СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 2 I. ИГРОВАЯ АТМОСФЕРА РОМАНОВ «ДЖЕНТЛЬМЕНЫ И

ИГРОКИ», «МАЛЬЧИК С ГОЛУБЫМИ ГЛАЗАМИ» 20 1.1 Сюжетообразующая функция мотива игры («Джентльмены и игроки»,

«Мальчик с голубыми глазами») 20 1.2.Игра с читателем как способ создания лудической атмосферы

(«Джентльмены и игроки», «Мальчик с голубыми глазами») 34

1.3. Игра как лицедейство в романе «Мальчик с голубыми глазами» 52 II. АКТУАЛИЗАЦИЯ АРХЕТИПА ТРИКСТЕРА В РОМАНАХ Д.ХАРРИС 68 2.1 Противостояние трикстера и культурного героя как основа романного конфликта («Блаженные шуты», «Леденцовые туфельки», «Джентльмены и

игроки») 68

2.2. Образ виртуального трикстера в романе «Мальчик с голубыми глазами» 85 III. ПИРШЕСТВЕННЫЕ ОБРАЗЫ В РОМАНАХ «ШОКОЛАД», «ЕЖЕВИЧНОЕ ВИНО», «ПЯТЬ ЧЕТВЕРТИНОК АПЕЛЬСИНА», «ЛЕДЕНЦОВЫЕ ТУФЕЛЬКИ» 98 3.1. Взаимодействие топосов еды и праздника в «Трилогии о еде» 98 3.2. Пиршественные образы как средство характеристики персонажей («Пять

четвертинок апельсина») 114

IV. ВОЛШЕБНОЕ И МАГИЧЕСКОЕ В ПОЭТИКЕ Д. ХАРРИС 131 4.1.Фольклорно-сказочная поэтика романа «Пять четвертинок апельсина» 131 4.2 Магическое, мистическое и волшебное в романах «Шоколад», «Леденцовые

туфельки», «Ежевичное вино» 142

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 173 БИБЛИОГРАФИЯ 183 ВВЕДЕНИЕ

Творчество Джоанн Харрис (Joanne Harris, р. 1964) составляет важную и чрезвычайно любопытную страницу современной английской беллетристики. Д. Харрис родилась и выросла в городе Бернслее (Йоркшир) в семье, где говорили на двух языках и наследовали культурные традиции Франции и Великобритании (мать писательницы – француженка, отец – англичанин). Предки Д. Харрис по материнской линии изучали и практиковали оккультные знания, а также любили готовить, следуя старинным и семейным рецептам. Джоанн получила образование в Кембридже, колледж Санта - Катарина, где изучала древние языки и лингвистику. После окончания университета Д. Харрис двенадцать лет преподавала французский язык в школе для мальчиков в Лидсе и читала курс французской литературы в университете Шеффилда. Писательница – разносторонний и увлекающийся человек: помимо написания романов она изучает древние языки, рисует, играет на гитаре в местной рок-группе, любит путешествовать и встречаться с интересными людьми. Получив музыкальное и филологическое образование, Д. Харрис с большим вниманием относится к звучанию и ритму написанных ею слов и фраз. Для их апробации она часто напевает записанные строчки; если они звучат фальшиво, то писательница ищет замену:

Being a linguist and a musician, I am sensitive to the notes and rhythms of words, the varying lengths of phrases and the individual sounds of the different voices. Some words sound very ugly to me and I won’t use them – my American publishers often ask me to change certain words and expressions for the US edition (so that “aubergine” becomes “eggplant” and “pullover” becomes “sweater”), but sometimes I feel these Americanisms are out of key with the rest, and I don’t like making the changes. I often read my pages aloud; it’s the only way for me to know whether I have really managed to evoke what I wanted; if a phrase sounds clumsy when it is spoken aloud, then I get rid of it [сайт].

Возможно, поэтому многие романы и рассказы Д. Харрис получили популярность и как аудиокниги; озвученные известными английскими актерами, 2 они регулярно выходят в формате МР3. Перу Джоанн Харрис принадлежат книг и ряд рассказов, написанные в разных литературных жанрах, среди которых можно найти традиционный женский роман, психологический триллер, готический роман, кулинарные книги, научную фантастику, мистику, фэнтэзи для детей. В настоящее время произведения Д. Харрис изданы в 50 странах мира миллионными тиражами, в том числе в России, где все романы писательницы переведены на русский язык. Книги Д. Харрис неоднократно попадали в шорт-листы и получали такие престижные награды, как «Creative Freedom Award» (2000), «Whittaker Gold Award» (2001), «Whitbread Novel of the Year Award» (2000), «Scripter Award» (2001), «Foreign and International categories of the Salon du Livre Gourmand», « RNA Novel of the Year» (2002), «Author of the Year» (2002), «WH Smith Award» ( 2002 ), «Edgar Award» ( 2007), «Grand Prix du Polar de Cognac» (2009) и другие. В 2013 году за заслуги в области литературы Д. Харрис была награждена орденом Британской империи. Таким образом, актуальность исследования определяется необходимостью комплексного исследования творчества Д. Харрис. Степень исследованности. Несмотря на большую популярность и прочное место, занимаемое писательницей на литературном Олимпе, творчество Д. Харрис остается практически не изученным. Зарубежные исследования ограничиваются небольшими публикациями рецензионного и обзорного характера. Наиболее часто статьи и рецензии о книгах (в основном недавно вышедших) публикуются в газетах «Нью-Йорк Таймс», «Гардиан», «Индепендент», «Дейли мейл». Вышедшие в России три статьи касаются лишь отдельных и узких аспектов творчества Д. Харрис. В.Г. Новикова в статье «Доиндустриальные ценности в постиндустриальном «школьном романе» Д. Харрис» на примере книги «Джентльмены и игроки» исследует идеологии двух культур - старой, 3 аристократической, основанной на т.н. доиндустриальных ценностях, и новой, постиндустриальной. О.П. Воробьёва в статье «Вкус «Шоколада»: интермедиальность и эмоциональный резонанс» на примере одноименного романа анализирует различные механизмы эмоционального воздействия на аудиторию литературного и кинематографического повествования, основанного на восприятии вкуса. Ф. Гримберг в статье «Добро" и "зло": искривление мифа?» рассматривает достоверность отображения второй мировой войны и оккупации на примере романов Б. Хазанова "Ксения", Л. Гиршовича "Вий" и Д. Харрис "Пять четвертинок апельсина". Книги Д. Харрис не сразу получили широкое признание публики. Первый роман «The Evil Seed» («Злое семя»), написанный ею в 1992 году, не отличался новизной сюжета и остался незамеченным литературными критиками и издателями. Героиню романа Алису Фаррел заинтересовывает странная эпитафия на могиле Розмари Эшли, похороненной за церковной оградой Грентчестера. В дневнике своей новой знакомой Джинни она случайно читает историю о Дэниеле Холмсе, молодом человеке, жившем сорок лет назад в Кембридже и попавшем под злые чары Розмари Эшли. Джинни обладает неземной красотой, за которой героиня угадывает скрытое зло. К тому же она отбивает молодого человека, ранее ухаживающего за Алисой. Подозрения Алисы о принадлежности Джинни к клану вампиров все больше усиливаются и находят свое подтверждение в финале. По словам Д. Харрис, «Злое семя» было скорее стилизацией некоторых готических романов, которые она тайком от взрослых прочитала в детстве: по непонятной причине мать автора прятала от нее книги, (в том числе классиков) в которых присутствовали сцены ужаса, мистики или элементы фантастического. Запретный плод сначала вызвал у будущей писательницы интерес к подобной тематике, а затем заметным образом повлиял на ее литературные вкусы и пристрастия, дав толчок к изображению в своих книгах страшного, 4 потустороннего, магического. Писательница постаралась написать современный готический роман в духе литературного мейнстрима, а в случае неудачи была готова стойко ее перенести. Книга изобиловала сценами секса, насилия, осложнялась загадками, запутанным сюжетом. Провал книги был связан с тем, что никто из потенциальных читателей не представлял, в чем же заключается основная идея романа. Любителям «страшилок» роман «Злое семя» показался бы странным и затянутым, а те, кому бы роман понравился, не прочитали его по той причине, что не покупают произведения такого жанра. Первый роман, по словам Д. Харрис, научил ее правильно компоновать повествование, быть безжалостной к уже написанному материалу и не питать больших надежд на успех произведения. «Злое семя» фактически проложил дорогу ко второй книге “Sleep, Pale Sister” («Спи, бледная сестра»), изданной в 1994 году. Второй роман получился намного лучше: Д. Харрис получила необходимый опыт, а самое главное - стала получать удовольствие от написания и издания своих произведений. Сюжет книги «Спи, бледная сестра» представляет собой компиляцию ряда готических романов, а его идея близка «Женщине в белом» Уилки Коллинза. Генри Честер, деспотичный и чопорный художник Викторианской эпохи, ищет совершенную натурщицу и находит ее в образе девятилетней Эффи. Через десять лет милая и покорная девушка становится идеальной женой для художника. К этому времени Генри оказывается во власти демонов, и его последней надеждой на спасение остается невинность и чистота невесты. Однако его милая жена оказывается обычной земной женщиной со всеми присущими ей страстями. Для того, чтобы сохранять Эффи в непорочном состоянии, Генри заставляет ее все время спать. Но старые грехи художника неожиданно заявляют о себе самым необычным образом. Эффи знакомится с Фанни Миллер – хозяйкой борделя – и Мартой, призраком ее убитой дочери, к смерти которой причастен Генри. Постепенно

5 всплывает прошлое художника, и Эффи с Мартой, объединившись в мистический союз, готовят план мщения. Роман «Спи, бледная сестра» по-настоящему оценили и заметили только после переиздания в 2004 году; к этому времени Д. Харрис уже обрела мировую популярность. В своих интервью автор книги рассказала, что прототипом главного героя романа стал английский писатель, искусствовед и критик Джон Раскин. Первую жену Раскина звали Эффи, их брак был расторгнут через шесть лет. Сам же писатель был влюблен в одиннадцатилетнюю Роуз ла Туш. Когда девушке исполнилось семнадцать лет, он – уже пожилой пятидесятилетний джентльмен – сделал ей предложение, но был отвергнут. Эффи из «Спи, бледная сестра» воплотила в романе и свою тезку – супругу Раскина, и его отвергнутую любовь – кроткую девочку Роуз ла Туш. Образованная читательская аудитория, купившая переизданный роман Д. Харрис, увидела за сюжетом о привидениях, галлюцинациях и страстной любви на кладбище, попытку автора честно взглянуть на идеализированную историками викторианскую эпоху. Д. Харрис отмечает, что в своей работе пыталась честно рассказать о лживой морали и двойных стандартах того далекого времени. В 1999 году Д. Харрис пишет роман «Шоколад», который быстро оказывается в списке бестселлеров. Права на его экранизацию покупает Голливуд, и в 2001 году на экраны выходит одноименный фильм. Режиссер Лассе Халлстрем пригласил на главные роли Жюльетт Бинош и Джонни Деппа, что привлекло дополнительную зрительскую аудиторию и обеспечило фильму ожидаемый и заслуженный успех. Кинокартина была номинирован на «Оскар» в пяти номинациях и на «Золотой глобус» – в четырех. Пресса в целом благосклонно отозвалась о новом романе Д. Харрис, сравнивая книгу с романом Лауры Эскивель «Как вода для шоколада» («Like Water for Chocolate») и называя Д. Харрис достойным преемником Мари-Катрин 6 Д'Олнэ - автора 17 века, писавшую в основном сказки, насыщенные описанием пиров, праздников и магических обрядов:

«Harris's knowledge of the culinary arts seems to be grounded in experience: the dust jacket tells us that she is part French and part English and ''was born in a sweetshop.'' Her descriptions of exquisitely presented food make her a worthy successor to that doyenne of 17th-century fairy tale writers, who also filled her stories with delectable accounts of feasts, festivals and magic» [Willard: 1999].

Сама Д. Харрис заявила, что в «Шоколаде» попыталась донести до читателя мысль о том, что не следует демонизировать удовольствия и человеческие радости, а также бояться проявления теплых человеческих чувств. Ее роман - это призыв к терпению и толерантности, в том числе к самому себе. Писательница считает, что иногда можно потакать своим желаниям и не следует бояться ошибок, они естественны для всех людей, а изнуряющий до полного истощения пост не может сделать человека лучше:

We live in a world which is becoming increasingly complicated around us; we are bombarded with mixed messages and impossible targets from the media; like Reynaud we have learned to demonize pleasure and to be afraid of our feelings. Chocolat was my reaction against that; a plea for tolerance of others but also of ourselves, a reminder that to be fallible is both natural and allowed; that self-indulgence isn't always bad; that testing people to destruction isn't the way to make them better people [сайт].

Третий роман Д. Харрис в основном определил ее стиль, обозначил писательские интересы. В «Шоколаде» появляется любимый герой Д. Харрис, который имеет ряд черт, присущих самому автору. Это незамужняя, общительная и оптимистически настроенная женщина, обладающая сильной волей и магическими способностями, к которым можно отнести и талант в приготовлении вкусной пищи. Такой тип персонажа можно найти в романах «Пять четвертинок апельсина», «Остров на краю света», «Блаженные шуты», «Леденцовые туфельки», а также в ряде рассказов писательницы. В «Шоколаде» впервые появляются действующие лица, прототипом которых выступают родственники автора. Образ старой колдуньи Арманды был списан Д. Харрис со 7 своей прабабки по материнской линии, которая слыла хорошей гадалкой и отличным кулинаром. Один из персонажей романов «Шоколад» и «Леденцовые туфельки» – маленькая Анук. Писательница признавалась, что наделила ее чертами, которыми хотела бы видеть в своей дочери. «Шоколад» стал первой книгой в «трилогии о еде» (сюда вошли также «Ежевичное вино» и «Пять четвертинок апельсина»), где пища играет большую, подчас главенствующую роль, определяя как структурную организацию текста, так и многие поступки героев. В 2007 году Д. Харрис написала продолжение книги «Шоколад» – роман «Леденцовые туфельки», и «трилогия о еде» фактически стала тетралогией. Эти книги объединены не общими героями, а идеей сопоставления еды с другими важными аспектами бытия, такими, как жизнь, смерть, семья, общество. Писательница попыталась исследовать связь между пищей и любовью, дружбой, братством, человеческой привязанностью. Д. Харрис полагает, что вкус и запах являются с рождения человека важнейшими инструментами познания мира, о чем свидетельствует мифология и фольклор. Отношение к еде позволяет узнать характер человека, семьи и общества, которое его воспитывало. Пища остается одной из немногих всеобщих практик, категорией, понятной для всех читателей, служит источником удовольствия и умиротворения:

I think tastes and smells are particularly evocative to us because as newborns we first experience the world through those two senses. That means that our emotional response to a taste or a smell (think of Proust and his lime-blossom tisane) can act upon us at a very powerful, subconscious level. This is also true in literature, folk tale and mythology, where food and drink have played an important symbolic role for centuries. In more recent literature, such references provide a handy means of reflecting different cultures and distant places. It’s also a very useful indicator of personality. Eating habits provide us with an insight into a person’s background, character, family and upbringing, as well as their general attitude to life and to other people. Besides, readers understand food; in our increasingly diverse and multicultural society, eating remains one of the very few experiences we all have in common; a pleasure, a comfort and a means of expression [сайт].

8 Романы, включенные Д. Харрис в «трилогию о еде», будут подробно рассмотрены в 3 главе нашего исследования. Любовь к кулинарии и Франции побудила Д. Харрис попробовать свои силы в таком жанре, как поваренная книга – в соавторстве с Френом Уардом, известным в Британии поваром, ресторатором и фуд-стилистом, она написала две книги: в 2002 году «The French Kitchen: A Cook Book» («Кухня Франции. Кулинарная книга) и в 2005 году «The French Market» («Французский рынок»). В шестом романе «Остров на краю света» («Coastliners», 2002) писательница использовала сюжет, уже опробованный в книгах «Шоколад» и «Пять четвертинок апельсина». Как и в предыдущих произведениях Д. Харрис, ее герой, яркая молодая женщина, прибывает в чужой город и оказывается в центре событий, вынуждающих ее вмешаться и перевернуть жизнь местной общины. В своем блоге Д. Харрис пишет, что хотела показать, как жизнь небольшого сообщества может круто измениться с приездом одного человека:

I also wanted to write about people, and about how the arrival of a single individual can affect the internal politics of a community. My books often focus on small communities and the interaction between their inhabitants. The smaller the group, the more dramatic the consequences when someone introduces change» [сайт].

Роман был неоднозначно принят критикой. В качестве положительного отмечались замечательные морские пейзажи, прекрасные метафоры и многослойность повествования. Общим мнением критиков было то, что писательнице «удалось успешно заменить кулинарные эпитеты на морские»:

You can almost feel the sand between your toes as you read «Coastliners»… Readers who have loved Harris for her ability to convey whole worlds and emotions through the potable, edible occupations of her characters may find the details of winches and keels, oyster boats and lobster pots in "Coastliners" less delicious that those of wine ("Blackberry Wine"), candy ("Chocolat") or crepes ("Five Quarters of the Orange"). But she still knows how to create a multilayered story, even if she cooks it up on a wind-whipped beach instead of in a cozy kitchen [Pray: 2002].

9 Следующая книга Д. Харрис «Holy Fools» («Блаженные шуты», 2003) значительно отличается от предыдущих. Прежде всего, писательница отказывается от традиционного для женской прозы сюжетного хода – развития на протяжении всей книги любовной истории между героиней и ее помощником, оканчивающейся счастливым концом. Именно такие отношения были у Виан и Ру, главных персонажей романа «Шоколад», Джея и Маризы («Ежевичное вино»), Фрамбуазы и Пола («Пять четвертинок апельсина»), Мадо и Флина («Остров на краю света»). Другим важным отличием «Блаженных шутов» становится появление в романе антипода героя – трикстера. Если раньше герой буквально врывался в устойчивую среду и активно пытался ее переделать в лучшую сторону, используя свои способности («Шоколад», «Пять четвертинок апельсина», «Остров на краю света»), то в последующих романах эту функцию взял на себя трикстер. Положительный герой лишь защищается и пытается (впрочем, успешно) отстоять свои идеалы, а также благополучие дорогих ему людей. Подробнее о трикстере и его роли в сюжете романов Д. Харрис будет сказано в 3 главе нашего исследования. Действие романа происходит во Франции в начале 17 века в период социальных и политических потрясений, вызванных убийством короля Генриха Четвертого. Главный персонаж – Джульетта, жила и воспитывалась приемными родителями в цыганском таборе. Гонимый церковью, табор разбредается, героиня остается одна и вынуждена бродяжничать, заниматься проституцией, затем выступать танцовщицей на канате в бродячем цирке. Труппу возглавляет незаурядный актер, сценарист и постановщик собственных цирковых представлений Гай Лемерль, обладающий к тому же и криминальным талантом. Через несколько лет странствий из-за преследования законом цирк распадается и героиня, уже имеющая ребенка от Лемерля, укрывается под чужим именем в монастыре. После смерти аббатиссы в монастырь приезжает новая настоятельница – совсем юная девочка, племянница кардинала Арно, 10 сопровождаемая духовником – отцом Коломбеном, в котором Джульетта узнает проходимца Лемерля. На этот раз талантливый негодяй планирует поставить грандиозное шоу, в котором кардинал будет выставлен союзником дьявола и он, таким образом, отомстит церковному чиновнику. Однако Джульетта, участвующая в спектакле, переворачивает планы бывшего любовника, используя весь арсенал своих артистических способностей и цирковых навыков. В рецензиях на книгу отмечаются новизна, нестандартность и непредсказуемость писательницы. Мнения критиков совпали в том, что «книга перегружена символами» [Kloberdanz: 2004], «повествование несколько затянуто, излишне драматизировано и подчас скатывается к мелодраме» [Lane: 2003], «Д. Харрис по-прежнему не удается избежать любовной связи между главными героями, хотя на этот раз их отношения не заканчиваются браком и дальнейшая судьба остается открытой» [Thomson: 2003]. В качестве положительного момента критиками отмечается «яркость персонажей, красочность описания и наличие скрытого подтекста повествования» [Santella: 2004], «тщательное отображение автором исторических деталей, сложных межличностных отношений» [McMahon: 2004], «развязка романа настолько неожиданна, что заставляет зрителей привстать со своих мест» [Falconer: 2003)]. В 2004 году Д. Харрис справедливо заметила, что всех ее литературных критиков можно разделить на две антагонистические части. Первая жалуется на непредсказуемость автора и отмечает существенные различия между новой и предшествующими книгами. Другая же часть пытается доказать, что все романы автора походят друг на друга словно близнецы:

once more, food and France play a leading role in this feelgood confection [сайт].

Высказываются и точки зрения, подвергающие сомнению литературный талант Д. Харрис и объясняющие ее взлет успехом художественного фильма

11 «Шоколад», «раскрученного» Голливудом при помощи известных актеров – главных героев кинокартины. Критикуется и ее видение Франции, которое называют тривиальным и отличным от настоящих французов:

«But then, Harris is not writing for me. Who is she writing for? The French? Hardly. They would despise her vision of their homeland… The French would hate it, as would anyone else who loves France, but it would make a great deal of money for Harris. And that is the important thing» [Jeffries: 2002].

Чтобы отстоять свое право на исследование интересующей писательницу тематики, показать критикам и читателям, что не все дороги обязательно ведут во Францию и не все произведения касаются еды, магии и любви, Д. Харрис пишет сборник рассказов «Jigs & Reels» (в русском переводе книга выходит под названием «Чай с птицами»). Каждый рассказ поднимает новую проблему, прокладывает новую дорожку к волнующим писательницу вопросам, не исследованным ею в ранее изданных романах. Сборник характерен разнообразием тем, жанров и характеров. Тем не менее, каждому рассказу присущи два общих момента. Во-первых, все его главные герои, хотя и считают себя обыкновенными людьми, обязательно выделяются из общей массы необычными способностями или поведением. Во- вторых, все персонажи «Jigs & Reels» стремятся «плыть против течения», бросают вызов скучной для них серой, будничной жизни. Героини рассказа «Вера и Надежда идут по магазинам» сбегают из дома для престарелых и тратят почти все деньги на то, чтобы примерить разрекламированные в журнале дорогие туфельки. Главный персонаж рассказа «Выпуск восемьдесят первого», дипломированная колдунья, единственная из выпуска ковена ведьм, кто бросил магию ради простого женского счастья – быть примерной женой, домохозяйкой в собственном домике и матерью двоих детей. В рассказе «Gastronomicon» («Гастрономикон») Д. Харрис удалось перекинуть мостик между трилогией о еде и романами «Злое семя» и «Спи, бледная сестра». Героиня рассказа

12 пытается приготовить обед по записям, найденным в старинной кулинарной книге. Однако точное следование рецепту пробуждает к жизни древние демонические силы и чуть не приводит к масштабной катастрофе. Тему противостояния, бескомпромиссной борьбы культурного героя и его антипода – трикстера, начатую в романе «Блаженные шуты», Д. Харрис продолжила в книгах «Джентльмены и игроки» («Gentlemen and players» 2005 г.), «Леденцовые туфельки» («Lollypop shoes 2007 г.) и «Мальчик с голубыми глазами» («Вlueeyedboy» 2010 г.) Роман «Джентльмены и игроки» критика оценила как настоящий прорыв в творчестве автора. По мнению «Гардиан», Д. Харрис «наконец то отказалась от французских кузин ради настоящего триллера о современной школе» [Ritchie: 2005]. Газета «Independent» ставит в заслугу Д. Харрис создание особого сложного сюжета, распутать который также сложно как Винздорский узел, где в ходе классовой борьбы отважный герой рушит устоявшиеся консервативные авторитеты [House: 2005]. Яркость сюжета и тонкую игру с читателем, которая ведется на протяжении всего романа, отмечает «Sunday Times» [Lively: 2005]. В 2007 году выходит «Runemarks» («Рунная магия») – квест в жанре фэнтази, совершенно отличный от других книг Д. Харрис, так как предназначен для детского и юношеского возраста. Писательница признается, что роман представляет переработку ее тысячестраничного опуса «Witchlight» («Дневник ведьмы), сочиненного в далекой юности. Поскольку книга понравилась дочери, Д.Харрис решает дополнить ее некоторыми главами, значительно сократить и издать. Действие книги «Рунная магия», происходит в вымышленном волшебном мире, где боги, взятые из кельтской мифологии, почти лишены своей прежней силы, сосуществуют с людьми, ведут войны между собой и с гигантами. Главный персонаж – земная девочка Мэдди Смит – отправляется в путешествие, чтобы узнать тайну о своем происхождении. Ключом к разгадке служат руны, которые отпечатаны на ее ладони.«Рунная магия» имела 13 определенный успех у юношеской аудитории и была благосклонно принята критикой. В 2010 году Д. Харрис пишет один из своих лучших романов «Вlueeyedboy» («Мальчик с голубыми глазами»), характеризующейся новой и необычной формой изложения. Все произведение представляет собой вебжурнал, состоящий из глав, оформленных в виде блога со всеми присущими этой разновидности интернет-сайтов особенностями: обязательным авторством, интерактивностью (комментариями в адрес блоггера), дизайном. Блог предваряют дата, время написания странички, оценка настроения и соответствующее этому настроению музыкальное произведение. Часть страничек открыты для просмотра, некоторые ограничены или вовсе закрыты для посторонних. Такая композиция и структура произведения позволяет избавиться от монологичности авторского выказывания, поскольку персонажи как бы получают возможность самостоятельно выбирать, что, когда и кому сказать. Роман разделил поклонников Д.Харрис на два лагеря. Часть из них отнеслись к роману восторженно, считая, что «Мальчик с голубыми глазами», на сегодняшний день – лучшая книга писательницы (такого мнения, кстати, придерживается и сам автор [сайт]). Однако многие почитатели таланта писательницы вообще не приняли книгу. Так, один из британских читателей охарактеризовал роман как бессюжетную и бессвязную белиберду – «a pointless, plotless, incoherent mess» [сайт]. Причиной такого «раскола» стало даже не то, что новый роман Д.Харрис совершенно не похож на предыдущие книги писательницы, в частности, на «Шоколад» и не имеет никакого сходства с «женским романом», а в том, что это произведение, требует навыков вдумчивого чтения, активной работы мысли, а также некоторых познаний в различных областях науки и культуры. Поклонникам Д.Харрис, особенно ценительницам «дамских романов», привыкшим к быстрому развитию событий и постоянной, 14 не прерывающейся нити повествования, разворачивающейся в одном направлении, трудно было перестроиться и принять участие в сложной игре, предложенной читателю автором. Как видно из этого краткого обзора творческого пути Джоанн Харрис, ее произведения отличаются не только многообразием, но и общими чертами. Все книги Д. Харрис написаны от первого лица, причем повествование ведется устами разных героев и не прерывается, а как бы передается от одного персонажа к другому. Одни и те же события редко освещаются разными героями, то есть в каждом эпизоде описывается точка зрения только одного персонажа. Ряд книг: «Спи бледная сестра», “Шоколад», «Леденцовые туфельки», «Блаженные шуты», «Мальчик с голубыми глазами» написан в форме дневника, длительность которого не превышает несколько месяцев. Объектом исследования является романное творчество Д. Харрис. Анализ романов Д.Харрис показал, что нарративная стратегия автора базируется преимущественно на использовании карнавальных элементов, причем как для организации сюжета, так и внутри текста. Это позволило нам выделить в качестве предмета исследования карнавальность как важнейшую черту поэтики и художественную доминанту романного творчества писательницы. Материалом исследования послужили наиболее карнавализированные романы Д. Харрис: «Шоколад» («Chocolat»,1999),«Ежевичное вино» («Blackberry Wine», 2000), «Пять четвертинок апельсина» («Five Quarters of the Orange»,2001), «Блаженные шуты» («Holy Fools»,2003), «Джентльмены и игроки» («Gentlemen and Players», 2005), «Леденцовые туфельки» («Lollipop Shoes», 2007), «Мальчик с голубыми глазами» («Blueeyedboy», 2010). В качестве дополнительного материала привлекались интервью, комментарии и другие материалы, размещенные на сайте писательницы.

15 Целью работы стало выявление художественного своеобразия романов Д. Харрис с точки зрения карнавальности. Достижение поставленной цели потребовало решения ряда частных задач: 1. Изучить средства создания игровой атмосферы в романах Д. Харрис, а именно: сюжетообразующую функцию мотива игры, игру с читателем, игру как лицедейство персонажей романов. 2. Рассмотреть взаимодействие топосов игры и праздника в трилогии о еде (романы «Шоколад», Ежевичное вино», «Леденцовые туфельки»). 3. Выявить роль и значение карнавальных пар, рассмотреть особенности их взаимодействия и основные характеристики, актуализирующиеся в романах Д. Харрис. 4. Рассмотреть противостояние трикстера и культурного героя как основу конфликта романов «Блаженные шуты», «Леденцовые туфельки», «Джентльмены и игроки», проанализировать особенности образа виртуального трикстера в романе «Мальчик с голубыми глазами». 5. Изучить функции и особенности актуализации пиршественных образов в романах «Шоколад», Ежевичное вино», «Пять четвертинок апельсина», «Леденцовые туфельки» 6. Рассмотреть проявление карнавальности через такие элементы как магическое, мистическое, волшебно-сказочное на примере романов «Шоколад», Ежевичное вино», «Пять четвертинок апельсина», «Леденцовые туфельки» Методологической основой исследования послужил историко- литературный подход, предполагающий анализ произведения в его соотношении с литературным, культурным и социальным контекстом, с элементами целостного анализа и мифопоэтики. Теоретической основой исследования явились труды по истории и теории романа (Л.Г. Андреева, Н.Т. Рымаря, М.М. 16 Бахтина), мифу и мифопоэтике (В.Я. Проппа, А.Н. Веселовского, Е.М. Мелетинского, С.З. Агранович), теории карнавала и игровым аспектам художественного произведения (М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Й. Хейзинги А.Л. Гринштейна, Л.Я. Гинзбург, В.М. Жирмунского, Р. Барта) и др. Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что впервые предпринята попытка комплексного анализа поэтики романов Д. Харрис. Теоретическая значимость работы состоит в том, что она вносит определенный вклад в изучение карнавальности как основы поэтики романов Д. Харрис. Практическая значимость результатов диссертационного исследования состоит в том, что они могут быть использованы в лекционных курсах по истории современной литературы, теории литературы, культурологии, в специальных курсах и семинарах, посвященных проблемам зарубежной литературы и культуры и при подготовке учебных пособий, в частности, по современной женской прозе, мифопоэтике и др. Основные положения и выводы диссертации получили апробацию в докладах на заседаниях аспирантского объединения кафедры романской филологии, на конференциях преподавателей и аспирантов на международных и межрегиональных научных и научно-практических конференциях в Самаре, Тольятти, Саратове, Москве, а также в 9 статьях по теме исследования объемом более 3 печатных листов, в том числе в 3 публикациях в реферируемых научных журналах, входящих в перечень ВАК. Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, разделенных на параграфы, заключения и списка литературы, включающего 236 наименований. Во Введении даётся краткий обзор творчества Д.Харрис, а также рецепция ее романов, представленная статьями в зарубежных журналах, определяются степень актуальности, новизна исследования, основные положения, выносимые на защиту, и мотивируется подход к исследованию прозы писателя через категорию «карнавальная поэтика». В первой главе 17 исследуется игра в романах «Джентльмены и игроки» и «Мальчик с голубыми глазами», представленная как на уровне сюжета, так и внутри текста: игра автора с читателем, «говорящие фамилии», лицедейство главных персонажей, языковая игра. Предметом внимания во второй главе стало исследование противодействия трикстера и культурного героя как основы романного конфликта в романах «Блаженные шуты», «Леденцовые туфельки», «Джентльмены и игроки». В третьей главе анализируются пиршественные образы в романах «Шоколад», «Ежевичное вино», «Пять четвертинок апельсина», «Леденцовые туфельки» как важнейшая составляющая карнавальной прозы Д.Харрис. В четвертой главе на материале романов «Шоколад», «Леденцовые туфельки», «Ежевичное вино» разбираются такие составляющие карнавальной образности Д.Харрис, как магическое, волшебно- сказочное, мистическое. В Заключении подводятся итоги проведенного анализа романов писательницы. На защиту выносятся следующие положения: 1. Карнавальность является важнейшей чертой поэтики романов Д.Харрис. Праздничность как основная составляющая карнавальной поэтики проявляется в романах Д.Харрис и опосредованно, через другие карнавальные мотивы и образы. 2. Центральным элементом карнавальной поэтики произведений Д. Харрис выступает игра. Романы Д. Харрис характеризуются игровой атмосферой, которая проявляется на различных уровнях произведения. В книгах «Джентльмены и игроки» и «Мальчик с голубыми глазами», принцип игры является основой сюжетной организации: роман «Джентльмены и игроки» построен по правилам шахматной партии, а «Мальчик с голубыми глазами» имеет аналогию с головоломкой, напоминающей кубик Рубика. 3. Карнавальность в произведениях Д. Харрис проявляется также как противостояние культурного героя и его антипода – трикстера, образующих 18 карнавальную пару. Борьба трикстера и культурного героя в произведениях Д. Харрис составляет основу романного конфликта и характеризуется яркой театральностью, тягой героев к сакрализации своих действий, а также их тесной взаимной связью. 4. Поведение героев романов Д.Харрис может рассматриваться как проявление карнавального мотива свободы, тесно связанного с праздником и праздничностью как чертой карнавальности. Прежде всего, это свобода, связанная с преднамеренным нарушением социальных норм. 5. В формировании карнавальной поэтики Д. Харрис первостепенное значение имеют пиршественные образы, связанные с топосами еды и изобилия: практически любое важное для героев событие маркируется пышным застольем. Гастрономическая образность в романах писательницы выполняет важные сюжетно-композиционные функции. В художественном пространстве, созданном Д. Харрис, пища и напитки служат инструментом поэтического и философского осмысления мира, рассматриваются как экзистенциальная ценность, могут служить средствами бартера и шантажа, воротами в прошлое, способны объединять и примирять людей, создавать им праздник. 6. Важными составляющими карнавальной поэтики Д. Харрис служат сказочно-волшебное, чудесное, магическое. Столкновение двух противоположных миров, реального и фантастического, превращение обычного в чудесное и наоборот приводит к возникновению альтернативной (волшебной, магической, чудесной) реальности; граница между этими реальностями оказывается условной, и отделить одну от другой автор предлагает читателю. Для создания магической, волшебной атмосферы произведения большое значение имеют органично вплетаемые в сюжет элементы фольклора, литературно обработанные сказки, легенды, предания.

19 I. ИГРОВАЯ АТМОСФЕРА РОМАНОВ «ДЖЕНТЛЬМЕНЫ И ИГРОКИ», «МАЛЬЧИК С ГОЛУБЫМИ ГЛАЗАМИ»

1.1 СЮЖЕТООБРАЗУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ МОТИВА ИГРЫ («ДЖЕНТЛЬМЕНЫ И

ИГРОКИ», «МАЛЬЧИК С ГОЛУБЫМИ ГЛАЗАМИ»)

Роман «Джентльмены и игроки», один из самых успешных в творчестве писательницы, буквально пропитан игровой атмосферой. Об актуализации топоса игры в романе говорит уже название произведения, отсылающее к терминологии крикета, о чем сразу же напоминает эпиграф – строки из стихотворения Роя Харпера «Когда уходит с поля крикетист». В начале XX века, когда возник профессиональный спорт, появилось разделение на джентльменов, играющих в крикет для своего удовольствия, и игроков-профессионалов, зарабатывающих спортом на жизнь. В английском спорте разделение на «джентльменов» и «игроков» (любителей и профессионалов) официально зафиксировано в правилах, капитанами ведущих команд до недавнего времени могли быть только любители, джентльменам положены отдельные раздевалки и другие привилегии. Функции джентльменов в романе выполняют преподаватели английской элитной школы для мальчиков; в качестве игрока в книге выступает трикстер, меняющий по ходу действия имена и маски. Разворачивая метафорическое название романа, можно изложить его краткое содержание следующим образом: профессиональный игрок затеял партию с любителями-джентльменами, которую элегантно и грациозно выиграл. А победа оказалась возможной, прежде всего, потому, что трикстер игнорировал принципы честности и порядочности, предусмотренные спортивной этикой игры в крикет. Топос игры актуализируется и в послесловии, в котором, используя спортивную терминологию, Д.Харрис благодарит коллег и друзей за их вклад в

20 создание книги:

A special place on the Honours Board…, honourable mention for away matches, Hockey Captain …, House points are granted …, The Art medal goes once more…, Prefects' badges are awarded … [Gentlemen: 4]

Мотив игры подчеркивается и названиями глав романа, представляющими собой шахматные термины. Так, первая глава называется Pawn (Пешка), вторая – «Еn passant» (взятие фигуры на проходе), последующие – соответственно King, Сheck, Bishop, Knight, Queen, Mate (Король, Шах, Слон, Конь, Ферзь, Мат). В процессе разворачивания сюжета становится ясно, что под пешкой автор подразумевает главного героя, разыгрывающего блестящую партию, просчитав свои действия на много ходов вперед. Пересекая все поле, пешка сталкивается с другими фигурами-персонажами романа – Слоном и Конем, элегантно расправляется с ними, затем выходит в Ферзи и, наконец, ставит мат Королю. В роли шахматного короля в романе выступает антипод главного героя. Используя игру для сюжетной организации романа, Д.Харрис помещает ее и в сам текст, наделяя персонажей «говорящими» фамилиями. Так, среди преподавателей английских школ читатель может встретить джентльменов с именами Bray («грубый»), Meek («мягкий, податливый»), Light («легкомысленный»), Strange («странный»), Beard (одно из значений – «смело выступать против»), Shakeshafte («потрясающий древком» - явная аллюзия на имя Шекспира). Персонажи романа, «съеденные» трикстером в ходе партии, получили соответствующие шахматные фамилии Bishop (Слон) и Knight (Конь). Культурный герой, старый учитель элитной школы, носит фамилию Straitley («прямой», «честный»); от своих учеников он получил прозвище Quaz – сокращенное от Квазимодо, за то, что похож на горгулью и большую часть времени проводит в Колокольной башне. Главный персонаж произведения, выступает в романе под тремя 21 фамилиями. Уже первая, Snyde, доставшаяся от отца, явно не подходит джентльмену (Snide – нечестный, подлый). Далее он придумывает себе новые имена, соответствующие маскам, в которых он играет: Pinchbeck (одно из значений– «поддельный», т.е. выдающий себя за другого) и Dare («дерзкий»). Следует заметить, что связь композиции романа с игрой в шахматы не прямолинейна: Д.Харрис не ставила своей задачей создать полную аналогию с древней игрой, да и вряд ли она могла быть достижима без ущерба художественной стороне произведения. Тем не менее, читатель сразу же догадывается, что имеет в виду автор, употребляя шахматные термины. Первая глава называется Pawn (Пешка); в шахматах эта фигура имеет самую низкую ценность, поскольку ограничена в своей силе, однако имеет возможность превращения в самую сильную фигуру – ферзя. В первой главе автор показывает подростка из бедной семьи, мечтающего об учебе в престижном учебном заведении «Сент-Освальд». Мальчик не ладит с одноклассниками из местной, пользующейся дурной репутацией школы. Ему претит одеваться в дешевую зеленую фуфайку с эмблемой школы, цедить пиво и задирать младших. Герой ненавидит свое происхождение и уготованный ему жизненный путь – быть вечной пешкой, которую, не задумываясь, бросают в бой, жертвуют, обменивают на другую фигуру. Отец героя – Джон Снайд – получил работу смотрителя в престижной частной школе «Сент-Освальд» и небольшую квартиру неподалеку. Школа кажется подростку недостижимым идеалом лучшей доли, иным, волшебным миром, отличным от серого, будничного с его рутиной и ложью. Однако герою вход на территорию школы категорически воспрещен. Он может только подойти к забору и наблюдать за чужой, кажущейся ему почти сказочной жизнью. Этот мир он сравнивает со сказочной страной Нарнией, где нет места граффити, мусору, вандализму, где строгие учителя в классических костюмах, где безопасно и уютно как дома. 22 Beyond that lay a world as strange and remote in my eyes as Narnia or Oz; a world to which I could never belong. St Oswald's was another world. Here I knew there would be no graffiti, no litter, no vandalism - not so much as a broken.. Here was safety. Here was home [Gentlemen: 12].

Украв у отца ключи, подросток все выходные проводит, обходя пустые классы и помещения Сент-Освальда. На классных досках он читает полустертые фразы, пользуется обширной библиотекой, универсальным ключом отпирает шкафчики школьников, примеривает их одежду и наслаждается запахом мела, кожи и полироли. Особенно подростку понравилось исследовать крышу Сент- Освальда, которая напоминала древний город. В результате, когда Снайду исполнилось десять лет, элитная школа стала для него открытой книгой, он мог пройти по ней невидимым и неслышимым, даже не поднимая пыли. Однако героя вскоре перестает удовлетворять такое положение вещей. Ему безумно хочется полностью и по-настоящему принадлежать «Сент-Освальду». Он мечтает перешучиваться с мальчиками, изучать латынь и греческий, представляет, как его имя занесут на Доску почета. Когда подростку выписывают очки, это доставляет ему смутное удовольствие, потому что в очках он начинает чуть больше походить на учеников элитной школы и тем самым может немного приблизиться к своей мечте. Подражая сент-освальдцам, Снайд вырезает свои инициалы на дубовых панелях столовой, украдкой с верхней трибуны стадиона смотрит спортивные соревнования, наблюдает, как мальчики расходятся по домам, подслушивает их смех и жалобы, вдыхает, словно благовония, выхлопные газы роскошных машин их родителей. Наконец однажды Д. Снайд решается появиться в школе открыто. По мнению подростка, ему вполне удастся сыграть роль первокурсника «Сент- Освальда», которого мало кто знает из учителей и персонала частной школы. План вполне удается, и Д. Снайд получает возможность не только находиться в школе, но и украдкой слушать лекции, общаться со сверстниками, чьи родители занимают верхнюю ступеньку социальной лестницы. Подросток вспоминает, 23 что в первый день пребывания в «Сент-Освальде» он дрожал от восторга. Все оказалось так просто. Он понял, что школу знает лучше, чем любой ученик. На нем сент-освальдская форма. Никто не будет приставать к нему с расспросами, так как в школе не менее тысячи мальчиков и никто не может знать всех. Более того, традиции заведения играли герою на руку, никто даже не мог подумать о подобном обмане:

I felt almost faint at the enormity of my bluff, but I was elated too. It was really so easy. If one boy could be convinced, then why not others - maybe even masters? I suddenly imagined myself joining clubs, teams, openly attending lessons. Why not? I knew the School better than any of the pupils. I wore the uniform. Why should anyone question me? There must have been a thousand boys at the School. No one - not even the Head - could be expected to know them all. Better still, I had all the precious tradition of St Oswald's on my side; no one had ever heard of such a deception as mine. No one would ever suspect such an outrageous thing [Gentlemen: 22].

