue), number, pages, DOI or Internet access address. Interested reader should be able to find the specified literary source in the shortest possible time. The original publication language must be indicated in parentheses. For example: (In English), (in Arabic), (In Persian), (In Italy), etc. 15. INFORMATION ABOUT THE AUTHOR: full name, organization(s), address of the organization(s) [it is necessary to specify all the author’s places of work in which the author carried out the researches (main place of work, place of the project implementation, etc.)], current position, academic rank, academic degree, ORCID ID, Researcher ID, e-mail address, phone number, postal address with index (in English language without abbreviations!)

DETAILED AUTHOR GUIDELINES FOR SUBMISSION OF MANUSCRIPTS AND THE ARTICLE TEMPLATE ARE AVAILABLE AT THE WEBSITE: http://vestnik-ugrovedenia.ru

399 Вестник угроведения. Т. 9, № 2. 2019.

Научный журнал

ВЕСТНИК УГРОВЕДЕНИЯ BULLETIN OF UGRIC STUDIES

Том 9, № 2. 2019 Vol. 9, no. 2. 2019

УЧРЕДИТЕЛЬ: FOUNDER: БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт BI of KhMAO – Yugra «Ob-Ugric Institute of прикладных исследований и разработок», Applied Researches and Development», 628011, ул. Мира, 14 А, г. Ханты-Мансийск, 628011, Mira st., 14A, Khanty-Mansiysk, Российская Федерация Russian Federation

ИЗДАТЕЛЬ: PUBLISHER: БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт BI of KhMAO – Yugra «Ob-Ugric Institute of прикладных исследований и разработок», Applied Researches and Development», 628011, ул. Мира, 14 А, г. Ханты-Мансийск, 628011, Mira st., 14A, Khanty-Mansiysk, Российская Федерация Russian Federation

РЕДАКЦИЯ: EDITORIAL OFFICE: 628011, Российская Федерация, г. Ханты- 628011, Russian Federation, Khanty-Mansiysk, Мансийск, ул. Мира, 14 А, каб. 305. Mira st., 14A, office 305, Телефон, факс: +7 (3467) 33-54-35 Phone, fax: +7 (3467) 33-54-35 E-mail: [email protected] E-mail: [email protected]

Редколлегия журнала может не разделять точку зрения авторов публикаций. Ответственность за содержание статей несут авторы публикаций.

Электронную версию журнала и информацию для авторов можно найти на сайте: http://vestnik-ugrovedenia.ru

Дизайн, вёрстка и печать выполнены ИП Козленко А.В. E-mail: [email protected] Тел. 8-919-931-17-04 400