Знакомство и дружба с Леоном, старшеклассником «Сент-Освальда», вынуждает Снайда придумать легенду, согласно которой он превращается в сына полицейского офицера Джулиана Пинчбека. Подростков связывают совместные приключения, заключающиеся в хулиганстве, вандализме, мелком воровстве. Как вспоминает герой, Леон был прирожденным и бесстрашным вором, его коньком были розыгрыши, мелкая искусная месть, тайные акты неповиновения, но поймать его почти никогда не удавалось. Такие же качества неожиданно открываются и у Снайда-Пинчбека. Во время совместных проделок героя захлестывает одновременно и злость на других, и восторг от того, что он сумел преодолеть еще одно испытание, позволяющее сузить пропасть между ним (игроком) и «Сент-Освальдом» (джентльменами), между ненавистным настоящим и прекрасным будущим, которое непременно наступит. В главе «Пешка» показано формирование игрока, для которого сама жизнь является большой игрой. Ее целью становится выверенное путем точного расчета уничтожение противника, а ставками порой служат человеческие жизни и судьбы. Под влиянием друга из «Сент-Освальда», отпрыска из знатной семьи, 24 идет формирование иного, теневого мировоззрения подростка; игра, борьба, преодоление становятся целью, а потом и смыслом его жизни. И в этом он преуспевает. Однако успешная игра не может длиться бесконечно. Несмотря на все старания Джулиана, их отношения с Леоном так и не перерастают в дружбу равных, мир «Сент-Освальда» не может вместить ребенка из бедной, неблагополучной семьи. Герой же, как и любой подросток, редко задумывается о будущем. Предпочитая витать в облаках, он не замечает, как на горизонте появляются зловещие черные тучи. Развязка наступает неожиданно. Однажды вечером, когда подростки гуляют по крыше колокольной башни, Леон рассказывает Джулиану о своей гомосексуальной связи с учителем и силой пытается продемонстрировать ему технику однополой любви. Неожиданно он видит то, что мгновенно отвращает его от друга и становится объектом циничных насмешек. В конце романа Д. Харрис открывает тайну героя читателям – угловатый низкорослый подросток Джулиан оказывается девочкой Джулианой. Громкие голоса на крыше привлекают внимание смотрителя Снайда и преподавателей школы. В ходе погони герой проговаривается, что его отцом является презираемый учениками смотритель школы Джон Снайд. Это окончательно выводит Леона из равновесия, а его ярость и безрассудные действия приводят к тому, что он срывается и, несмотря на попытки Джулианы удержать его, летит вниз с большой высоты. Гибель Леона моментально разрушает детскую наивную мечту героя – стать своим в высшем обществе, превратиться в Джентльмена. Ему уже нельзя появляться в элитной школе, так как преподаватели могут опознать в Джулиане спутника разбившегося ученика. Понимая, что любит Леона, Джулиана обвиняет в его гибели «Сент-Освальд». Ей овладевает мысль о возмездии элитной школе за любимого и за то, что «Сент-Освальд» так и не стал для нее 25 желанным домом. Эта мысль превратилась для героя в своего рода идефикс, трансформировала смысл жизни в участие в беспощадной схватке, где люди уподобляются пешкам на шахматной доске, а их смерть рассматривается просто как взятие шахматной фигуры. После смерти Леона Д. Снайд переезжает к матери во Францию. Но воспоминания о «Сент-Освальде» не оставляют ее ни на один день:

I forgot how I'd hated it; how for years I waged war against it; how it had swallowed my friend, my father, my childhood at a single gulp. I thought about it all the time, and it seemed to me then that it was only in St Oswald's that I had ever felt truly alive. There, I had dreamed; there I had felt joy; hate; desire. There I had been a hero; a rebel [Gentlemen: 322].

Именно в «Сент-Освальде» состоялось рождение игрока, почувствовавшего вкус к вольной и бунтарской жизни, «восхитительное ощущение переступания черты», которое появляется у него каждый раз, когда удается нарушить закон и остаться безнаказанным. В главе «Король» Д. Харрис представляет преподавателя латыни мистера Стрейтли. Учитель более тридцати лет преподает в «Сент-Освальде» и как никто другой знает все его тайны. Он первый чувствует тревогу за свою школу, которой предан всем сердцем, и фактически один проводит расследование, когда там начинается череда странных событий. Именно Стрейтли, воплощающий в себе все качества настоящего джентльмена и в глазах героя - сам «Сент- Освальд», должен стать главной мишенью игрока. В следующей главе «Еn passant» (взятие фигуры на проходе) пешка делает ход вперед – герой совершенствует свои навыки и набирает опыт. Во Франции Джулиана «опробует» свои демонические силы на психоаналитике и близких родственниках. Убедительно разыграв сомнения и изложив несколько придуманных ею фрейдистских снов, она «призналась» психоаналитику в том, что ее совратил отчим. Невиновный француз надолго попадает за решетку. В результате небольшого пожара, причины которого полиция так и не нашла, от 26 дыма погибают мать и сестра Джулианы. Избавившись от родственников, а также от последних угрызений совести – «самой жалкой и бесполезной из всех эмоций», Джулиана остается одна, с небольшим состоянием и свободной от каких-либо обязательств. Теперь ее единственной мыслью стала схватка с миром истеблишмента, воплощением которого была частная школа в «Сент- Освальде». В главе «Шах» показывается, как спустя десять лет герой в очередной раз меняет имя и надевает новую маску. Полем боя или шахматной доской становится школа «Сент-Освальд», куда Джулиана (теперь она – Диана Дерзи) устраивается на работу в качестве учителя французского языка. «Сент-Освальд» всегда славился безупречным порядком и исключительным благонравием. Трудно было представить, что здесь могло произойти что-либо из ряда вон выходящее. Однако Джулиане с легкостью удается находить бреши в идеальном устройстве школы и благопристойности ее учителей. Уже через несколько недель занятий ее стараниями в «Сент- Освальде» начинают происходить небольшие недоразумения и неприятности, которые затем перерастают в громкие скандалы, ставящие школу на грань закрытия. Привратника Дуббса арестовывает полиция за торговлю контрабандными сигаретами. Учителя Грахфогеля обоснованно обвиняют в гомосексуализме. У одного из руководителей школы, Слоуна, неожиданно для всех находят порнографические материалы. Аноним публично уличает Грушинга в супружеской неверности. Неизвестный вирус выводит из строя все компьютеры «Сент-Освальда». Лишь один человек в школе – старый учитель латыни Рой Стрейтли догадывается, что длинная цепочка неприятностей – дело рук одного человека, посвященного во многие тайны «Сент-Освальда». Тем временем пешка, пробирающаяся в черные Ферзи, разыгрывает очередную многоходовую комбинацию, цель которой – поставить мат белым (Рою Стрейтли), а в его лице «Сент-Освальду». Делая ход, игрок черных 27 постоянно улучшает свое положение на доске и уверенно подбирается к белому Королю. Цепочка ходов такова: трикстер крадет дорогую авторучку у ученика школы Коньмана, а в этот день Стрейтли видят проверяющим личные ящики у учеников в их отсутствие. Коньман обвиняет Стрейтли в антисемитизме – на доме старого учителя кто-то рисует фашистскую символику, а рядом в траве находят авторучку Коньмана. В местной газете появляется анонимная заметка об антисемитизме в «Сент-Освальде», рассказывающая об избиении Коньмана при молчаливом поощрении драки классным руководителем Роем Стрейтли. У одного из учеников случается анафилактический шок, вызванный проглоченным арахисом, подложенным трикстером в банку с напитком. Коньмана, который ел на перемене орехи, обвиняют в покушении на убийство. Наконец после тяжелого разговора Стрейтли с Коньманом, ученик бесследно исчезает. Таким образом, старый учитель в глазах общественности и следствия становится причастным к пропаже ученика. Для Дерзи компрометация Слоуна (шахматная фигура Слон) и убийство Коньмана (шахматная фигура Конь) стало «небольшой палкой в старые колеса «Сент-Освальда», жертвоприношением духам Хэллоуина. Убить для нее значило не больше, чем переступить запретную черту у ворот «Сент-Освальда», над которой висит знак «Посторонним вход воспрещен»:

If there's one thing I've learned in the past fifteen years, it's this: that murder is really no big deal. It's just a boundary, meaningless and arbitrary as all others - a line drawn in the dirt. Like the giant NO TRESPASSERS sign on the drive to St Oswald's, straddling the air like a sentinel [Gentlemen: 32].

Гораздо важнее для Д.Дерзи было заполучить Роя Стрейтли, чтобы враг присутствовал в тот день, когда она разрушит «Сент-Освальд». Безмятежный белый Король получает еще один шах и только тогда приступает к обороне. Мистер Стрейтли начинает свое частное расследование, которое приводит его (а также читателей) к ложному выводу, что

28 злоумышленником является молодой преподаватель Кристофер Кин. Разгадка приходит к Стрейтли слишком поздно, когда он фактически уже находится в руках злодея, намеревающегося его убить и завершить план по развалу «Сент- Освальда». В финале романа герой, вышедший в Ферзи, делает несколько последних эффектных ходов и ставит королю мат. Развязка происходит на фоне карнавального действа – ночи Гая Фокса. Герой также участвует во всеобщем представлении, но особым зловещим образом. Убитого ею ранее Коньмана Дерзи переодевает, привозит на площадь и маскирует среди десятков чучел, предназначенных для сожжения. Во время ночи костров она объясняет своему противнику свою страсть к красивым жестам (ходам). Ей нужна настоящая жертва, а не обыкновенный труп. Пропавший мальчик надолго даст работу журналистам, полицейским, волонтерам:

But I needed a victim, and not just a body, either. I needed a story. A murdered schoolboy makes front-page news - on a slow day - but a missing boy just keeps on giving. Searches; speculation; tearful appeals from the distracted mother; interviews with friends; then as hope dwindles, the dragging of local ponds and reservoirs, the discovery of an item of clothing and the Inevitable DNA testing of listed paedophiles in the area [Gentlemen: 443].

В финале партии Дерзи (Ферзь) раскрывает Стрейтли (Королю) все свои ходы, показывает комбинации. Изображая эффект от слов и игры героя, автор подробно, словно кадры кинематографа, описывает образы, проносящиеся в голове смертельно больного учителя. Ошеломляюще ясно перед ним проносятся черно-белые картинки о прошлом, моментально приобретая четкость. Стрейтли видит своего бывшего ученика Пиритса, дочь привратника Джулию Страз (Снайд), а затем мисс Дерзи и внезапно понимает, что это одно и то же лицо [Gentlemen: 399]. Близкое знакомство с «Сент-Освальдом» и его старейшим джентльменом Стрейтли не могло не повлиять на героя. Размышляя над благородством и

29 преданностью старого учителя школе и ученикам, Д. Дерзи решает, что смерть Стрейтли не будет означать победу. Поэтому она оставляет ему жизнь, объявляя, что в их игре зафиксирована ничья. Постепенно восстанавливается и школа «Сент-Освальд». Герой уезжает на новое место, в поисках новых схваток:

I still want to dare, to strive, to conquer - now even Paris seems too small to contain my ambition [Gentlemen: 499].

Вторая книга Д.Харрис, где мотив игры обладает сюжетообразующей функцией («Мальчик с голубыми глазами»), также написана в жанре «murder- mystery with no detective» (термин Д.Х.). Имея формальные признаки детектива – убийства, подозреваемые, неожиданный результат расследования, в романе не действуют привычные для читателя схемы. В отличие от традиционных книг этого жанра убийства сначала изобретаются, подробно описываются как уже совершенные, затем результаты комментируются персонажами. Автор сразу же называет имя убийцы, следствие со стороны полиции ведется формально, а расследования героев, не являющихся профессионалами в области сыска, больше представляют собой предположения и догадки. Это позволяет Д.Харрис вести свободную игру с читателями и намеренно подводить их к неожиданным и не всегда явным выводам. Так, до конца романа не ясно, какие убийства осуществлены в реальности, кто настоящий преступник, а кто жертвы. Таким образом, сама «детективность» становится в упомянутых романах предметом игры автора с читателем. Если «Джентльмены и игроки» напоминает шахматную партию, где главный герой начинает игру в роли пешки, затем, уничтожая фигуры противника (убивая врагов) выходит в ферзи и ставит мат королю, то «Мальчик с голубыми глазами» скорее имеет сходство с кубиком Рубика. распутывать хитросплетения сюжета автор предоставляет большей частью читателю, который, как при сборке пазла, получив неожиданный результат, вынужден

30 вновь и вновь возвращаться назад к предыдущим главам и воссоздавать новую романную реальность. Шесть глав книги, словно шесть плоскостей кубика, названы разными цветами, имеющими символическое значение. Продолжая аналогию с игрой, отметим, что в финале книги читатель не получает готовый собранный пазл, ему предлагается довершить сборку самому, и не гарантируется, что задача вообще имеет решение. Д.Харрис отмечает, для того, чтобы оценить книгу, читателю необходимо самому включиться в игру, стать ее активным участником; он даже может выбрать приемлемый для него финал:

But to really appreciate a book, the reader should bring as much to the table as he means to take away. That means deciding for yourself how you think the story ends (and you may find that your opinion on this varies according to your state of mind). What I’m saying, I guess, is this: please don’t ask me what comes next. I’m usually the last to know… [сайт].

Таким образом, использование цветовой символики, а также постоянное «переворачивание» сюжета, необходимость возвращаться к начальным главам, чтобы затем пойти в верном направлении, делает книгу похожей на головоломки, созданные по патенту венгерского изобретателя Рубика. Пользуясь аналогией с этой игрой можно заметить, что читателю довольно легко будет собрать первые грани пазла. В стилизованном под зачин сказки эпиграфе говорится о вдове с тремя сыновьями, которых звали Черный, Коричневый и Синий. Черный – старший, был угрюмым и агрессивным. Коричневый, средний, – застенчивым и глупым. А Синий, любимец матери, был убийцей:

Once there was a widow with three sons, and their names were Black, Brown and Blue. Black was the eldest, moody and aggressive. Brown was the middle child, timid and dull. But Blue was his mother’s favourite. And he was a murderer [Blueeyedboy: 5].

Вдова Глория Грин имела троих сыновей, поэтому ей приходилось регулярно стирать большое количество грязной одежды. Чтобы различать вещи детей, Глория решила придерживаться простой системы – она присвоила 31 каждому определенный цвет и в соответствии с этим покупала одежду в магазине. С раннего детства Найджел носил вещи исключительно черного цвета, Брендан - коричневого, а Бенджамин – синего. В книге часто вместо имен братьев автор использует их цветовые символы, поэтому с уверенностью можно констатировать, с каким цветом идут по жизни главный герой и его братья. Найджел – безнадежный пессимист, Брендан – тупой приспособленец, а Бенджамен – романтический мечтатель. Вторая часть романа называется «Белая» и рассказывает о судьбе Эмили Уайт, слепой девочки, которая видела музыку в цвете. Часть шестая – «Зеленая» повествует о Глории Грин – матери героя. Красный или розовый цвет часто ассоциируется у Голубоглазого с его знакомыми девушками Бетан или Альбертиной. Таким образом, при известной доле воображения читатель может обнаружить аналогию между шестью главными персонажами книги и шестью разноцветными (черная, коричневая, синяя, зеленая, белая, красная) гранями, образующими кубик. Однако по мере развития и усложнения сюжетной линии читатель сталкивается с тем, что главные герои «меняются» личинами, «растворяются» между других и, соответственно, изменяют свой цвет. Чтобы разобраться с возникшей путаницей и воссоздать прежнюю стройную картину читатель вынужден вращать кубик в разных плоскостях. Прежде всего, читателю следует разобраться с красной гранью – Альбертиной. По ходу романа «на территории» Альбертины появляются ее отражения – Бетан, Незнакомка в красном и даже Эмили Уайт. Необходимо понять, появились ли они временно или имеют право находиться здесь постоянно. Иными словами - являются ли Альбертина, Бетан, Незнакомка в красном, а также Эмили Уайт одним и тем же лицом. Положение осложняется желанием Д.Харрис запутать читателя: Альбертина постоянно играет роли других женщин, да так искусно, что сама не может сказать кто она. Для слепой 32 Эмили белый (ее цвет) вообще лишен какой-либо окраски:

Anyway, white isn’t a colour. White is the ugly brrrrr you get between radio stations, when the sound breaks up and there’s nothing left but noise. White noise. White snow. Snow White, half-dead, half-sleeping under glass [Blueeyedboy: 190].

Вращая кубик – пробуя различные комбинации, читатель чаще всего приходит к выводу, что красная грань все же полностью принадлежит Альбертине, а белая – Эмили. Далее читатель замечает, что квадраты коричневой грани (Брендан) перемешиваются с квадратами синей (Бенджамин), т.е. ряд событий, случившихся с младшим братом, на самом деле происходил со средним. Путаницу помогает преодолеть сам автор, объясняя читателю верный ход событий, т.е. помогая переставлять нужные грани кубика. В результате коричневая грань полностью замещается синей. Используя аналогию со сборкой пазла, читателю становится легче рассматривать и объяснять действия новых, по-разному «окрашенных» персонажей. Так в середине романа появляется мистер Миднайт-Блю (синий как полуночное небо). Однако отсылка к прежним действиям этого персонажа, а также музыкальная подсказка (в страничке эпиграфом задана песня группы «The Rolling Stones» «Paint It Black») позволяют сделать вывод, что Миднайт-Блю не имеет отношения к главному герою. Указанный персонаж лишь отражает поэтическую составляющую старшего брата Найджела и должен располагаться на черной грани. Таким образом, мотив игры, заданный правилами спортивных состязаний в крикет, шахматы и сборки пазла, успешно используется Д.Харрис для создания сюжета романов «Джентльмены и игроки» и «Мальчик с голубыми глазами». Мотив игры реализуется внутри текста рассмотренных произведений, в том числе и как игра автора с читателем. 33 1.2.ИГРА С ЧИТАТЕЛЕМ КАК СПОСОБ СОЗДАНИЯ ЛУДИЧЕСКОЙ АТМОСФЕРЫ

(«ДЖЕНТЛЬМЕНЫ И ИГРОКИ», «МАЛЬЧИК С ГОЛУБЫМИ ГЛАЗАМИ»)

Особенностью романа «Мальчик с голубыми глазами» являются резкие «повороты» и даже смена направлений сюжетных линий. Причем такая вариативность зависит также и от точки зрения читателя, что вкупе с музыкальной составляющей позволяет говорить об особой интерактивности романа. Линии могут сближаться – в этом случае читателю кажется, что он близок к разгадке тайны; сливаться – загадка представляется читателю разгаданной, и вновь отдаляться – автор вносит новую поправку, ставящую под сомнение его прежнее решение. В постоянном приближении и отдалении от разгадки тайны и заключается основная игра Д.Харрис с читателем. Автор словно играет с читателем в прятки, предлагая найти главных героев, надежно маскируя персонажей под их двойников. Д.Харрис может приоткрыть тайну, оставив два варианта разгадки, однако затем предоставить читателю свой, третий, также имеющий право на существование. Рассмотрим организацию игры Д.Харрис с читателем на примере одного из главных персонажей книги – Альбертины, имеющей непосредственное отношение к Эмили, Бетан, и девушке в красном. По ходу романа читатель сталкивается с Альбертиной – участником интернет-сообщества «Вadguysrock», владельцем кафе «Розовая зебра» – Бетан Бранниган, ее бывшей соседкой и сводной сестрой Эмили Уайт, а также таинственной незнакомкой в красном, которую пытается выследить Голубоглазый. В начале романа читатель воспринимает указанных лиц как четырех отдельных персонажей. Однако затем автор намеренно вводит ряд обстоятельств и деталей, присущих как Альбертине, так и Бетан, и Эмили и незнакомке. На протяжении всей книги читатель вынужден попарно сопоставлять Альбертину и ее двойников, чтобы восстановить истину и решить загадку «кто есть кто».

34 Что касается идентичности Альбертины и Бетан, то в начале романа автор четко дает понять, что это два разных персонажа. Во второй главе представлен диалог девушек в кафе «Розовая зебра», где они обсуждают странного посетителя (это был Голубоглазый). В своем блоге Альбертина пишет, что кафе всегда было для нее убежищем. Вот и в этот раз там было много людей, играл оркестр, и голос Бетан с ее ирландским напевом объединял сразу всех в одну компанию:

The Zebra was always a refuge for me; always filled with people. Today there were more than usual, And orchestrating everything, Bethan, with her Irish lilt, cheery, speaking to everyone, pulling it all together: ( Бетан): Hey, what’s going on? You’re late. You should have been here ten minutes ago.’ (Альбертина): ‘Hello, darlin’! What’ll it be?’ (Бетан):‘You got any more of that chocolate cake?’ (Альбертина): ‘Hang on, I’ll have a look for you” [Blueeyedboy: 174].

Затем Бетан рассказывает о ненормальном пижоне, который за полчаса съел целых шесть кусков пирога:

‘Listen to this. Creepy Dude came in to the Zebra the other day. Sat down just where you’re sitting. Ordered the lemon meringue pie. I watched him eat it from over there, then he came back to the counter and ordered another. I watched him eat that, then when he’d finished, he called me over and ordered more pie. Honest to God, darlin’, your man must have et six pieces of pie in under half an hour. The Fat Girl was sitting right there opposite him, and I thought her eyes were going to pop out of her head, so I did’ [Blueeyedboy: 177].

Альбертина пьет тем временем шоколад и поддерживает бессмысленную, по ее мнению, беседу с Бетан:

I sipped my chocolate. It was tasteless. But the warmth was comforting. I carried on the conversation without really paying attention to it, against a wall of background noise as meaningless as waves on a shore [Blueeyedboy: 178].

По ходу романа появляется все больше свидетельств схожести двух девушек. Альбертина (Бетан) была единственной любовной связью Найджела – брата Би-Би. Это подтверждается также высказываниями Голубоглазого и его 35 матери. Одинаковы внешность и привычки рассматриваемых персонажей: шрамы на руках, пирсинг, татуировки, ирландский акцент, пристрастие к шоколаду. Альбертина получает наследство от доктора Пикока и решает уехать из города, для чего с сожалением закрывает свое кафе «Розовая зебра». Фраза героини о том, что она будет скучать по кафе и по тому человеку, которым была, пока там работала (т.е. по самой себе), склоняет нас к мысли, что Альбертина и Бетан все же одно лицо:

“The Zebra, too, has been closed for two days. I didn’t want him coming here…But it’s strange, to be leaving the Zebra. Strange and sad, after all this time. I’ll miss it; more than that, I’ll miss the person I was when I worked there” [Blueeyedboy: 419].

Небольшую подсказку дает также и Д.Харрис устами Альбертины о том, что Бетан – одна из ее масок:

“Thank goodness for Bethan, I told myself. Bethan, my coat of camouflage”[Blueeyedboy: 172].

Объяснение, каким образом ранее состоялся диалог Альбертины и Бетан в кафе «Зебра» автор отдает на откуп читателям. По такой же схеме автор представляет еще одного двойника или отражение Альбертины – Незнакомку в красном. Обе девушки носят красное пальто из бобрика, посещают кафе «Розовая зебра», любят горячий шоколад с кардамоном и со сливками, их обеих скрытно фотографирует Голубоглазый:

That girl, for instance. The girl in the bright-red duffel coat who walks past my house nearly every day, windswept and oblivious to the camera’s eye that watches her [Blueeyedboy: 244].

Герой пишет в своем блоге, что благодаря Бетан он знает, что девушка в красном любит не чай, а горячий шоколад и предпочитает не печенье, а тарталетки с патокой, что ей больше нравятся «Битлз», чем «Роллинг Стоунз», а в субботу в 11.30 она пойдет на похороны его брата:

36 “Thanks to Bethan I can collect all kinds of information. For instance, I know that the girl in the red duffel coat would rather drink hot chocolate than tea; prefers treacle tart to carrot cake; favours the Beatles over the Stones, and plans to attend the funeral at Malbry Crematorium at 11.30 on Saturday” [Blueeyedboy: 60].

Из блога Альбертины мы узнаем, что она присутствовала в крематории Молбри на похоронах Найджела. Однако мы знаем, что герой давно знаком с Альбертиной, но всячески пытается добыть информацию о Незнакомке в красном, поэтому эти факты не дают ясной картины об идентичности указанных персонажей, и читателю вновь приходится искать или изобретать логическое объяснение самому. Это нетрудно сделать, так как в книге многие явления (цвет, запах, образ) наполнены символическим значением и оказывают сильнейшее, порой судьбоносное влияние на главных героев. К примеру, у Голубоглазого слово „розовый“ немедленно вызывает головокружение, так как ассоциируется с запахом анестезии. А само имя Альбертина напоминает герою любимый сорт роз «Albertine» и пробуждает мысли «о девушках в легких летних платьицах, крокете и розовом лимонаде со льдом на зеленой лужайке»:

and Albertine, his favourite, with a musky, pale-pink, old-fashioned scent, like girls in white summer dresses and croquet and iced pink lemonade on the lawn [Blueeyedboy: 103]

Возможно поэтому нахождение героя в кафе «Розовая зебра» и внешность хозяйки кафе – Альбертины – могут оказывать на Голубоглазого такое необычное воздействие. Пожалуй, самым интересным «воплощением» Альбертины стала Эмили Уайт. Судьба этой слепой девочки тесно переплетается со всеми членами семьи Голубоглазого и другими персонажами романа. Как выясняет доктор Пикок, Эмили обладает редкой формой синестезии – она видит звуки и может переносить цвета звучащей музыки на холст. Девочка моментально оказывается в центре внимания публики, о ней пишут в газетах, снимают фильмы, статьи доктора обсуждаются учеными и обывателями. Однако Эмили в девятилетнем возрасте погибает и постепенно о ней все забывают. Через несколько лет в 37 городе появляется загадочная Альбертина, которая прекрасно помнит все, что происходило с Эмили в детстве и настаивает на том, что она и есть умершая девочка. Расследование показывает, что, вероятнее всего это пропавшая соседка Эмили - Бетан Бранниган, которая так сильно изменилась, что даже ее мать колеблется и признается, что не уверена, ее это дочь или нет. Определенное сходство имелось, совпадал цвет волос и глаз. Девочка прекрасно играла на фортепьяно, чего прежняя Бетан не умела, а мистера Уайта называла отцом и на вопросы о прежней жизни отвечала, что ничего не помнит:

Yes, there were similarities. The colouring was similar. But she played the piano beautifully, although she never had at home; referred to Patrick as Daddy and professed to remember nothing at all of the life she had led eighteen months ago [Blueeyedboy: 344].

Д.Харрис вновь предлагает читателю решить загадку-пазл, оставляя по ходу романа многочисленные зацепки-подсказки, порой двусмысленные или оказывающиеся выдумкой девочки, названной Голубоглазым «Хамелион-блю» за ее способность подстраиваться под ситуации и людей. Иногда вторая героиня романа сама путается в воспоминаниях, забывает, кем была первоначально - талантливой слепой пианисткой или ее пропавшей сводной сестрой. Голубоглазый говорит о героине, что при общении с ней возникает ощущение, что она играет какую-то роль, что Бетан, как и Альбертина, – это лишь одна из ее аватарок, щит, которым она загораживается от того мира, где нет и не может быть определенности:

Talking to her, looking at her, there’s always the sense that she’s playing a part; that Bethan, just like Albertine, is only one of her avatars, a shield thrown up against a world in which nothing is ever certain [Blueeyedboy: 418].

Лучшее объяснение таинственной природы героини дает сам Голубоглазый, который называет ее мисс Хамелеон-Блю, потому что как бы героиню ни называли, она лишена собственной окраски и может приспособиться к любым условиям. Необходимо долго изучать ее истинное

38 лицо под всеми масками, за которыми она скрывается, не замечать ее голоса, ирландского цинизма, веселых шуток:

«He calls her Miss Chameleon Blue. You can call her Albertine. Or Bethan. Or even Emily. Whatever you choose to name her, she has no colour of her own. Like the chameleon, she adapts to suit the situation» [Blueeyedboy: 423].

Таким образом, в ходе игры с читателями Д.Харрис предлагает им установить, кто из персонажей книги – настоящая Альбертина, а кто – ее двойник - отражение. Целесообразно предложить следующее решение пазла: отражениями Альбертины в романе выступают Бетан и Незнакомка в красном, Эмили же – постороннее лицо, маску которого пыталась примерить на себя героиня. Не меньший интерес в плане игры автора с читателем представляет тайна Голубоглазого, открытая в последних главах книги самой Д.Харрис. В конце романа читатель узнает, что ранее Брендан уничтожил руками Найджела своего шестнадцатилетнего брата Бенджамина, известного нам под именем Голубоглазый или Би-Би. Возникает вопрос: каким же образом, спустя двадцать лет, в книге среди действующих лиц фигурируют и Брендан и Би-Би? Д. Харрис, не спешит раскрывать тайну. Для ее уяснения читателю необходимо разобраться с явлением, известным в науке как синестезия – такое явление восприятия действительности, когда при раздражении одного органа чувств вместе с присущими только для него ощущениями появляются и ощущения, соответствующие другому органу чувств. Другими словами, импульсы, исходящие от различных органов чувств, могут смешиваться и синтезироваться. Человек может не только слышать звук, но и видеть его; и слова, таким образом, могут быть окрашены в разные цвета. Синестет часто не только осязает предмет, но и чувствует его вкус, запах, числа могут излучать свет, звуки – физическую форму. Науке известна также зеркальная синестезия, когда человек благодаря особому проникновению в чувства других людей, способен испытывать чужие 39 физические ощущения. Именно поэтому такой синестет испытывает почти те же физические ощущения, что и другие люди, одновременно с ними чувствует чье- то прикосновение, удар или определенный вкус, причем не менее ярко, чем они сами. Оказывается, что братья Бенджамин и Брендан были синестетами. Бенджамину повезло больше, чем брату, так как его способностями заинтересовался доктор Пикок. Мальчику показывали таблицы из букв и чисел, выстроенных в особом порядке, и он должен был разгадать их последовательность. Доктор давал ему слушать разные звуки, а затем интересовался их цветом, а также окраской слов и чисел. Поскольку Бен (теперь его называли в прессе и дома Мальчик Икс) всегда давал правильные ответы, подтверждающие гипотезы доктора, мистер Пикок был им доволен, оплачивал учебу в престижной школе, а мать гордилась свои сыном, мечтая о хорошем безбедном будущем обоих. Доктор Пикок установил, к примеру, что для героя слово «безмятежность“ серого цвета, «безмятежный“ в его восприятии темно- синего оттенка и имеет легкий привкус аниса. Числа совсем не имеют цвета, в определенных случаях имеется корреляция между сенсорными ощущениями и произошедшими событиями. Брат мальчика Икс – Брендан, обладающий редкой и сильно выраженной зеркальной синестезией, почему-то не привлек внимание доктора, хотя он тщательно обследовал всех сыновей Глории. Тем временем Брендан, сильно отличающийся от брата, приобретает все его способности и данные, причем даже внешне и физически становится похож на покойного Бена. Прочитав описание убийства Бенджамина, подстроенного Бренданом, читатель понимает, что настоящим Голубоглазым, основателем и автором блогов в «Badguysrock» был средний, «коричневый» брат. Его сверхспособности к зеркальной синестезии позволили сменить «окраску» и мимикрировать в младшего отпрыска Глории. Этот вопиющий факт явного подвоха со стороны автора заставляет читателя вновь и вновь возвращаться к начальным главам 40 романа, чтобы найти и уличить Д.Харрис в несоответствиях. Из описания Брендана следует, что он был тенью старшего брата: бесхребетный, гибкий приспособленец, словно рыба-прилипала. В школе его считали тупицей из-за лени и необщительности, в спорте или играх он был также совершенно безнадежен. Глория говорила про него, что он первый кандидат на пособие по безработице и способен в лучшем случае вкладывать котлеты в гамбургеры:

Nigel was twelve, aggressive and moody. He liked heavy rock music and films where things exploded. No one bullied him at school. Brendan was his shadow, spineless and soft; surviving only through Nigel’s protection, like those symbiotic creatures that live around sharks and crocodiles, safe from predators by virtue of their usefulness to the host. Whereas Nigel was quite intelligent (though he never bothered to do any work), Bren was useless at everything: hopeless at sports, clueless in lessons, lazy and inarticulate, a prime candidate for the dole queue, said Ma, or, at best, a job flipping burgers [Blueeyedboy: 388].

Читателю еще долго необходимо разбираться, как мог толстый, ленивый, трусливый и застенчивый заика, к тому же страдающий дислексией, превратиться в симпатичного, спортивного и подающего надежды в литературе парня. Для этого в предыдущих главах романа следует искать некоторые подсказки и объяснения. Очевидно, главная из них представлена в блоге самим Би-Би, где он утверждает, что предпочитает описывать себя самого, даже когда пишет от третьего лица. Таким образом, многие поступки и мысли Голубоглазого №1 (Бенджамина) могли принадлежать (а часто и принадлежали) Голубоглазому №2 (Брендану). Д.Харрис, по возможности, избегает прямого упоминания об имени главного героя, делая акцент на других деталях: «...я стал одним из ее троих сыновей, родившихся в течение пяти лет», «...в саду доктора Пикока мальчики научились отличать мускусную розу от «Альбы», «...вот только Питеру с тремя мальчишками было бы не справиться, не говоря уж о том, что один из них оказался особо одаренным» [Blueeyedboy: 174, 23, 344].

41 В пятой части книги, озаглавленной «Зеркала», Д.Харрис все же объясняет как состоялось перерождение одного героя в другого. Голубоглазый №2 оказывается совсем не таким, каким предстает в первых главах. У первого Би-Би со времени поступления в Сент-Освальд возникает подозрение, которое постепенно усиливается, что средний брат не только следит за ним, но и как-то по-особому на него смотрит, словно затевает какую-то свою, весьма сложную игру. Все чаще ему кажется, что, что на самом деле Брен гораздо умнее, чем все о нем думают, называя лентяем и отсталым. Он просто очень хорошо скрывает свое истинное «я», притворяясь идиотом в школе и флегматиком дома. Еще в утробе матери в отчаянной борьбе Брендан проглотил брата-близнеца. Теперь его оттеснил младший брат, но победа над ним лишь вопрос времени: Из заглавия пятой части следует, что зеркала играют большую роль в жизни героев. Так Голубоглазый использует зеркало, как Персей использовал щит в сражении с Горгоной Медузой. Спрятавшись за затемненное стекло, Брендан чувствует себя в полной безопасности и спокойно выжидает, когда настанет его время. Герой хорошо усвоил основы трактата китайского философа Сунь Цзы об искусстве войны. Философ пишет, что ведение битвы должно быть основано на обмане противника. Если вы способны подняться в атаку, враг должен считать вас неспособным на активные действия. Если противник — холерик, то перед боем его нужно как следует разозлить [Blueeyedboy :388]. Все эти правила Брендан успешно применил по отношению к старшему брату. Выкрав его интимный дневник, он подбросил его Бену, а Найджелу сказал, что младший брат за ним шпионит. Этого оказалось достаточно, чтобы запустить цепную реакцию насилия, приведшую к смерти младшего брата и ареста старшего. А герой перед законом остался совершенно чист. После устранения братьев единственный оставшийся Голубоглазый (Брендан), словно в отместку за свой чудовищный поступок сильно заболевает. 42 Переболев, он так сильно худеет, что в старой одежде напоминает клоуна из балагана. Поэтому Брендан из соображений практичности начинает носить вещи Бена, взяв себе его голубой цвет. После болезни юношеские прыщи проходят, кожа становится чистой, и герой перестает заикаться. И даже его серые глаза начинают казаться голубыми. Новый Би-би утрачивает прежнюю склонность к обжорству – его чудовищный голод утолен проглоченными братьями. Скандал вокруг Эмили Уайт неожиданно превращает Брендана в героя; в пабах люди угощают его выпивкой, а девушки решают, что он довольно привлекателен. С дислексией герой успешно борется с помощью специальной программы. И немного позднее присоединяется к занятиям в группе по обучению литературному мастерству. Мать героя, казалось, ничего не замечает, а иногда ночью будит его криками: «О, Би-Би, мне приснилось, что ты умер!». Брендан понимает, что они с братом оказались для матери взаимозаменяемы. Теперь он становится для нее единственной надеждой, голубоглазым пай-мальчиком. Так произошло полное перевоплощение главного героя; средний брат стал для всех младшим:

I don’t remember anything – lies, confessions, promises – but when I was fully recovered, and I left my bed for the first time, I knew that something about me had changed. I was no longer Brendan Brown, but something else entirely. And, truth be told, I no longer knew with any kind of certainty whether I had swallowed Ben, or whether he had swallowed me [Blueeyedboy: 376].

Таким образом, голубая грань кубика Рубика меняется местами с коричневой: Брендан занимает место Голубоглазого. В конце романа вниманию читателя предлагается еще одна загадку. Написанные Голубоглазым криминальные истории начинают осуществляться в реальной жизни. Герой, чья жизнь проходит в киберпространстве, недоумевает и протестует: ведь на самом деле он никого не убивал; желать кому-либо смерти – совершенно не то же, что совершить преступление. Однако его письменные признания слишком близки к реальному положению дел, чтобы быть ложью: 43 You understand it was fiction, right? You know I never killed anyone? Yes, some of my fic may have been in bad taste, even a little sick, perhaps, but surely you don’t believe I could ever have acted out those things? [Blueeyedboy: 445].

Сначала Голубоглазый ни о чем не догадывается, он думает, что просто вступил в действие закон кармы. Но со временем, когда его враги один за другим начинают умирать, стоит герою прикоснуться к клавиатуре компьютера, перед ним все отчетливей вырисовывается вполне определенная картина. Последняя часть романа во многом напоминает детектив, где есть настоящие убийства (жертвы Голубоглазого), подозреваемые и сыщик, в роли которого выступает главный герой. Настоящим же убийцей оказывается совершенно не тот, кого можно было подозревать. Первая версия начинающего детектива не лишена логики. Поскольку Альбертина предпочитала имитировать жизнь других людей, то и убийства она могла совершать вместо Голубоглазого, воспользовавшись его сценариями. Причины могли быть самыми разными. Возможно, она пыталась сохранить его невинность, принимала на себя его вину, просто стремилась привлечь его внимание. А может быть видела себя палачом мира. Если предположения героя верны, то он мог бы использовать Альбертину для расправы со своим самым заклятым врагом – родной матерью. Гипотезу о предполагаемом преступнике Би-Би публикует в своем блоге и сразу же обретает врага в лице Альбертины. Понимая, что Голубоглазый не оставит ее в покое, героиня собирается навсегда уехать, предварительно подготовив герою смертельную ловушку в духе его же историй. Однако Голубоглазый давно подобрал пароль к компьютеру Альбертины и узнал об ее намерениях, а также выведал код ее карточки, куда было переведено миллионное наследство. В свою очередь Би-Би разрабатывает план, позволяющий разом покончить и с матерью, и с опостылевшей рутиной жизни. Глорию он намерен послать

44 вместо себя в ловушку, а сам на деньги Альбертины вылететь на Гавайи и начать новую жизнь. Однако планам Голубоглазого мешает самый таинственный участник сообщества «Badguysrock» с псевдонимом JennyTricks. У героя появляется пугающая его версия о том, что за этим ником может скрываться его мать. Найденное Голубоглазым письмо Глории к Альбертине полностью переворачивает его представления о матери и приводит к тому, что появляется еще один подозреваемый в совершенных преступлениях. На этот раз улики кажутся более весомыми. Инстинкт заставлял мать героя защищать Голубоглазого даже в ущерб себе самой. Из письма Глории следует, что она обязалась оберегать сына, что бы ни случилось. Никто чужой не смеет поднять руку на ее мальчика, ни школьные учителя, ни представители закона:

And a mother owes it to her son to protect him, no matter what. Sometimes he needs to be punished, she knows; but that’s between blueeyedboy and his Ma. No stranger raises a hand to him. No one – not his school, not the law – has the right to interfere. Hasn’t she always defended him? From bullies and thugs and predators? [Blueeyedboy: 443].

Глория перечисляет жертв, которых она лишила жизни, называя детали убийств, известные только ей. С Трицией Голдблюм, соблазнившей ее старшего сына, все получилось очень легко – пожар для убийства очень надежный способ:

Take Tricia Goldblum, the bitch who seduced her elder son – and caused the death of her youngest. It was a pleasure to take care of her. Easy, too: electrical fires are always so reliable [Blueeyedboy: 443].

Затем она вспоминает всех других жертв, когда-то перешедших дорогу ее сыну:

Then Mrs White’s hippie friend, who thought she was better than they were. And Catherine White herself, of course, so easy to destabilize. And Jeff Jones from the estate, the man who fostered that Irish girl, and who some years later, in the pub, dared to raise a hand to her son. Then there was Eleanor Vine, the sneak, spying on Bren at

45 the Mansion, and Graham Peacock, who cheated them, and for whom the boy had feelings [Blueeyedboy: 444].

Наибольшее удовлетворение Глория получила от убийства доктора Пикока. Она скинула старика с инвалидного кресла и оставила умирать в одиночестве на голой земле. А сама поднялась в дом и забрала давно примеченную для своей коллекции статуэтку эпохи Тан как компенсацию за все беды, которые приключились с Голубоглазым по вине доктора:

He was the most rewarding of all. Tipped over in his wheelchair and left to die alone on the path, like a tortoise half-out of its shell. Afterwards, she went upstairs and relieved him of his T’ang figurine, the one with which he taunted her all those years ago, and which she carefully placed in her cabinet along with the rest of her china dogs. It isn’t stealing, she tells herself. The old man owed her something, after all, for all the trouble he has caused her son [Blueeyedboy: 445].

Глория возмущена неблагодарностью сына, на которого она сделала последнюю ставку. Свою любовь и поддержку Голубоглазый вместо матери стал оказывать какой-то ирландской девке по имени Бетан, Альбертине. В последней главе романа приводится словесная дуэль между JennyTricks и Голубоглазым, которая происходит в чате на страницах блога «Badguysrock». В ходе переписки герой понимает, что таинственная JennyTricks в курсе всех его планов и знает все его тайны. Таким человеком могут быть только его мать или Альбертина. Прямые вопросы героя о том кто же из двух женщин с ним беседует, остаются без ответа:

JennyTricks: SO HOW ARE YOU FEELING, Blueeyedboy? Blueeyedboy: Never felt better, Jenny, thanks. JennyTricks: YOU NEVER COULD LIE TO SAVE YOUR LIFE. Blueeyedboy: Mama? Blueeyedboy: Tell me, do I know you? JennyTricks: NOT AS WELL AS I KNOW YOU. Blueeyedboy: So, you think you know me? JennyTricks: OH YES. I KNOW YOU. Blueeyedboy: Is that you, Albertine? JennyTricks: NO, THAT BITCH IS GONE FOR GOOD [Blueeyedboy: 502].

46 В ответ герой получает смайлик; желтое личико напоминает ему физиономию ухмыляющегося гоблина. Би-Би больно печатать, но молчание для него страшнее боли. Автор вновь интригует читателя: реплики JennyTricks содержат ссылки на факты или события, которые могли знать только Глория или Альбертина. В следующих фразах речь заходит о недавних событиях, известных только Глории и ее сыну. Мать предупреждает Голубоглазого, что он отравлен (к этому времени у героя уже началось недомогание), но она везет ему лекарство. Затем требует, чтобы Би-Би не смел трогать ее любимые статуэтки:

Blueeyedboy: Well, it’s been fun, but I have to go. JennyTricks: YOURE NOT GOING ANYWHERE. Blueeyedboy: Oh, but I am. I’m flying south. JennyTricks: NOT IN THIS LIFETIME, YOU LITTLE SHIT. WE HAVE THINGS TO TALK ABOUT. JennyTricks: THINK YOU’RE SO SMART, DON’T YOU? YOU SHOULDN’T HAVE TRIED TO CHEAT ON ME. AND IF I FIND THAT YOU’VE LAID AS MUCH AS A FINGER ON ANY OF MY CERAMICS I’LL BREAK YOUR FUCKING NECK, OK? [Blueeyedboy: 503].

Фактов достаточно, чтобы сделать однозначный вывод: JennyTricks – мать героя и она собирается вернуться домой, чтобы наказать Голубоглазого. Би-Би слышит щелчок ключей, открывающих входную дверь, звук волочащегося по полу провода для его избиения, а самое главное – запах сигарет «Мальборо», которые курит его мать:

Hey!’ His voice is rusty. ‘Up here!’ No one replies. Instead, a scent of cigarette smoke winds its way up the stairwell. Then comes a small and slithery sound, like a snake – or a long piece of electrical cord sliding across a polished floor [Blueeyedboy: 509].

Голубоглазый сидит спиной к двери и продолжает печатать конец истории, в надежде, что события виртуального мира перенесутся в мир реальный, и к нему придет Альбертина, а не мать. Шаги позади него стихают, и герой отчетливо различает в запахе дыма аромат розы – цветка Альбертины.

47 Теперь Голубоглазый уже не знает, кто из женщин у него за спиной. Она говорит герою, что принесла лекарство:

Still no reaction from Albertine. Behind him the footsteps come to a stop. He can smell her now, a rose in the smoke. She says: ‘I brought your medicine…. ’‘Ma?’ he whispers. ‘Ma? Ma?’ [Blueeyedboy: 510].

Последний пунктуационный знак, воспроизводящий вопросительную интонацию, лишь усиливает неопределенность. И на этот раз читатель вынужден самостоятельно домысливать финал: вполне возможно, что таинственной посетительницей, а следовательно, и истинным исполнителем разработанных героем преступлений была его мать. Однако есть вероятность, что лекарство принесла Альбертина. Важная роль в романе отводится языковой игре, то есть преднамеренному целевому нарушению языковой, речевой или коммуникативной нормы. Важно отметить, что, если обычно целью такого нарушения бывает создание комического эффекта, то в романе языковая игра используется исключительно для нагнетания иронической и саркастической атмосферы книги, характеризующей внутренние переживания и мироощущения героя. В ходе размышлений Би-Би постоянно анализирует значение пришедших в голову слов, «пробует» их на вкус и цвет. Часто они неприятны на вкус, а их цвет кажется герою голубым, который для него ассоциируется со смертью. Вспоминая мать, Голубоглазый отмечает, что лексемы Murder и Mother похожи друг на друга. Далее в его голове всплывает ряд близких по звучанию слов: Matriarch. Matricide. Parasite. Parricide – все с негативным коннотационным значением и оттенком синего. Последний, в свою очередь, напоминает герою цвет одеяла, которым в детстве его накрывала мать:

Murder. Mother. Such similar words. Matriarch. Matricide. Parasite. Parricide, something used to get rid of parasites. All of them coloured in shades of blue, like the blue of the blanket she tucked around his bed every night when he was a boy, and smelling of ether and hot milk [Blueeyedboy: 25]. 48 Все ассоциации с матерью вызывают у героя только негативные образы. Когда он уверяет себя, что мать гордится им, его работой, интеллектом и особым даром (gift), подсознание героя тут же отмечает, что gift по немецки означает яд, и следует опасаться людей, имеющих отношение к такому дару:

She’s so proud of him, she says; of his job; of his intellect; of his gift. Gift means poison in German, you know. Beware of Germans bearing gifts [Blueeyedboy: 22].

На протяжении всего романа герой играет фонетическими омонимами. Нейтральное слово Аксминстер он раскладывает на axe – «топор» и minster – «церковь», получая значение «убийство в церкви». От нового толкования слова у Голубоглазого начинается головокружение, во рту появляется вкус прокисших фруктов – признак последующей головной боли:

Axminster. Ax. Minster. A red word. What does it mean? Axe-murderer. Axe. Minster. Murder in the Cathedral. The thought distracts him for a moment, makes him feel dizzy and remote, brings that taste into his mouth again, that fruity, rotting sweetness that heralds the worst of his headaches [Blueeyedboy: 299].

Слово «экзекуция», для героя холодного зеленого цвета, что делает его привлекательным, словно приговор собирается выполнять не палач, а стайка симпатичных милых щенков:

«Execute. Interesting word, with its spiky wintergreen syllables. But the cute makes it strangely appealing; sentence to be carried out, not by a man in a black hood, but by an army of puppies . . . » [Blueeyedboy, 343].

Даже нейтральное слово «шампанское» в уме героя раскладывается на два корня – sham и pain, что можно перевести как «симуляция боли». Размышляя о непредумышленном убийстве младшего брата старшим (manslaughter), герой видит в нем иронию смеющегося человека (man's laughter). В данном случае себя самого, который как волшебный кот Макавити научился избегать неприятности, оставляя их другим. Разделавшись с братьями, герой

49 занял место Бена и научился как он видеть слова в цвете. Оба выражения – man's laughter и manslaughter для него окрашены в одинаковые оттенки синего:

Interesting word – man’s laughter – coloured in shades of lightning-blue and scented with sage and violet. Yes, he sees Ben’s colours now. After all, he took his place. It all belongs to Brendan now – his gift; his future; his colours [Blueeyedboy: 344].

Даже образ Иисуса Христа вызывает у Голубоглазого аллюзии сначала на магазин, торгующий отпущениями грехов, а затем на известную рок-оперу – «Jesus Christ superstore» [Blueeyedboy, 322]. Особое значение для романа, имеет псевдоним регулярного посетителя блога JennyTricks, не оставляющего своих комментариев. В конце романа, размышляя над значением ника JennyTricks, Голубоглазый с ужасом понимает, что это аллюзия на латинское Genitrix (родительница, мать, праматерь). Герой слишком поздно разгадывает последнюю тайну: под ником JennyTricks скрывается его мать, всячески маскирующая свои умения работы с персональным компьютером и интернетом. Би-Би приходит к выводу, что Глория Уинтер является настоящим, а не виртуальным, как он, убийцей, на что прямо указывает часть ее ника – Trick, и полностью осведомлена обо всех его намерениях. Читатель вынужден вновь перекручивать кубик – возвращаться к старым главам романа, чтобы узнать, какие комментарии оставляла Глория в Веб- журнале своего сына, однако все они предусмотрительно удалены. Особое значение в романе имеют музыкальные аллюзии. Отмеченные героем в начале блога композиции не только дают звуковую иллюстрацию, придавая тексту особые коннотативные и новые эмоциональные оттенки, но и содержат порой ключ (в завуалированной или в прямой форме) к разгадке сюжета. В собранном виде все вошедшие в книгу музыкальные произведения, составляют 6 плейлистов (по одному на каждый раздел романа), а из названий

50 песен — своеобразных эпиграфов, можно составить представление о развитии сюжета. Главный герой сформировался под влиянием рок–музыки, которую он постоянно слушает. Голубоглазый буквально пропитан популярной музыкой, она дает ему зарядку, уверенность, заменяет друзей. Герой пишет в блоге, что вся его жизнь – непрекращающийся саундтрек из любимых композиций практически на любую тему, закачанных в айпод:

My life has a permanent soundtrack, provided by my iPod, into which I have downloaded more than twenty thousand tracks and forty-two playlists, one for every year of my life, each with a specific theme [Blueeyedboy: 15].

В сложной ситуации герой романа обращается к музыке, которая так же виртуальна и условна, как и привычное интернет-пространство. Звуки помогают Би-Би успокоиться, принять правильное решение и вновь обрести себя в реальном мире. При встрече с полицейскими герой, чтобы не выдать свое волнение, обращается к соответствующей музыкальной композиции: он считает про себя, повторяя гитарную интродукцию Марка Нопфлера к песне «Brothers in Arms». Музыка снимает негативные эмоции и помогает выглядеть нормальным в глазах посторонних. Музыка, особенно симфонии Берлиоза, всю жизнь сопровождает второго главного героя романа Альбертину. Она пишет в своем блоге, что симфонии Берлиоза крепко связаны с ее потаенными страхами и звучат словно конец света: …the opening chords of the Berlioz, never very far from my thoughts. Why it had to be that piece, I don’t know; but it’s the sound of my deepest fear, and it sounds to me like the end of the world [Blueeyedboy: 187]. Звуки могут сгущаться над головой Альбертины, точно грозовые облака в предчувствии беды, могут обретать цвет и запах, давать полную свободу. Предпоследняя часть «Фантастической симфонии» Берлиоза действует на 51 Альбертину особым образом – она ощущает полную эйфорию. Такое чувство знакомо самоубийцам, преступникам перед казнью, людям, неожиданно потерявшим близких. Обрезается нить, связывающая человека с его надеждами, ему больше нечего терять. Наступает торжественный момент смерти, и минорное настроение меняется на мажорное, словно при появлении дружеского лица:

When dealt one of life’s terrible blows – the death of a parent, the end of a relationship, the positive test result, the guilty verdict, the final step off the tall building – there comes a moment of light-headedness, almost of euphoria, as the string which tethers us to our hopes is cut and we bounce off in another direction, briefly powered by the momentum of release. The penultimate movement of the Symphonie fantastique – ‘The March to the Scaffold’ – has a similar moment, when the condemned arrives within view of the gallows, and the minor key shifts into a triumphant major, as if at the sight of a friendly face [Blueeyedboy: 170].

Таким образом, лудическая атмосфера в романе представлена внутри текста игрой автора с читателем, «говорящими фамилиями», языковой игрой, а также музыкальной составляющей. Все указанные факторы делают роман интерактивным, заставляя читателя быть полноправным участником художественного действа.

1.3. ИГРА КАК ЛИЦЕДЕЙСТВО В РОМАНЕ «МАЛЬЧИК С ГОЛУБЫМИ ГЛАЗАМИ»

Топос игры как лицедейства, притворства актуализируется также через поведение всех персонажей романа. В виртуальном пространстве герои стремятся играть низменные роли убийц, садистов, извращенцев. В реальной жизни они надевают приличествующие и одобренные обществом маски. Голубоглазый – любящий и послушный сын. Глория – заботливая и нежная мать. Альбертина – умная и кроткая дочь. Если в киберпространстве Голубоглазый с легкостью расправляется с неугодными ему людьми путем тщательно спланированного и неординарного убийства, то в мире реальном Би-Би удается

52 покончить только с братьями; Глория и Альбертина оказываются достойными соперниками, и в сражении с ними герой терпит поражение. Голубоглазому и членам его интернет-сообщества «Вadguysrock» жизнь представляется игрой с использованием возможностей и ресурсов всемирной паутины – сети Интернет. Участники форума большую часть времени живут в виртуальном мире и играют в нем роли, похожие на театральные. Присваивая себе «ники», они словно надевают маски, играя и проживая другую жизнь, где все дозволено и можно реализовать без больших усилий все свои мечты. Игры, которые нравятся участникам «Badguysrock», связаны с глубоко залегающим пластом нереализованных деструктивных желаний. По мнению героя, человек живет мечтой и желаниями, обычно низменными:

And yet, these games we like to play are linked to an underlying layer of truth – an untapped stratum of desire. We are what we dream. We know what we want. We know that we are worth it –And if what we want is wickedness? If what we want is iniquity? [Blueeyedboy: 293].

Голубоглазый и члены его сообщества пытаются играть в «плохих парней», поэтому «Badguysrock» объединяет всех негодяев виртуального мира, где можно вовсю разгуляться и совершать любые преступления, не боясь полицейских, открыто восхищаться убийцами и насильниками и передавать виртуальный криминальный опыт своим коллегам. По словам Би-Би, негодяи заставляют людские сердца биться чаще, привнося в мир множество соблазнов. Поэтому он и создал свой форум для «плохих парней»:

But bad guys come in a million flavours. Bad guys lie; bad guys cheat; bad guys make the heart beat faster – or sometimes come to a sudden stop. Which is why I created badguysrock: originally a WeJay community devoted to villains throughout the fictional universe; now a forum for bad guys to celebrate beyond the reach of the ethics police; to glory in their crimes; to strut; to wear their villainy with pride [Blueeyedboy: 14].

В созданном Би-Би виртуальном мини-театре все главные роли играет он сам: его похождения, выложенные в блоге, активно обсуждаются, критикуются, 53 ими восторгаются, ему дают советы и пожелания. Сообщество составляют, как правило, ущербные люди, мало чего добившиеся или пострадавшие в реальной жизни. Поэтому им свойственно постоянное лицедейство, притворство, попытки спрятаться за масками-«никами», чтобы казаться не такими, какими они являются на самом деле. Вместо общения используются пиктограммы, значки, анимационные персонажи и «аватары», с одной стороны, защищая владельцев, с другой – предоставляя возможность выставить себя всему миру в выгодном свете. Герой называет их дешевыми гербами на щитах подонков, у кого нет ни чести, ни родины, ни монарха:

Icons and avatars are part of the way we interact. Like the shield designs of mediaeval times, they serve both as a defensive tool and as the image of ourselves we show to the world, cheap escutcheons for those of us with no honour, no king, no country [Blueeyedboy: 218].

Би-Би расценивает участников созданного им блога как марионеток, послушных мышек, а себя считает их кукловодом, царем в ранге кота. И когда утром герой входит в электронную почту и просматривает отзывы своих подданных, у него возникает абсурдное чувство комфорта:

I sometimes feel like a king of cats, presiding over an army of mice – half-predatory, half in need of those worshipful voices. It’s all about approval, you see, and when I log on in the morning and see the list of messages waiting for me I feel absurdly comforted [Blueeyedboy: 22].

Теперь же герой признается, что послушные мышки начали ему надоедать. Его цель – загадочная Альбертина, членов «Вadguysrock» он давно уже вычислил и дает им нелестную оценку. Один из самых активных членов «Вadguysrock» - Captainbunnykiller, Энди Скотт из Нью-Йорка. Для него участие в сайте – попытка скрыть свою беспомощность, трусость, страх перед окружающим миром. Несмотря на псевдоним, Captainbunnykiller не убил ни одного живого существа. Его блог, по мнению Би-Би, представляет собой смесь фантазий на сексуальную тему, 54 плоского юмора и желчных высказываний по поводу изгоев общества либо тех, кого он считает ниже себя:

Cap’s blog is a mixture of jackass humour, pornographic fantasy and furious invective – against niggers, queers, fucktards, the fat, Christians and, most recently, the French – but I doubt he’s ever killed anything [Blueeyedboy: 15].

Нелестную характеристику Би-Би дает Крисси Бейтмен из Калифорнии, пишущей под псевдонимом Chrysalisbaby. Мучимая комплексами из-за своей полноты, Крисси притворяется равнодушной к своей фигуре, однако втайне ищет сочувствия и готова полюбить каждого, кто отнесется к ней с симпатией. Голубоглазый как-то намекнул Крисси, что ему нравятся полные женщины, и в результате Chrysalisbaby ищет встречи с Би-Би и восторгается его блогами. Герой понимает, что слишком хорошо играет свою роль, и ему приходится под разными предлогами избегать встреч с девушкой:

The problem is that I play it too well. She now wants to see me on webcam. For the past couple of weeks she has been talking to me through WebJournal, sending me personal messages, including photos of herself [Blueeyedboy: 56].

По мнению автора блога, тучность Крисси – это ее броня, защита от внешнего мира, который стремится ее поглотить:

It’s the fact that her weight is just a kind of excuse; a blubbery blanket against a world she knows will eat her otherwise [Blueeyedboy: 42].

Постоянный член «Вadguysrock» – преподаватель колледжа под именем Клэр Митчелл, с «ником» ClairDeLune. Клэр руководит группой писателей- самоучек – этим герой объясняет ее высокомерие и приверженность к окололитературному языку. Зацикленность ClairDeLune на посредственном актере с псевдонимом Голубой Ангел, который значительно старше ее, дает основания предполагать, что у Клэр есть серьезные проблемы, как-то связанные с отцом, возможно, комплекс Клитемнестры. Другой член сообщества – Стюарт Доусон, псевдоним Toxic 69 из Лидса, несколько лет назад он попал в аварию и 55 остался инвалидом. Стюарт ненавидит себя и весь мир. Свою желчь реализует в сети Интернет. По наблюдениям Голубоглазого, некий Purepwnage 9 из Файфа так поглощен играми «Воркрафт» и конструированием виртуальных вселенных, что не замечает, как реальная жизнь проходит мимо него. Самым загадочным посетителем сайта остается не похожая ни на кого Альбертина, живущая недалеко от Голубоглазого. Ее мрачные посты стилистически похожи на заметки героя и напоминают исповеди. Би-Би чувствует в них надвигающуюся опасность и мрачный подтекст. Личность Альбертины и ее судьба остается загадкой для читателя на протяжении всего романа. За умение девушки притворяться кем-то другим герой называет ее «Хамелион-блю». Игра как лицедейство свойственна и другим персонажам романа. Мать Голубоглазого, Глория Винтер полагала, что жизнь подобна игре в лотерею, и ей обязательно повезет, нужно лишь вытянуть выигрышную карту. Она верила в фортуну и сказочные истории об огромных выигрышах в лотерею, о том, как миллионеры завещают все свое состояние очаровавшему их нищему мальчишке:

Ma liked her cliché. Brought up on tales of the Lottery, of younger sons who end up marrying princesses, of eccentric millionaires who leave all their wealth to the sweet little urchin who captures their heart – Ma believed in destiny [Blueeyedboy: 73].

Глория пытается жить по принципам карточной игры – поставить все на кон и разом обрести богатство. Поэтому она не чуждается блефовать, передергивать карты, вовремя пасовать. Первую ставку мать героя сделала на свою молодость и привлекательность. Би-Би отмечает, что Глория с юного возраста отличалась честолюбием и мечтала о дальних, неведомых странах, грезила о том, как в нее – простую девчонку с окраины – влюбится красавец-миллионер и увезет от постылой жизни на белом коне. Однако годы шли, а на горизонте не появилось ни одного миллионера. Тогда Глория решила разыграть карту замужества – 56 «влюбиться» в подходящего мужчину. Брак по расчету с хозяином небольшой забегаловки не реализовал ее мечту, но помог вырваться из промышленного района Молбри – мышеловки, куда были заточены ее родители. Затем Глория решила повысить ставки, сделав расчет на роман с Питером Винтером – владельцем процветающей автомастерской, живущим в престижной части города, бывшим, к тому же, платежеспособным, честолюбивым и неженатым. Голубоглазый пишет, что к новой любовной интрижке Глория Грин приступила «с хладнокровием профессионального игрока в покер». Однако новый брак не принес ни счастья, ни материального благополучия – Питер разорился, а Глория вынуждена была тянуть семью на себе. После смерти мужа Глория принялась за обработку отца Голубоглазого, состоятельного и красивого человека, которого втайне рассчитывала превратить в «билет на выезд» из захолустья. Однако у мистера Голубые Глаза (так его называет герой) имелись иные планы, и когда Глория узнала, как на самом деле обстоят дела, он уже уплыл в далекие края, а ее оставил на берегу в ожидании шторма:

I think Gloria secretly thought that he might turn out to be her ticket out of White City. But Mr Blue Eyes had other ideas, and by the time Ma learnt the truth, her ship had sailed for sunnier shores, leaving her to weather the storm [Blueeyedboy: 40].

Свою последнюю ставку Глория сделала на младшего сына – Голубоглазого, который должен был сделать карьеру и обеспечить ей безбедное существование. Для этого ей пришлось подстраиваться под благодетелей, дающих работу, оказывающих протекцию или жертвующих деньги. Благодаря актерским талантам Глории семья не бедствовала, а Голубоглазый учился в привилегированной школе «Сент-Освальд» и был на особом счету у бывшего ректора. Умение профессионально играть чужие роли трансформировалось в привычку Глории постоянно «играть на публику». Голубоглазый вспоминает, что когда полицейские сообщили о гибели ее старшего сына, мать стала играть 57 роль королевы из какой-то старой трагедии. Она вытянула к нему руки, широко раскрыла глаза и, перекосив разинутый рот, громко завыла, роняя слезы на воротник сына:

My mother’s a bit of a drama queen. Contorted face, eyes wide, mouth wider, she looked like a mask of Medusa. Holding out her arms to me as if to pull me under, fingers clawing at my back, wailing into my right ear – defenceless now without my iPod – and shedding tears of blue mascara down the collar of my shirt [Blueeyedboy: 8].

Би-Би отмечает, что Глория очень любит посещать похороны и другие подобные мероприятия, где демонстрирует отличную актерскую игру: дрожащие руки, улыбка со слезами на глазах, носовой платок у напомаженных губ:

Ma enjoys her funerals, of course. She relishes the drama. The trembling hand; the tearful smile; the handkerchief pressed to the lipsticked mouth. Tottering by with Ad and Maureen, each supporting an elbow [Blueeyedboy: 178].

Насквозь лжива Глория и по отношению к своему сыну. Заботливая и любящая мать на людях, дома она бьет сына куском провода за малейшую провинность. Однажды, избив его до кровоподтеков, она тут же стала внушать ему и себе, что травмы Би-Би получил в игре с приятелями. Сыну повезло, что она оказалась дома и может отвезти его в больницу:

‘Now look at you, ’ Ma said – the violent outburst over now, but still with a trace of impatience, as if this were something I’d brought on myself, some unrelated accident. ‘You’re a mess. What on earth were you playing at?’‘I suppose you’ll need stitches now, ’ said Ma. ‘As if I didn’t already have enough to do today. Oh, well.’ She sighed. ‘Boys will be boys. Always up to something. Lucky I was here, eh? I’ll come with you to the hospital [Blueeyedboy: 287].

Умелая актерская работа позволила Глории обманывать своих сыновей и одержать в конечном итоге победу над своими врагами. Отметим, что и главные герои книги - Би-Би и Альбертина достигли почти полного совершенства в науке обманывать и притворяться кем-то другим. Брендан так научился копировать любимца матери - своего младшего брата, 58 погибшего подростком, что мать постепенно пришла к мысли, что средний сын и есть Голубоглазый. Ложь присуща Би-Би с самого раннего детства. Это единственный талант героя, объединяющий его с писателями, которых Голубоглазый считает «дипломированными лжецами»:

I’ve lied ever since I could remember. It’s the only thing I do well, and I think we should play to our strengths, don’t you? After all, what is a writer of fiction but a liar with a licence? You’d never guess from my writing that I’m as plain-vanilla as they come. Vanilla, at least, on the outside; the heart is something different. But aren’t we, all of us, killers at heart, tapping out in Morse code the secrets of the confessional? [Blueeyedboy: 63].

Альбертина никогда не была собой, а всегда жила жизнью других людей. Героиня настолько преуспела в этом, что когда стала изображать свою сводную сестру Эмили, никто не мог их идентифицировать; даже родная мать героини, после нескольких лет разлуки, не смогла сказать с уверенностью, ее ли это дочь. Постоянная привычка главных героев романа играть, изображать, словно на сцене, кого-то другого, делает их неспособными на искренние бескорыстные чувства, что приводит к превращению таких жизненных доминант как дружба, любовь, семья в симулякры, жалкие, неубедительные подобия естественных человеческих чувств. Отсюда у главных персонажей периодически появляется жажда настоящей свободы, желание любым путем вырваться из постылой реальности. Но все их попытки обречены на провал. Альбертина пишет в своем блоге, что он-лайн друзей ей стало недостаточно и захотелось большего – стать нормальной, а не виртуальной, общаться с миром не сквозь экран компьютера, а ощутить его через губы и пальцы:

Online friendships were no longer enough. All of a sudden I wanted more. I wanted to be normal: to encounter the world, not through a glass, but through my lips and my fingers. I wanted more than the world online; more than a name at my fingertips. I wanted to be understood, not by someone at a keyboard far away, but by someone I could touch . .. [Blueeyedboy: 166].

59 Ее любовные отношения с Найджелом должны были стать прорывом в реальный мир. Однако, как замечает сама героиня, прикосновение к ней как к ядовитому растению для многих людей становится фатальным:

But sometimes a touch can be fatal. I should know; it’s happened before. Less than a year later, Nigel was dead, poisoned by proximity. Nigel’s girl has proved herself just as toxic as Emily White, sending out death with a single word [Blueeyedboy: 169].

Голубоглазый даже не пытается жить по-настоящему. Он давно нашел выход – надолго уходить в киберпространство интернета. Там есть место для любых чувств, любых фантазий. Это его законная территория:

Yes, dreams. That’s where it all begins. In dreams, in fic, in fantasy. And blueeyedboy’s business is fantasy; his territory, cyberspace. A place for all seasons, all seasonings; a place for all flavours of desire. Desire creates its own universe; or at least it does here, on badguysrock [Blueeyedboy: 434].

Сюжетообразующей основой романа выступает игра, в ходе которой главные герои планируют и реализуют действия, направленные на устранение противника либо подчинение его своей воле. Средствами для достижения этой цели могут быть убийство, ложь, шантаж, клевета. Для протагониста непременным условием должны быть неординарность, «красота» процесса устранения человека. Наличие правил, разработанных самим Голубоглазым, системы оценок, многовариантность выбора способов убийства, «творчество» в реализации поставленной цели, предшествующая конфликтная ситуация позволяют рассматривать его действия как игру, заканчивающуюся преимущественно смертью жертвы. В первых частях книги убийства происходят в виртуальном пространстве, хотя все жертвы существуют в реальности. Сидя за клавиатурой компьютера, герой изобретает своим врагам неординарные «красивые и романтические» смерти. В список жертв входят люди, которые однажды перешли дорогу или просто не понравились герою. Би-Би вполне удовлетворяют виртуальные

60 убийства, ведь переживания, которые он испытывает, остаются теми же самыми. Более того, они получают для него некоторое дополнительное значение, если смотреть на события через монитор компьютера или объектив фотоаппарата:

But everything looks so much more real when you’re watching it on a computer screen. Thus even the things we see every day – perhaps especially those things – gain an extra significance when glimpsed through the eye of a camera [Blueeyedboy: 17].

Для Голубоглазого убийство должно содержать интригу, быть выполнено с артистизмом – чисто и аккуратно. Для героя это словно встреча с настоящей любовью, для чего необходимы терпение, надежда, вера. Он всегда восхищался красиво выполненными убийствами. Таких, по мнению героя, очень немного. Ведь, преступники вполне предсказуемые, а их убийства тривиальны и скучны. Такой восхитительный акт как лишение чужой жизни для романтика Би-Би должен быть идеальным и прекрасным:

A murder is always intriguing. Besides, I was already learning my craft, and I knew I could use any information, any hints that came my way. I’ve always appreciated a nice, neat murder. Not that many qualify. Most murderers are predictable, most murders messy and banal. It’s almost a crime in itself, don’t you think, that the splendid act of taking a life should have become so commonplace, so wholly devoid of artistry? [Blueeyedboy: 18].

Размышляя о природе убийства, Би-Би приходи к выводу, что оно во многом напоминает секс. Кто-то спешит скорее удовлетвориться этим чувством, но профессионалы способны наслаждаться самим ритуалом соблазнения, охоты на потенциальную жертву:

He knows that murder is a lot like sex: some people know how to take their time; to enjoy the rituals of seduction, rejection, reconciliation; the joy of suspense; the thrill of the chase. But most of them just need to see it done; to get the need of it out of themselves as quickly as they possibly can; to distance themselves from the horrors of that intimacy; to know release above all things [Blueeyedboy: 24].

Для Голубоглазого цвет убийства с детства ассоциируется с синим цветом. Поэтому своим жертвам он присваивает псевдонимы с добавлением слова

61 «голубой»: Первой жертвой героя становится миссис Электрик-Блю, названной им так потому, что женщина была буквально помешана на разных бытовых приборах; ее квартира заставлена проигрывателями, соковыжималками, пароварками, микроволновками, фенами, электроодеялами, видеомагнитофонами, радиоприемниками и радиотелефонами. Электрик-блю вызывает Голубоглазого якобы для починки одного из сломавшихся приборов, однако на самом деле с намерением соблазнить его и сделать своим любовником. Но Би-Би быстро раскрывает ее планы и приступает к реализации собственных. Начиная выполнение своего замысла, Голубоглазый прослушивает композицию Mr. Blue Sky ансамбля Electric Light Orchestra. Музыка наталкивает его на идею превратить смерть миссис Электрик в символ, связанный с убийственной силой электричества. Герою приходит мысль устроить короткое замыкание из-за неисправности фена, а лучше – одного из вибраторов, которые он обнаружил в ванной комнате среди пузырьков с шампунем, лосьонами, гелями. Затем он все-таки останавливается на попытке сделать небольшой пожар, вызванный замыканием перегруженной электропроводки. Узнав о смерти миссис Электрик, герой приходит в неописуемое состояние, сильнейший восторг, который он будет смаковать еще долгое время. Би-Би пишет в дневнике, что все цвета стали более сочными и яркими, запахи – поистине волшебными, даже обычные слова приобрели новые оттенки. Когда Голубоглазый понял, что наконец-то стал убийцей, ему показалось, что изменился весь окружающий мир:

Later, he can pinpoint the moment. It is a thunderous sensation, something like orgasm, something like grace. The colours around him brighten, expand; words take on dazzling new shades; scents are enhanced; he shivers and sobs and the world blisters and cracks like paint, revealing the light of eternity... – At last, I’m a murderer [Blueeyedboy: 55]

После миссис Электрик Голубоглазый берет небольшую передышку; 62 постепенно острота ощущений от преступления спадает, яркие синие цвета гаснут, но ненависть, толкающая на новые преступления, разгорается с еще большей силой. Голубоглазый хочет стать великим убийцей, но чувствует себя пока начинающим артистом, который еще не нашел свою манеру игры. «А это самое трудное – как для артиста, так и для убийцы» – отмечает он в своем блоге. Би-Би решает, что следующее убийство станет более артистичным и лучше срежиссированным. На этот раз его жертвами в ходе задуманной и осуществленной комбинации становятся сразу три человека. Поводом для расправы становится месть. Несколько месяцев назад героя избили в баре за неосторожное замечание о бессмысленности и нелепости шумихи по поводу смерти принцессы Дианы. Избил толстяк, получивший впоследствии от Голубоглазого прозвище Дизель-Блю, в присутствии своей жены, причитавшей, что она (Диана) и мертвая заслуживает куда большего, чем он живой. Герой угоняет фургон, принадлежавший Дизелю-Блю, и вечером сбивает получившую в его смертельном списке имя Стоунвош-блю женщину, за которой он долго следил. Би-Би презирает женщин такого сорта, олицетворяющих в его сознании рекламный слоган парфюмерных фирм «ведь вы этого достойны». В нем он видит отражение невежества дамочек-паразитов с крашеными волосами и наманикюренными ногтями, относящихся с презрением к окружающему их миру, в том числе и к нему – молодому человеку в синем. По мнению Голубоглазого, Стоунвош-блю не заслуживает смерти, но и жизнь ее никому не нужна. Мир не стал бы скорбеть о ее смерти. До нее никому нет дела, поскольку люди страдают только от потерь самых близких и дорогих:

Not that he is implying that this is why she deserves to die. That would be irrational. But – would the world really miss her, he thinks? Would anyone really care if she died? Few are the deaths that diminish us. Apart from losses within our own tribe, most of us feel nothing but indifference for the death of an outsider. The truth, is, no one really cares [Blueeyedboy: 155].

Приближаясь на автомобиле к Стоунвош-блю, переходящей дорогу, герой 63 воображает себя библейским Всадником на бледном коне. В этом случае, думает с иронией он, Смерть должна предупредить дамочку о надвигающейся опасности, если она этого достойна. Однако этого не происходит, и Стоунвош- блю погибает почти мгновенно. Голубоглазый переезжает хладнокровно через нее еще раз, сжигает автомобиль, а затем наблюдает за результатами своего преступления из безопасного места. Дизеля-блю суд оправдывает за недостатком прямых улик, однако граффити на стене его дома, косые взгляды и перешептывания за спиной, публикации в местной газете делают его жизнь невыносимой. А когда дом Дизеля внезапно сгорает, причем он сам – заядлый курильщик и жена остаются внутри, общество решает, что справедливость восторжествовала. Официальное заключение гласит: пожар вызван несчастным случаем, причиной которого, скорее всего, стала непотушенная сигарета. Список смертей пополняется еще одной жертвой – мистером Миднайт- Блю, который оказывается старшим братом Голубоглазого. Би-Би, который больше всего в жизни ненавидит брата Найджела и ос, досконально изучил привычки и характер обоих фигурантов задуманной им автокатастрофы. Голубоглазый помещает спящую осу под автомагнитолу брата, рядом с печкой. Когда проснувшаяся от бешеной рок музыки и тепла оса свирепеет, автомобиль уже мчится на огромной скорости. Попытка отбиться от страшного насекомого заставляет Найджела на секунду оторваться от управления, что приводит к неминуемой и страшной катастрофе. Достигнув определенных успехов в преступлениях виртуальных, Би-Би решает попробовать себя в роли организатора настоящего преступления. Члены сообщества «Вadguysrock» для героя почти не представляют интереса – он быстро их «просчитал» и даже научился ими управлять. Голубоглазый хвастается в закрытом блоге, что давно вычислил пароли интересующих его людей и может читать все их письма. Герой знает, что по отрывкам случайной 64 информации – кличке домашних животных, датам рождения, именам и фамилиям близких родственников можно подобраться к любой тайне, включая реквизиты счетов в банке, номера кредитных карт, личные дневники. Соединение полученных кусочков информации вместе, словно элементов в химической реакции может привести к необратимым последствиям, взрыву:

I know that Clair’s computer password is clairlovesangel. It’s her hotmail password too, which means that now I can open her mailbox. It’s so easy to do these things online; and fragments of gleaned information – names of pets, children’s birth dates, mothers’ maiden names – all make it so much easier. Armed with such seemingly innocuous data, I can access more intimate things. Bank details. Credit cards. It’s like nitrogen and glycerine. Each fairly harmless on its own, but pair the two together, and – Wham! [Blueeyedboy: 47].

Наблюдения героя подтверждает и Альбертина, которая видела его манипуляции с Крисси и Клэр. Сначала герой вовлекал их в интеллектуальные игры, всячески подталкивая к тому, чтобы они раскрылись. Он умеет придать своим словам форму нужной ему правды, которая заводит людей как механические игрушки, после чего он может посылать их на верную смерть:

Well, this time I won’t react. I refuse. Because that’s what he wants. A dialogue. He’s played this game so many times. He admits that he is manipulative. I’ve watched him do it with Chryssie and Clair. He likes to subject them to mind games, to push them into declaring themselves. Thus, Chryssie is besotted with him; Clair thinks she can heal him; Cap wants to be him, and as for myself . . . [Blueeyedboy: 344].

Голубоглазый признается, что плохие парни из «badguysrock» – это просто армия мышей, чей писк начал его утомлять. Они – наживка в его виртуальной мышеловке, приманка для крупной рыбы, к которой он относит Альбертину и собственную мать:

I have become increasingly impatient of time spent away from my main focus. I no longer need my army of mice. Their squeaking has become tiresome. They were a pleasant diversion once. And I needed them to build up this place, to bait my virtual bottle trap, my own private pitcher plant [Blueeyedboy: 294.]

Параллельно с виртуальными в романе ведется и реальная игра «на 65 выживание» между главными героями: Голубоглазым, Альбертиной и Глорией. Герой ненавидит свою мать, однако притворяется перед ней и ее подругами любящим и благодарным сыном. Би-Би признается, что сначала его игра с матерью была способом выживания, а затем стала возможностью существования рядом с ней; они играют очень давно, замышляя как в сражении тайные действия и разрабатывая стратегические планы, периодически одерживая победы и терпя поражения:

We do not fool ourselves, Ma and I. But still the game goes on. We’ve played the game a long, long time; this game of stealth and strategy. Each of us has had our share of victories and defeats [Blueeyedboy: 293].

Следуя разработанным и уже опробованным правилам, Би-Би замышляет план устранения матери и разорения Альбертины, получившей наследство. Свой замысел Голубоглазый сравнивает с карточным фокусом, когда артист предлагает зрителю вытянуть из колоды любую карту. Но секрет заключается в том, что доверчивый простак берет из колоды ту единственную карту, которая нужна иллюзионисту:

People are just like cards, you know. Pick a card. Any card. And the trick is to make the mark believe that the card he has picked was his choice, his own particular Queen of Spades [Blueeyedboy: 322].

Обращаясь в своем блоге к Альбертине, Голубоглазый со злорадством предлагает ей сыграть в фанты – вытянуть любую карту из его колоды желаний. Но он точно знает, какую его волю должна будет выполнить девушка – она убьет его мать:

You mean you really haven’t guessed what you’re going to do for me? Oh, Albertine. Shall I tell you? After everything you’ve done so far, after all we’ve been through together – Pick a card, any card – You’re going to kill my mother [Blueeyedboy: 412].

Однако Би-Би ошибается – Альбертина и Глория его переиграли и подготовили ему свою ловушку.

66 Таким образом, топос игры как лицедейства, притворства актуализируется через поведение всех персонажей романа. Все участники созданного Би-Би блога, прячась за масками-«никами», играют в виртуальном театре роли плохих

парней или суперменов. Особого совершенства в умении притворяться и лгать достигли главные герои романа: Би-Би настолько вжился в роль погибшего младшего брата, что мать стала принимать его за настоящего Голубоглазого. Альбертина получает прозвище Хамелион-блю за ее умение превращаться в других женщин. Свое умение перевоплощаться Би-Би и Альбертина используют в смертельной игре, смысл которой заключается в том, чтобы устранить соперника и остаться в живых.

67 II. АКТУАЛИЗАЦИЯ АРХЕТИПА ТРИКСТЕРА В РОМАНАХ Д.ХАРРИС

2.1 ПРОТИВОСТОЯНИЕ ТРИКСТЕРА И КУЛЬТУРНОГО ГЕРОЯ КАК ОСНОВА

РОМАННОГО КОНФЛИКТА («БЛАЖЕННЫЕ ШУТЫ», «ЛЕДЕНЦОВЫЕ ТУФЕЛЬКИ»,

«ДЖЕНТЛЬМЕНЫ И ИГРОКИ»)

Карнавальный дух в литературе проявляется, в том числе, через противостояние культурного героя и его антипода трикстера, которые берут свое начало из мифологии. В мифах многих народов эти архетипы, порой совпадающие по значению, представлены как человек, божество или тотемное животное, часто имеющее магические способности и использующее их для развития культуры человечества, получения обществом новых, подчас запретных, знаний и умений. Исследованием культурного героя и трикстера активно занимались и занимаются многие ученые, такие как К.Г.Юнг, Е.Мелетинский М.Липовецкий, Д.Гаврилов, В.Апаликова. Я.Рейзвих, рассматривая роль и значение указанных феноменов в мифологии, литературе, культурологии, социальной жизни. Е. Мелетинский в работе «От мифа к литературе» пишет о карнавальности культурного героя и трикстера, о возникновении этих понятий:

на заре человеческой цивилизации мифический герой нередко объединяет в одном лице культурного героя и его демонически-комического двойника (трикстера) ... Кроме того, могут быть, сюжеты о трикстерах, пародирующих серьезные подвиги культурных героев, также представляют реакцию на строгую регламентацию первобытного общества. Низкие инстинкты, грязные, порой эротические детали как бы противопоставляются первобытному шаманизму, спиритуализму и т. д. Насмешки в рассказах о трикстерах беспощадны по отношению к одураченным ими жертвам и по отношению к самому трикстеру, когда тот совершает промахи…Его универсальный комизм подобен карнавальности, которая проявляется в австралийских ритуалах, римских сатурналиях, в средневековых праздниках дураков. Эта карнавальность сопровождала переворачивание иерархического порядка, иногда представляла 68 собой бурлескное воспроизведение божественной службы и т. д. … Мифологический плут является отдаленным предшественником средневековых шутов, героев плутовских романов и т. п. [Мелетинский: 2001,56]

Мифологическая модель трикстера послужила основой для рождения новых, самых разнообразных литературных и культурных типов. К ним могут быть причислены плут, пикаро, шут, клоун, самозванец. Все эти типы значительно отличаются от их общего первоисточника – трикстера, а также друг от друга. Исследователь М.Липовецкий предлагает набор свойств, которые образуют архетип трикстера:

всех их объединяет некий “общий знаменатель”: набор черт, в той или иной степени восходящих к мифологическому трикстеру. Этот набор качеств, разумеется, никогда не остается постоянным: где-то он представлен более полно, где-то – менее [Липовецкий].

Этот подвижный набор свойств Липовецкий предлагает обозначить термином архетип трикстера. Об эволюции трикстера в мировой литературе пишет Д.А Гаврилов:

Архетип Трикстера с течением времени значительно эволюционировал в контексте мировой литературы – Ахиллес, Одиссей, Панург, Гамлет, великолепные шекспировские шуты – Оселок («Как вам это понравится»), Шут («Король Лир»), Тринкуло («Буря»), Башка («Бесплодные усилия любви»), Фесте («Двенадцатая ночь»), Ланчелот Гоббо («Венецианский купец»), … Фауст, Шико, Франкенштейн, доктор Джекил, Панночка, наконец, Воланд со свитою и Мастером с Маргаритою, Остап Бендер [Гаврилов:2006, 340].

К.-Г. Юнг выделял у Трикстера две основные черты: первая – нарушение установленных в обществе норм и правил, выход за рамки привычной морали, точнее существование вне всякой морали. Вторая – воплощение в себе теневой сущности культурного героя, то есть его тайных, запретных, часто внутренне подавляемых желаний и мечтаний, которые могут идти вразрез с социальными нормами. Образ Тени (трикстера) как брата-близнеца культурного героя, известен по карнавальным традициям и фольклору и широко использовался в классической литературе. 69 Другими характерными чертами трикстера Юнг считал его магические способности (умение трансформировать внешность, превращаться в животных, менять пол), животное начало, в том числе похоть, жадность, прожорливость, неутомимость. Марк Липовецкий выделяет четыре характеристики культурного архетипа трикстера. Первая – амбивалентность или двойственность объясняется ученым как способность трикстера действовать как в рамках закона, в том числе морали, так и вне их. Вторая – лиминальность (данный термин означает «пороговое» или переходное состояние между двумя стадиями развития человека). М.Липовецкий объясняет, что эта черта трикстера обозначает его постоянное движение от одного состояния к другому, постоянное приятие и отбрасывание принятой позиции. Третью характеристику можно назвать театральностью трикстера. М.Липовецкий называет ее как «трансформация плутовства и трансгрессия в художественный жест, выдвижение на первый план художественного эффекта». Липовецкий ссылается на Бахтина, который в свою очередь говорит об особых ролях трикстера в их собственных мирах. Упоминается и карнавальная традиция, имевшая одним из основополагающих компонентов маску, тень. Наконец, четвертая – связь трикстера с сакральным контекстом. Здесь ученый замечает, что своими действиями трикстер не только нарушает многочисленные запреты, но и сам пытается выступить в роли Создателя [Липовецкий]. Противостояние трикстера и культурного героя служит основой для литературного конфликта всех произведений Д.Харрис, начиная с изданного в 1999 году романа «Шоколад». Нами будут рассмотрены три книги – «Джентльмены и игроки», «Блаженные шуты», «Леденцовые туфельки», где указанное противостояние проявилось особенно ярко, а образ трикстера содержит практически весь набор архетипических качеств данного литературного героя. 70 Несмотря на различие сюжетов романов, действие которых разворачивается в разных странах и исторических эпохах, развитие и разрешение конфликта между героем и трикстером реализуется по единой схеме. Сначала культурный герой не замечает разрушительной деятельности трикстера, направленной в том числе и против него, затем пытается найти компромисс или избежать столкновения, однако, в конце концов, принимает вызов и вступает в схватку, которая является кульминацией произведения. Во всех трех романах культурный герой одерживает в конце повествования победу над отрицательным персонажем (трикстером), применив для этого все свои знания и умения, в том числе магического характера. Действие романа «Блаженные шуты» происходит во Франции 17 века, в период усиления религиозного фанатизма. Джульетта, танцовщица на канате, по вине руководителя труппы Лемерля оказывается среди толпы разъяренных горожан, заподозривших ее в колдовстве. Чудом избежав смерти, она с ребенком укрывается в монастыре. Через несколько лет в монастырь приезжает новая аббатиса – двенадцатилетняя девочка из знатной семьи со своим духовником, в котором Джульетта узнает Лемерля. Бывший актер под маской священника готовит грандиозное представление, цель которого – страшная месть епископу, родственнику новой аббатисы. Основной отличительной чертой Трикстера является постоянная игра с любым уготованным судьбой или случаем противником. В этом качестве «Трикстер – оборотень, перевертыш, игрок, и для него не существует привычного понятия о жизни и смерти, потому что игра каждый раз может быть начата сначала и в любой момент прекращена» [Гаврилов: 2006,363]. Именно таким предстает второй главный герой – Лемерль в описании культурного героя – Джульетты. Когда-то она любила Лемерля, поэтому хорошо его знает и подмечает все его черты, не всегда видимые посторонним: I know what motivates him. Desire. Mischief. Applause. Sheer pleasure taken in 71 wrongness, in biting his thumb at those who thwart him: the tumbling of altars, defiling of graves [Fools, 198]. Когда герой бросил труппу на растерзание толпы, Джульетта поняла, что люди, пусть даже самые близкие, всего лишь карты в руках Лемерля, которые в любой момент можно сбросить за ненадобностью:

No, it was the game, as if I, and the others, had been nothing more to him than the cards in his hand, to be played or set aside as the game dictated [Fools: 38].

Об игре как смысле жизни говорит и сам Лемерль в беседах с Джульеттой. Трикстер полагает, что умный человек как хороший игрок сам планирует свою удачу. А сам он считает себя первоклассным картежником и игроком:

“ but a game without stakes is no game at all.”…I saw an opportunity.” This, like the rest of my tale, is close to the truth. … “Must there always be a game?” she asked, so earnestly that I could have kissed her…“Why, Juliette,” I said gently. “What else is there?” “But a wise man makes his own opportunities, just as a good cardplayer makes his own luck. And I am a very good player, Juliette” [Fools: 308].

Джульетта вспоминает, что Лемерль, выдавая себя за благородного и вращаясь в высшем обществе, всю жизнь вел тайную, рискованную игру с помощью шантажа и мастерских интриг. Его самая большая слабость – тщеславие. По своей натуре Лемерль – лицедей и всегда поддается искушению покрасоваться своей игрой перед зрителями. При королевском дворе Лемерль поставил «Ballet des Gueux» («Балет нищих»), который имел огромный успех, хотя нашлись и те, кто обвинил его в нечестивости. Ничуть не смущаясь, трикстер организовал следующее представление – «Ballet du Grand Pastoral», куда вовлек даже придворных, а также герцога де Крамэя, который играл одну из ролей, переодевшись в женское платье. Задуманная постановка следующего балета – «Ballet Travesti» стала последней каплей, переполнившей чашу терпения церкви, что заставила труппу срочно бежать из Парижа. Впрочем, даже побег трикстер воспринял как приключение, назвав это комедией. Было видно, что ему пришлись по душе 72 скандалы, насмешки над изрядным количеством влиятельных персон и даже ярость всемогущего епископа Эврё. Вместо того чтобы затаиться, Лемерль стал вести себя еще развязней и начал готовиться к новой авантюре:

I realized that he was enjoying himself; that the whole game-for this is how he recalled our flight from Paris-had excited him. He had escaped the city unharmed, having caused a series of impressive scandals. He had insulted a satisfactory number of influential people. Above all, I understood, he had goaded the Bishop of Evreux-a man of legendary self-control-into an undignified response; and as far as LeMerle was concerned, that alone was a significant victory. As a result, far from being in any way humbled, he remained as irrepressible as ever, and almost at once set about the plans for his next venture [Fools: 22].

Происшествие в захолустном городке недалеко от Парижа показывает способность Лемерля к моментальному перевоплощению и демонстрации особой хитрости и креативного мышления. Фургон труппы на узкой улице городка помешал религиозной процессии, в результате инцидента толпа обвинила бродячих актеров в колдовстве, а попавшегося в руки пристава Лемерля решено было отдать в руки правосудия. Когда Джульетта увидела в суде избитого трикстера, то он, не смотря на побои, стоял с довольной ухмылкой на лице. Героиня характеризует ее как особую улыбку игрока, ставящего на кон последние деньги, актера, готовящегося сыграть свою лучшую роль. По этой улыбке Лемерля Джульетта поняла, что трикстер уже нашел выход из положения и успел подготовить план своего освобождения. Страх горожан перед дьяволом он сумел обратить в свою пользу. Сначала актер успокоил и расположил к себе толпу, заявив, что не сердится на горожан за избиение, так как Господь призывал на удар подставлять другую щеку. Прежде чем приступить к суду, трикстер предложил всем помолиться, затем вынул из-за пазухи и поднял вверх свой серебряный крест. После молитвы он уже не выглядел подозрительным и даже пришел на помощь приставу, усмиряющему некоторых недовольных. Когда Лемерль громко потребовал уважения к суду, он уже полностью контролировал ситуацию. Завладев вниманием горожан, актер 73 начал объяснять, что это лукавый проник в некоторых из них и заставил честных людей бить друг друга. Но он – трикстер – обладает даром видеть дьявола. Обращаясь по очереди к стоявшим в первом ряду, Лемерль стал обвинять их в разных грехах. В одной из женщин он увидел похоть, в другой – корыстолюбие, в ее соседе – злобу, жадность и гордыню:

“The Evil One is in you all,” said LeMerle, dropping his voice to a stage whisper. “I can see him. You”-he pointed to a big man with a red, angry face. “He touched you with lust. I can see it, like a worm coiled behind your eye. And you”-to a sharp- featured woman near the front, one of the shrillest of his accusers before he turned the crowd around-“I see covetousness in you, and discontent. And you, and you-” His voice had risen now and he pointed to each one in turn. “I see avarice. Rage. Greed. Pride. You lied to your wife. You deceived your husband. You struck your neighbor. You doubted the certainty of salvation” [Fools: 52].

Постепенно власть трикстера над горожанами возрастала, это было видно по их виноватым глазам. Однако Лемерль приберег под конец еще один хитрый трюк. Он указал пальцем в центр зала, затем взмахнул обеими руками и заставил людей расступиться. Лемерль показал на карлика, актера из его труппы, притаившегося в тени, назвал его по имени и заявил, что лживый обличитель от него не скроется:

And you!” Now he pointed to the center of the room, clearing a swath through the crowd with a sweep of his bound hands. “Yes, you, in the shadows! You, Ananias, the false witness! I see you, clearest of all!” [Fools: 54].

Все увидели отвратительного урода с громадной головой и единственным, горящим огнем глазом. Чудовище вспрыгнуло на подоконник, исторгло из пасти пламя и прокричало, что еще поквитается с отцом Коломбеном:

Then we saw the heckler who had until then evaded us: a grotesque figure squatting in the shadows. Its head was large, its arms apelike, its single eye blazed. The people closest to it recoiled, and as they did so, the creature sprang toward the window and swung itself high onto the ledge, hissing with fury. “Ye outwitted me this time, devil take ye!” it cried in its raucous voice. “But I’ve not finished with ye yet, Frater Colombin!”… The one-eyed creature spat fire from its hideous mouth. “This isn’t over,

74 Colombin!” it shrieked. “You may have won the battle here, but in Another Place, the war goes on!” [Fools: 45].

Ни у кого в зале не возникло сомнений в реальности изгнания трикстером помощника дьявола, который внушал горожанам черные мысли. С этой минуты Лемерль – отец Коломбен стал героем городка и неоспоримым религиозным авторитетом. Актер моментально воспользовался своей славой и продал множество флаконов с исцеляющей святой водой. Озолотившись, поздней ночью трикстер покинул город. В этом, а также в последующих эпизодах романа очень ярко показана театральная составляющая как трикстера, так и культурного героя. Отчасти это связано с родом занятий персонажей: Лемерль – талантливый актер, сценарист и режиссер, Джульетта с детства участвовала в цирковых шоу в различных амплуа. Оба привыкли к известности и жаждут актерского признания с той лишь разницей, что амбиции трикстера практически безмерны и направлены на удовлетворение своих низменных чувств. Основной сюжет романа представляет собой описание подготовки и реализации трикстером грандиозного представления, основанного на смене верха и низа и поэтому, на первый взгляд, близкого к карнавальному шоу. В задуманном Лемерлем действе праздничная молитва при встрече епископа неожиданно для участников должна превратиться в зловещий спектакль, где по его команде монашки предстанут блудницами, церковь станет похожей на балаган, епископ окажется сообщником дьявола, а святой отец Коломбен, сорвав маску, предстанет перед всеми в истинном обличье злодея. В отличие от карнавала, участники задуманного трикстером шоу не подозревают о своих ролях, сам же фарс является актом мести Лемерля кардиналу. Смена верха и низа вызовет смех только у одного из участников – самого трикстера, да и смех будет ироничным и саркастическим, более напоминающим насмешку над обманутым кардиналом Арно. 75 Прибыв в монастырь, Лемерль сразу же развернул подготовку к задуманному спектаклю: выбрал главных действующих лиц и приступил к их обработке. Первым актом представления стало «проникновение» в монастырь сатанинских козней. Обработанная трикстером монахиня Антуана отловила множество черных котов и пустила их разгуливать по всему монастырю. Животные тут же посеяли панику среди монахинь и, по крайней мере, половине принесли несчастья, перебежав им дорогу. Та же Антуана нашла картофелину, напоминающую черта с рогами, и подала ее настоятельнице на ужин. Следующей жертвой трикстера стала слабоумная сестра Перетта. Доверчивая девушка с радостью стала играть роль героини городского фольклора – Нечестивой монахини. Появляясь ночью в разных местах монастыря, она доводила до обмороков суеверных сестер. Стараниями Лемерля вода в колодце монастыря стала кроваво-красного цвета, в кладовой появились лягушки, а свечи на службе стали постоянно гаснуть. Новая настоятельница монастыря юная Изабелла из-за творившихся в святой обители событий была почти на грани помешательства, и трикстеру не составило большого труда подчинить ее своей воле. Наконец настал день приезда епископа Арно. Трикстер выбрал правильный момент и в предвкушении грандиозного спектакля занял свое место в церкви:

How they would dance! The habits, the virgins, the hypocrites. What an act it would be! What a rapturous, unholy finale! [Fools: 235].

Лемерль внушил монахиням мысль, что приближающаяся процессия епископа на самом деле – свита дьявола, направляющаяся на бой с ними. Трикстер предупредил, что Сатана может предстать под тысячью разных личин: может даже принять облик епископа или короля.

76 Когда епископ Арно вошел в церковь, то всю паству охватило смятение, пение псалма заглушили брань, крики, заклинания. Навстречу гостю вышла толпа экзальтированных монашек, пританцовывающих, нагло задирающих юбки, рвущих и срывающих с себя одежды:

Clothes were rent and cast off. Virginie, always eager to take the lead, began to revolve madly, skirts wheeling out around her [Fools: 373].

Епископ совершенно был сбит с толку и опешил. Тогда из тени выступил Лемерль и поприветствовал важного гостя. Трикстер наслаждался этим моментом, наблюдая отпрыска знаменитого рода Арно в компании полуобнаженных ревущих визжащих и прыгающих как в балагане монашек:

Such a moment was meant to be savored. Imagine this if you can: the greatest scion of the house of Arnault, a half-naked nun on one side, a grinning ecstatic on the other, and all the wild beasts of this hellish circus grunting and squealing and bellowing about him like the lowest and most debauched of sideshows! [Fools: 250].

Епископ наконец-то понял, что место отца Коломбена Сент-Аман, с которым он состоял в переписке, занял проходимец Лемерль. В отчаянной попытке обуздать и образумить толпу Арно схватился за лежащий рядом с жаровней крест. Накалившееся от близости огня серебро заставило епископа разжать руку, закричать от боли и выронить крест. Это еще больше убедило монахинь в том, что перед ними Князь тьмы:

It was a simple trick; placed so close to the brazier, the metal had become too hot to handle; but logic had long since abandoned my susceptible sisters, and the cry went up from the first row, spreading to the back in a matter of seconds.“The cross! He cannot touch the cross!” [Fools: 198].

Трикстер упивался победой и приготовился к финалу. Согласно его плану вскоре должна была появиться Нечестивая монахиня и зажечь пламя, в котором сгорит вся его паства: предварительно Лемерль раскидал по церкви промасленную ветошь.

77 Однако неожиданно в смертельное шоу вмешался культурный герой, Джульетта. Ранее актриса натянула под крышей церкви тонкую веревку и вышла к безумствующей толпе, словно по воздуху, в белом одеянии покровительницы монастыря святой Мари-де-ля-Мер. Героиня принялась убеждать сестер в том, что Отец Коломбен – не священник, а самозванец и обманщик. Трикстер узнал Джульетту, но не смутился, а с готовностью принял новую игру. Лемерлю не терпелось узнать, хорошо ли он подготовил свою ученицу. На его стороне было красноречие и время, так как актриса не могла долго удерживать равновесие:

And yet it pleased me in some absurd way that my pupil should seek to outplay the master at his own game of deceit. She looked down at me, my lovely bird of prey, and we understood each other completely. In spite of myself, in spite of the danger, I played your game, eager to know how well I taught you [Fools: 276].

В конечном итоге Джульетта одерживает победу, а трикстер попадает в руки правосудия. В качестве особенности романа «Леденцовые туфельки» необходимо отметить использование специфических магических приемов и правил, по которым разворачивается схватка культурного героя, главного персонажа романа «Шоколад» Виан, и трикстера, ведьмы Зози. В романе «Леденцовые туфельки» (продолжение романа «Шоколад») героиня переезжает в Париж и теряет свои качества трикстера. Теперь она старается затеряться среди обывателей, «быть как все», для чего запрещает себе и детям заниматься магией. Однако на ее пути возникает Зози – молодая и современная колдунья, обладающая всеми качествами трикстера. Смысл жизни Зози находит в поиске приключений, игре с достойным противником. Особое удовольствие ей доставляет разгадка тайн, вторжение в личную жизнь, шантаж и подчинение своей воле других людей.

78 Как настоящая ведьма, Зози тесно связана и извлекает пользу из мира мертвых. Каждый год миллионы писем, счетов, документов адресуются людям, которых уже нет в живых. Если найти эту корреспонденцию, то содержащейся в них информацией можно выгодно распорядиться: снять деньги со счета, активировать банковскую карточку, арендовать автомобиль или даже получить новый паспорт. Еще одна особенность героини заключается в постоянной смене имен и обличий, для этого она также использует добытую информацию о мертвых. Несколько месяцев она жила под маской Франсуазы Лавери, преподавателя английского языка в колледже имени Руссо. С девушкой колдунья познакомилась на лекциях в католическом центре. Быстро с ней подружившись, ведьма разработала и привела в исполнение план по похищению жизни и имени Франсуазы. Зози успешно имитировала самоубийство Лавери, а сама, прихватив ее документы, отправилась в путешествие, откуда вернулась с новой внешностью и фамилией. Документы убитой позволили колдунье поработать несколько месяцев в колледже имени Руссо, из которого она бежала, прихватил 25 тысяч евро из ведомственного фонда. Понимая, что рано или поздно ее деятельность привлечет внимание полиции, Зози постоянно меняет место жительства и внешность. Часто это происходит в игровой форме, так как для героини не так важен результат, как сам процесс игры с законом и обществом. Потратив деньги Лавери, колдунья решает в очередной раз сменить обличие. Она закрывает все счета Франсуазы, книги, одежду и мебель отдает в Красный Крест. Сама же отправляется в бутик и полностью меняет внешность, надевая новую маску – экстравагантной иностранки Zozie de l’Alba. Если Франсуаза была блеклой и безвкусной, то Зози выглядит ярко и даже вызывающе. Войдя в магазин одежды 30-летней француженкой, серой мышкой и неудачницей, колдунья выходит из него молодой, богатой и броско одетой девушкой, чье происхождение трудно угадать: 79 Françoise was a dowdy type, sensible heels and neat chignons. My new persona, however, has a different style. Zozie de l’Alba is her name–she is vaguely foreign, though you might be hard-pressed to tell her country of origin. She’s as f lamboyant as Françoise was not–wears costume jewelry in her hair; loves bright colors and frivolous shapes; favors bazaars and vintage shops, and would never be seen dead in sensible shoes. The change was neatly executed. I entered a shop as Françoise Lavery, in a gray twinset and a string of fake pearls. Ten minutes later, I left as someone else [Shoes: 9].

Зози всегда готова к дороге и очередному перевоплощению, поэтому все ее пожитки состоят из чемодана и ноутбука, в котором содержатся данные мертвецов, подходящих для смены личности. В поисках нового места жительства Зози подходит к шоколадной лавке, где работает Виан. Ее привлекает надпись на двери о том, что магазин закрыт в связи с похоронами. Смерть всегда привлекает колдунью; и на этот раз интуиция ее не подводит – в chocolaterie имеются тайны и действуют магические силы. Нанявшись в лавку, Зози начинает новую смертельную игру с Виан и ее детьми. План колдуньи состоит из нескольких стадий: завоевание полного доверия семьи героини, оттеснение Виан от руководства лавкой, подчинение своей воли дочери Виан. На последнем этапе Зози планирует вскрыть свои карты и показать набранные козыри. Это, по ее мнению, окончательно сломит волю Виан, и героиня добровольно отдаст колдунье свою душу. Зози тщательно обдумывает детали своего плана – в падении Виан должна быть «поэзия гибели», поэтому для решающего момента ведьма предусматривает целый набор театральных эффектов: волшебный напиток, смена масок, победная речь. Неизбежный поединок между колдуньями становится кульминацией романа, разрешает противоречия, которые существуют между ними, а также открывает тайну семьи Роше. Шаг за шагом Зози готовит Анук к предательству матери. Она рассказывает, что они не такие как другие, и поэтому должны сами выбирать себе семью и держаться вместе. Вскоре Зози рассказывает о похищении Виан в младенческом возрасте, приводя найденные доказательства. Через несколько дней Анук окончательно 80 попадает под злые чары колдуньи и намеревается выбрать ее своей матерью. Усилиями Зози дела Виан, как материальные, так и личные идут все хуже и хуже: героиня ссорится со своим почитателем, который грозит отнять лавку, и не может найти сил примириться с любящим ее бродягой Ру. Обе колдуньи (Виан интуитивно) понимают, что настало время для финальной схватки. Волшебный Ветер должен установить равновесие, нарушенное деятельностью двух разных по знаку адептов магии. Иначе наступит полный хаос и конец света:

In fact, she understood me perfectly. It’s a very old theme, and she knows it well. The price for your heart’s desire is your heart. A life for a life. A world in balance. Stretch a rubber band far enough and at last it snaps back in your face. Call it karma, physics, chaos theory, but without it, poles tilt; ground shifts; birds drop from the sky; seas turn to blood; and before you know it, the world’s at an end [Shoes: 363].

В первом раунде финальной схватки Зози предъявляет Виан счет за огромную, на ее взгляд, работу, которую она сделала для chocolaterie: стараниями колдуньи лавка стала процветать, ее владельцы получили защиту, а недруги стали обходить стороной. Виан становится ясно, кто же на самом деле женщина, называющая себя Зози дель Альба. Метафорически героиня характеризует ее как звук пощечины, опухоль в груди матери, отсутствующий взгляд дочери, но чаще всего она – просто Смерть, Пожирательница Сердец:

She’s the wind that blows at the turn of the year. She’s the sound of one hand clapping. She’s the lump in your mother’s breast. She’s the absent look in your daughter’s eyes. She’s the cry of the cat. She’s in the confessional. She’s hiding inside the black piñata. But most of all she is simply Death; greedy old Mictecacihuatl herself, Santa Muerte, the Eater of Hearts, most terrible of the Kindly Ones [Shoes: 369].

Героиня, проживая в Париже, пыталась полностью исключить из своей жизни колдовство и магию, но теперь ей приходится снова стать той Виан Роше, которая вступила и выиграла поединок с Черным Человеком во время праздника шоколада, той волшебницей Виан, что торгует сладкими грезами, мелкими искушениями, которой известны любимые лакомства каждого.

81 Решающую схватку Зози намечает на сочельник. По договоренности все гости приходят в карнавальных костюмах, и здесь Зози удается нанести второй удар по героине – она изменяет свою внешность так, что становится точной копией Виан. Отобрав дочь, в довершение колдунья отнимает имя и образ героини, объявляя себя перед собравшимися Виан Роше. Таким образом, тень становится хозяином и вскоре намеревается предъявить свои права. В «Леденцовых туфельках», как и в других романах писательницы, особое внимание уделяется театральности происходящих переломных сцен, изображению пафосных эффектных жестов трикстера, его самолюбования, игры перед публикой. Зози не в силах устоять перед публичным заявлением о своей победе. Перед зачарованными гостями она с вызовом и наслаждением произносит выстраданную речь-исповедь в которой признается, что живет обманом, воровством и подделкой. Но здесь, у Виан, она почувствовала себя как дома.

… You might say I’m an adventurer. All my life I’ve lived on my wits–gambling, stealing, begging, fraud. I’ve never known anything else. No friends, no place I liked enough to stay . . .” “But here,” she says, “I found a home. I found people who like me, people who like me for who I am. I thought I could reinvent myself here–but old habits die hard [Shoes: 413].

Зози видит, как легко манипулировать всеми собравшимися людьми. Она чувствует вкус близкой победы, у которой привкус шоколада. Однако все планы Зози срывают друзья Виан и ее дочь, не подверженная чарам. Подробнее о поединке главных героев, оружием которого станут волшебство и магия приготовления пищи, будет сказано в 4 главе. В романе «Леденцовые туфельки» показано, как в образе трикстера воплощается теневая сущность культурного героя, которая часто противоречит многим социальным нормам.

82 В книге автор сравнивает трикстера с зеркалом, честно отражающем внутреннюю суть культурного героя. По словам Анук Зози – это просто зеркало, которое показывает людям то, что они сами хотят в себе увидеть:

Zozie’s just the mirror that shows us what we want to see. Our hopes; our hates; our vanities. But when you really look at it, a mirror’s just a piece of glass [Shoes: 430].

Тень является необходимым условием существования героя – как добро не может существовать без зла, свет – без тьмы, ошибка – без истины»

Magic, I said, is a tool of Change; of the tides that keep the world alive. Everything is linked together; an evil done on one side of the world is balanced by its opposite on the other. There is no light without dark; no wrong without right; no injury without revenge [Shoes: 270].

В романе актуализируются и другие особенности архетипа трикстера, выделенные К.Г.Юнгом и касающиеся магических способностей героя. Прежде всего, умение превращаться в других людей или животных. Этим умением Зози овладела в совершенстве. Когда Анук и другие попадают под чары колдуньи, то видят ее прекрасной девушкой в коротенькой юбке и в золотых украшениях:

And she takes a step toward Maman, and suddenly she’s changed again. It’s a glamour, of course, but she’s beautiful, and even I can’t help but stare. The necklace of hearts has gone now; and she’s wearing hardly anything but a linked skirt of something that looks like jade, and a lot of golden jewelry. And her skin is the color of mocha cream, and her mouth is like a cut pomegranate [Shoes: 427].

Стоит чарам рассеяться, как Зози становится ужасной великаншей, одетой в юбку из человеческих сердец со связкой черепов на запястье:

And now I could hardly bear to look. She’d changed her face and was fearsome again; a giantess; her mouth a cave of mossy teeth. The silver bracelet on her wrist now looked like a bracelet of skulls, and her skirt of hearts was dripping with blood, a curtain of blood in the fallen snow. She was terrible, but she was afraid, and behind [Shoes: 430].

В романе «Леденцовые туфельки» наглядно показана связь трикстера с сакральным контекстом. Это качество М.Липовецкий считает самым важным в 83 характеристике трикстера, служащим основным его отличием от обыкновенных, пусть даже и сверхталантливых, преступников [Липовецкий]. Зози не просто сильная ведьма, она наследует и развивает древние магические знания, создав свое учение, которое она назвала Системой. В ее основе - проверенные сведения о растительных снадобьях, ядах, магических жестах и именах, некоторых астральных телах и самовнушении, о магических заклятиях, а также об умение ими манипулировать людьми, читая их ауру: Сакральным понятием для трикстера и культурного героя в романе «Джентльмены и игроки» является школа «Сент-Освальд». Попасть в привилегированное учебное заведение означает стать истинным Джентльменом. Для трикстера это недостижимая мечта, к осуществлению которой он стремился с детских лет. Для профессора Стрейтли служение школе составляет смысл его существования, и отказаться, предать идеалы «Сент-Освальда» он не соглашается даже перед угрозой для своей жизни. Несмотря на противостояние (порой смертельное) трикстера и культурного героя, служащего основой романного конфликта, в книгах Д.Харрис подчеркивается тесная взаимосвязь и даже симпатия указанный персонажей друг к другу. М. Шильман отмечает близкую связь между трикстером и героем:

Будучи "вместе", они (трикстер и культурный герой) играют как братья- близнецы, чья сила заключена в наличии другого, схожего и отличного [Шильман: 58].

Подтверждением этого могут служить размышления героини книги «Блаженные шуты» Джульетты о том, что у нее много сходных черт с Лемерлем. Героиня знает, что трикстером движет настоящая страсть, жажда оваций, желание обмануть своего противника, низвергать авторитеты:

And yet LeMerle was more like myself than my old tutor, more buccaneer than logician. I know this because we are still alike, he and I, each a small window into the 84 soul of the other. Many passions run hot and cold in his strange blood, and wealth is only one of the lesser of these. No, this is not a question of money [Fools: 196].

В романе «Леденцовые туфельки» трикстер Зози, признавая магическую силу Виан, предлагает ей вместе с дочерью отправиться путешествовать в поисках приключений и богатства.

“Why don’t you come with us, Vianne ? It’s not too late. The three of us–we could be unstoppable. Stronger than the Kindly Ones. Stronger than the Hurakan. We’d be fabulous, Vianne. Irresistible. We’d sell seductions and sweet dreams, not just here, but everywhere. We’d go global with your chocolates. Branches in every part of the world. Everyone would love you, Vianne, you’d change the lives of millions” [Shoes: 428].

Таким образом, борьба трикстера и культурного героя в произведениях Д.Харрис составляет основу романного конфликта и характеризуется яркой театральностью такого противостояния, тягу героев к сакрализации своих действий, а также их тесной взаимосвязью. Совсем по-другому строится противодействие культурного героя и трикстера (которого мы определили как виртуального) в романе «Мальчик с голубыми глазами», которое будет рассмотрено в следующем параграфе.

2.2. ОБРАЗ ВИРТУАЛЬНОГО ТРИКСТЕРА В РОМАНЕ «МАЛЬЧИК С ГОЛУБЫМИ

ГЛ АЗ А М И »

Роман «Мальчик с голубыми глазами» необычен как по форме построения (вебжурнал), так и по образам основных героев, постоянно перемещающихся из виртуального пространство в реальное. Мысль о создании книги пришла к Д.Харрис случайно в период творческого кризиса, когда много времени она проводила в интернете. Писательница, выбрав псевдоним, посетила огромное количество сайтов, завела ряд он-лайн друзей и написала множество фанфиков. Д.Харис была поражена богатством и разнообразием виртуального мира, обилием различных интернет- сообществ, живущих особой, независимой от реальности жизнью, населенных 85 «своими» и чужаками, лгунами и сплетниками, хулиганами и джентльменами. Писательница поняла, как зависимы, порой, становятся люди от виртуальных друзей и жизни в киберпространстве, не понимая, к чему это может привести:

I found I didn’t want to write, and spent far too much time online, hanging around various sites and searching out ever more ingenious ways of evading reality. Under a pseudonym, I made a number of online friends, wrote a great deal of fanfic, and began to take an increasing interest in the way people interact online, the communities they create and join, and the way they choose to portray themselves. I began to understand that the small communities that have always informed my writing also exist in the virtual world, with the same little cliques of insiders, outsiders, gossips, liars, exhibitionists and bullies as in the “real” world. I understood too, how emotionally dependent people can sometimes become on their virtual friends and their virtual communities, even though there can be no way of knowing how honest these avenues of communication really are [сайт].

В результате появился психологический триллер «Мальчик с голубыми глазами», действие которого происходит большей частью в киберпространстве, где удовлетворяется любой вкус, даже тех людей, которых мы бы не решились исповедовать.

From all this came «Blueeyedboy», a dark psychological thriller set in the world of the internet, where no-one is quite what they seem to be, and every taste is catered for, even the ones to which we dare not confess [сайт].

Роман «Мальчик с голубыми глазами» поднимает важную тему молодого «компьютерного» поколения, кардинально отличающегося от своих родителей. Главный герой (Голубоглазый или Би-Би) типичен для современных англичан и европейцев. Он вырос в семье без отца, где всем заправляет деспотичная мать, навязывающая свое мировоззрение детям. Получив скудное образование во второразрядной школе, герой становится циничным, ироничным, замкнутым в себе. Поэтому он с детства учится лгать, избегая неприятные ситуации, или наказание. Рожденный неудачником, Би-Би в свои сорок два года все еще живет с матерью и ежедневно отбывает срок на ненавистной работе в госпитале.

86 Главный герой работает сантехником, хотя для своей матери он оператор, имеющий дело со сложным оборудованием. Как многие молодые люди, Голубоглазый одновременно существует в двух мирах – настоящем и виртуальном, созданным современными компьютерными технологиями. Причем во втором мире он чувствует себя гораздо спокойнее и привычнее, чем в реальном. Там он может быть искренним, находит сочувствие и понимание и даже пользуется определенной популярностью как блоггер. Би-Би пишет в своем дневнике, что в киберпространстве каждый волен делать то, что ему хочется, любому найдется место, где его примут и ответят на все вопросы:

On WeJay I can vent as I please, confess without fear of censure; be myself – or indeed, someone else – in a world where no one is quite what they seem, and where every member of every tribe is free to do what they most desire. Everyone has a home here, a place where someone will take them in, where all their tastes are catered for [Blueeyedboy: 461].

Би-Би отмечает, что если его лишить киберпространства, то он просто задохнется словно рыба, выброшенная на берег. После недолгой отлучки из дома даже спам радует героя, напоминая ему, что он вернулся из реального мира в родной, виртуальный. В конце книги, когда герой медленно умирает от отравления, он из последних сил ползет к компьютеру, который ассоциируется у него со спасением, панацеей от всех бед, единственным другом, который не предаст и сможет защитить:

Panic wrenches at him now. He falls against the banister. He tries to get up, but his legs are on strike. Cursing, he crawls back into his room. Not that that will protect him now; the door is off its hinges. But there’s always his computer, he thinks; his refuge; his island; his sanctuary [Blueeyedboy: 461].

Два основных героя романа, Голубоглазый (Би-Би) и Альбертина, – одинокие люди, живущие в мире выдуманных ими историй, созданных из реальных и вымышленных событий. Читателю трудно определить, где кончается вымысел и начинается реальность, поскольку этот мир настолько

87 захватывает самих персонажей, от лица которых ведется повествование, что, они часто сами не могут отделить выдуманное ими от реально произошедшего. Лейтмотивом романа можно назвать мотив игры, заканчивающейся смертельным исходом, на что указывается автором еще в эпиграфе: «И я хочу спросить, как вам нравится ваш голубоглазый мальчик, госпожа Смерть». Их-за обилия смертей - «красивых», нелепых, случайных, тщательно спланированных и т.д., Д.Харрис назвала роман черной комедией, где как в Голливудской боевике «Hellraiser» из китайской шкатулки появляются демоны и, помимо воли автора, проникают на страницы книги:

Blueeyedboy was not so much a Rubik’s cube as that fiendish Chinese puzzle-box in Clive Barker’s Hellraiser movies, the box that summons demons. At least, that’s what it felt like to me – and if a few of those demons managed to crawl inside the pages of this book, then I can’t say I’m entirely surprised [сайт].

Как было отмечено в 1 главе, особую смысловую и символическую нагрузку в романе несут отдельные запахи и цвета, которые определенным образом задействованы в игре автора с читателем. Цвет становится неотъемлемым атрибутом и характеристикой каждого из братьев. Для Голубоглазого его цвет – это цвет убийства. Он ассоциируется у него также с табачным дымом, телом мертвеца в морозильной камере, мешком для транспортировки трупов и взывает об убийстве:

The colour of murder is blue, he thinks. Ice-blue, smokescreen blue, frostbite, post- mortem, body-bag blue. It is also his colour in so many ways, running through his circuitry like an electrical charge, screaming blue murder all the way [Blueeyedboy: 7].

Классическая сфера деятельности героя-трикстера в романе реализуется как игра в виде вымышленного убийства реального персонажа. Своим потенциальным жертвам герой дает клички с добавлением слова голубой (блю): Химик- Блю, Миднайт-Блю, Электрик-Блю, Хамелион-Блю…

88 Трикстер разрабатывает свои правила «смертельной игры», где обязательным условием является нетривиальность способа и орудия убийства. Голубоглазый, словно в насмешку, превращает в смертельный трюк увлечения и «пунктики» будущих жертв. Так, Химик-Блю погибает от бытового аэрозоля, изгоняющего паразитов, Электрик-Блю – от пожара, вызванного коротким замыканием, Дизель-Блю попадает под суд с ложным обвинением о наезде на пешехода, Беби-Блю становится жертвой в результате чрезмерной заботы о своей внешности. М.Липовецкий пишет о желании трикстера превращать каждую проделку в своеобразное шоу:

Трикстер трансформирует плутовство и трансгрессии в художественный жест – особого рода перформанс, – в котором прагматика трюка редуцирована, а на первый план выдвигается художественный эффект [Липовецкий].

Это положение верно для Голубоглазого, каждый раз представляющего свои смертельные трюки по новому разработанному им сценарию. За виртуальными убийствами внимательно следят члены созданного им интернет- сообщества «плохих парней». В виртуальном театре вместо аплодисментов герой получает восторженные комментарии от своих коллег по компьютерному блогу. Одним из самых «интересных» сценариев продуманного трикстером убийства становится отравление миссис Химик-Блю. Женщина превратила в манию заботу о чистоте своего дома и личной гигиене. От нее давно сбежали муж и дети, прислуги она не держала, так как не могла доверить ей столь важное дело как уборка. В дом Химик-Блю нельзя войти в обуви. Продукты ей оставляют на крыльце перед дверью. Даже почтальон вынужден оставлять корреспонденцию в специальном почтовом ящике далеко от входа. Но женщину перестал удовлетворять совершенный порядок в доме, где нельзя было обнаружить ни одного пятнышка, ни одной пылинки. В своем стремлении к 89 чистоте она поднялась на новый уровень - теперь она почти безостановочно мыла руки, используя запредельные дозы листерина. Одержимость чистотой, алкоголем и антидепрессантами сказались на здоровье Химик-блю не лучшим образом. У женщины был постоянный тик,

With no one to keep her under control, obsession has taken over her life. No longer content with her spotless house, she has progressed to compulsive handwashing and near-toxic doses of Listerine. Always slightly neurotic, fifteen years of alcohol and antidepressants have taken their toll on her personality so that now, at fifty-nine years old, she is nothing but twitches and tics, a nervous system out of control, thinly upholstered in wan flesh [Blueeyedboy: 202].

Герой подводит философское обоснование необходимости устранения таких людей как Химик-Блю. По ней никто не будет скучать, а родные получат неожиданный подарок, к тому же с них будут снято чувство вины за то, что погибшую редко навещали. Герой тщательно продумывает свой план. Достав немного денег, он арендует мини-фургон, изображает на нем логотип несуществующей фирмы. Покупает бейсболку и синий комбинезон с тем же логотипом, вышитым на кармашке, и с чужой кредитки заказывает по Интернету различные моющие средства. Трикстер сам оформляет красивый планшет-блокнот, что придает ему как торговому агенту солидности и брошюру с блестящими фотографиями, рекламирующую несуществующие суперэффективные бытовые химические средства. Позвонив в дом, Би-Би произносит подготовленную речь и убеждает миссис Химик-Блю открыть обаятельному молодому человеку входную дверь. Для решающего момента он приобрел маску и баллончик с сильным средством, которое предварительно проверил на бродячей собаке. Слабый иммунитет, плохие нервы и другие болезни не позволили организму женщины долго бороться за ее жизнь. Трикстер цинично и в ярких красках описывает фазу агонии жертвы и рассуждает о том, что происходит в организме умирающей женщины.

90 The agonal phase (this being the term used by clinicians to describe the visible part of life’s attempt to detach itself from protoplasm too compromised to sustain it) lasts for slightly less than two minutes according to his Seiko watch. He tries to observe dispassionately, to avoid the twitching hands and feet of the dying woman on the floor and to try to determine the goings-on behind those peculiar jellyfish eyes, the final, barking gasps for breath [Blueeyedboy: 204].

Последний этап миссии заключается в проверке возможно оставленных следов, но и здесь все в порядке – на герое резиновые перчатки, а на ногах новые, только что из коробки, туфли. Благодаря открытому окну дом быстро проветривается. Ядовитое средство герой бросает в мусорный бак по пути к пункту прокату автомобилей, где он сдает мини-вэн, предварительно отклеив логотип. Комбинезон и рабочую кепку трикстер сжигает у себя на заднем дворе. Смерть миссис Химик-Блю будет расценена как несчастный случай – спазм, инсульт, инфаркт, – и даже если у кого-то и возникнут подозрения, ничто не укажет на него. В опубликованных Голубоглазым историях со смертельных концом отчетливо просматриваются сценарии распространенных компьютерных игр категории «стелс». В отличие от простой «стрелялки» в этих играх необходимо убивать «красиво», расчетливо и неожиданно для жертвы. Каждая игра имеет свои правила, соблюдение которых составляет неотъемлемую часть этого действа; в противном случае, при постоянном нарушении правил какой-либо стороной игра теряет привлекательность и смысл. Би-Би разрабатывает и постоянно совершенствует собственные правила игры в убийства, с тем, чтобы последние могли бы считаться идеальными. Из опыта Би-Би следует, что идеальные убийства должны состоять из нескольких этапов, из которых четыре основные. Во-первых, нужно установить объект убийства. Затем изучить его привычки и распорядок дня. На третьем этапе планируются детали проникновения в жилище. В заключительной стадии действиями героя жертва уничтожается. 91 Рассмотрим, как следуя этим правилам, Би-Би изящно расправляется с миссис Беби-Блю. Женщина была из тех домохозяек, которые в детстве унижали Голубоглазого и его мать, поэтому мотивом убийства стала обыкновенная месть. Установить адрес и привычки Беби-Блю не составляет для героя большого труда. Изучив помойку рядом с домом жертвы, герой находит журналы, принадлежащие женщине, страницы которых покрыты пятнами от воды. Би-Би делает вывод, что Беби-Блю обожает подолгу нежиться в ванне. Об этом также свидетельствуют отблески ароматических свечей из окна ванной комнаты, а также запахи шампуня, геля и другой парфюмерии. Женщина принимает ванну в одно и то же время, и при этом никогда не берет трубку телефона и не открывает входную дверь, даже если кто-то настойчиво звонит. Голубоглазый ждет своего часа в саду. Затем, увидев в окне ванны свечи, и услышав шум воды в трубах, он спокойно входит в дом. Наступает самый важный четвертый этап – активные действия. Утопить лежащую в ванне Беби- Блю нетрудно, но герою необходимо сделать это красиво в игровой (театральной форме), чтобы читатели его блога, которые выступают в качестве зрителей, дрожали от ужаса и видели в нем великого убийцу, а не серую личность. Еще одним желанием Би-Би становится жажда видеть, как жертва умирает, следить за выражением ее лица, заставить понять перед смертью, кто ее убийца.

Style is important to Blueeyedboy. He wants to feel there’s a poetry, a greater purpose in what he does. He would like to do something intricate: a dissection; a beheading; something dramatic, eccentric and strange. Something that will make them shiver; something that will set him apart from the rest. Most importantly, he would like to watch; to see the expression in her eyes; to have her know at last who he is [Blueeyedboy: 7].

Голубоглазый заходит в ванну и специально медлит, чтобы Беби-Блю повернулась, и он смог бы посмотреть ей в глаза. Герой отмечает, что у жертвы нет испуга, только огромное удивление. Он позволяет ей сесть и только затем

92 хватает за мокрые волосы и увлекает под воду. Сила тяжести не дает жертве вырваться. Как и в игре стелс, для Голубоглазого важно остаться непойманным и обмануть полицию. Би-Би хорошо подготовился к своему очередному убийству: обувь он снял в прихожей, на руки надел резиновые перчатки. После удачного завершения «миссии» герой вытирает в ванной разбрызганную воду, переодевается в сухую одежду, принесенную предусмотрительно с собой в спортивной сумке. Осматривает тело убитой – на нем нет следов борьбы, так как он держал Беби-Блю за волосы. В доме также не остается доказательств его присутствия. Натуралистические описания убийств вызывают у членов сообщества различные, но всегда эмоционально яркие оценки:

Captainbunnykiller: LOL, dude. You rock! There’s a scene I’d give money to read. How about it, huh?

Jesusismycopilot: YOU’RE SICK. I HOPE YOU KNOW THAT.

Сhrysalisbaby: awesome wow was that 4 real? [Blueeyedboy: 370].

Суммируя модульные значения полученных оценок, как баллы в компьютерной игре, герой узнает, как быстро он прогрессирует, не пора ли ему переходит на следующий уровень – в разряд профессионального убийцы или стоит еще подшлифовать свой стиль:

Five murders, counting Diesel Blue, and he wonders if he can call himself a serial killer yet, or if he first needs to refine his style [Blueeyedboy: 299].

Поразмыслив Голубоглазый решает, что он еще не великий убийца, а начинающий артист-любитель. Как в любом деле, особенно в таком тонком и опасном как убийство, Би-Би необходимо найти свою манеру игры. А пока он еще новичок, скрывающий имеющийся талант и не решающийся обрести славу.

93 Not that he is a great murderer. Just an aspiring amateur. With no established modus operandi, he feels like an unknown artist who yet has to find a style of his own. That’s one of the hardest things to do – for an artist or for a murderer. Murder, like all acts of self-affirmation, requires a tremendous self-confidence. And he still feels like a novice: shy; uncertain; protective of his talents and hesitant to make himself known [Blueeyedboy: 233].

Постоянное желание трикстера быть центром внимания, стремление к постановке новых шоу приводит его к мысли о возможности сыграть на настоящей «сцене» – в роли главного свидетеля на судебном процессе. Этим преступлением герой не гордится, слишком уж в его глазах оно банально, но устоять перед возможностью получить власть, превратиться в героя супершоу он не смог:

It was simply the lure of being in charge – of being the one to whom eyes turned [Blueeyedboy: 311].

Мотивом послужила месть доктору Пикоку за невольное унижение, причиненное учителем в ту пору, когда герой еще был подростком.

And I saw how easy it would be to take revenge on all those people, to make them pay attention to me, to make them suffer as I had. And for the first time since my earliest childhood, I was conscious of an exhilarating sensation. A feeling of power; an energy rush; a force; a current; a surge; a charge [Blueeyedboy: 325].

Ранее мать Би-Би также из мести сообщила в полицию о возможных сексуальных домогательствах доктора Пикока к своим несовершеннолетним ученикам. Когда полиция приступила к расследованию, Голубоглазый очень умело сыграл роль соблазненного мальчика, который, несмотря ни на что, любит и уважает своего учителя и не хочет причинить ему неприятности, поэтому многое недоговаривает. Решающую роль в обвинении сыграли книги из библиотеки доктора Пикока – Набоков, Рембо, Бодлер, Де Квинси, исповеди наркоманов, гомосексуалистов, педофилов, для которых стремление к Возвышенному стало задачей всей жизни, а на мелочную мораль той эпохи они просто не обращали 94 внимания. Вдобавок при обыске были найдены гравюры с изображением статуй обнаженных юношей, первое издание «Желтой книги» Бёрдсли, собрание иллюстраций Овендена к «Лолите» Набокова, знаменитый карандашный рисунок обнаженного юноши Караваджо и роскошно иллюстрированное издание «Душистый сад» – книга эротической поэзии Верлена, Суинберна, Рембо и Маркиза де Сада. Следователи, не большие знатоки искусства, посчитали, что количество подобных произведений в библиотеке доктора убедят любого судью: перед ними действительно преступник! Из показаний героя следовало, что все начиналось очень невинно. Доктор Пикок был очень добр ко всем, дети любили его уроки, иногда он давал деньги на карманные расходы – именно так он смог подобрать ключи к амбициозной Кэтрин Уайт.

And now came Yours Truly’s testimony. It had started so harmlessly, I said. Dr Peacock had been very kind. Private lessons, cash now and then – that was how he’d reeled us in. And that was how he’d approached Catherine White, a woman with a history of depression, ambitious and easily flattered, so eager to believe that her child was special that she’d managed to blind herself to the truth [Blueeyedboy: 326].

От прессы вспыхнувший скандал пытались безуспешно скрыть. Однако в скором времени имя Эмили Уайт, главной конкурентки Голубоглазого, покрылось позором. Сам же Би-Би, «очищенный от грехов страданиями, что выпали на его долю», получил такую порцию славы, что ее хватило для его чудесного перерождения. Внеморальность и другие качества героя-трикстера показаны в романе также с точки зрения психолога. По просьбе своей подруги Клэр Голубоглазый отвечает на вопросы ее анкеты и получает «объективное» заключение в отношении его психотипа. Согласно результатам, герой – злостный нарцисс. Он склонен управлять другими людьми, всеми силами стремится к известности, а ради своего удовольствия готов к любому насилию. Возможно, герой страдает паранойей и ему необходима квалифицированная помощь: 95 So what kind of psycho am I, Clair? Let’s look at the results.

Mostly Ds. Congratulations! You are a malignant narcissist. You are glib, charming, manipulative, and have little or no regard for others. You enjoy notoriety, and are willing to commit acts of violence to satisfy your craving for instant gratification, although secretly you may harbour feelings of inadequacy. You may also suffer from paranoia, and you have a tendency to live in a dream world in which you are the perpetual centre of attention. You need to get professional help, as you are a potential danger to yourself and others [Blueeyedboy: 224].

В этом описании выделены многие главные характеристики архетипа трикстера: желание нарушать сложившиеся традиции, непредсказуемость, аморальность, склонность к театральным жестам, нарциссизм. Последнее качество героя-трикстера исследовалось теоретиками бессознательного. Э.Фромм пишет, что для преодоления страха человек часто использовал оборонительную агрессию, последняя может возникнуть, в том числе, при угрозе нарциссизму. Человек-нарцисс, как правило, формирует чувство уверенности постоянным убеждением самого себя в идеальности и превосходстве над другими людьми. И, если кто-либо усомнится в личных качествах нарцисса, то он воспримет это как смертельную угрозу. Такой человек не способен простить обидчика. Возникшая жажда мести будет не сопоставима ни с одной реакцией на какой-либо другой ущерб [Фромм: 1999,68]. Голубоглазый не смог простить своего унижения ни доктору Пикоку, который из двух братьев выбрал в ученики младшего, ни приятельницам матери, подчеркивавшим свое высокое положение в обществе. В качестве мести Би-Би рассматривал только один способ – смерть. Э.Фромм считал, что в современном обществе можно проследить четкую связь между нарциссизмом популярных личностей и потребностями толпы. При этом каждая сторона преследует свой интерес: публика удовлетворяет природное любопытство, а знаменитость – свой нарциссизм [Фромм: 1999, 122]. Для удовлетворения своей потребности в самолюбовании Голубоглазый создал собственный сайт, где он выступал в роли мышиного короля, 96 придворными мышками были постоянные участники сообщества – почитатели его таланта убийцы. Голубоглазый все время ощущает своего рода зуд, острое желание переделать, взорвать этот мир. Лучшим способом для этого он считает убийства, расчищающие и освобождающие общество от ненужных для него индивидуумов. Поэтому среди жертв героя только никчемные, по его мнению, люди. Миссис Электрик-блю помешана на электрических приборах и молодых любовниках, Химик-блю проводит все свое время в уборке и дезинфекции дома, Хамелион-Блю не имеет собственного лица и предпочитает полностью копировать других людей. Занятия литературой несколько уравновешивают желание героя перестроить мир, но это длится недолго, и он вновь планирует убийство:

Yes, it’s time for another murder. A public post on my WeJay, to balance these private reflections of mine. Better still, a murderer. Because, although I say he –You and I know this is all about me [Blueeyedboy: 31].

На наш взгляд, главной особенностью романа Д.Харрис, где действует виртуальный трикстер, является полная незаметность культурного героя, его «растворение» в других персонажах книги. Из многих персонажей только двое способные играть с Голубоглазым на равных: его мать Глория и загадочная Альбертина. Именно они (каждая порознь) в конечном итоге одерживают над трикстером победу. Впрочем, сражение нельзя назвать выигранным до конца: трикстер оказывается жив и здоров, на его счету огромные деньги, снятые со счета Альбертины, герой готов к новым сражениям. Второй особенностью романа можно считать его подчинение правилам компьютерной эстетики и культуры медийного пространства. В частности в описании убийств, совершенных Голубоглазым, видна шаблонность и опора на правила РС-игр, особенно жанра «стелс».

97 III. ПИРШЕСТВЕННЫЕ ОБРАЗЫ В РОМАНАХ «ШОКОЛАД», «ЕЖЕВИЧНОЕ ВИНО», «ПЯТЬ ЧЕТВЕРТИНОК АПЕЛЬСИНА», «ЛЕДЕНЦОВЫЕ ТУФЕЛЬКИ»

3.1. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ТОПОСОВ ЕДЫ И ПРАЗДНИКА В «ТРИЛОГИИ О ЕДЕ»

Британские критики и журналисты часто называют Д. Харрис «гастрономантиком», отмечая ее постоянный интерес к топосу еды. Сама же писательница не считает, что первая стала разрабатывать эту тему:

когда я сочиняла свой «Шоколад», о еде писали немногие. Среди британских писателей тогда распространилась мода на минимализм, они старались употреблять как можно меньше прилагательных и вообще всё, что можно и нельзя, сводить к минимуму. И тут выходит «Шоколад», книга, сладкая во всех отношениях, и критики умудрились не вспомнить, что «гастромантика» – всего лишь возвращение к истокам, от которых британская литература отошла. Во все времена тема еды оказывается универсальной и такой же важной, как любовь и смерть, поскольку базируется на первой из главных естественных человеческих потребностей [Интервью].

Мотивы и образы, связанные с едой, в романах Д.Харрис выполняют различные функции, но практически всегда связаны с праздником, свободой, обновлением, что присуще мотивам и идеям карнавала.

Еда как мотив, как тема, как идея, как семантическое поле, как набор микрообразов самыми тесными узами связана буквально со всеми мотивами и идеями карнавала и может рассматриваться как сфера их преломления и взаимодействия [Гринштейн: 1999,306].

По мнению А.Л.Гринштейна, топосы праздника и еды, рассматриваемой прежде всего как пир и застолье, неотделимы друг друга и составляют основу карнавального действа.

Топос праздника не существует вне сферы еды, которая, безусловно, составляет один из важнейших, онтологически и гносеологически значимых его компонентов. Неслучайно на уровне обыденного сознания сама идея праздника, праздничности, ассоциируется в первую очередь с застольем; во всяком случае, 98 до настоящего времени, какими бы серьезными ни были перемены в отношении человека и общества как к еде, пище, питанию, так и к празднику, празднеству как моменту частной и общественной жизни, праздник, празднование без принятия пищи в той или иной форме – явление столь же редкое, сколь и экстравагантное [Гринштейн: 1999, 110].

Практически все кульминационные сцены «трилогии о еде» связаны с праздничным застольем или другим угощением или приемом пищи. В романе «Шоколад» старая Арманда устраивает пышные именины, зная, что на следующий день покинет этот мир. Победа Виан над противником, кюре Рейно, совпадает с днем Пасхи и праздником Шоколада. В «Леденцовых туфельках» поединок двух колдуний происходит во время рождественского ужина, а в праздничные яства включена часть магического искусства двух главных героев. Основным конфликтом романа «Шоколад» служит столкновение противоположных по взглядам главных героев – Виан Роше и местного кюре Рейно. Виан Роше открывает в небольшом городке Ланксне шоколадную лавку, которая быстро становится центром общения и отдыха многих горожан. Вокруг choсolaterie происходят все основные события романа. Любовь к шоколаду объединяет, примиряет, сближает многих людей, соединяет семьи, помогает восстановить справедливость, раскрыть свои таланты и обрести свободу. Виан резко выделяется среди горожан своей любовью к людям, восприятием жизни как праздника или подготовке к веселью. Не случайно магазинчик героини представляется кюре «залежавшимся соблазнительным куском карнавала». Его оранжевая витрина притягивает взоры, «словно огромная конфета, с которой хочется содрать фантик». Такое поведение хозяйки сразу же подкупает жителей Ланскне; в скором времени их удивление сменяется готовностью присоединиться к Виан и даже оказать ей посильную помощь.

99 Клэрмон приносит ей доски для ремонта, Порсо одалживает лестницу, и даже вечно недовольный Нарсис помогает ей с расчисткой сада:

And yet I saw Clairmont early this morning, carrying a load of wood, then Pourceau with his ladders. Poitou sent some furniture; I saw him carrying an armchair across the square with the furtive look of a man who does not wish to be seen. Even that ill- tempered backbiter Narcisse, who flatly refused to dig over the churchyard last November, went over there with his tools to tidy up her garden [Chocolate: 11].

Шоколад, который продает, а иногда просто дарит горожанам Виан, становится символом праздника, праздничной свободы, изобилия и радости. Местный кюре Рейно выступает в качестве демонического двойника героини. Кажется, что весь городок попал под его власть – Рейно исповедует большинство горожан и владеет их маленькими тайнами, что возвышает кюре над паствой. Надзирающее око священника, по-видимому, видит все: Поль- Мари Мускат бьет жену, исповедуется каждую неделю, читает в наказание десять молитв Святой Деве и вновь берется за свое; его жена – рыночная воровка; Гийом Дюплесси озабочен вопросом, есть ли у животных душа, поскольку его преданный пес стал для него ближе любого человека; Шарлотта Эдуард подозревает, что у ее мужа есть любовница. Виан кажется, что на городок словно опустилась средневековая мгла: на центральной площади на коротком шпиле, словно напоминание о смерти, крутится флюгер в виде фигуры в длинной одежде с косой в руке. Даже Деве Марии неприятно смотреть на убожество Ланскне: с высоты церкви она «взирает на площадь, словно мучимая тошнотой». Виан поражена тем, что люди в городке «блеклые», предпочитают носить неброскую одежду, считают яркие краски ненужной роскошью, а цветы – вредными сорняками.

In this garish land the people are drab. Colour is a luxury; it wears badly. The bright blossoms of the roadside are weeds, invasive, useless [Chocolate: 8].

100 Демонический двойник постоянно пугает прихожан адским пеклом, неизбежными муками, навязывает им отказ от земных радостей ради вечной жизни на небесах. Неслучайно, впервые увидев на празднике кюре, одетого в черную длинную сутану, Виан принимает его за человека в карнавальном костюме смерти. Усилиями кюре радость и праздник в городе расцениваются как тяжкий грех. Затхлую атмосферу города не способен изменить даже такой веселый праздник, как карнавал или масленица. Героине бросаются в глаза непраздничные сумрачные лица горожан, их тусклая одежда, неуместность в фургоне Санта-Клауса, со злостью швыряющего в толпу сладости:

Headscarves and berets are the colour of the hair beneath, brown, black or grey. Faces are lined like last summer's apples, eyes pushed into wrinkled flesh like marbles into old dough. A few children, flying colours of red and lime-green and yellow, seem like a different race. As the char advances ponderously along the street behind the old tractor which pulls it, a large woman with a square, unhappy face clutches a tartan coat about her shoulders and shouts something in the half-comprehensible local dialect; on the wagon a squat Santa Claus, out-of-season amongst the fairies and sirens and goblins, hurls sweets at the crowd with barely restrained aggression [Chocolate: 9].

Горожанам незнакома праздничная свобода, карнавал для них – лишь выполнение установленных ритуалов. Поэтому как только карнавальная процессия заканчивается, праздничная атмосфера моментально исчезает, словно прошедший летний дождь, и праздник бесследно растворяется в наступивших буднях. Горожане кажутся смущенными и растерянными от ярких красок и шума. Виан приходит в голову мысль, что если бы не карнавал, они с дочерью просто бы не заметили Ланскне-су-Танн, словно город был заколдован и открывался для посторонних глаз только раз в году:

The carnival is gone. Once a year the village flares into transient brightness but even now the warmth has faded, the crowd dispersed. The vendors pack up their hotplates and awnings, the children discard their costumes and party favours. A slight air of embarrassment prevails, of abashment at this excess of noise and colour. Like rain in midsummer it evaporates, runs into the cracked earth and through the parched stones, leaving barely a trace. Two hours later Lansquenet-sous-Tannes is invisible once more,

101 like an enchanted village which appears only once every year. But for the carnival we should have missed it altogether [Chocolate: 6].

Появившаяся в городке шоколадная лавка ассоциируется у Рейно со многими смертными грехами, прежде всего с чревоугодием, отрицанием веры. В письме к своему духовному отцу он пишет, что choсolaterie так и манит его и прихожан попробовать, вкусить, отведать находящиеся там лакомства:

the thought of that shop with its carnival awning, a wink against denial, against faith.. Turning from the doorway to receive the congregation I catch a movement from within. Try me. Test me. Taste me [Chocolate: 11].

Священник чувствует, что сам подвержен сладкому искушению; это вызывает у него сильный гнев, который согласно Библии, также относится к одному из смертных грехов:

The scent of Chocolate: like that of my anger, made me light-headed, almost euphoric with rage. [Chocolate: 115]

И даже похоть, которая, казалось бы, никак не может быть связана с шоколадом, по мнению священника, вызывается запретными запахами магазинчика Виан. У Рейно эти запахи ассоциируются с благоуханием женских волос, ароматом спелых ягод, высушенных на солнце, свежевыпеченных булочек, пышек, слоек, бриошей с различными начинками. В своих снах, которые кюре не может контролировать, он катается в шоколаде, ощущает его мягким и теплым как женская плоть. Будто миллионы губ ласкают его тело, и их ненасытная нежность приводит его неописуемый восторг. Дух шоколадной лавки для священника одновременно и фимиам, и знамя восстания и даже запах самого дьявола, но не серный, а изысканный, пробуждающий чувственность и сочетающий целый букет пряностей В действиях хозяйки шоколадной лавки священник усматривает святотатство, покушение на основы Церкви и установленного миропорядка, за которым он по долгу пастыря неустанно следит. Один вид витрины шоколадной 102 лавки повергает Рейно в ужас. Он видит в изобилии шоколада вызов и прямую угрозу священному Закону: идет Великий пост, и прихожане должны поститься. А новый магазин торгует соблазнами, перед которыми трудно устоять. Перечисляя изделия из шоколада, выставленные на витрине, кюре чувствует, что у него текут слюнки, он сам не прочь отведать запретный плод:

On a white marble shelf are aligned innumerable boxes, packages, cornets of silver and gold paper, rosettes, bells, flowers, hearts and long curls of multicoloured ribbon. In glass bells and dishes lie the chocolates, the pralines, Venus's nipples, truffles, mendiants, candied fruits, hazelnut clusters, chocolate seashells, candied rose-petals, sugared violets.. Protected from the sun by the half-blind which shields them, they gleam darkly, like sunken treasure, Aladdin's cave of sweet cliches. And in the middle she has built a magnificent centrepiece. A gingerbread house, walls of chocolate-coated pain d'epices with the detail piped on in silver and gold icing, roof tiles of florentines studded with crystallized fruits, strange vines of icing and chocolate growing up the walls, marzipan birds singing in chocolate trees [Chocolate: 20].

Лейтмотивом романа «Шоколад» становится оппозиция «принуждение- свобода», связанная с конфетами и другими сластями: кюре внушает прихожанам мысль о греховности лакомств и необходимости строгого поста. Рейно считает все кондитерские изделия, которые продает Виан, вызовом Церкви и большим искушением. Даже название магазинчика «Небесный миндаль» звучит для священника как преднамеренное оскорбление. Постоянным рефреном звучит в мозгу священника придуманная им самим фраза обольщения его и прихожан сладостями из магазинчика Виан: «Попробуй меня. Отведай. Вкуси». Рейно не напрасно беспокоится за свою паству: шаг за шагом «дух карнавала» начинает проникать в сердца людей. И вот Каролина Клэрмон признается на исповеди, что наелась конфет и нарушила Великий пост. А Антуанетта Арнольд ест шоколад прямо в исповедальне. С отвращением кюре описывает звуки и запахи, исходящие от прихожанки в исповедальной комнате:

103 I could hear her chewing, hear the flat little sucking sounds she made against her teeth. I listened in growing rage as she confessed to a list of trifling sins which I barely even heard, the smell of chocolate growing more pungent in the enclosed space by the second. Her voice was thick with it, and I felt my own mouth moisten in sympathy. Finally I could not bear it any longer [Chocolate: 123].

Пафосные попытки кюре призвать жителей городка к другой, им неизвестной, пусть даже благой и праведной жизни, терпят неудачу. Такая жизнь воспринимается прихожанами как чуждая, непонятная и даже похожая на загробную. А настоящая жизнь, и это постоянно отмечает про себя Рейно, упорно пробивается и напоминает о себе. Так, в паузах между исполнением псалмов слышен гудок фургона с продуктами, остановившегося перед лавкой Виан. А во время чтения проповедей священник часто слышит шуршание фантиков от разворачиваемых конфет и шоколадок. Рейно начинает следить за лавкой Виан и вскоре делает вывод, что люди, которые вначале наведывались туда украдкой или в сумерках под видом обычных покупателей, теперь не боятся и ходят туда открыто. Шоколадная лавка стала своеобразным клубом, куда заходят поболтать и выпить кофе множество прихожан, а также бродяги и даже цыгане.

I HAVE BEEN WATCHING HER SHOP. I realize that I have done so since her arrival, its comings and goings, its furtive gatherings. I watch it much as I used to watch wasps nests in my youth, with loathing and fascination. They began slyly at first, calling in the secret hours of dusk and early morning. They took the guise of genuine clients. A cup of coffee here, a packet of chocolate raisins for their children. But now they have abandoned the pretence. The gypsies call openly now, casting defiant looks at my shuttered window [Chocolate: 101].

В свою очередь Виан наблюдает из окна своей choсolaterie, как прихожане, выходящие из церкви, бросают тоскливые взгляды на кафе, откуда слышны запахи ароматной выпечки и шоколада. Многие пожимают плечами, кривятся и, ускоряя шаг, спешат мимо, будто путь им преграждает ангел с огненным мечом.

Mass comes and goes. I watch the passers-by, morose beneath the freezing drizzle. My door, slightly open, emits a hot scent of baking and sweetness. I catch a number of 104 longing glances at the source of this, but a flick of the eye backwards, a shrugging of the shoulders, a twist of the mouth which may be resolve or simply temper, and they are gone, leaning into the wind with rounded, miserable shoulders, as if an angel with a flaming sword were standing at the door to bar their entry [Chocolate: 28].

В тихой войне, объявленной Рейно Виан, на сторону женщины переходит все больше горожан. Во вновь открытом кафе посетители находят то, чего им не хватает в серых буднях Ланскне: Жозефина – уважение и приносящую радость работу, Гийом – общение с интересными людьми, бродяги – свободу и домашнее тепло, а дети – реализованные мечты и соблазны. В свою очередь Виан нравятся простые люди, их мелкие заботы и переживания. Она с легкостью угадывает их потаенные гастрономические желания. Одному придутся по вкусу ее пикантные апельсиновые трубочки, другому - абрикосовые сердечки с мягкой начинкой и mendiants; веселой женщине – бразильский орех в шоколаде.

I can read their eyes, their mouths, so easily: this one with its hint of bitterness will relish my zesty orange twists; this sweet-smiling one the soft-centred apricot hearts; this girl with the windblown hair will love the mendiants; this brisk, cheery woman the chocolate brazils. For Guillaume, the florentines, eaten neatly over a saucer in his tidy bachelor's [Chocolate: 28].

И, конечно же, Виан изучила характер своих новых друзей по их любимым лакомствам. Для Гийома Дюплесси – это шоколадные вафли. Он очень аккуратен и ест их над блюдцем, чтобы не сорить крошками. У Нарсисса за суровой внешностью кроется доброе сердце – поэтому он любит трюфели с двойным содержанием шоколада. Каролина мечтает о конфетах со жженым ирисом и утром просыпается злой и голодной. А дети грезят о шоколадных шишках, золотых пряниках, арахисовых леденцах, шоколадках, сухом печенье. Их мечты, маленькие удовольствия, сладкие безвредные соблазны, низвергают сонм святых в ворох орешков и нуги. Сладости Виан могут служить утешением в горе. Персонаж романа «Шоколад» Гийом, похоронив своего лучшего друга – старого пса, приходит в шоколадную лавку и рассказывает о своем горе. После похорон у него 105 разыгрывается сильный аппетит, и завсегдатаи кафе предлагают ему разные блюда. Старая Арманда приглашает Гиома к себе домой и просит Виан положить в большую коробку сладости, чтобы утешить человека, потерявшего своего лучшего друга.

Armande gave a cackle of laughter and laid a hand on Guillaume's shoulder. Beside him she looked very solid, very capable. `You come with me,' she ordered. `I've got bread and rillettes, and a nice Camembert just about ready for eating. Oh, and, Vianne' – turning to me with an imperious gesture – ‘I'll have a box of those chocolate things, what are they? Florentines? A nice big box.’

That at least I can provide. Small comfort, perhaps, to a man who has lost his best friend [Chocolate: 128].

Кафе Виан помогло Арманде восстановить отношения с любимым внуком, а также ощутить себя полезной и нужной людям. Поэтому она первой бросает открытый вызов кюре. Свой день рожденья Арманда решила устроить в канун Страстной пятницы. Причем расточительность старой женщины не знает границ: она заказала к столу дорогие цветы, лучшее шампанское, множество изысканных блюд; даже Виан сочла этот подобную пышность кощунством перед лицом принявшего муки сына Господа:

I turned away, unsettled by this excessive display. Typical of her to have chosen Good Friday for this celebration. The lavishness of it all – flowers, food, crates of champagne delivered at the door and packed with ice to keep it cool – is almost blasphemous, a mocking cry in the face of the sacrificed god. I must speak to her about it tomorrow [Chocolate: 228].

Д. Харрис намеренно дает такое подробное описание застолья, организованного Армандой. Причину читатель узнает в конце книги перед кульминационным моментом. Женщина заказывает для банкета беседку с огромным столом, богатую скатерть, роскошные столовые приборы:

The dinner table is large, absurdly so for Armande's little room, and with a little care would seat us all. A heavy piece of black oak, it took four people to manoeuvre it out into Narcisse's newly built arbour where it stood beneath a canopy of foliage and flowers. The tablecloth is damask, with a fine lace border, and smells of the lavender in 106 which she laid it after her marriage – a gift, never yet used, from her own grandmother. The plates from Limoges are white with a tiny border of yellow flowers running around the rim; glasses – three different kinds are crystal, nests of sunlight flicking rainbow flecks across the white cloth. A centrepiece of spring flowers from Narcisse, napkins folded neatly beside each plate. On each napkin, inscribed cards with the name of the guest [Chocolate: 232].

Виан готовит массу блюд. За зеленым салатом следуют гусиная печенка, шербет со вкусом бузины, затем морские деликатесы – жареные лангустины, креветки, устрицы, bemiques, береговые улитки, palourdes, черные омары. Шампанское и «Шабли» текут рекой. Героиня выставляет на стол все любимые блюда именинницы. А на десерт подала свое фирменное блюдо – шоколадное фондю.

The Chablis is cool and tart, and I drink more of it than I should. Colours begin to seem brighter, sounds take on a cut-glass crispness. Then the vol-au-vents, light as a puff of summer air, then elderflower sorbet followed by plateau de fruits de mer with grilled langoustines, grey shrimps, prawns, oysters, berniques, spider-crabs and the bigger tourteaux which can nip off a man's fingers as easily as I could nip a stem of rosemary, winkles, palourdes and atop it all a giant black lobster, regal on its bed of seaweed. The huge platter gleams with reds and pinks and sea-greens and pearly whites and purples, a mermaid's cache of delicacies which gives off a nostalgic salt smell, like childhood days at the seaside [Chocolate: 223].

Изобилие пищи и вина стимулирует всеобщее веселье и раскованность. Гости смеются, дурачатся, внук Арманды перестает заикаться. Именно такого праздника и хотела старая женщина. Держа под столом руку любимого внука, Арманда болтает и смеется, но постепенно ее глаза слипаются. На следующий день Арманду находят в своей постели мертвой; на ее лице застыла блаженная улыбка. Она сама запланировала свою смерть, бросив ей вызов роскошным пиром, который продумала до мелочей – организовав обильный стол и пригласив на праздник любимых людей. В предсмертной записке Арманда просит Виан не участвовать в лицемерных похоронах и поминках, а собрать в choсolaterie общих друзей и распить всем вместе горшочек шоколада. Для Арманды страшна не смерть, а несвобода и рутина. Ранее женщина делилась 107 Виан своими мыслями о том, что хочет встретить свой последний день как праздник. Ей хотелось бы, когда придет последний час, взлететь ввысь как ракета и рассыпаться яркими звездочками под восхищенные крики толпы:

Death should be a celebration, she told me. Like a birthday. I want to go up like a rocket when my time comes, and fall doum in a cloud of stars, and hear everyone go: Ahhhh! [Chocolate: 170].

Последним ударом для кюре стал праздник шоколада, организуемый Виан и ее сторонниками в день Пасхи. Священник расценил это мероприятие как языческий обряд, издевательство над священными устоями. Символом Пасхи должна быть Церковь, а не шоколад. Рейно пишет наставнику, что его паства – доверчивые глупцы – доверились коварному врагу. Несмотря на его старания, около церкви будет сборище бродяг и вакханалия излишеств с шоколадными яйцами и другими фигурками – символами язычества. Для Рейно Виан превратилась в ведьму, заманивавшую маленьких детей в пряничный домик, чтобы потом съесть их. Сhoсolaterie напоминает священнику пряничный домик в блестящей упаковке, куда вошли его прихожане Арманда Вуазен, Жозефина Мускат, Поль Мари Мускат, Жюльен Нарсисс, Люк Клэрмон и были безвозвратно совращены шоколадом и духом карнавала, потеряв душу. Во имя невинных Детей Рейно настоятельно призывает всех бойкотировать праздник шоколада и другие торжества, организуемые Виан Роше. Однако остановить Праздник священнику не удается. Тогда он прибегает к последнему средству. Ночью кюре надевает маску, взламывает лавку и проникает в choсolaterie. Рейно надеется, что уничтожив все лакомства, он сорвет праздник и спасет чистоту Пасхи. Кульминацией книги становится необычная схватка Рейно с Виан, поскольку вместо нее в сражении участвует изготовленный ее руками шоколад. Детальное описание рейда священника, увиденных и поглощенных им

108 сладостей, позволяет понять читателю, как искушение шаг за шагом проникает в душу кюре и превращает его кошмарный сон в явь. Проникнув в лавку, Рейно видит целую гору шоколадных сокровищ различных форм и расцветок: сладких кроликов, цыплят, уток, кур, барашков. Над ними возвышается статуя улыбающейся женщины со снопом шоколадной пшеницы в коричневых руках.

It is an amazement of riches, glare fruits and marzipan flowers and mountains of loose chocolates of all shapes and colours, and rabbits, ducks, hens, chicks, lambs gazing out at me with merry-grave chocolate eyes like the terracotta armies of ancient China, and above it all a statue of a woman, graceful brown arms holding a sheaf of chocolate wheat, hair rippling. The detail is beautifully rendered, the hair added in a darker grade of Chocolate: the eyes brushed on in white. The smell of chocolate is overwhelming, the rich fleshy scent of it which drags down the throat in an exquisite trail of sweetness. The wheatsheaf-woman smiles very slightly, as if contemplating mysteries [Chocolate: 200].

В голове у священника появляются греховные мысли: можно протянуть руку и схватить любой запретный плод. Названия сладостей, как и запахи, завораживают. От вида пухлых белых конфет «соски Венеры» лицо кюре под маской становится красным. Наконец он берет одну шоколадку, подносит к носу, пробует и не может сдержаться. Теперь неважно. Времени у Рейно достаточно, и он может попробовать все лакомства по одному. Одну конфету – чтобы лучше думалось, одну – на удачу, потом еще одну… Словно в забытьи, кюре катается, нежится, утопает, объедается шоколадом, запихивая в рот все, что лежит рядом. Становится реальностью один из страшных снов Рейно – он превращается в свинью и словно нечистое животное хрюкает, чмокает и визжит от восторга. Утром вымазанного в шоколаде и опьяневшего от сладостей кюре находят люди, пришедшие на праздник.

109 Таким образом, происходит полное переворачиваение, характерное для карнавала: христианин превращается в язычника, приверженец поста – в обжору, человек – в свинью. Дух карнавала, символом которого становится Шоколад, одерживает победу над анти-духом, косностью и рутиной провинциального городка. Название следующего романа, «Ежевичное вино», отсылает к знаменитой книге Р. Бредбери «Вино из одуванчиков». У Бредбери вино из одуванчиков это – «пойманное и закупоренное в бутылки лето». Оно хранит в себе текущее время, события, которые произошли, когда вино было сделано. Те же функции – пробуждать воспоминания прошлого и воздействовать на настоящее демонстрирует плодовое вино, попавшее к главному герою романа «Ежевичное вино». Д. Харрис в предисловии к роману спрашивает: «Если бы вы могли запечатать в бутылку свое прошлое, какой бы вы выбрали период жизни? Какое время года? Каким было бы оно на запах и вкус?»

“What if you could bottle a year of your past? Which one would it be? Which time of year? What would it smell like? How would it taste?” [ Wine: 4].

Бывший некогда популярным писатель Джей Макинтош пишет второсортную фантастику и тихо спивается, но однажды в погребе обнаруживает шесть бутылок домашнего вина. Вино оказывается волшебным – оно способно возвращать героя в прошлое, на двадцать лет назад, в три незабываемых им лета, чтобы он смог переосмыслить свою жизнь. Полноправными персонажами романа являются бутылки с настойками и винами, хранящимися в погребе главного героя. Так, повествование ведется от лица бутылки Флери 1962 года розлива, излагается точку зрения на происходящие события ее соседей по полке в кладовой. В романе подчеркивается, что это вино предназначено для особого случая, и

110 таинственным образом связано с главным героем романа. Бутылка Флери объясняет читателям, что она, словно барометр, может ощущать эмоции Джея и даже читать его мысли.

I always liked it when he came to the cellar. Like a barometer, I can sense his emotional temperature when he is close to me. To some extent I can even read his thoughts. As I said, there is a chemistry between us [Wine: 23].

В конце книги Джей выпьет волшебный напиток, и дух вина соединится с героем, выполнив свою задачу. В погребе героя хранятся еще шесть особых бутылок с ягодными настойками 1975 года. Волшебный напиток оставил герою необычный человек – Джо Кокс – эксцентричный старик-садовод, когда-то помогший Джею поверить в себя и стать настоящим человеком, а затем исчезнувший без следа. Напитки в погребе живут своей жизнью: спорят, завидуют, сплетничают и, словно хор в греческой трагедии, комментируют события людей.

Beneath them, in the cellar, the remaining Specials rubbed together in longing and anticipation. They made barely any sound, but I could feel their activity, a fast and yeasty ferment, like trouble brewing. Soon, they seemed to whisper from their glassy cradles in the dark. Soon. Soon. Soon. They were never silent now. Beside me in the cellar they seemed more alive, more alert than ever before, their voices swelling to a cacophony of squeaks, grunts, laughter and shrieking which rocked the house to its foundations. Blackberry blue, damson black. Only these remained, but still the voices had grown louder [Wine: 221].

Вино в каждой из шести «особых» бутылок обладает волшебными свойствами – пробуждать воспоминания, вызывать ассоциации с прошедшими событиями и располагать незнакомого человека к Джею. Каждая распитая бутылка побуждает героя и других персонажей книги действовать по задуманному неизвестным демиургом плану. Попробовав первую – Jackapple 1975, Джей находит рекламу продающегося деревенского шале неподалеку от места, где жил его пропавший друг – старик Джо. Герой покупает дом и переезжает в деревню. Вино наделяет главного персонажа романа новыми 111 творческими силами, а самое главное, позволяет общаться с Джо – старик часто навещает его, но странным образом – никто из посторонних его не видит и не слышит. «Особые» настойки, изготовленные в 1975 году, круто изменяют жизнь Джея Макинтоша. Он становится своим в деревне, его любят жители и снабжают продуктами и историями для новой книги. Под влиянием старика Джо и новых земляков герой переосмысливает цель своего бытия. Волшебное вино находит герою новую любовь, открывает тайну магических визитов старого друга, помогает вернуть утраченный талант и обрести новый. Оппозиция «волшебное – обыкновенное», составляющая важную черту поэтики Д.Харрис (см. подробнее об этом в четвертой главе), в романах «Ежевичное вино» и «Шоколад» также реализуется через гастрономическую образность. Постная и пресная церковная еда, призванная усмирять плоть, противопоставляется в книге «Шоколад» магическим, языческим сладостям Виан, возбуждающим в людях радость и светлые чувства. Изготовляемый Виан шоколад – не просто праздничная еда: ее усилиями он обретает чудесную силу, объединяющую людей, раскрывающую их скрытые возможности и таланты, наполняющую их жаждой свободы и справедливости. Виан отмечает магическую силу сладости, берущую начало из тропических лесов Южной Америки, питающую древних богов; разглашение тайны изготовления шоколада каралось смертью. Виан вспоминает, как в ходе работы воздух в кухне пропитывается смесью запахов шоколадной глазури, ванили, раскаленных котлов и корицы – он напоминает героине терпкий грубоватый дух Америки, острый смолистый аромат тропических лесов. Виан словно путешествует во времени, участвуя в священных ритуалах индейцев Мексики, Венесуэлы и Колумбии, создавая пищу богов, горький эликсир жизни:

There is a kind of alchemy in the transformation of base chocolate into this wise fool's gold; a layman's magic which even my mother might have relished. As I work I clear my mind, breathing deeply. The windows are open, and the through draught would be

112 cold if it were not for the heat of the stoves, the copper pans, the rising vapour from the melting couverture. The mingled scents of Chocolate: vanilla, heated copper and cinnamon are intoxicating, powerfully suggestive; the raw and earthy tang of the Americas, the hot and resinous perfume of the rainforest. This is how I travel now, as the Aztecs did in their sacred rituals. Mexico, Venezuela,-Colombia. The court of Montezuma. Cortez and Columbus. The food of the gods, bubbling and frothing in ceremonial goblets. The bitter elixir of life [Chocolate: 43].

В романе «Ежевичное вино» ординарная еда также противопоставляется необычной, волшебной. Рассказчик, а им выступает бутылка вина Флери, утверждает, что все алкогольные напитки разумны и общаются друг с другом, а также с некоторыми посвященными людьми. Вино, по своему желанию, может развязать язык, разгласить тайну, рассказать о великом, трагическом или ужасном. Оно способно хохотать, рыдать, вытаскивать на свет самое сокровенное и давно забытое.

Wine talks. everyone knows that. Look around you. Ask the oracle at the street corner; the uninvited guest at the wedding feast; the holy fool. It talks. It ventriloquizes. It as a million voices. It unleashes the tongue, teasing out secrets you never meant to tell, secrets you never even knew. It shouts, rants, whispers. It speaks of great things, splendid plans, tragic loves and terrible betrayals. It screams with laughter. It huckles softly to itself. It weeps in front of its own reflection. It opens up summers long past and memories best forgotten [Wine: 9].

Волшебные наливки, с помощью которых герой романа круто изменяет свою жизнь, были созданы путем добавления в разные ягоды редкого овоща, названного садоводом Джо Jackapple. По словам Джо, Jackapple представляет собой кусочек утраченного времени, отголосок далекой эпохи когда люди верили в магию, а большая часть мира еще не была отражена на картах:

These aren't just potatoes, lad. These are little nuggets of lost time, from when people still believed in magic and when half the world was still blank on the maps [Wine: 243].

В карнавально-игровой эстетике романов Д. Харрис, где большую роль играют фольклор, сказки и легенды, важным элементом выступает еда. В книге «Шоколад» дети пересказывают легенду о том, как в пасхальную ночь все 113 колокола Франции летят к папе Римскому, и он благословляет их один за другим. Слова его благословения превращаются в самые разные шоколадки, а затем колокола переворачиваются, чтобы забрать все сладости и отвезти домой. Шоколадки летят высоко над полями и лесами, а затем вываливаются, когда колокола переворачиваются и начинают звонить. А дети ждут этого момента и подставляют ловушки, куда падают шоколадные яйца, зверушки, орехи и зефир. В этом же романе героиня решает устроить в канун Пасхи праздник Шоколада (Grand Festival du Chocolat) и вылепить из шоколада библейские предания об этом празднике. Вскоре на витрине и прилавке магазина появляются Иисус из шоколада на кресте, папа Римский из белого шоколада и огромная шоколадная статуя богини Остары, символизирующей приход весны, со снопом колосьев в одной руке и корзиной с яйцами в другой.

3.2. ПИРШЕСТВЕННЫЕ ОБРАЗЫ КАК СРЕДСТВО ХАРАКТЕРИСТИКИ

ПЕРСОНАЖЕЙ («ПЯТЬ ЧЕТВЕРТИНОК АПЕЛЬСИНА»)

В третьем романе «трилогии о еде» исследуется важную роль, которую пища играет в жизни, поступках, а порой и в человеческой судьбе. Комментируя роман «Пять четвертинок апельсина», Д.Харрис отмечает, что еда, оставаясь источником удовольствия, может также выступать средствами бартера и шантажа, служить воротами с прошлое и даже способна примирить матерей и их дочерей:

Food continues to be a source of pleasure, but here it is far from simple; it is politicized by the fact that much of it is in short supply; it becomes a means of bartering and blackmail, both during the war and in the present day; it becomes an expression of style (much to the elderly Framboise's disgust); a gateway into the past, a means of self-assertion and finally, the agent of a long-delayed reconciliation between mothers and daughters [сайт].

В романе красной нитью проходит мысль о связи пищи и смерти, остающимися в военное время единственно заметным и доходным делом в

114 деревне Ле-Лавёз. Последующие события, разворачивающиеся в романе, подтверждают и иллюстрируют это положение. Кульминационным моментом книги становится смерть немецкого солдата и последующий расстрел заложников, круто меняющие судьбу всех членов семьи Дартижан, а также жизнь их односельчан. А пища и все, связанное с ее производством, полностью определяют жизнь французской деревни, особенно в голодные военные годы. Еда предстает в романе прежде всего как экзистенциальная ценность, причем такое функционирование топоса осуществляется как на событийно-фабульном, так и на уровне структурной организации текста. Две сюжетных линии книги непосредственно связаны с добычей, производством, распространением пищи. Особую роль в книге отводится апельсинам, о чем свидетельствует и заглавие романа, и обращение героини к читателям в начале романа словами «Все началось с апельсина». Повышенная частотность упоминания этого фрукта приводит к тому, что его топос в художественном мире романа приобретает особое символическое и мистическое значение. В начале романа читатель узнает, что запах цитрусовых оказывает на Мирабель Дартижан странный иррациональный эффект, вызывая длительные приступы мигрени, лишающие ее памяти и воли, превращая в злое враждебное людям существо. Постоянный безотчетный страх перед апельсинами, делает их в глазах матери героини символом опасности, постоянной угрозы, нависшей над ней и детьми. Фрамбуаз вспоминает, как однажды знакомая торговка дала на всех один апельсин. Узнав об этом, Мирабель не пустила детей в дом, пока они тщательно не вымыли руки и рот, не выскребли под ногтями и не протерли кисти лимонным бальзамом с лавандой. Даже и после этого она утверждала, будто от детей несет апельсинным маслом, и два дня держала окна раскрытыми, чтобы запах окончательно выветрился. Для героини запрет матери на любые действия с апельсинами, даже упоминание, делает этот фрукт в буквальном и переносном

115 смысле запретным плодом. Поэтому, увидев апельсины на рынке, Фрамбуаз не в силах удержаться, чтобы не заполучить хотя бы один:

That was when I saw it. On the ground just beside the stall, next to a box of chicory, wrapped singly in purple tissue paper and laid on a tray out of the sun…Suddenly I wanted one, needed one with such urgency that I barely even paused to think [Orange: 110].

Получив запретный плод, маленькая Фрамбуаз зашивает в подушку матери корки от апельсина, что вызывает у женщины длительные приступы мигрени. Для детей ее болезнь становится праздником и ассоциируется со свободой, которая заключается в том, что они могут купаться в Луаре или ловить раков на мелководье, бродить по лесу, до одури наедаться вишнями, сливами или незрелым крыжовником, устраивать битвы, кидая друг в дружку картошкой. Второй апельсин, подаренный Лейбницем, дети с соблюдением всяческих предосторожностей делят и съедают как вкуснейший деликатес:

We sliced the fruit in two, holding the halves over a couple of broad leaves so that none of the juice should be lost. It was a good one, thin skinned and tart beneath its sweetness. I remember how we sucked every drop of the juice, how we rasped the flesh clear of the skin with our teeth, then sucked at what remained until our mouths were bitter and cottony [Orange: 110].

В конечном итоге предчувствия Мирабель оправдываются. Опасный фрукт становится поводом для знакомства и контактов детей с немецкими оккупантами, причиной постоянной болезни матери, а также приводит к цепочке других событий, закончившихся изгнанием семьи Дартижан из родного дома. Другая сюжетная линия романа, разворачивающаяся уже в наши дни, также связана с топосом пищи. Вернувшись на родину под чужим именем, Фрамбуаз начинает печь и продавать сладкие изделия – бриоши, блинчики, торты, хлебцы, печенье. Затем добавляет в ассортимент яйца, козий сыр, фруктовые наливки и вино. Через четыре года открывает свою crеperie

116 «Малиновый блинчик», а затем и кафе «У Фрамбуаз». Для Фрамбуаз Дартижан, по ее признанию «пища – праздник чувств, кропотливо создаваемая быстролетность – вроде фейерверка». Такой же заряд праздничности героиня пытается внести в косный, застывший и будничный мир деревни Ле-Лавёз. И это ей вполне удается. Постепенно кафе обретает постоянных посетителей, среди которых друг детства героини – Поль. По его словам, он догадался о том, кем является героиня на самом деле, как только отведал ряд ее блюд по рецептам Мирабель Дартижан. После смерти матери героине достается в наследство альбом с рецептами семейных блюд, которые, благодаря стараниям Фрамбуаз, становятся «фирменными» и получают известность далеко за пределами деревни. Конфликт с родственниками, желающими завладеть альбомом, превращается в романе в своеобразный «кулинарный поединок». Напротив кафе героини появляется фургон с фаст-фудом, привлекающий молодежь. Закусочная на колесах не может конкурировать с кафе Фрамбуаз, однако ее владельцы применяют недозволенные приемы. Из фургона постоянно, часто вплоть до самого до утра, доносится громкая музыка, ее порой перекрывают крики возбужденной от пива молодежи, приезжие байкеры ревом и гарью от моторов отравляют окрестности, хулиганы наносят ущерб хозяйству и запасам Фрамбуаз. Постепенно посетителей кафе становится все меньше и меньше. Старые клиенты героини, несмотря на снижение цен, не желают и не могут принимать такого соседства. Однако огромное количество доброты и праздничности, привнесенное героиней своим землякам, превращается в энергию для отпора шантажистам. Фрамбуаз в деревне уже признали своей, поэтому находятся соседи, прежде всего старый друг Поль, готовые ей помочь. Усилиями друзей злополучный фургон с фаст-фудом изгоняется из деревни. Главные герои романов Д. Харрис часто видят и осваивают окружающее в метафорах и сравнениях со съедобным. Так при виде инвалида Мирабель

117 приходит в голову мысль о его культе как о непропеченном пудинге, перевязанным бечевкой:

I keep thinking about what it looks like inside the pinned-up trouser leg. Like an uncooked white pudding, tied up with a piece of string [Orange: 30].

Встретившись через много лет с братом, Фрамбуаз «Пять четвертинок апельсина» отмечает, как сильно он постарел, сравнивая его тело с несвежим суфле, а уши с поганками:

That was Cassis, rising with difficulty from his chair. I noticed that age had shrunk him; had softly sunk him into himself, like a failed soufflе…He seemed to find the whole thing very funny, rocking and wheezing. Even his ears shook, big old-man’s ears like blue-cap mushrooms [Orange: 39].

Навещая сестру в доме престарелых, героиня отмечает характерный для этого заведения запах вареной капусты, прачечной и болезней, исходящий от брошенных людей, которые хнычут, отказываясь от тушеных яблок. Подобное можно отметить и в других романах Харрис. Так, в романе «Леденцовые туфельки» героиня сравнивает улыбку колдуньи с ломтем спелого сахарного арбуза:

You couldn’t help liking her, I thought. Her eyes were so blue, her smile like a slice of summer watermelon. It dropped a little as she looked at the door [Shoes: 34].

В романе «Пять четвертинок апельсина» гастрономические пристрастия Мирабель Дартижан позволяют полностью нарисовать ее целостный портрет, отразить внешние связи и внутренний мир со всеми его проблемами и переживаниями, и даже ответить на вопрос, в чем заключается смысл жизни персонажа. Д. Харрис описала в романе жизнь М. Дартижан – вдовой крестьянки, для которой все живое – одухотворено, а полученная в ходе работы пища является символом и важнейшей составляющей всеобщей жизни. Мирабель не отделяет себя от природы, чувствуя себя ее частичкой, выполняющей свою, заданную 118 Творцом, задачу. А именно – всю жизнь она посвящает работе в саду и огороде, а также воспитанию троих детей. Причем приемы взращивания детей и плодовых деревьев у нее одинаковы. Поэтому плодовым деревьям Мирабель дает человеческие имена и ухаживает за ними, как за детьми, а отпрысков нарекает по названию плодов и лакомств собственного изготовления. Так, сына Кассиса [Cassis – черная смородина (фр.)] она называет в честь пышного пирога со смородиной, дочь Фрамбуаз [Framboise – малина, малиновый ликер (фр.)] – по названию малиновой наливки, а дочь Рен-Клод – в честь торта со сливами ренклод [Reine-claude – известный сорт слив (фр.)] Однажды в дневнике матери ее дочь Фрамбуаз найдет запись, где Мирабель признается в неправильном методе воспитания детей, позаимствованным ей у самой природы. Она просчиталась, полагая, что дети как садовые деревья. И если подрезать ветки они станут лучше расти.

My mistake was thinking children were like trees. Prune them back and they’ll grow sweeter. Not true. Not true. When Y. died I made them grow up too fast. Didn’t want them to be children. Now they’re harder than me. Like animals. My fault [Orange: 341].

Плодовым деревьям Мирабель уделяет порой больше внимания, чем родным детям. Из ее дневника видно, что крестьянка обращается с растениями, как с живыми людьми, высоко ценит, записывая в дневник их полные «королевские» имена - Rose d’Aquitaine, Beurre du Roi Henry, Conference Williams, Ghislaine de Penthièvre, в то время как детей всегда обозначает сокращенно. Одна из записей сообщает, что Мирабель всю ночь не отходила от яблони Ивонны, страдавшей от холода:

Stayed up all night with Belle Yvonne, she was so sick with cold [Orange: 32].

Мировоззрение Мирабель Дартижан более типично для ее прапрабабок, видевших мир совсем по-другому, где человек воспринимался как часть мира, полностью от него зависящая. Описание такого видения мира дал М.М. Бахтин

119 в работе «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса»:

Происходящая в разинутом, грызущем, терзающем и жующем рту встреча человека с миром является одним из древнейших и важнейших сюжетов человеческой мысли и образа. Здесь человек вкушает мир, ощущает вкус мира, вводит его в свое тело, делает его частью себя самого. Пробуждающееся сознание человека не могло не сосредоточиться на этом моменте, не могло не извлекать из него ряда очень существенных образов, определяющих взаимоотношение между человеком и миром. Эта встреча с миром в акте еды была радостной и ликующей. Здесь человек торжествовал над миром, он поглощал его, а не его поглощали; граница между человеком и миром стиралась здесь в положительном для человека смысле [Бахтин: 2000, 310].

Высшей радостью для Мирабель было ощущать себя живущей в гармонии с окружающим, понятным для нее материальным и съедобным миром, чувствовать неразрывную связь с ним быть готовой принять мир в себя или отдать себя ради других. В альбоме крестьянки дочь нашла запись, похожую на стихи:

This sweetness scooped like some bright fruit

Plum, peach, apricot watermelon perhaps

from myself this sweetness [Orange: 6].

Фрамбуаз трактовала эти строчки как возникновение у матери сильного чувства к немецкому солдату. Свою назревающую любовь Мирабель сравнивала с расцветом плода, наливанием его любовным соком. Особенностью Мирабель, отличающей ее от соседей, была огромная любовь ко всему живому, желание не просить и не требовать у природы, а честно сотрудничать с ней, отдавая свой труд и любовь и получая взамен урожай. Такое отношение почти всегда приносит семье хороший достаток. Дочь вспоминает, что в хозяйстве у Мирабель, которое почти не отличается от средневекового натурального, большое количество коз, свиней, более сотни плодовых деревьев, клубничные и малиновые поляны, заросли крыжовника и смородины: 120 At one time we had over a hundred trees (apples, pears, plums, gages, cherries, quinces), not to mention the raspberry canes and the fields of strawberries, gooseberries, currants-the fruits of which were dried, stored, made into jams and liqueurs and wonderful cartwheel tarts on pâte brisée and crème pâtissière and almond paste [Orange: 11].

М.М. Бахтин отмечал, что еда и труд в древние времена были тесно связаны, и человек ассоциировал победу над природой ее поглощением, перевариванием:

Еда в древнейшей системе образов была неразрывно связана с трудом. Она завершала труд и борьбу, была их венцом и победой. Труд торжествовал в еде. Трудовая встреча человека с миром, трудовая борьба с ним кончалась едою - поглощением отвоеванной у мира части его. Как последний победный этап труда еда часто замещает собою в системе образов весь трудовой процесс в его целом [Бахтин: 2000, 330].

Так и для Мирабель Дартижан вся жизнь сводится к труду, эквивалентом которого выступают полученные натуральные продукты. Именно поэтому крестьянка пестует деревья и плоды как родных детей, а вехи своей жизни помечает кулинарными рецептами. Процесс питания и приготовления еды становится для нее единственным воплощением творческих сил. Дочь вспоминает, что все чувства Мирабель изливались в кулинарии в создании гастрономических шедевров:

My mother marked the events of her life with recipes, dishes of her own invention or interpretations of old favorites. Food was her nostalgia, her celebration, its nurture and preparation the sole outlet for her creativity. She lacked the capacity for tenderness. Her defenses were too good, her sensual impulses sublimated into her recipes, into creating the perfect lentilles cuisinées, the most ardent crème brûlée [Orange: 5].

И даже материнская любовь сводилась у Мирабель лишь к угощению: иногда крестьянка приносила детям пригоршню дикой земляники, росшей в траве вдоль огорода, или позволяла им вылизывать кастрюльки, соскребать с донышка приставшее варенье. По приготовленным матерью блюдам дети безошибочно могли определить, какое у нее настроение. В хорошие дни их

121 ожидал роскошный пир, а в плохие они ограничивались холодными блинчиками с каплей мясной подливки:

Mother was like that sometimes; on good days there would be a feast, and on bad we would make do with cold pancakes and a smear of rillettes [Orange: 9].

Мирабель относится к пище как к особой ценности, поэтому сама трапеза для нее подобна магическому ритуалу, приобщению к тайне, получению от природы ее силы, содержащейся в продуктах. Вот как она учит детей пить вишневую настойку: необходимо разлить ее в маленькие стаканы, выловить вишенку, задержать ее во рту, пока размягченный плод не растворится под языком. Затем надавить зубами косточку, чтоб из нее брызнул крепкий нектар, и перекатывать плод во рту, как бусину четок. При этом нужно вспоминать время, когда эта вишня вызрела, ушедшую осень, обретенную вновь в твердой сердцевине плода.

Serve in tiny liqueur glasses, with a spoon to scoop out the cherry, and leave it in the mouth until the macerated fruit dissolves under the tongue. Pierce the stone with the point of a tooth to release the liqueur trapped inside and leave it for a long time in the mouth, playing it with the tip of the tongue, rolling it under, over, like a single prayer bead. Try to remember the time of its ripening, that summer, that hot autumn, the time the well ran dry, the time we had the wasps’ nests, time past, lost, found again in the hard place at the heart of the fruit [Orange: 4].

Пьянство же, по мнению Мирабель, это – прегрешение против природы плодов, фруктовых деревьев, самого вина. Это надругательство, осквернение плодов и напитка, как насилие – осквернение любви.

Drunkenness, she told us once in a rare moment of confidence, is a sin against the fruit, the tree, the wine itself. It is an outrage, an abuse, just as rape is an abuse of the act of love [Orange: 8].

По воспоминаниям детей, единственным местом, где Мирабель улыбалась, была кухня. Большую часть свободного времени она проводила за готовкой, перечисляя в своей обычной монотонной манере, похожей на молитву,

122 названия трав и специй: «корица, тимьян, мята, кориандр, шафран, базилик, любисток». На той же ноте выполнены ее описания рецептов:

See the tile. Has to be the right heat. Too low, the pancake is soggy. Too high, the butter fries black, smokes, the pancake crisps [Orange: 7].

Позднее героиня поняла, что таким образом ее мать пыталась найти контакт с детьми, а ее бормотания предназначались для образования и воспитания своих отпрысков. Как мы уже отметили, по-настоящему Мирабель была счастлива в своем мире еды, где очаг заменял ей солнце, а кухонная утварь – предметы для священного действа – приготовления пищи. Она часто вместо песни пела строчки из какого-либо любимого рецепта:

Add the raw unsoaked millet-hnn hnnn-and turn off the heat. Leave covered for-hnnn hnnn-ten minutes without stirring or-hnnnn-until the juices have been absorbed. Press into a shallow dish-hnn hnn hnnn-brush with oil and bake until crisp [Orange: 160].

Реальный мир доставлял ей только неприятности. Из дневника Мирабель отчетливо видно как бегут ее мысли от приготовления еды к будничным постоянным проблемам:

Clean and gut the anchovies and rub inside and out with salt. Fill each one generously with rock salt and branches of salicorne. Place in the barrel with the heads facing upward and cover with salt by layers [Orange: 324].

Затем она вспоминает, что кончились таблетки. Мрачные думы о предстоящей бессонной ночи экстраполируются на образ анчоусов, ассоциируя их с попавшими в беду детьми:

Another affectation. When you opened the barrel they would be there, standing on their tails in the gleaming gray salt, staring in mute fishy appeal. Remove what is needed for the day’s cooking and pack the rest into place with more salt and salicorne. In the darkness of the cellar they look desperate, like drowning children in a well. Snip off that thought quickly, like the head of a flower. Out of pills [Orange: 222].

123 Такая манера существовать одновременно в двух вселенных: в собственном комфортном мире, который доступен, понятен и съедобен, и в жестокой реальности, где могут съесть тебя, подтверждается содержанием альбома, доставшимся в наследство Фрамбуаз. Альбом представляет собой и личный дневник, и сборник кулинарных рецептов, и хозяйственную книгу. Открывается он помутневшей фотографией отца героини с приклеенной ленточкой ордена Почетного Легиона, под которой аккуратно записан рецепт гречневых блинчиков. Снизу приписано красными чернилами «Не забыть – выкопать иерусалимские артишоки. Ха-ха-ха!». Строчка содержит долю черного юмора, поскольку кроме отца никто из семьи не любил артишоки, поэтому вскоре вместо них посадили другие овощи. Альбом требует от героини тщательного изучения и расшифровки, но помогает пролить свет на многие события прошлого. Запечатленные в нем мысли Мирабель путаются, ее воспоминания неожиданно перескакивают на описания блюд и наливок, мать героини словно пытается найти опору в знакомых кулинарных терминах и изложении рецептов. Так, из альбома матери героиня узнает, как Мирабель выловила из колодца одежду убитого немца; воспоминания о событии перемешаны с рецептом изготовления наливки (выделено курсивом – С.Т.):

I recognized them at once. For a while I thought it was just a bundle of leaves. Pulled it out with a pole to clear the water. Clean the raspberries and wipe off the bristles. Soak in warm water for half an hour. Then I saw it was a parcel of clothes tied together with a belt. I didn’t have to go into the pockets to know at once. Drain the water from the fruit and place in a large jar so as to cover the bottom. Thickly layer over with sugar. Repeat layers until jar is half full. At first I couldn’t think. I told the children I’d cleared the well and went to my room to lie down. I locked the well. I couldn’t think straight. Cover the fruit and sugar with Cognac, making sure not to disturb the layers, then fill with Cognac to top of jar. Leave for at least eighteen months [Orange: 202].

Д. Харрис, таким образом, удается создать целостный и исчерпывающий портрет Мирабель только лишь средствами описания ее гастрономических пристрастий и отношения к еде.

124 Важной особенностью романа «Пять четвертинок апельсина» является то, что каждое важное событие в жизни главных героев маркируется каким-либо процессом, связанным с пищей (обед, продуктовая ярмарка, угощение и т.д.). Так, первые воспоминания маленькой Фрамбуаз (о поездке в город Анже) связаны с едой. Девочка отчетливо помнит, как они отправилась в город на двуколке, нагруженной ящиками, где лежали сладкие пироги, печенье, сыры, яйца и фрукты.

Carts crammed axle to axle in the main street, bicycles pulling wicker baskets, a small open-topped wagon laden with churns of milk, a woman carrying a tray of loaves on her head, stalls piled high with greenhouse tomatoes, eggplants, zucchini, onions, potatoes. Here a stall sold wool or pottery; there Wine: milk, preserves, cutlery, fruit, secondhand books, bread, fish, flowers [Orange: 103].

Рынок становится для девочки образчиком другого мира, где люди могут общаться и выражать свои отношения посредством продуктов. Семью Дартижан, глава которой погиб на войне, односельчане жалеют и уважают. Поэтому, после закрытия рынка, Мирабель посылает дочь подобрать остатки съестного у других лотков: перезрелые фрукты, обрезки мяса, подгнившие овощи, которые уже нельзя хранить. Героиня вспоминает:

People saw me, and knowing our family’s history, gave me what they could not sell; a couple of melons, some eggplants, endives, spinach, a head of broccoli, a handful of bruised apricots. I bought bread from the baker’s stall and he threw in a couple of croissants, ruffling my hair with his big floury hand. I swapped fishing stories with the fishmonger, and he gave me some good scraps, wrapped in newspaper [Orange: 111].

Знакомство героини с немцами также происходит на рынке. Один из солдат – Лейбниц – видит, как Фрамбуаз крадет апельсин, но немец не разоблачает ее, а лишь хитро подмигивает. Через несколько дней, повстречав героиню на рынке, Лейбниц подходит к ней и угощает шоколадкой. Чтобы успокоить Фрамбуаз, он рассказывает понятную для деревенской девочки историю о том, как ему хотелось украсть сливы:

125 «I remember an orchard by a river,” the German said softly. “Near the village where I grew up. It had the biggest, blackest plums you ever saw. High wall all around. Farm dogs prowling. All through summer, I tried to get at those plums! I tried everything. I could hardly think of anything else» [Orange: 155].

Поняв, что немец не причинит ей вреда, героиня, показывая свою расположенность, съедает подаренный шоколад. Оказывается, солдат и героиня увлекаются рыбалкой. Поэтому Лейбниц в шутку дает Фрамбуаз прозвище Backfisch (игра слов в немецком языке; лексема переводится как жареная рыба или как девочка-подросток). Лейбниц, родившийся в деревне, хорошо понимает внутренний мир крестьянской девочки, основу которого составляют постоянные заботы о пропитании. Поэтому солдат рассказывает Фрамбуаз про то, что находит отклик в ее сердце: про свой дом в Германии, про Bierwurst и Schnitzel, Шварцвальд и Feuerzangenbowle, Keks и Strudel, Backofen и Frikadelle с горчицей, про то, какие яблоки росли в саду его бабушки до войны. В свою очередь, когда Фрамбуаз предлагает Лейбницу дезертировать и жить в лесу, то первым делом она отмечает, чем можно питаться:

«We could run away and no one would ever know where to find us. We could eat rabbits and things…mushrooms…berries…” My face was burning. My throat felt sore and parched. “We’d be safe,” I insisted. “No one would know [Orange: 378].

В романе «Пять четвертинок апельсина» еда выполняет важную функцию, выступая средством создания ряда существенных для художественного мира произведения оппозиций. Так, несмотря на контакты детей с немецкими солдатами, для них захватчики всегда остаются чужими. В оппозиции «свое – чужое» немцам приписываются гиперболизованные негативные качества, такие, как жадность, неряшливость, прожорливость. Кассис, который первым познакомился с солдатами, рассказывает сестрам, что немцы жрут, как свиньи:

«And they eat like pigs!” he had continued with indignation. “You should see their canteen-whole loaves of bread, with jam and and rillettes and cheese and salted 126 anchovies and ham and sour cabbage and apple-you wouldn’t believe it»! [Orange: 165].

На протяжении большей части романа автором реализуется оппозиция «старое – новое», касающаяся противостояния традиционной (старой, своей) и новой (стильной, но чужой) французской кухни. В сюжетной линии романа, происходящей в наши дни, Фрамбуаз противостоит невестка брата – Лора, открывшая модный ресторан в городе. Если для Фрамбуаз приготовленная еда – это радость, яркий праздник, предназначенный, прежде всего, для окружающих, то для родственников на первый план выходит вопрос наживы; соответственно, и блюда становятся объектом престижа и стиля. Блюда в ресторане Лоры кажутся Фрамбуаз искусственными: это «ненастоящая» пища, она лишена поварской магии, той энергетики, что дает блюду неповторимую прелесть и уникальность. «Осовременивание» кухни, утрата связи с исконной традицией (напомним, что в романе постоянно подчеркивается связь гастрономии Фрамбуаз с рецептами, которые героиня унаследовала от матери) приводят к тому, что ресторанная еда лишается карнавальности, становится псевдо- или даже антикарнавальной: высокие цены, маленькие порции и сплошное самовосхваление в напечатанном меню, которое не оправдывает ожидание голодных гостей:

The meal was…modern, I suppose. I’m no judge of such things. Some kind of salad in a bland dressing, lots of little vegetables cut to look like flowers. Might have been some endive in there, but mostly just plain old lettuce leaves and radishes and carrots in fancy shapes. Then a piece of hake (a nice piece, I have to say, but very small) with a white wine shallot sauce and a piece of mint on top-don’t ask me why. Then a sliver of pear tartlet fussed over with chocolate sauce, dusted sugar, chocolate curls. Looking furtively at the menu, I noticed a great deal of self-congratulatory stuff along the line of “a nougatine of assorted candies on a mouthwatering bed of wafer-thin pastry, bound with thick dark chocolate and served with a tangy apricot coulis.” Sounded like a plain old florentine to me, and when I saw it, it looked no bigger than a five-franc piece [Orange: 36].

127 Это принципиальное различие в двух кухнях отмечает и кулинарный критик, высоко оценивший талант Фрамбуаз. В своей журнальной заметке он пишет, что безоговорочно предпочтет непритязательную прелесть «Crèpe Framboise» любому изысканному – но все же заурядному – деликатесу Лоры. Разрушение карнавальной стихии отчетливо ощущается и в эпизоде с прощальным ужином, который устраивает Мирабель, интуитивно чувствующая, что за убитого солдата придется расплачиваться всей семье и решившая увезти детей к сестре. Описание плохой погоды и отличного ужина вкупе с неестественным поведением матери подготавливают читателя к зловещей развязке и кульминационной сцене романа. Приготовленный крестьянкой последний ужин из любимых семьей блюд должен примирить и сплотить семью, показать любовь матери, заставить детей понять ее точку зрения. Свою любовь и нежность Мирабель выражает единственно понятным ей и детям языком – лакомствами и напитками собственного приготовления. На столе красуются сладкий сидр, свежеиспеченный хлеб, ломтики ветчины, сливочное масло, жареная гусятина, колбаса, гречневые блинчики, однако трапеза лишена главных составляющих карнавального пиршества – радости, веселья, праздничности:

It was just after supper. It had been gray and dank all day, as if an old blanket had been thrown across the sky, and people were hot and prickly. Night brought little comfort, rolling a whitish mist across the fields so that our farmhouse seemed an island, mist seeping damply under doors and around window frames. We had eaten in silence as had become usual, and with little appetite, though I remember Mother had made an effort to make what we liked best. Bread freshly baked and scattered with poppy seeds, fresh butter from Crécy, rillettes, slices of andouillette from last year’s pig, hot sizzling pieces of boudin in its grease, and black buckwheat pancakes toasted in the pan, as crispy and fragrant as autumn leaves on the plate. Mother, trying hard to be cheerful, served us sweet cider from earthen bolées but took none for herself. I remember she smiled constantly and painfully throughout the meal, sometimes giving a sharp bark of false laughter, though none of us said anything funny [Orange: 27].

128 Все старания Мирабель оказываются тщетными, ворвавшаяся толпа сельчан избивает ее и сжигает дом; семья распадается и больше никогда не собирается вместе. Пища и все связанное с ее производством полностью определяют жизнь французской деревни Ле-Лавёз в голодные военные годы. Забота о пище в военное время является главным в поведении и устремлениях как жителей деревни, так и немецких захватчиков. В романе борьба за пищу усугубляется засухой и последующими ливнями, приведшими к потере урожая. Крестьяне изо всех сил стремятся спасти крохи оставшегося, чтобы выжить, вражеские солдаты рыщут по дворам в поисках съестного, так как их паек также слишком скуден. Фактически съестное становится эквивалентом самой жизни, ее ценности. Героиня романа отмечает, что в мирное время изобилие продуктов приводит к тому, что еду не просто выбирают, а следуют моде и рекомендациям. Так, в местном кулинарном журнале Фрамбуаз бросается в глаза строчка, где говорится, что в этом сезоне блюдо кускус просто необходимо подавать к каждому столу:

This year we’re all eating couscous, darling, it’s absolutely de rigueur [Orange: 23].

В романе «Шоколад» Д.Харрис конфликт основан на столкновении карнавальной культуры (конечно же, сильно изменившейся за столетия) со схоластической «высокой» культурой церкви, которую кюре Рейно пытается во что бы то ни стало сохранить в себе и навязать пастве. Идеалом священника являются духовные ценности, их развитие с помощью воздержания, поста, отказа от радостей, прежде всего связанных с потребностями тела. Шоколадная лавка Виан несет совсем другие ценности, трактуемые церковью как низменные и недостойные верующего человека. Еда (в романе ее символом становится шоколад) выступает как проводник новых важных ориентиров, как маркер

129 праздника, радости, изобилия, равенства, свободы. Проявление этих качеств, значительно редуцированных по сравнению с карнавальной культурой средневековья, мы видим у многих персонажей книги. В художественном пространстве, созданном Д.Харрис, пища и напитки составляют инструмент поэтического и философского осмысления мира, рассматривается как экзистенциальная ценность, может служить средствами бартера и шантажа, воротами в прошлое, способна объединять и примирять людей, создавать им праздник. Главные герои «трилогии о еде», вступая в конфликт с окружающим миром, пытаются (и небезуспешно) изменить его к лучшему с помощью создаваемых ими кулинарных шедевров.

130 IV. ВОЛШЕБНОЕ И МАГИЧЕСКОЕ В ПОЭТИКЕ Д. ХАРРИС

4.1.ФОЛЬКЛОРНО-СКАЗОЧНАЯ ПОЭТИКА РОМАНА «ПЯТЬ ЧЕТВЕРТИНОК

АПЕЛЬСИНА»

В основу одного из лучших романов Д. Харрис «Пять четвертинок апельсина» легли сюжетные линии, а также фольклорные представления, типичные для многих волшебных сказок. Умирает глава семьи Мирабель Дартижан, оставляя трем детям (сакральное число для сказок и мифов) неравнозначное наследство (ситуация типична для зачина многих сказок, ср. «Кот в сапогах», «Отцово наследство», «Ровное наследство» «Три копейки наследства» и др.). Старший сын Кассис получает дом и хозяйство, средняя дочь Рен-Клод наследует богатства винного погреба, младшему же ребенку, героине романа Фрамбуаз, достается бесполезный, на первый взгляд, альбом с записями кулинарных рецептов, газетными вырезками и дневниковыми заметками. В дальнейшем он сыграет немаловажную роль в судьбе героини, выполняя роль волшебного дара или средства – непременного атрибута сказочного героя, с помощью которого он преодолевает испытания. Особенностью романа Д. Харрис «Пять четвертинок апельсина» является отображаемая в нем через главную героиню Фрамбуаз мифопоэтическая картина мира, имеющего многие черты волшебного, сказочного. Жители французской деревни Ле-Лавез наделяют особым мифическим смыслом протекающую рядом реку Луару. Для них, как и для многих народов мира, вода (как инвариант – река) знаменует начало и конец вечной вселенской жизни, служит разделом двух миров – реального и потустороннего. Река, могучий поток воды, дает начало всему, что с ней соприкасается: полям, лугам, растениям, животным и людям, но так же легко может и отобрать жизнь. Поэтому в

131 сознании Фрамбуаз река выступает живым своенравным духом, независимым от людей:

Beyond the main street runs the Loire, smooth and brown as a sunning snake and broad as a wheat field, its surface broken in irregular patches by islands and sandbanks, which to the tourists driving by on the way to Angers might look as solid as the road beneath them. Of course, we know otherwise. The islands are moving all the time, rootless. Insidiously propelled by the movements of the brown water beneath, they sink and surface like slow yellow whales, leaving small eddies in their wake, harmless enough when seen from a boat, but deadly for a swimmer, the undertow pulling mercilessly beneath the smooth surface, dragging the unwary down to choke undramatically, invisibly… There are still fish in the old Loire, tench and pike and eels grown to monstrous proportions on sewage and the rotting stuff of upriver. Most days you’ll see boats out there, though half the time the fishermen throw back what they catch [Orange: 21].

Река Луара предстает как граница, отделяющая мир живых от мертвых. В своих снах маленькая Фрамбуаз часто переходит эту границу. Ей снится, как она тонет в реке, вокруг нее плывут сотни других утопленников и приветствуют ее кривой ухмылкой на лицах:

I began to have bad dreams in which I was lying underground, rotting, overwhelmed by the stench of my own decay. I drowned in the Loire, feeling the ooze of the riverbed crawl over my dead flesh, and when I reached out for help I felt hundreds of other bodies there with me, rocking gently with the undercurrent, crammed shoulder to shoulder against one another, some whole, some in pieces, faceless, grinning brokenly from dislocated jaws and rolling dead eyes in garish welcome… [Orange: 32].

Подобно сказочным героям, попадающим в загробный мир или проходящим испытания в лабиринте, деревенские дети ныряют в Луару и проплывают между подмытых водой корней деревьев, рискуя запутаться и утонуть. Фрамбуаз так описывает приключения пловцов в этом чуждом и враждебном человеку мире:

The principle of the game was simple. Along the banks of the Loire, shrunken now since the end of the rains, grew a profusion of tree roots washed bare by the passage of the river. Some were thick as a girl’s waist, others were mere fingerlings drooping down into the current, often reattaching themselves to the yellow soil a meter or so underwater so that they formed loops of woody matter in the murky water. The object 132 of the game was to dive through these loops-some of them very tight-jackknifing the body abruptly down and through and back again. If you missed the loop first time in the murky dark water, or resurfaced without having gone through, or if you refused a dare, then you were out. The person who could do the most loops, without missing any, won [Orange: 312].

Одним из маркеров жанра сказки выступают фиктонимы, окказиональные «говорящие» имена персонажей. В романе все члены семьи Дартижан носят необычные сказочные имена. Мать Фрамбуаз, Мирабель (ее имя, в переводе с французского означающее «Чудесная», тоже отсылает к жанру волшебной сказки), давала своим детям имена по названию плодов, растущих в ее саду. Фрамбуаз продолжила традицию и назвала дочерей Pistache – фисташка и Noisette – лесной орех. Внуки также получили соответствующие имена: Prune – слива и Ricotta – сорт сыра. Выдающийся ученый-фольклорист В.Я. Пропп выделил в качестве постоянных, устойчивых элементов волшебной сказки функции действующих лиц, независимо от того, кем и как они выполняются. В числе первых и важнейших он называет функции запрета, его нарушения, отлучки героя из дома и последующее за этим несчастье. Далее герой обретает помощника, и затем совместно с ним в ходе многоэтапной борьбы с противниками (антагонистами) преодолевает несчастье или возвращает утраченное. Наиболее частым атрибутом конца сказки является возведение героя на престол, вознаграждение, свадьба [Пропп: 1998,22]. В романе Д. Харрис «Пять четвертинок апельсина» присутствует целый ряд элементов, схожих с функциями действующих сказочных персонажей (по В.Я. Проппу). В качестве запрета в романе выступает табу, наложенное матерью Фрамбуаз на любые действия детей с апельсинами. Отношение персонажей к апельсинам как необычным волшебным предметам отсылает к мифам (золотые яблоки Гесперид в мифе о Геракле, «Яблоко раздора»), а также многим волшебным сказкам (ср. яблоко из сказок братьев Гримм «Белоснежка»,

133 «Волшебные яблоки», «Молодильные яблоки» и др.), их воздействие на Мирабель Дартижан имеет сказочный, волшебный эффект. Во время приступов она словно проваливается в другую реальность, где становится злым враждебным существом, ненавидящим людей. Мирабель бесцельно бродит по дому, ломает и разбрасывает вещи. Из рассказов отца дети понимают, что мать не контролирует себя во время болезни и способна на любые поступки. Фрамбуаз вспоминает, что в ее детском сознании предостережения отца наложились на сказки о злых ведьмах, которые лежат в гробу и могут видеть все сквозь стену:

My youthful mind associated the phrase with stories of witches. The gingerbread house. The Seven Swans. I imagined my mother lying on her bed in the dark, eyes open, strange words sliding between her lips like eels. I imagined her looking through the walls and seeing me, seeing right inside me and rocking with that dreadful, yarking laughter…. [Orange: 56]

Дочь инстинктивно чувствует странность матери, ее незримую связь с потусторонними силами, которые, по мнению жителей деревни, обитают в Луаре. Поэтому Фрамбуаз в минуты потрясений чудится в глазах заболевшей матери взгляд речного чудовища, олицетворяющего потусторонние враждебные человеку силы. Так, однажды ей показалось, что мать умерла, и, чтобы удостовериться, дочь подошла к ее постели и увидела мертвые глаза с пугающим округло-рыбьим взглядом.

I stood beside her. The dead eyes stared at me, unblinking. I wondered whether I ought to close them. There was something disturbing about their round, fishy gaze that reminded me of Old Mother, the day I finally nailed her up. A thread of drool glistened at her lips. I moved a little closer… [Orange: 69].

Обязательным элементом волшебной сказки служит описание относительного благополучия семьи Дартижан Благодаря кулинарному и винодельческому таланту матери, в военное время они не голодают и даже покупают обновки. В отличие от беспечных детей, Мирабель Дартижан

134 предчувствует несчастье и запрещает детям далеко отлучаться и, тем более, прикасаться к апельсинам. Фрамбуаз вспоминает, что от одного вида цитрусовых ее тошнило. Однажды, когда детей угостили апельсином, мать не пускала их в дом, пока они тщательно не вымыли руки и рот, а затем проветривала комнаты еще два дня.

Once, when a friendly woman at the market gave us an orange to share, our mother refused to let us into the house until we had washed, scrubbed under our nails and rubbed our hands with lemon balm and lavender, even then claimed she could smell the orange oil on us-left the windows open for two days until it finally vanished [Orange: 67].

Как и в сказке, Фрамбуаз не силах устоять перед запретным плодом. Она вспоминает, что однажды ей так захотелось украсть увиденный на рынке апельсин, что она не смогла устоять. Украв один и получив в подарок другой апельсин (функция нарушения запрета), девочка втягивает брата и сестру в череду событий, которые в корне изменят их последующую жизнь. Получив запретный плод, маленькая Фрамбуаз зашивает в подушку матери корки от апельсина, что вызывает у женщины длительные приступы болезни. Дети, тем временем, могут надолго оставлять свой дом. В свободное время они купаются в реке, посещают расположенный рядом городок, ходят в кино и даже подглядывают за ночной жизнью, кипящей в единственном оставшемся кафе. В городке Анжи дети знакомятся с немецкими солдатами, один из которых, Томас Лейбниц, постепенно вводит их во взрослый мир, где царят ложь, предательство, шантаж. Солдат с помощью детей собирает сведения о нарушающих оккупационный закон жителях, с тем, чтобы потом вымогать у них деньги или продукты. Дети, которым не хватает отца, привязываются к Лейбницу, а маленькая Фрамбуаз в него влюбляется. Солдат, по В.Я.Проппу, может рассматриваться как антагонист героя, чья задача заключается в том, чтобы нарушить покой счастливой семьи, нанести ее членам вред или ущерб. Именно Лейбниц сначала позволяет девочке украсть апельсин, а потом дарит 135 второй запретный плод. Из-за немецкого солдата в конечном итоге благополучная семья Дартижан чуть не погибает, а дети затем становятся изгоями. Большое место в романе занимает образ обитающей в Луаре огромной щуки. Жители деревни верят, что это злой дух, враждебный человеку. По местным поверьям эта рыба приносит несчастье тому, кто ее увидит, но, будучи пойманной, исполняет любое желание. Поверив легенде, Фрамбуаз все свободнее время проводит на реке, пробуя различные снасти с тем, чтобы выудить волшебную рыбу. Она с друзьями часто обсуждает хитрую щуку, названную жителями деревни «Old Mother» (Старуха). По преданиям щуке сорок лет, она живет в самой глубине и связана с нечистой силой:

“She’s there, ” he said stubbornly. “Right at the deepest point of the Loire. Might be forty years old, maybe fifty. Pikes live a long time, the old uns. She’s black as the mud she lives in. And she’s clever, crazy-clever. She’d take a bird sitting on the water as easy as she’d gulp a piece of bread. My dad sez she’s not a pike at all but a ghost, a murderess, damned to watch the living forever. That’s why she hates us [Orange: 79].

Устами героини автор несколько раз отмечает в романе важную и зловещую роль этой рыбы в судьбе Фрамбуаз: щука как будто вобрала в себя все несчастья девочки, и ее необходимо было поймать:

It was suddenly clear to me; not only possible, but an obligation. I thought of the dreams that had plagued me ever since Father died; dreams of drowning, of rolling blind in the black surf of the swollen Loire with the clammy feel of dead flesh all around me, of screaming and feeling my scream forced back into my throat, of drowning in myself. Somehow the pike personified all that, and though my thinking was certainly not as analytical as that, something in me was suddenly certain-certain- that if I were to catch Old Mother, something might happen. What it might be I would not articulate even to myself. But something, I thought in mounting, incomprehensible excitement. Something [Orange: 78].

Знакомство Фрамбуаз с Томасом Лейбницем, их совместное увлечение рыбалкой усиливает у девочки мечту поймать в Луаре огромную мистическую щуку. После долгих усилий, выудив ее с помощью Лейбница, девочка

136 загадывает заветное желание. Она просит о том, чтобы Томаса не переводили в другую воинскую часть, и он остался бы с ней. Щука в романе Д. Харрис очень походит на сказочную рыбу, исполняющую желание человека (ср. сказки в обработке русских писателей «По щучьему велению», «Сказка о рыбаке и рыбке»). В легендах многих народов присутствует поверье, что в обличье щуки может находиться водяной – хозяин окрестного водного мира – или другой представитель «нечистой» силы. Не зная этого, Фрамбуаз заключает устное соглашение с Рыбой (обманный договор с представителем хтонического мира представляет собой важную функцию волшебной сказки). Наивная девочка не представляет всего коварства существа из нижнего, враждебного людям мира, которым является река Луара. Рыба выполняет желание ребенка, проявляя при этом свою двойственную демоническая сущность – Лейбниц остается с Фрамбуаз и никуда не сможет поехать, поскольку, запутавшись в водорослях, немецкий солдат захлебывается и тонет. Обнаружив обман, Фрамбуаз выбрасывает Щуку на песок, где она погибает, но перед смертью посылает последнее проклятие, которое преследует девочку долгие годы. Следуя развитию сказочного сюжета, наступает кульминационный момент – героя постигает несчастье. Немецкое командование полагает, что утонувший Лейбниц был убит членами французского Сопротивления, и расстреливает десять заложников из деревни Ле-Лавез. Жители деревни огульно обвиняют в ложном доносе Мирабель Дартижан и, гонимые ненавистью, собираются около ее дома для расправы. От смерти детей и мать спасает неожиданный выстрел и мистический голос, в котором крестьяне узнают интонации расстрелянного немцами Филиппа Уриа. Людей пробирает дрожью, опомнившись, толпа расходится, но беда уже случилась – семья Дартижан распалась; ее члены больше никогда не собиралась вместе в старом доме. Опозоренная Мирабель уезжает на родину в Бретань, дети вынуждены жить и воспитываться у тетки. В кульминационной части романа можно увидеть 137 следующие важнейшие элементы (функции по В. Проппу) волшебной сказки: обретение помощника и уход героя из дома. Особенностью романов Д. Харрис является непременное наличие загадки или тайны, раскрываемой автором в конце произведения. В «Пяти четвертинках апельсина» загадочным спасителем семьи Дартижан, а затем верным помощником и другом становится Поль Уриа, приятель Фрамбуаз по детским играм. Возвращение героини домой происходит через пятьдесят пять лет. Д. Харрис уделяет произошедшим за долгие годы отсутствия Фрамбуаз событиям всего несколько строк, отмечая, что проклятие Щуки преследовало Фрамбуаз все эти годы. Из романа можно понять, что проклятие было наложено на ее способность открыто любить близких, возможность обрести постоянный дом и настоящую любовь, т.е. потеря такового важного для человека качества как любовь. Этот прием (сделка с дьяволом в обмен на душу или ее часть (смех, молодость, свободу, сердце, тень и др.)) неоднократно использовался в мировой литературе. К нему в разное время обращались А. фон Шамиссо («Удивительная история Петера Шлегеля»), В. Гете («Фауст»), Н.В. Гоголь («Портрет»), В. Гауф («Холодное сердце»), О. Уайльд («Портрет Дориана Грея»), М. Булгаков («Мастер и Маргарита») и др. Вернувшись под чужим именем домой, Фрамбуаз покупает бывшую усадьбу и хозяйство семьи Дартижан, восстанавливает его и ведет скромную жизнь, неузнанная односельчанами. Важные элемент волшебной сказки – возвращение героя домой и переодевание, что делает его неузнаваемым для прежнего окружения. То же в романе происходит и с Фрамбуаз, никто из жителей деревни (кроме Поля) не воспринимает ее как дочь Мирабель Дартижан. Унаследовав кулинарные таланты матери, героиня открывает небольшое кафе, где сама готовит все блюда. Многие жители, среди них Поль Уриа, посещают его ежедневно. Заведение быстро завоевывает популярность, блюда и рецепты «матушки Фрамбуаз» получают высокую оценку посетителей, в том 138 числе городских гурманов. Поль становится помощником Фрамбуаз. В роман вступают новые действующие лица – дальние родственники героини (антагонисты героя). Они пытаются получить кулинарные рецепты, большей частью заимствованные из материнского альбома, с тем, чтобы использовать их в ресторанном бизнесе. Фрамбуаз понимает, что коммерциализация уничтожит магию созданных ее матерью блюд; поставленная на поток еда, лишенная частички души мастера, не будет приносить людям радость от вкусной пищи. Она отказывает родственникам, после чего антагонисты вступают с ней в борьбу за овладение альбомом (волшебным средством). В романе подробно описываются их грязные попытки завладеть рецептами, уничтожить героя или нанести ему максимальный вред. Антагонисты трижды пытаются завладеть волшебным средством (с помощью уговоров, подкупа и шантажа). Как и в сказке, в романе герой побеждает врагов с помощью волшебного артефакта и советов помощника, то есть, в соответствии со схемой сказочного сюжета, успешно проходит все испытания. Непременным элементом сказки является разгадка трудной задачи, открывающей герою путь к спасению. В романе такой задачей для Фрамбуаз стала расшифровка записей в альбоме. Она вспоминает, что многое в альбоме было выдумкой, переплетенной с правдой, строки перекрещивались, слова были перевернуты и искажены:

I told you much of what she wrote was lies. Whole paragraphs of them, tangled into the truth like bindweed into a hedge, further obscured by the mad jargon she uses, lines crossed and recrossed, words folded and inverted so that each one is a struggle of my will against hers to extract meaning from the code [Orange: 388].

Фрамбуаз, конечно же, удается расшифровать все записи, которые ей оставила мать, и восстановить правду о событиях пятидесятипятилетней давности. Рассказав все журналистам (функция изобличения ложного героя или антагониста), она сбрасывает с себя цепи прежней лжи, делает невозможным

139 шантаж со стороны родственников и чудесным образом освобождается от заклятия. Благодаря расшифровке альбома Фрамбуаз разрешает старые конфликты как с матерью, так и со своими детьми, понимает и принимает их, ощущает, как они близки друг другу. Можно говорить о том, что волшебный предмет выполнил свое предназначение – дочь обрела силу матери и утраченный дар – любить близких. Теперь настал конец проклятию Щуки, женщина может любить и быть любимой:

At last I feel I can talk to you now, my wild Noisette, my sweet Pistache. Now I can hold you in my arms without that feeling of drowning in silt. Old Mother is dead at last, her curse ended. No disaster will strike if I dare to love you [Orange: 401].

Непременным атрибутом волшебной сказки является счастливый конец. То же происходит и в романе. Начальная беда или недостача (способность любить) ликвидируется, заколдованный расколдовывается (снимается проклятие Щуки). Герой преодолевает все трудности и вместе с помощником одерживает победу. Антагонисты повержены, а затем великодушно прощены. Особенностью «Пяти четвертинок апельсина» является особое отношение Д. Харрис к волшебству, которое характерно для жанра волшебной сказки. Автор часто приближается к магическому и ирреальному, но никогда не пересекает границы повседневного. Апельсины, от которых Мирабель Дартижан засыпает мертвым сном Белоснежки, очень похожи на волшебные яблоки. Но их действие можно объяснить редким заболеванием психического или аллергического характера. Дети всегда и во все времена нарушали запреты родителей, тем более, если это касалось отлучки из дома. Проклятие Щуки вполне могло быть навеяно старой легендой и существовать только в памяти Фрамбуаз, а погибшие, якобы, из-за нее люди, стали просто жертвой случайных обстоятельств, река – всегда опасное место. Сны и видения Фрамбуаз, ее предчувствия, мистическая связь со Щукой могут быть объяснены фантазиями впечатлительного подростка, выросшего на берегу полноводной Луары. 140 Дискуссионным можно считать вопрос о принадлежности альбома – дневника Мирабель Дартижан к волшебному дару или средству. На наш взгляд, волшебным сборник рецептов может называться в силу ряда причин. Во-первых, он получен от загробного дарителя – умершей матери. Во-вторых, искусство готовить с древних времен рассматривается как часть магии, а мать Фрамбуаз, по воспоминаниям дочери, была искусным кулинаром и имела отношение к потусторонним силам. В-третьих, альбом по завещанию предназначается только Фрамбуаз, а магические книги или предметы могли передаваться только от матери к дочери или от учителя к ученику. В противном случае они, как правило, были бесполезны. Наконец, само описание автором материнского дара напоминает изображение древнего зашифрованного артефакта. Дочь вспоминает, что в альбоме нет дат и четкости повествования. Встречается полная абракадабра вперемешку с выдумкой, ложью, и полной чепухой:

There are almost no dates in the album, no precise order. Pages were inserted into it at random, loose leaves later bound together with small, obsessive stitches, some pages thin as onionskin, others cut from pieces of card trimmed to fit inside the battered leather cover. My mother marked the events of her life with recipes, dishes of her own invention or interpretations of old favorites. Food was her nostalgia, her celebration, its nurture and preparation the sole outlet for her creativity [Orange: 15].

Д. Харрис не отмечает фактов наличия в артефакте магической силы. Чудесным средством альбом, содержащий талантливые рецепты опытного кулинара и дневниковые записи, стал лишь для героини, восстановившей через него утраченную связь с покойной матерью. Достаточно условны и многие обнаруженные нами в романе элементы сказки и функции действующих лиц. Особенно это заметно в конце романа, когда Поль просит руки Фрамбуаз, надевает на нее венок и объявляет королевой праздника Урожая (т.е. по В.Я. Проппу героиня вступает в брак и воцаряется). От поцелуя возлюбленного она приобретает новый облик – становится красавицей ( в глазах Поля). Подобно

141 сказке, роман заканчивается импровизированным пиром (герои пьют кофе с круассанами). Таким образом, наличие в сюжете произведения четкого алгоритма волшебной сказки (запрет, его нарушение, последующее несчастье, борьба героя с антагонистами, победа, вознаграждение, счастливый конец, свадьба), насыщенность текста аллюзиями на данный жанр устного народного творчества заставляют читателя смотреть на происходящее в романе через волшебную призму сказки. Не случайно в конце произведения Фрамбуаз прямо сравнивает героев с персонажами известной сказки Гензелем и Гретель, вернувшимися после долгих испытаний домой:

I had the strangest picture of us both, standing there in the failing light like Hansel and Gretel, grown old and gray in the witch’s house, finally closing the gingerbread door behind them. [Orange: 419]

4.2 МАГИЧЕСКОЕ, МИСТИЧЕСКОЕ И ВОЛШЕБНОЕ В РОМАНАХ «ШОКОЛАД»,

«ЛЕДЕНЦОВЫЕ ТУФЕЛЬКИ», «ЕЖЕВИЧНОЕ ВИНО»

Анализ романов «Шоколад», «Леденцовые туфельки», «Ежевичное вино» позволяет говорить о влиянии на автора литературных трудов знаменитых английских писателей-мистиков А. Кроули и О. Хаксли. В качестве характерной особенности книг Д. Харрис необходимо отметить присутствие в них элементов магического и ирреального, когда действительность переплетается с мифами, легендами, фантастическое становится правдоподобным, а обыденное, наоборот, кажется чудесным. Последнее является важнейший элементом карнавализации произведения и одновременно иллюстрирует парадоксальное утверждение Алистера Кроули о том, что самое необычное в магии заключается в ее обыденности [Кроули: 2010, 45]. То есть, по мнению мистика, нет никакой разницы, обретаете ли вы прилив сил от кофе или колдовского зелья, летите на планере или на метле. Во всех приведенных примерах вы производите

142 изменения в природе в соответствии с собственной волей, а как их трактует наука или принимает окружение, совершенно не важно. Такая магия повседневности присуща многим произведениям Д. Харрис и характеризуется наличием тонкой, подчас едва заметной грани между волшебным и обыденным, которое может быть вполне объяснимо для современного человека с точки зрения науки. Почти всегда Д. Харрис оставляет место для здравого смысла; магия может быть объяснена за счет гипноза, расчета, мастерства, интуиции, везения и других возможностей протагониста. Читатель волен сам объяснить каким образом героиня романа «Шоколад» круто изменяет жизнь небольшого французского городка. Есть ли здесь место для магии, которой обладает шоколад, или все дело заключается в неукротимой, сильной воле Виан, ее мастерстве, расчете, интуиции и пр. Ведьма Зози из романа «Леденцовые туфельки» утверждает, что в девяноста процентах случаев гораздо легче и быстрее получить ответ на интересующий вопрос в интернете, чем при помощи карт или магического шара. Отметим, что сама Д. Харрис с сомнением и осторожностью относится к термину «магический», особенно по отношению к своим произведениям. На книжной ярмарке 2003 года в Бирмингеме она заявила, что на стиль ее романов более повлияло семейное воспитание, чем книги авторов — приверженцев магического реализма или фэнтази. Писательница не без юмора пояснила, что выросла в доме, где обитали привидения, ценился фольклор и с уважением относились к оккультным наукам [сайт]. Олдос Хаксли на основании личного опыта приходит к выводу, что мозг обычного человека экранирует многие внешние стимулы, не являющиеся для него сверхважными. Некоторые люди могут снять такой экран усилием воли, тренировками или с помощью наркотиков, и тогда им открывается новое, магическое видение мира [Хаксли: 2010, 128]. В романах Д. Харрис читатель 143 встречается с такими персонажами, обладающими волшебными, по мнению обывателей, способностями. Необычайные возможности, которыми обладает героиня романа «Шоколад», показаны уже в начале романа. Глядя на толпу горожан, возвращающихся с праздника, Виан моментально определяет проблемы, которые гложут прохожих, словно проникая в их мысли с помощью магической силы. Вот этот бросил курить, другой перестал посещать кафе, третий скоро откажется от любимых продуктов:

Their feet dragged sullenly at the cobbles like the feet of children going to school. This one has given up smoking today, I knew; that one his weekly visit to the cafe, another will forgo her favourite foods. It's none of my business, of course. But I felt at that moment that if ever a place were in need of a little magic… Old habits never die [Chocolate: 35].

Свой дар – читать чужие мысли – Виан постоянно использует, но не во вред другим и не для собственной выгоды, а скорее с тем, чтобы исправить людей, сделать их лучше, помочь преодолеть себя и реализовать потаенную мечту. Героиня с легкостью читает по глазам и губам посетителей, кому придутся по вкусу ее вафли, кому – трубочки, кому – шоколадные трюфели.

I can read their eyes, their mouths, so easily: this one with its hint of bitterness will relish my zesty orange twists; this sweet-smiling one the soft-centred apricot hearts; this girl with the windblown hair will love the mendiants; this brisk, cheery woman the chocolate brazils. For Guillaume, the florentines, eaten neatly over a saucer in his tidy bachelor's house [Chocolate: 15].

Виан способна дать характеристику человеку, зная его любимое блюдо, и даже может предсказать ближайшее будущее, если оно будет связано со сладостями, приготовленными ее руками. Героиня безошибочно определяет добрый характер сурового на вид Нарсисса, обожающего шоколадные трюфели, и угадывает ночные мечты Каролины Клермон о жженом ирисе. Романам, где присутствуют магическое и мистическое, свойственна карнавальная природа, так как здесь сталкиваются два противоположных мира - 144 реальный и фантастический. В ходе их столкновения происходит «переворачивание смыслов», наблюдается картина превращения обычного в чудесное и наоборот. В дилогии «Шоколад» обыкновенная (для обывателей) буря превращается в волшебный Ветер, шоколад – в магический эликсир, священник – в «Черного человека», преследующего семью Виан. Вторая реальность, скрытая от посторонних, которым она кажется волшебной, фантастичной, воспринимается главными героями как привычная и даже обыденная. Так, герои романа «Шоколад» Виан Роше и ее маленькая дочь Анук попадают в маленький французский городок Ланскне вслед за карнавальным шествием по воле ветра.

We came on the wind of the carnival. A warm wind for February, laden with the hot greasy scents of frying pancakes and sausages and powdery-sweet waffles cooked on the hotplate right there by the roadside [Chocolate: 4].

Персонифицированный образ волшебного Ветра является важной особенностью романа и рассматривается нами как один из элементов магического, присутствующих в произведении. Виан и дочь прибыли неизвестно откуда и не знают, где окажутся завтра. Их принес волшебный Ветер, воле которого они не в силах сопротивляться. Пока он дует и несет аромат карнавала, семья может на какое-то время задержаться. Поэтому Виан решает остаться в Ланскне, городке ничем не лучше и не хуже тысяч других во Франции.

And besides, the wind, the carnival wind was still blowing, bringing with it the dim scent of grease and candyfloss and gunpowder, the hot sharp scents of the changing seasons, making the palms itch and the heart beat faster. For a time, then, we stay. For a time. Till the wind changes [Chocolate: 4].

Но стоит Ветру переменить направление, как женщина и ее дочь вновь начинают собираться в дорогу.

145 Движение Ветра чувствуют и другие персонажи романа. Одни, как Арманда, могут ему противостоять, другие, как бродяга Ру, особо не задумываясь, следуют за ветром по всей стране. Познакомившись со старой Армандой, жительницей Ланскне, героиня узнает, что она не одна чувствует этот волшебный феномен. Новая знакомая, называющая себя ведьмой, в разговорах с Виан намекает, что знает про необычный Ветер и сама ощущает его дыхание:

Armande gave me a sly wink. `You see, I know what wind you blew in on. I've felt it myself once or twice. I may be old, but no-one can pull the wool over my eyes. No-one at all [Chocolate: 56].

Ветер выступает как потусторонняя волшебная сила, определенным образом влияющая на людей. Арманда замечает, что Ветер стал дуть иначе с тех пор, как Виан поселилась в городке. С ее приездом весь город пришел в движение, жужжит, как улей. Знакомый Виан, бродяга по имени Ру, впоследствии ставший ее любовником, также живет по вольным законам карнавала и зависит от Ветра:

When I awoke, Roux was gone, and the wind had changed again [Chocolate: 237].

Чувствуют Ветер и рядовые обыватели. Неосознанно они воспринимают его враждебно и пытаются защититься от него как от простого порыва воздуха с помощью шарфов и головных уборов.

After that no-one even looked up at my window, though I counted over sixty heads – scarves, berets, hats drawn down against an invisible wind – but I felt their studied, curious indifference [Chocolate: 7].

Однако для них ветер – просто обычное явление природы: Зози даже находит газетную заметку о необычайно сильном шторме, разыгравшемся в деревушке в тот день, когда ее покинула семья героини.

146 Здесь отчетливо просматривается параллель со сказочным «Ветром перемен», отображенным в цикле книг П.Трэверс о волшебнице Мэри Поппингс. Женщина с помощью ветра и зонтика могла свободно передвигаться по воздуху. Когда «Ветер перемен» менял направление, Мэри Поппингс обычно улетала вместе с ним. Образ Ветра в романах «Шоколад» и «Леденцовые туфельки» гораздо сложнее, он амбивалентен и дуалистичен. С одной стороны этот образ неразрывно связан с карнавалом, праздником, олицетворяя собой полную свободу: автор неоднократно отмечает вольность, фамильярность Ветра, его старания отменить иерархические отношения:

…the wind tugging impudently at headscarves and Sunday jackets, ballooning under skirts in sudden salaciousness, hurrying the flock across the square [Chocolate: 109].

Когда Ветер дует в полную силу, Виан под его влиянием поддается карнавальному настроению. При молчаливом одобрении Ветра она бросает вызов своим страхам и с ликованием ждет перемен.

The wind has gone to my head. I send him a cheery wave as I turn to go back into the shop. He will see this as defiance, I know, but this morning I do not care. The wind has blown my fears away. I wave to the Black Man in his tower, and the wind plucks gleefully at my skirts. I feel delirious, expectant [Chocolate: 108].

С другой стороны, Ветер выступает как угнетающая сила, диктующая свою волю Виан и всему ее роду. В этом он походит на судьбу, которой нельзя и бесполезно противиться. О такой связи, похожей на проклятие, героине сообщила мать; когда-то она безуспешно пыталась убежать от Ветра-судьбы:

You're my daughter, Vianne, she tells me inexorably. You know what that means. It means moving on when the wind changes, seeing futures in the turn of a card, our lives a permanent fugue.But you were safe.’ I choked out the words with difficulty, seeing my mother's face in hers. To give up her safety in exchange for a little knowledge, a glimpse of an ocean… and what then? The wind always brings us back to the foot of the same wall. A New York cab. A dark alley. A hard frost.`You can't just run away from it all, ' I said. `I know. I've tried it [Chocolate: 141]. 147 Поэтому Виан вынуждена следовать за Ветром, куда он прикажет, хотя в глубине души у нее есть тайная надежда, что однажды он улетит без нее, и семья обретет покой и стабильность. В «Леденцовых туфельках» образ Ветра получил еще одну трактовку, выступая как высшая сила, контролирующая и взаимодействующая с людьми, обладающими необычными способностями. Один их главных персонажей – Зози – объясняет, что существуют две силы или два ветра, способные вести по жизни человека. Один ведет его к тому чего он хочет, другой – гонит от того, чего он боится. Человек сам должен выбрать, оседлать ему ветер или позволить оседлать тебя:

There are good winds and bad winds. You just have to choose what you want, that's all. Do what thou wilt. It's as simple as that. You can be bullied or you can fight back. You can ride the wind like an eagle, Nanou–or you can choose to let it blow you away [Shoes: 207].

Зози Альба выбрала холодный смертельный декабрьский Ветер. Автор отмечает, что это – явление природы, несущее смерть и холод: «Outside, the wind is riding high. A killer wind, charged with snow. Sleepers in doorways will die tonight. Dogs will howl; doors slam» [Shoes: 301]. Заключив с Ветром колдовской договор, Зози получает услуги и помощь в виде подсказок и наделения ее некоторыми магическими способностями. Совсем другие отношения с магической силой в лице Ветра складываются у Виан. Она не захотела или не смогла оседлать Ветер, подчиниться злой силе или договориться с ней. Вместо этого женщина, как и ее мать, пытается от него скрыться или откупиться. Каждую ночь Виан поет детям старую колыбельную, в которой называет ветер добрым и веселым. Этой колыбельной ее научила мать. Это – старинная песенка, любовная, колдовская, и героиня пела ее, чтобы успокоить злой Ветер, заставить его оставить семью в покое и лететь дальше. Последователи Ветра представлены в романе как Devout folk (Благочестивые),

148 которые имеют множество лиц. Именно эти люди пытались отнять маленькую Виан от матери и отдать ее на воспитание в монастырь, именно к ним причисляет себя священник Рейно – антагонист Виан в романе «Шоколад». Одержав победу над кюре Рейно, Виан на некоторое время обретает свободу. Однако удержать завоеванные в трудной борьбе позиции не получается. Ветер окреп и изменил тактику. Теперь он бросает в бой с хозяйкой лавки настоящую колдунью и пытается расколоть семью изнутри. Чтобы уберечь от Ветра детей, Виан решает полностью отказаться от магии. Это оказывается очень трудным делом. Д. Харрис прямо не сообщает читателям, но в последующих главах иллюстрирует один из основных законов магии – вступив однажды на волшебную тропу, с нее сходить нельзя: тебя либо вернут, либо накажут. Поэтому, как только героиня произносит хотя бы отрывок заклинания или вынимает из колоды лишь одну гадальную карту, зловещий Ветер тут же оказывается рядом. Виан чувствует, как он тянет ее за одежду, обнюхивает, словно собака и, учуяв добычу, пытается загнать в угол. Положение осложняет еще то обстоятельство, что обе дочери Виан унаследовали ее способности к магии. Таким образом, женщина оказалась перед выбором – сказать детям правду и приговорить их тем самым к вечной кочевой жизни и перманентным сражениям с силами зла либо воспитать детей обыкновенными людьми, скрыв от них правду об их необычности, инаковости. Виан боится открыться своим детям и обречь их тем самым на скитания и зависимость от Ветра:

It's not easy being the daughter of a witch. Harder still being the mother of one. And after what happened at Les Laveuses I was faced with a choice. To tell the truth and condemn my children to the kind of life I'd always had: moving constantly from place to place; never stable; never secure; living out of suitcases; always running to beat the wind–Or to lie, and to be like everyone else [Shoes: 78].

149 Границы реального и ирреального в сиквеле «Шоколад» сильно размыты; порой героиня не понимает, где и каким образом чудесное переходит в обыденное, есть ли между ними ясная черта, и можно ли ее пересекать непосвященным людям. Так, дочь Виан постоянно играет с невидимым кроликом Пантуфлем, обращаясь с ним, как с живым питомцем. Проходит время и однажды героиня замечает подобие тени, постоянно сопровождающую дочь.

Not for the first time, I was almost sure I saw Pantoufle disappearing in her wake, a darker smudge against the dark lintel [Chocolate: 11].

Окончательно удостовериться в реальности кролика (существование которого доступно только для избранных) помогает старая Арманда. Она замечает животное, сопровождающее Анук, и, жалуясь на зрение, просит девочку описать своего питомца.

Anouk, ' repeated Armande softly. `And the little grey friend – my eyes aren't as good as they used to be – what is it? A cat? A squirrel?’ Anouk shook her curly head. `He's a rabbit, ' she said with cheery scorn. `Called Pantoufle [Chocolate: 114].

Как и все магические персонажи, Пантуфль зависим от волшебного Ветра: меняется Ветер – проявляет беспокойство и волшебный зверек, возвращаясь к своей хозяйке.

We have heard little of Pantoufle these past few weeks; usurped by more tangible playmates. It seems significant that he should return now the wind has changed. We have heard little of Pantoufle these past few weeks; usurped by more tangible playmates. It seems significant that he should return now the wind has changed [Chocolate: 233].

В сиквеле «Шоколад» подробно описываются такие когнитивные факторы восприятия бытия, как обоняние и осязание. При актуализации топоса запаха и вкусовых ощущений автору путем привлечения неожиданных метафор удается передать воспоминания героев, дать точные характеристики людям, предметам, событиям. Получается, что Виан способна уловить такие ирреальные ощущения, как аромат наступающей весны, вонь протухшего 150 дневного света, запах детских нашептанных секретов, утраченных надежд и дух полузабытых друзей. Способность ощущать мир через запахи и вкусовые ощущения появилась у героини еще в детстве. Так, для нее Париж полнился ароматами свежего хлеба и булочек, Марсель ассоциировался с запахами буйабеса и жареного чеснока, Берлин запомнился ледяной кашей с квашеной капустой и картофельным салатом, Рим – бесплатным мороженым, которое она съела в крошечном ресторанчике у реки. Героиня словно пытается почувствовать мир на вкус ощутить его важнейшие составляющие: горечь и сладость. Характерно, что такая амбивалентность – одновременная горечь и сладость – присуща волшебному блюду, известному европейцам как шоколад. Запах и вкус могут стать приманкой и непреодолимым искушением, т.е. могут непосредственно влиять и воздействовать на персонажей романа. Элементом чудесного, магического в романе «Шоколад» могут считаться и вещие сны Виан, где ее измененное сознание создает новую реальность, в которой появляются знаки, позволяющие заглянуть в близкое будущее. Она видит сон, который можно толковать как предупреждение о скорой смерти Арманды. В этом сне старая колдунья жадно ест сахарную вату и не видит мчащееся на нее такси. Виан пытается предупредить женщину об опасности, но Арманда отвечает голосом матери, что жизнь – карнавал и не стоит бояться смерти. Находящийся рядом Рейно обвиняет героиню и организованный ею праздник шоколада в гибели людей. Виан отчаянно оправдывается, разбивает зеркало (еще один знак беды), вокруг нее рассыпаются гадальные карты (каждая предсказывает смерть), затем она просыпается. В скором времени Арманда, постоянная клиентка шоколадной лавки Виан, умирает. Порой сон переходит в явь и наоборот, смешивая границы реального и ирреального. Иногда Виан не может понять, кто ведет диалог – она или ее

151 астральный двойник, да и собеседник может быть один в двух лицах: то ли умершая мать, то ли старая Арманда.

Who rings the changes?’

In my confusion I take the voice for someone else's; a second later I understand I have spoken aloud. But as I sink back towards sleep I am almost sure I hear another voice reply, a voice which sounds something like Armande's, something like my mother's.

You do, Vianne, it tells me softly. You do [Chocolate: 89].

Для Д. Харрис характерно использование сложных двуплановых символов, имеющих тайный смысл. Несомненно, в романе основным таким символом, заявленном уже в заглавии романа, выступает шоколад, соединяющий в себе наслаждение, радость, волшебство. На первом, явном плане этот продукт – просто праздничная еда, однако усилиями героини сладости обретают чудесную силу, объединяющую людей, раскрывающую их скрытые возможности и таланты, наполняющую их жаждой свободы и справедливости. Виан, готовя шоколад для своей лавки, отмечает его магическую силу, берущую начало из тропических лесов Южной Америки, питающую древних богов, выступающую эликсиром жизни.

There is a kind of alchemy in the transformation of base chocolate into this wise fool's gold; a layman's magic which even my mother might have relished. As I work I clear my mind, breathing deeply. The windows are open, and the through draught would be cold if it were not for the heat of the stoves, the copper pans, the rising vapour from the melting couverture. The mingled scents of Chocolate: vanilla, heated copper and cinnamon are intoxicating, powerfully suggestive; the raw and earthy tang of the Americas, the hot and resinous perfume of the rainforest. This is how I travel now, as the Aztecs did in their sacred rituals. Mexico, Venezuela, -Colombia. The court of Montezuma. Cortez and Columbus. The food of the gods, bubbling and frothing in ceremonial goblets. The bitter elixir of life [Chocolate: 43].

Волшебные свойства древней сладости используются героиней для гадания и получения ответа на интересующие ее вопросы.

152 Волшебный вкус шоколада сближает бабушку и внука, дает надежду и силы одинокому человеку, радость и ощущение полноты жизни постоянным клиентам шоколадной лавки. Магические свойства шоколада, известные людям еще до христианских времен, чувствует и священник Рейно. Вероятно, поэтому для него шоколад – символ растления христианской души через удовольствие, торжество плоти над духом. Еще одним сложным символическим образом в романе «Шоколад» стал «Черный человек», преследующий семью Виан на протяжении многих поколений. Черный человек ассоциируется у героини со смертью, фатальным злом, проклятием, наложенным на ее род, олицетворением всех темных сил, страхов, сомнений, заключенных в глубинах сознания. В романе борьба Виан с Рейно разворачивается параллельно с противодействием Черному человеку. Причем, с последним героине чаще приходится встречаться во сне, в состоянии измененного сознания. Увидев его в одном из своих видений, Виан понимает, что на свете существует нечто более страшное, чем сама смерть:

She has her own Black Man. I can see him in her eyes. He has the unanswerable voice of authority, a specious logic which keeps you frozen, obedient, fearful. To break free from that fear, to run in hope and despair, to run and to find that all the time you were carrying him inside yourself like a malignant child. At the end, Mother knew it. Saw him at every street corner, in the dregs of every cup. Smiling from a billboard, watching from behind the wheel of a fast car. Getting closer with every beat of the heart [Chocolate: 145].

Виан пытается убедить себя, что Черный человек – выдумка, воплощение ее страхов, слово страшная сказка, рассказанная на ночь или пугающая тень в незнакомой комнате. Героиня пытается применить свои знания психологии, уверяя себя, что Черный человек в роли вестника смерти – это архетип, отражающий страх человека перед неведомым. Однако часть ее существа, принадлежащая матери, не реагирует на логические объяснения.

153 Д. Харрис не дает читателю ясного ответа, был ли кюре тем самым Черным человеком, преследующим женщину, однако победа Виан над Рейно означает и выигрыш в схватке с силами зла. Черный человек исчезает из жизни Виан как «забытые после праздника шутки», «выброшенная за ненадобностью карнавальная маска». Поверженный враг дает ей возможность воспрянуть духом, обрести свободу и путешествовать некоторое время не по воле ветра, а по своему желанию.

And yet we have progressed. Not for us, the anonymity of hotel rooms, the flicker of neon, the move from North to South at the turn of a card. At last we have faced down the Black Man, Anouk and I, seen him at last for what he is: a fool to himself, a carnival mask. We cannot stay here for ever. But perhaps, he has paved the way for us to stay elsewhere. Some seaside town, perhaps. Other things we can leave behind. The Black Man is gone. My voice sounds different to me now, bolder, stronger [Chocolate: 240].

Таким образом, взаимодействие образовавшейся в романе карнавальной пары – Рейно и Виан – приводит к быстрым и неожиданным результатам, которые можно рассмотреть с точки зрения карнавализации. Городок стал другим: люди стали чаще улыбаться, тяжелая атмосфера будней стала чаще замещаться праздничной с ее свободой и отменой иерархических отношений: никто из горожан уже не считал цыган и бродяг людьми второго сорта.

Whatever it is, the neediness of the town is gone; I can feel satisfaction in its place, a full-bellied satiety with no more room for me. In homes everywhere in Lansquenet, couples are making love, children are playing, dogs barking, televisions blaring… [Chocolate: 266].

Отзвуки карнавального образа смерти, необычной, смешной и нелепой, можно увидеть в обстоятельствах кончины Арманды. Как пишет М.М.Бахтин по поводу карнавального образа смерти:

Смерть в этой системе вовсе не является отрицанием жизни в ее гротескном понимании как жизни большого всенародного тела. Смерть здесь входит в целое жизни как ее необходимый момент, как условие ее постоянного обновления и омоложения [Бахтин: 1986, 29]. 154 Старушка умерла так, как хотела, легко и весело, а не в соответствии с догматами церкви. Перед смертью она пригласила друзей и устроила грандиозный пир с вином, весельем и фейерверком. Утром родственники нашли Арманду в постели мертвой, со счастливой улыбкой на лице. Все свое состояние она, в насмешку перед наследниками, оставила внуку. Такое отношение к смерти типично для карнавального действа. В романе «Леденцовые туфельки» Д. Харрис удалось создать новую художественную реальность, где значительное, гораздо более важное, чем в первой книге сиквела, место отведено магическому и волшебному. Проходит пять лет после того, как Виан и ее дочь Анук покинули городок Ланскне и оказались в Париже. В попытке начать новую жизнь Виан принимает решение полностью отказаться от магии, поменять имя (теперь она Янна Шарбоне, а дочь – Анни), осесть в тихом месте и «быть как все». На первых порах героине это удается. Она арендует крохотную chocolaterie на Монмартре, отдает Анни в школу и воспитывает вторую дочь Розетт, отец которой – бродяга Ру. Похоже, что Янне удается обмануть волшебный Ветер перемен: семью принимают соседи, у Янны появляется зажиточный поклонник Тьерри, готовый жениться и даже удочерить девочек. Но за свободу от Ветра приходится дорого платить и многим жертвовать. Виан отказывается от своего имени, от любимого человека – Ру, и даже от дела своей жизни – перестает готовить шоколад и, как все торговцы, заказывает продукты для лавки у оптовых производителей. Ветер перемен приводит к порогу chocolaterie героини черную колдунью Зози дель Альба. Цель жизни Зози – борьба, игра, приключения, сражения с любым соперником. В случае победы она отбирает у проигравшего жизнь и его душу. Особое наслаждение колдунье доставляет борьба с сильными противниками; чем выше ставки в игре, тем она интереснее для Зози - она готова бросить вызов высшим силам, даже самой судьбе:

155 But my needs extend to far, far more than a source of income. Boredom appalls me. I need more. Scope for my abilities, adventure, a challenge, a change. A life. And that's what Fate delivered to me, as if by accident this windy late [Shoes: 7].

Случайно колдунья подходит к chocolaterie, где живет семья Виан. Ветер дает знак ведьме, потрепав ей подол и позвенев колокольчиками над дверью, мелодия которых напоминала «тихий шепот каких-то обещаний». Зози неожиданно хочется зайти в лавку и познакомиться с хозяевами. Рисковать она не хочет. Но отчего-то маленький магазинчик притягивает ее, манит, словно блестящая монетка на мостовой:

There was no real reason to take the risk. But the simple fact was, the little shop drew me, like a shining something glimpsed between the cobbles, that might turn out to be a coin, a ring, or just a piece of tinfoil as it catches the light. And there was a whisper of promise in the air, and besides, it was Hallowe'en, the Dia de los Muertos, always a lucky day for me, a day of endings and beginnings, of ill winds and sly favors and fires that burn at night. A time of secrets, of wonders–and, of course, the dead [Shoes: 16].

Посмотрев на небо, Зози получает еще одну подсказку от потусторонних сил: след от реактивных самолетов удивительным образом похож на кукурузный початок, причем очищенный, что на магическом языке означает подношение, подарок. Обдумав смысл полученных знаков, связав их с датой (это был праздник Хэллоуин, Día de los Muertos, а День мертвых всегда был для нее счастливым) колдунья понимает, что у порога шоколадной лавки ее ждет очередное приключение, а возможно, и схватка с достойным соперником. Несмотря на любовь Зози к деньгам, она – не просто воровка с авантюрными наклонностями. Она прежде всего коллекционер, но необычный. Начав свою коллекцию с магических амулетов и браслетов, позже она начинает коллекционировать победы над их владельцами, а также собирать секреты, тайные истории, присваивать чужие имена. Более всего Зози увлекает процесс поиска, выслеживания, преследования добычи и смертельная схватка с жертвой. Смертельный финал ассоциируется у колдуньи с раскрытием пиньяты, обнажающей свое нутро. Пиньята – популярный в Мексике сувенир в виде 156 раскрашенной фигурки животного, набитой шутихами, конфетами, мелкими монетками и другими недорогими подарками. Однажды в детстве Зози увидела на празднике в Мехико поразившее ее развлечение местных жителей. В набитую подарками фигурку все желающие бросают камни, от которых она постепенно разваливается. Последний снаряд разрывает пиньяту и тогда она открывает свою тайну – содержимое:

I'm not a thief, you understand. First and foremost I'm a collector. I have been since I was eight years old, collecting charms for my bracelet, but now I collect individuals– their names, their secrets, their stories, their lives. Oh, some of it's for profit, of course. But most of all I enjoy the chase; the thrill of pursuit; the seduction; the fray. And the moment at which the pinata splits [Shoes: 45].

Свою первую и самую легкую победу колдунья одерживает над родной матерью. Уходя из дома, она забирает с собой ее паспорт, чековую книжку, кредитные карточки, обрекая ее на голод, а также – сережку в форме крошечных туфелек. Украденную сережку Зози прикрепляет к своему браслету в качестве амулета. С тех пор подобных сувениров, в память о собранных в необычную коллекцию загубленных душ, на браслете значительно прибавилось. В американском издании роман вышел под заглавием «Девушка без тени», что сразу же говорит читателю о принадлежности колдуньи Зози к темным силам. Действительно, Д. Харис наделяет ее полным набором пороков и искушений, имеющихся в распоряжении повелителя тьмы. Она падка на деньги и удовольствия, использует в своих целях ложь и лукавство, не брезгует воровством и мошенничеством. В арсенале колдуньи – предательство, подглядывание, подслушивание, тайный сбор информации и прочее:

Well, call me curious if you like. I trade in secrets, after all. Secrets, small treacheries, acquisition, inquisition, thefts both petty and grandiose, lies, damn lies, prevarications, hidden depths, still waters, cloaks and daggers, secret doors, clandestine meetings, holes and corners, covert operations and misappropriation of property, information and more [Shoes: 34].

157 Заметим также, что перевод имени Зози “Sosie” с французского может означать «двойственный», «зеркально отраженный», что верно отражает суть колдуньи – быть темной стороной главной героини, ее тенью, отражением ее страхов. Пока Виан размышляет, как оградить своих детей от магии, они уже давно обнаружили в себе удивительные способности. Анук так часто видит привидения, что фантомы перестали ее пугать. Поэтому девочка с удовольствием гуляет вечером с другом по кладбищу и фотографирует необычные явления. Маленькая Розетт, как и ее сестра, видит ауру людей, общается с астральными сущностями и в свои четыре года освоила телекинез. Малышку сопровождает ее небесный помощник - маленькая обезьянка по прозвищу Бам, видеть и общаться с которой могут только посвященные. Все чаще в семье происходят странные необъяснимые явления, связанные с необычными способностями Анук и Розетт: сам собой гаснет и включается свет, движутся предметы, восстанавливается разбитая посуда. Такие, волшебные для обывателей, происшествия, Виан называет случайностями и запрещает детям говорить о них посторонним. Даже Пантуфль стал считаться воображаемым дружком, хотя кроме Анук его замечает и Виан:

And so I lied. I lied to Anouk. I told her none of it was real. There was no magic, except in stories; no powers to be tapped and tested; no household gods, no witches, no runes, no chants, no totems, no circles in the sand. Anything unexplained became an Accident–with a capital letter–sudden strokes of luck, close calls, gifts from the gods. And Pantoufle–demoted to the rank of "imaginary friend" and now ignored, even though I can still sometimes see him, if only from the corner of my eye [Shoes: 22].

Виан удается скрывать необычные способности от посторонних до тех пор, пока в их доме не появляется Зози. Колдунья быстро понимает, что героиня тщательно утаивает волшебные способности членов своей семьи. Зози сразу же замечает над головой девочки синюю дымку, и непонятные, необыкновенно чистые цвета ауры ее матери:

158 In her wake, a gleam of butterfly blue confirms my impression of something to hide. The little one, too, has more than a hint of illumination, and as for the mother– She looked at me for a second more. An elder child, if I ever saw one; tired, so tired of having to be good, and perilously close to the age of revolt. Her colors were unusually clear; in them I read some willfulness, some sadness, a touch of anger, and a bright thread of something that I could not quite identify [Shoes: 22].

Свой план по завоеванию души Виан Зози начинает с захвата основного плацдарма и приобретению своего главного козыря в лице старшей дочери героини. Подчинив себе девочку, ведьма рассчитывает морально уничтожить главную героиню. Первым шагом становится дружба с Анук. Колдунья постепенно входит в доверие к девочке, рассказывает и обучает ее азам магии. Пригласив девочку в кафе, Зози показывает ей простенький фокус с использованием магического знака. Легкого щелчка пальцев было достаточно, чтобы официантка поскользнулась и разлила чайник на столик двух дам, недовольно посматривающих в сторону Зози и Анук.

And she flicked her fingers at the waitress who looked like Jeanne Moreau, and just as she did, at exactly the same time, the waitress stumbled in her high heels and dropped a whole pot of lemon tea onto the table in front of her, soaking the tablecloth and dripping hot tea into the ladies' handbags and onto their expensive shoes [Shoes: 45].

Вся магия Зози направлена на отрицательный результат: разрушение, уничтожение, болезни и горе. Узнав о том, что одноклассницы Анук издеваются над ней, колдунья накладывает на них заклинания, которые приводят к внезапному облысению обидчиц. Получив от ведьмы достаточный практический опыт, девочка вскоре уже может самостоятельно определить, кто из ее окружения лжет, кто боится, кто обманывает, кто страстно желает денег или славы. Анук быстро заучивает значения магических символов и пытается их применять. Так, Ягуар – символ смелости и мужества, защищающий от любого зла; знак Лунной Крольчихи – ее знак – символ любви. Обезьяна – символ фокусника, а начертав символ Дымящегося Зеркала, можно увидеть такие вещи,

159 какие обычные люди просто не замечают. Символ Виан – Ветер Перемен, а Зози –Ягуар.

There are a lot of symbols, though, and it may take a while to learn them all. Plus I don't always remember which names to use–they're so long and complicated, and of course I don't know the language. But Zozie says that's OK, as long as I can remember what the symbols mean. There's the Ear of Maize, for good luck; Two Rabbit, who made wine from the maguey cactus; Eagle Snake, for power; Seven Macaw, for success; One Monkey, the trickster; the Smoking Mirror, which shows you things that regular people don't always see; Lady Green Skirt, who looks after mothers and children; One Jaguar, for courage and to protect you from bad things; and Lady Moon Rabbit–that's my sign–for love. Everyone has a special sign, she says. Zozie's sign is One Jaguar. Ma- man's is Ehecatl, the Changing Wind. I suppose they're like the totems we had, back in the days before Rosette was born. Rosette's sign, Zozie says, is Red Tezcatlipoca, the Monkey. He's a mischievous god, but a powerful one; and he can change his shape to that of any animal [Shoes: 255].

Анук, по наблюдениям ведьмы, потенциально обладает большой магической силой. Беда ее матери в том, что развитием способностей девочки занялась темная колдунья. Анук чувствует, как Зози шаг за шагом овладевает ее сердцем, но не пытается противиться, очарованная ее колдовскими силами, символом которых стали леденцовые туфельки. Они стучат по лестнице, как будто просят пустить их в дом:

Slowly I followed her upstairs. On each narrow step in front of me, the lollipop shoes went tak-tak-tak on their fabulous heels, like someone knocking at a door, asking me, begging me to let them in [Shoes: 233].

Д. Харрис отмечает, что обувь традиционно играет большую роль в волшебных сказках, характеризуя необычные способности их владельцев: Золушки, Кота-в-Сапогах, персонажей сказок про эльфов, Сапожника:

Well, it struck me as I was writing this how often shoes crop up in fairy stories. The Red Shoes. Cinderella. Puss in Boots. The Elves and the Shoemaker. And so often the shoes have magical properties, suggesting that our modern fascination for all things footwear may actually be very old… [Shoes: 198].

Туфельки Зози вызывающе яркие и даже опасные:

160 Zozie’s shoes are an expression of her; they’re wild, colourful, impractical and more than a little dangerous. In fact, all shoes in this book represent different aspects of the personality, from Zozie’s bright-red jewelled heels to Vianne’s sensible Paris flats [Shoes: 199].

В «Леденцовых туфельках» Д. Харрис устами главных героев излагает свою точку зрения о природе магического. По ее мнению, магия – это не волшебство, а скорее наука, искусство, а иногда даже ремесло, которому можно научиться. Как в науке или искусстве, в магии есть люди талантливые, одаренные, с врожденными способностями; обыватели таких считают не от мира сего и называют колдунами или ведьмами. В то же время существуют адепты, самостоятельно развившие в себе магические способности путем занятий и тренировок. Зози овладела магией самостоятельно, создав собственное учение, основанное на использовании дыхательных и физических упражнений, сведений о лекарственных растениях, ядах, самовнушении, заклинаниях, а также на понимании цветов человеческой ауры. Колдунья назвала свои умения системой, позволяющей манипулировать сознанием людей, навязывать им свое мнение или даже заставлять видеть или делать то, что ей выгодно.

The result was my System, minutely gleaned over years of trial and error and consisting of: some solid herbal medicine (including some use¬ful poisons and hallucinogens); some fingerings and magical names; some breathing and limbering exercises; some mood-enhancing potions and tinctures; some astral projection and self- hypnosis; a handful of cantrips (I'm not fond of spoken spells, but some of them work); and a greater understanding of the colors. Including the ability to manipulate them further: to become, if I chose, what others expected; to cast glamour over myself and others; to change the world according to my will [Shoes: 287].

По мнению Зози (и она это убедительно доказывает Анук), нет четкой границы между реальным и волшебным, наукой и магией. То, что вчера было магией, сегодня считается наукой. Магию можно представить как шарм, очарование, харизму. Стоит только гордо улыбнуться и заверить себя и других в своем великолепии: 161 Then call it something else." She shrugged. "Call it attitude, if you like. Call it charisma, or chutzpah, or glamour, or charm. Because basically it's just about standing straight, looking people in the eye, shooting them a killer smile, and saying, fuck off, I’m fabulous [Shoes: 102]

По наблюдениям колдуньи, чтобы стать, например, красивой, совсем не нужно накладывать чары или творить заклинания. Достаточно определенным образом изменить походку, наклон головы, подобрать одежду – и красота обеспечена. Система колдуньи основывается более на практических методах, а не магических аксессуарах: древних книгах, колокольчиках, свечах. Тем не менее, при необходимости Зози творчески применяет магические знания, переработанные с учетом своего опыта и осмысления. Например, она достигает состояния медитации с помощью напитка из агавы – пульке, придуманного ацтеками. Выпив его, колдунья садится на пол, включает ноутбук, выбирает подходящую абстрактную картинку и просто ждет озарения.

A dose of cactus root, dried and powdered and infused in hot water, helps to achieve the required state of mind. This is pulque, the divine in¬toxicant of the Aztecs, reinvented a little for my own purpose. Then comes the sign of the Smoking Mirror, scrawled on the dusty floor at my feet. I sit down cross-legged with my laptop in front of me, turn on the screen saver to a suitably abstract theme, and wait for illumination [Shoes: 138].

В Системе, созданной колдуньей, дается рациональное объяснение гаданию по магическому кристаллу. Для этого не нужно какого-либо специального волшебного устройства. Достаточно просто закрыть глаза или создать образы, которые возникают в мозгу, если долго смотреть на «рябь» в ненастроенном телевизоре или вспышки на компьютере. В этом случае аналитическому, левому полушарию мозга предлагается занять себя чем-нибудь совершенно тривиальным, пока творческое, правое полушарие ищет решение. Затем просто происходит некий сдвиг в сознании и возникает ощущение парения.

162 There are a number of popular myths about scrying. One is that you need special apparatus. You don't. Just closing your eyes can be enough; although I rather like the images that come from watching a television set between stations, or the fractal patterns of my computer's screen saver. It's just a system like any other; a means of keeping the analytical left brain occupied with trivia, while the creative right brain looks for clues.Then–Just drift [Shoes: 140].

Зози достигает поразительных успехов, прежде всего материальных, используя свою систему. Работая в шоколадной лавке, она за счет своих способностей увеличила продажи во много раз. Колдунья с легкостью определяет предпочтения того или иного покупателя, читая их ауру или просто используя интуицию.

I know their favorites, Vianne. I can read it in their colors. And I know that the florist's girl is afraid; that the woman with the little dog blames herself; and that the fat young man who never shuts up will be dead before he is thirty-five if he does not make an effort to lose some weight It's a gift, you know. I can tell what they need. I can tell what they fear; I can make them dance [Shoes: 126].

В своем учении Зози дает собственное объяснение магии, которое очень напоминает трактовку философского закона единства и борьбы противоположностей. Магия для нее – это инструмент Перемен, сравнимый с морскими приливами и отливами, сохраняющими миру равновесие и жизнь. Зло, совершенное в одном месте, должно быть уравновешено добрым поступком в другом. Тьма находится во взаимосвязи со светом, без ошибок не может быть истины, обида будет уравновешена мщением.

I reassured her as well as I could. Magic, I said, is a tool of Change; of the tides that keep the world alive. Everything is linked together; an evil done on one side of the world is balanced by its opposite on the other. There is no light without dark; no wrong without right; no injury without revenge [Shoes: 301].

Таким образом, в отношении магии суть понятия единства состоит в том, что механизмы и силы, используемые в белой и черной магии, практически одинаковы и неразрывно связаны между собой; отличаются же они друг от друга только своими целями. Из содержания романа понятно, что Зози 163 находится на стороне тьмы (отрицательный полюс), а Виан – на стороне света (положительный полюс). Анук рано или поздно должна выбрать свой путь, поскольку нейтральной, третьей силы в магии не существует. Колдунья советует девочке поступать согласно своей воле. Можно оседлать Ветер и парить, словно орел, а можно подчиниться и позволить ему унести себя прочь.

There are good winds and bad winds. You just have to choose what you want, that's all. Do what thou wilt. It's as simple as that. You can be bullied or you can fight back. You can ride the wind like an eagle, Nanou–or you can choose to let it blow you away [Shoes: 116].

Борьба противоположностей заключается в том, что белая и черная магии, противодействуя друг другу, стремятся друг друга уничтожить, поглотить, изменить. Независимо от результата столкновения качества исходных сил меняются – в этом состоит развитие и движение вперед, без которого жизнь обречена на стагнацию и постепенное угасание. Ветер – высшая Сила в романе – беспристрастно следит за исполнением этого закона. Поэтому Виан, для которой независимость от Ветра ассоциируется со свободой, никогда не удастся от него убежать или скрыться. Об этом ее предупреждала мать, то же чувствует и сама Виан:

And oh–how I longed to be free at last. Free as we had never been; free to stay in a single spot; to feel the wind and ignore its call [Shoes: 299].

Из откровенных разговоров с Анук Зози делает вывод, что у героини свой собственный взгляд на магию, не такой четкий, как ее Система, а скорее представляющий набор из сказок, волшебных снадобий, мифов, песен, отгоняющих злых духов. В то же время, как выясняется позднее, магическое мировоззрение Виан не особо отличается от Системы Зози. Героиня, осмысляя свои отношения с Ветром, понимает, что каждый ее поступок имеет свои последствия. За магические способности, за победу в Ланскне и покой в Ле- Лавез необходимо платить высокую цену.

164 I know, I know. It's dangerous. Every action–even the smallest–has consequences. Magic comes at a high price. It took me a long time to understand that–after Lansquenet, after Les Laveuses–but now it seems so very clear, as the consequences of our journeying widen around us like ripples on a lake [Shoes: 202].

Последствия поступков Виан расходились от нее словно круги от брошенного в воду камня. Как и Зози, волшебница считает, что у природы имеются свои расчетные книги, где она сводит свои балансы. Даже такие мелочи как талисман на счастье, волшебный фокус, магический круг требуют оплаты. Как правило, расплачиваются частью жизненных сил, но если их недостаточно, то отбирается и сама жизнь. Поэтому мать Виан, которая так любила делать добро и одаривала всех подарками, съедала опухоль, увеличиваясь пропорционально той мере, в какой она творила добрые дела. Героиня назвала это законом симметрии. Зажженная магическая свеча может привести к пожару в соседском доме, праздник шоколада вызвать чью-то смерть.

Take my mother, so generous with her gifts, handing out good luck and goodwill as, inside her, the cancer grew like the interest from a deposit account she never even knew she had. The universe balances its books. Even such a small thing as a charm, a cantrip, a circle drawn in sand–all must be paid for. In full. In blood. There's a symmetry, you see. For every piece of luck, a blow; for everyone we helped, a hurt. A red silk sachet over our door–and somewhere else, a shadow falls. A candle burned to banish ill luck–and somebody's house across the road catches fire and burns to the ground. A chocolate festival; the death of a friend [Shoes: 239].

Такое мировоззрение Виан находит свое буквальное подтверждение в тексте – праздник Шоколада уравновешивается смертью старой Арманды, потеря богатого любовника компенсируется браком с Ру, отцом Розетт. Что же касается Зози, то она по-настоящему независима, поскольку не бежит от схваток; для нее свобода скорее ассоциируется с возможностью самой выбирать себе достойного противника.

165 Зози и Виан образуют в романе центральную карнавальную пару, представляя соответственно мир инфернальный и мир реальный. По мнению М.Бахтина карнавальный образ:

стремится охватить и объединить в себе оба полюса становления или оба члена антитезы: рождение – смерть, юность – старость, верх – низ, лицо – зад, хвала – брань, утверждение – отрицание, трагическое – комическое и т.д., причем верхний полюс двуединого образа отражается в нижнем по принципу фигур на игральных картах. Можно это выразить так: противоположности сходятся друг с другом, глядятся друг в друга, отражаются друг в друге, знают и понимают друг друга [Бахтин: 1986, 167].

Две героини с легкостью могли бы поменяться местами, настолько они похожи друг на друга, следует только поменять знак полярности, иными словами изменить их отношение к жизни на 180 градусов. Но Зози не согласна использовать свой магический дар на пользу людям, а Виан отказывается обращать волшебные способности для получения власти и богатства. Положительная и отрицательная энергии персонажей притягиваясь и соединяясь образуют новое качество – и тогда мир становится вверх тормашками, меняется обычная логика. О столкновении Зози и Виан, ставшим кульминацией романа, нами будет сказано ниже. Важное место в поэтике Д.Харрис занимает фольклор, представленный в виде обработанных и пересказанных литературных сказок. В «Леденцовых туфельках» писательница представляет сказку-легенду о юноше, который продал свою тень и делает ее частью собственного повествования. Сказку о молодом человеке, обменявшем свою тень на дар вечной жизни, Виан рассказала ее мать. Юноша вначале был доволен сделкой, так как не видел в своей тени никакого толка. Затем, по прошествии многих лет, молодой человек начал задумываться над своим поступком. Друзья его умерли, семьи он не создал. В отчаянии он рассказал свою историю священнику и узнал, что продал

166 не тень, а часть своей души самому дьяволу. Поэтому юноша, потеряв самого себя, не мог быть счастлив. В отчаянии он покончил с собой. Обработанная Д. Харрис сказка обращена к теме двойничества, к традиционному для мировой литературы образу двойника, «черного человека». В романе тень представляет собой темную сторону личности героини, ее борьбу с самим собой, с темным отражением ее души. Зози и Благочестивые – вот кого и боится и не может избежать Виан. Схватка между ними неизбежна. Еще одна европейская сказка в обработке Д. Харрис вставлена в текст романа и предшествует поединку между Виан и Зози, между светлым и темным проявлением души человека. У одной вдовы была дочка, которую она любила больше всего на свете. Они жили бедно, но были счастливы вместе так, что Королева Червей (Queen of Hearts), жившая неподалеку, воспылала завистью и решила пополнить свою коллекцию сердец еще одним. Трижды, по законам сказки, королева приходила в разном обличье в дом вдовы, но девочка не захотела ее полюбить и отдать свое сердце. Тогда колдунья обернулась вдовой и стала вести домашнее хозяйство быстрее и гораздо лучше, чем мать девочки. Обе матери претендовали на любовь девочки, но она так и не смогла сделать выбор. Тогда женщины решили приготовить ужин, и условились, что дочь останется с той, чье кушанье будет вкуснее. Д. Харрис, автор трилогии о еде, превращает состязание в кулинарный поединок, состоящий из трех раундов. Таким образом, путь матери и ведьмы к сердцу девочки зависит от поварского искусства претендентов. Вдова никогда еще так не старалась, но колдунья владела магией, и ее колдовская сила была весьма могущественной. Вдова начала с зимнего супа, сваренного с мозговой косточкой. Ведьма же предложила нежнейший бульон, с имбирем и сорго с хрустящими сухариками, тающими во рту:

They began with a winter soup, lovingly cooked in a copper pot with a shinbone left over from Sunday lunch– But the witch brought in a light bouillon, simmered with the 167 sweetest of baby shallots and scented with ginger and lemongrass and served with croutons so crisp and small that they seemed to vanish in her mouth [Shoes: 446].

Затем вдова поставила на стол блюдо, которое дочь просто обожала - сосиски с картофельным пюре и луковым мармеладом. Соперница подала куропаток, которых откармливали фигами, начиненных каштанами и фуа-гра, под гранатовым соусом.

The mother brought in the second course. Sausages and potato mash; a comforting dish the child always loved, with sticky onion marmalade– But the witch brought in a brace of quail that had been gorged on ripe figs all their lives, now roasted and stuffed with chestnuts and foie gras and served with a coulis of pomegranate [Shoes: 447].

Настоящая мать была близка к отчаянию. Но все же испекла свой лучший десерт, рецепт которого передавался по наследству - пышный яблочный пирог. В ответ ведьма представила нежнейшее суфле из орехов, фруктов и других ингредиентов с запахами розы и алтея и предложила к нему вино Шате.

Now the mother was close to despair. She brought dessert: a stout apple pie, made to her mother's recipe. But the witch had made a piece montee: a pastel-colored sugared dream of almonds, summer fruit, and pastries like a puff of air, all scented with rose and marshmallow cream, and served with a glass of Chateau d'Yquem [Shoes: 447].

Настоящая мать поняла, что проиграла, и ее сердце разорвалось пополам с таким звуком, словно поп-корн, разогретый на сковородке. Однако дочь бросилась не в объятья колдуньи, а к лежащей матери и стала просить ее не умирать. Тогда у ведьмы вырвался вопль ярости, и ее сердце лопнуло, как воздушный шарик; Королева Червей перестала быть королевой, а ее коллекция сердец прекратила существовать. Дальнейшее повествование книги построено на параллелях к изложенной ранее сказке. Виан и Зози (принявшая облик главной героини) вступают в схватку за Анук. Колдунья, также как и Королева Червей, коллекционирует разбитые сердца и надеется в скором времени заполучить сердце девочки. Девочка должна уйти с победителем.

168 Как и в других книгах Д. Харрис, важнейшие события в жизни героев маркируются праздничным обедом или другим застольем. В кульминационной сцене романа автор подробно описывает рождественский пир, подготавливая читателя к тому, что и здесь не будет обойдена волшебная магическая составляющая поединка двух колдуний. Во главе стола оставлено место Ру – отцу Розетт, хотя согласно старинной традиции, отзвук небезызвестного Día de los Muertos, Дня мертвых, одно место всегда оставляют для кого-то из умерших людей. Эта традиция, по мнению Зози, очень подходит для начавшегося карнавала. Зози понимает, что в кулинарии Виан нет равных, и ожидает, что героиня способна приготовить особое кушанье, которое сведет на нет все ее усилия. Но этого не происходит; все блюда, приготовленные Виан, необычайно вкусны, но не имеют магической силы. Ужин начинается с лукового супа, от него исходит дивный аромат, чуть напоминающий благоухание осенних листьев; к супу подаются крутоны, тертый швейцарский сыр и сладкий перец.

We begin with an onion soup as smoky and fragrant as autumn leaves, with croutons and grated Gruyere and a sprinkle of paprika over the top. She serves and watches me throughout, waiting, perhaps, for me to produce from thin air an even more perfect confection that will cast her effort into the shade [Shoes: 477].

В качестве второй перемены выступает восхитительная фуа-гра на поджаренных кусочках хлеба. Это блюдо хрустит как настоящий шоколад и также, подобно ему, нежно тает во рту:

The second course is sweet foie gras, sliced on thin toast with quinces and figs. It's the snap that gives this dish its charm, like the snap of correctly tempered Chocolate: and the foie gras melts so lingeringly in the mouth, as soft as praline truffle [Shoes: 478].

Третье блюдо – запеченный целиком лосось с вкуснейшим сбеарнским соусом. Затем появляется главное рождественское блюдо – гусь, с каштанами и жареным картофелем. За птицей следуют сыры, красные вина, паштеты, десерты и торт в виде толстого полена.

169 Гости и Виан опьянены от вина и обильной пищи, однако не чувствуют, что это опьянение необычное, вызванное особым пуншем, который приготовила Зози. О зловещем предназначении зелья читателям становится ясно из его описания. Вкус у напитка огненный, как у острого перца, а запах гвоздики создает впечатление чьих-то похорон. На самом деле большую часть пунша составляет пульке, волшебный возбуждающий напиток из агавы, придуманный ацтеками и немного усовершенствованный ведьмой. Это – последний удар по героине, который окончательно лишает ее воли. Она чувствует, что не может произнести ни одного слова и даже пошевелиться. Зози взяла ее в плен, как и всех остальных гостей. Колдунья верно рассчитала свои действия, но не учла обстоятельство, которое сама когда-то сформулировала для Анук: «it’s magic if you want it». То есть сила волшебства зависит от воли использующего ее человека. Магия бесполезна, если направлена против человека с более высоким потенциалом или верой. Ру, возлюбленный Виан, обладает сильной волей и поэтому почти не восприимчив к тайным чарам ведьмы. Он пытается разобраться, кто же Зози на самом деле. Ему помогает приятель Анук – Жан-Лу, пришедший на вечер позднее. Мальчик демонстрирует вырезку из газеты, а также фотографии колдуньи, случайно сделанные им на улице. Обмануть объектив невозможно, и собравшиеся видят подлинное лицо ведьмы: страшные крохотные глазки, изуродованный в гримасе рот, ореол вокруг головы, испускающий странный свет.

" And he pulled out a folded piece of newspaper, a clipping from one of the Paris newspapers with a blurry picture of a woman's face. Her name, it said, was Franoise Lavery. But the picture was just like those prints of Zozie, tiny eyes and twisted mouth, even down to that weird smudge. . . .

"It's her, " said Jean-Loup. "I know it can't be, but it is."

"You read about these things, " he said, carefully replacing the clipping inside the envelope. "Walk-ins, I think they call them" [Shoes: 233]. 170 Осознав, что победа уплывает из ее рук, колдунья решает не вступать в новую схватку и навсегда покинуть дом, взяв с собой Анук. Чтобы отвлечь от себя внимани, она представляет гостям настоящую мать – Виан, приглашенную ей на праздник. Сотворив знак Ягуара, который делает ее практически невидимой, колдунья выходит их комнаты. Однако и здесь Зози ждет неудача. Анук, сердце которой по-прежнему принадлежит матери, отказывается уходить вместе с колдуньей и вступает с ней в схватку. Девочка обличает ведьму в том, что она собрала целую коллекцию чужих сердец, а своего собственного лишилась и теперь пытается отобрать дочь от матери, чтобы скрасить свое одиночество. Юная волшебница обладает столь сильной волей, а ее правда столь убедительна, что ведьма впервые за долгие годы чувствует настоящий страх. В отчаянном порыве и бессильной злобе колдунья открывается перед девочкой, называя себя Пожирательницей Сердец, Страхом Смерти, Злой Ведьмой, самой жестокой из всех волшебных сказок:

I stared at her, speechless now with indignation. Does the Pied Piper steal children for love? Does the Big Bad Wolf seduce Red Riding Hood out of a misguided need for company? I'm the Eater of Hearts, you stupid child; I'm the Fear of Death; I'm the Wicked Witch; I'm the grimmest of all fairy tales, and don't you dare feel sorry for me– I pushed her away. She wouldn't leave. She reached out for my hand again, and suddenly, don't ask me why, I began to feel afraid [Shoes: 489].

Жалость, которую девочка испытывает к Зози, повергает ведьму в панику и безоглядное бегство. Таким образом, столкновение карнавальной пары заканчивается переворачиванием: красавица Зози превращается в чудовище, страх, который она первоначально внушает, вытесняется жалостью и сочувствием, первоначальная победа ведьмы сменяется полным поражением.

171 Роман заканчивается в соответствии с канонами европейской сказки: зло побеждено, героиня Виан выходит замуж за своего спасителя бродягу Ру, наступает всеобщий праздник и веселье. Таким образом, важными составляющими карнавальной поэтики Д.Харрис являются сказочно-волшебное, чудесное, магическое. В романах «Шоколад», «Пять четвертинок апельсина», «Леденцовые туфельки» Д.Харрис сталкивает два противоположных мира – реальный и фантастический, в результате чего наблюдается картина превращения обычного в чудесное и наоборот. Это позволяет говорить о наличии в книгах второй, альтернативной реальности, в создании которой автор предлагает принять определенное участие и читателю. В зависимости от его мнения огромную щуку из романа «Пять четвертинок апельсина» можно считать хтоническим существом; тогда все злоключения семьи Дартижан объясняются местью волшебной рыбы. Приняв точку зрения героини дилогии «Шоколад», читатель воспримет бурю как волшебный Ветер, а местного кюре – как «Черного человека», преследующего семью Виан Роше. Таким же образом может быть оценена роль магического и мистического в жизни человека. В дилогии «Шоколад» один из главных персонажей утверждает, что не существует четкой границы между реальным и волшебным, наукой и магией. Волшебству можно противопоставить волю, знания, харизму, личное обаяние человека. Любая магия объяснима. Перед читателем вновь встает дилемма – воспринимать ли героев книг Д.Харрис как сказочных (ведьмы, духи, астральные паломники) или прибегнуть к трактовке чудесных явлений с точки зрения науки. Иными словами, читатель вынужден самостоятельно разграничивать норму и нарушение нормы, обыденного порядка.

172 ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Важнейшей художественной доминантой романного творчества Джоан Харрис выступает карнавальность. Наиболее яркими проявлениями карнавальности становятся такие ее составляющие, как игра, взаимодействие карнавальных пар (трикстера и культурного героя), пиршественные образы, магическое, мистическое, волшебно-сказочное. Игровая составляющая карнавала, присущая многим произведениям Д. Харрис, особенно показательно проявилась в романах «Джентльмены и игроки» и «Мальчик с голубыми глазами». В этих книгах игра выполняет сюжетообразующую функцию; кроме того, романы обладают своеобразной лудической атмосферой, вследствие игры автора с читателем, использования говорящих фамилий, языковой игры, а также постоянного лицедейства главных персонажей. Романы «Джентльмены и игроки» и «Мальчик с голубыми глазами» написаны в нетрадиционной для английского романа манере, которую автор охарактеризовал как «murder-mystery with no detective”. Несмотря на присутствие формальных признаков детектива, в книгах не действуют традиционные для этого жанра правила. Читателю сразу же называется имя убийцы, а расследование ведут некомпетентные в области сыска персонажи романа. Это позволяет Д. Харрис вести свободную игру с читателями и намеренно подводить их к неожиданным и не всегда явным выводам. Так, в романе «Мальчик с голубыми глазами» до конца книги не ясно, какие убийства осуществлены в реальности, кто настоящий преступник, а кто – жертвы. Таким образом, сама «детективность» становится в упомянутых романах предметом игры автора с читателем. Топос игры в романе «Джентльмены и игроки» актуализируется уже в названии романа, представляющего собой аллюзию на английский крикет, где 173 джентльменами считаются любители, а игроками называют профессионалов, зарабатывающих спортом деньги. Под джентльменами в романе Д. Харрис подразумевает преподавателей английской элитной школы для мальчиков «Сент- Освальд». Игроком же выступает трикстер, принимающий по ходу действия книги различные обличья и имена. Топос игры подчеркивают также аналогии между названиями глав романа, представляющими собой шахматные термины, и метафорическими значениями этих понятий. В главе «Pawn» (пешка - самая малоценная фигура в шахматах, но единственная имеющая возможность превращения в самую сильную фигуру – ферзя) автор показывает формирование трикстера - игрока, для которого жизнь представляется большой игрой, целью становится уничтожение противника, а ставками порой служат человеческие жизни и судьбы. В главе «King» повествуется о культурном герое, обладающим качествами во многом противоположными трикстеру. Далее, пересекая все поле, трикстер-пешка сталкивается с другими фигурами-персонажами романа (главы «Bishop», «Knight»), расправляется с ними (глава «Еn passant»), затем выходит в ферзи (глава «Queen»), объявляет шах («Сheck»), и, наконец, ставит Королю мат (последняя глава «Mate»). По замыслу Д. Харрис, пешка, под которой подразумевается главный герой-трикстер, разыгрывает блестящую партию, где в роли шахматного короля выступает культурный герой. Намаловажное значение для понимания романа имеют «говорящие» фамилии главных персонажей, отражающие их внутреннюю суть. Трикстер в начале книги имеет фамилию Snyde (нечестный, подлый). Затем он меняет ее на более подходящие для своей роли - Pinchbeck («поддельный», т.е. выдающий себя за другого) и Dare («дерзкий»). Культурный герой, вступающий в схватку с трикстером, носит фамилию Straitley («прямой», «честный»).

174 Таким образом, роман повествует о том, как профессиональный игрок- трикстер навязывает свою партию любителям-джентльменам, которую затем элегантно и грациозно выигрывает. Победа оказывается возможной, прежде всего, потому, что трикстер игнорирует принципы честности и порядочности, заложенные спортивной этикой игры в крикет. Композиционной основой романа «Мальчик с голубыми глазами» стала популярная во всем мире головоломка. Шесть глав книги, словно шесть плоскостей кубика, названы автором различными цветами, каждый из которых имеет важное символическое значение, позволяющее «вычислить» того или иного персонажа. Использование цветовой символики, а также постоянное «переворачивание» сюжета, необходимость возвращаться к начальным главам, чтобы затем пойти в верном направлении, делает книгу похожей на пазлы, созданные венгерским изобретателем Рубиком. В романе Д. Харрис предлагает читателю провести аналогию между шестью главными персонажами книги и шестью разными цветами: черным, коричневым, синим, зеленым, белым, красным и в результате собрать все грани головоломки. Вначале задача кажется простой, но по мере развития и усложнения сюжетной линии читатель сталкивается с тем, что главные герои «меняются» личинами, «растворяются» между других и, соответственно, изменяют свой цвет. Так, в красный цвет могут быть «окрашены» четыре персонажа, в голубой и белый – два. Не до конца ясна «окраска» других героев романа. Таким образом, автор предлагает читателю самому включиться в игру и создавать романную действительность; он даже может выбрать преемлемый для него финал. К игре автора с читателем относится и особая музыкальная составляющая романа: Д. Харрис перед прочтением каждой главы рекомендует прослушать конкретное музыкальное произведение. Эти композиции не только дают звуковую иллюстрацию переживаний персонажей, придавая тексту особые 175 коннотативные и новые эмоциональные оттенки, но и содержат порой ключ (в завуалированной или в прямой форме) к разгадке сюжета. Топос игры как лицедейства, притворства актуализируется через поведение всех главных персонажей романа. Если в виртуальном пространстве герои стремятся играть низменные роли убийц, садистов, извращенцев, то в реальной жизни они надевают приличествующие и одобренные обществом маски. Голубоглазый – любящий и послушный сын. Глория – заботливая и нежная мать. Альбертина – умная и кроткая дочь. Важная роль в романе отводится языковой игре, то есть преднамеренному целевому нарушению языковой, речевой или коммуникативной нормы. Причем, если обычно целью такого нарушения бывает создание комического эффекта, то в «Мальчике с голубыми глазами» языковая игра используется автором исключительно для нагнетания иронической и саркастической атмосферы книги, характеризующей внутренние переживания и мироощущения героя. Особенно значение для романа имеет сочетание слов в псевдониме одного из посетителей блога «JennyTricks», представляющим аллюзию на латинское «Genitrix» (родительница, мать, праматерь). Расшифровав псевдоним, герой понимает, что истинным убийцей была его мать, всячески скрывающая умения работать с персональным компьютером и интернетом. Карнавальность произведений Д.Харрис проявляется и в противостоянии культурного героя и его антипода-трикстера. Подобное противостояние особенно характерно для литературного конфликта романов «Джентльмены и игроки», «Блаженные шуты», «Леденцовые туфельки», где образ трикстера содержит практически весь набор архетипических качеств данного литературного героя. Несмотря на различие сюжетов вышеуказанных романов, действие которых разворачивается в разных странах и исторических эпохах, развитие и разрешение конфликта между героем и трикстером реализуется автором по единой схеме. Сначала культурный герой не замечает 176 разрушительной деятельности трикстера, направленной в том числе и против него, затем пытается найти компромисс или избежать столкновения, однако, в конце концов, принимает вызов и вступает в схватку, которая является кульминацией произведения. Основной отличительной чертой образа трикстера в романах Д.Харрис служит его постоянная страсть к игре, готовность к схватке с любым уготованным судьбой или случаем противником. Для Лемерля – героя романа «Блаженные шуты» – необходимо постоянно «идти ва-банк, низвергать алтари, осквернять могилы». Цель жизни «Зози» – трикстера в романе «Леденцовые туфельки» – очередное приключение или схватка с достойным соперником. Дерзи – героиня книги «Джентльмены и игроки» признается в конце романа, что даже Париж слишком тесен, чтобы вместить все ее амбиции, ей нужно дерзать, стремиться, побеждать. Важнейшей характеристикой трикстера в романах Д. Харрис выступает театральность, то есть выдвижение на первый план художественного эффекта, превращение игры и плутовства в художественный жест. Подобная театральность очень похожа на карнавальное действо, в числе основополагающих компонентов которого – маска, тень, отражение. По сути, основной сюжет романа «Блаженные шуты» представляет собой описание подготовки и реализации трикстером грандиозного представления, основанного на смене верха и низа и поэтому близкого к карнавальному шоу. В задуманном трикстером действе праздничная молитва при встрече епископа неожиданно для участников должна превратиться в зловещий спектакль, где по его команде монашки предстанут блудницами, церковь станет похожей на балаган, епископ окажется сообщником дьявола, а святой отец, сорвав маску, предстанет перед всеми в истинном обличии злодея. Другой важной особенностью поэтики романов Д.Харрис служит приверженность главных героев-трикстеров к сакрализации своих действий, что 177 отличает их от обыкновенных, возможно даже сверходаренных мошенников. Ведьма Зози – персонаж романа «Леденцовые туфельки» – не просто сильная колдунья, она наследует и развивает древние магические знания, создав свое учение, которое она назвала Системой. В ее основе – проверенные сведения о растительных снадобьях, ядах, магических жестах и именах, некоторых астральных телах и самовнушении, о магических заклятиях, а также об умение ими манипулировать людьми, читая их ауру. Важнейшей особенностью трикстера в романах Д.Харрис предстает его постоянное изменение имен и обличий, что восходит к мифологической традиции смены карнавальных масок. Проходимец, актер Лемерль («Блаженные шуты») большую часть романа выдает себя за святого отца Коламбена, Джулиана («Джентльмены и игроки») безукоризненно исполняет роли мальчика из богатой семьи, соблазненной школьницы, перспективного молодого преподавателя, безжалостного убийцы. С легкостью, используя весь арсенал современных технологий, меняет внешность и имена ведьма Зози (книга «Леденцовые туфельки). В романах Д. Харрис неизменно присутствуют общие, объединяющие черты игрока-трикстера и культурного героя. В книге «Джентльмены и игроки» персонажей Д. Дерзи (трикстер) и Р. Стрейтли (культурный герой) объединяет любовь к старой школе «Сент-Освальд». Ведьму Зози и колдунью Виан («Леденцовые туфельки») связывают оккультные силы и магические знания. Лемерль и Жюльетта («Блаженные шуты») – талантливые актеры, привыкшие к известности и жаждущие актерского признания с той лишь разницей, что амбиции трикстера практически безмерны и направлены на удовлетворение своих низменных чувств. Совсем по-другому строится противодействие культурного героя и виртуального трикстера в романе «Мальчик с голубыми глазами». Главной особенностью романа Д. Харрис, где действует виртуальный трикстер, является 178 полная незаметность культурного героя, его «растворение» в других персонажах книги. Другая особенность романа – его подчинение правилам компьютерной эстетики и культуры мультимедийного пространства. В частности, в описании убийств, совершенных Голубоглазым, видна шаблонность и опора на правила РС-игр, особенно жанра «стелс». Традиционным элементом игры автора с читателем в произведении Д.Харрис служит наличие какой-либо тайны, несоответствия, интриги, разгадка которых содержится, как правило, в конце романа. Объяснение тайны подчас переворачивает сюжет, заставляет по-новому взглянуть на романную действительность. В романе «Джентльмены и игроки» Д. Харрис до последней главы умело «маскирует» трикстера. Когда автор, наконец, открывает тайну героя читателям – угловатый низкорослый подросток Джулиан был девочкой Джулианой – все становится на свои места. В сиквеле «Шоколад» тайной является происхождение героини. Как оказывается Виан была похищена в детском возрасте и воспитана другой женщиной. Настоящую мать находит колдунья Зози и использует в своих темных планах. В романе «Ежевичное вино» главного героя, писателя Д.Макинтоша несколько раз посещает старый друг — старик Джо, невидимый для других. В конце книги герой раскрывает тайну мистических посещений: старик Джо все это время находился в больничной плате, но благодаря тренировкам, мог путешествовать и общаться с другими людьми в астральном теле. В романе «Пять четвертинок апельсина» семью Дартижан от расправы спасает таинственный, кажущийся загробным, голос, приказавший вооруженным людям разойтись. Спустя сорок лет героиня узнает, что голос принадлежал ее жениху. В формировании карнавальной поэтики Д.Харрис первостепенное значение занимают также пиршественные образы. Топосы праздника и еды 179 составляют важную основу карнавального действа. Романы «Шоколад», «Ежевичное вино», «Пять четвертинок апельсина» наглядно изображают, как конкретные пиршественные образы – шоколад, вино, апельсин задействуются автором для выполнения сюжетно-композиционных и других функций. В романе «Шоколад» дух карнавала, символом которого становятся кондитерские лакомства, одерживает победу над анти-духом, косностью и рутиной провинциального городка. Волшебный вкус шоколада сближает бабушку и внука, дает надежду и силы одинокому человеку, радость и ощущение полноты жизни – постоянным клиентам лавки героини. Апельсин («Пять четвертинок апельсина») служит завязкой для приключений героини книги и определяет ее дальнейшую судьбу. В романе «Ежевичное вино» волшебные бутылки с необычным напитком являются полноправными героями произведения. Они способны возвращать человека к прошлому, подталкивать его к справедливому, на их взгляд, поступку, заставлять других персонажей делиться тайным и сокровенным. Указанные романы объединены Д. Харрис в «трилогию о еде». Необходимо отметить, что объединение строится не на принципах преемственности сюжета и общих героях, а на исследовании в рамках художественного произведения той значительной роли пищи, которую она играет в жизни человека и общества. Еда в романах писательницы выполняет еще одну значительную функцию, выступая средством создания ряда важных для конфликта произведения оппозиций концептов таких как свое-чужое, старое-новое, принуждение-свобода, разрешенное-запрещенное, волшебное- обыкновенное и многих других. Топос еды в романах Д. Харрис выполняет различные функции, но почти всегда связан с праздником, свободой, обновлением, что присуще мотивам и идеям карнавала. Практически все кульминационные сцены «трилогии о еде» и других произведений связаны с праздничным застольем или другим угощением 180 или приемом пищи. В художественном пространстве, созданном Д. Харрис, пища и напитки служат инструментом поэтического и философского осмысления мира, рассматриваются как экзистенциальная ценность, могут служить средствами бартера и шантажа, воротами в прошлое, способны объединять и примирять людей, создавать им праздник. Главные герои «трилогии о еде», вступая в конфликт с окружающим миром, пытаются (и небезуспешно) изменить его к лучшему с помощью создаваемых ими кулинарных шедевров. В 4 главе были рассмотрены и другие характерные для карнавальной поэтики Д. Харрис элементы, а именно: магическое, ирреальное, фольклорно- сказочное. Анализ романов «Шоколад», «Леденцовые туфельки», «Ежевичное вино» позволяет говорить о влиянии на автора литературных трудов знаменитых английских писателей-мистиков А. Кроули и О.Хаксли. Вторая реальность, скрытая от посторонних (для них она кажется волшебной, фантастичной), привычна и даже обыденна для главных героев. Такое переворачивание и переплетение мифического и реального, фантастического и обычного, фольклорно-сказочного и рутинного трактуется нами как магия повседневности и рассматривается как важнейший элемент карнавализации произведений и одновременно иллюстрирует парадоксальное утверждение Алистера Кроули о том, что самое необычное в магии заключается в ее обыденности. Магическое в произведениях Д. Харрис и характеризуется наличием тонкой грани (подчас невидимой и дискуссионной) между волшебным и обыденным, и которое может быть вполне объяснимо для современного человека с точки зрения науки. Почти всегда Д. Харрис оставляет место для здравого смысла; магия может быть объяснена за счет гипноза, расчета, мастерства, интуиции, везения и других возможностей протагониста. На примере романа «Пять четвертинок апельсина» показано, как Д. Харрис удается показать реально произошедшие события, происходящее в книге через 181 волшебную призму сказки. Наличие второй, альтернативной реальности в книгах писательницы приглашает читателя самому принять участие в трактовке художественной реальности произведения. Поэтому, к примеру, огромную щуку из романа «Пять четвертинок апельсина» он может считать хтоническим существом – тогда все злоключения семьи Дартижан будут объясняться местью волшебной рыбы. Приняв точку зрения героини романа «Шоколад», читатель может воспринимать бурю как волшебный Ветер, а местного кюре – как «Черного человека», преследующего семью Виан Роше. В книге «Леденцовые туфельки» один из главных персонажей доказывает, что не существует четкой границы между реальным и волшебным, наукой и магией. Волшебству можно противопоставить волю, знания, харизму, личное обаяние человека. Любая магия объяснима. Поэтому перед читателем вновь встает дилемма – воспринимать ли героев книг Д. Харрис как сказочных (ведьмы, духи, астральные паломники) либо прибегнуть к трактовке чудесных явлений с точки зрения науки и эзотерики, иными словами, самостоятельно провести границы между нормой и ее нарушением. В «Леденцовых туфельках» Д. Харрис пытается показать природу магии, ее роль в жизни человека, опираясь на основные положения современной эзотерики, используя также философию и терминологию учения ацтеков. Превращение обычного в чудесное и наоборот, магического в обыденное, необходимость совместного существования добра и зла, света и тени отражают интерес Д. Харрис к фольклору, обработанные и пересказанные литературные сказки, легенды, предания органично вплетаются в текст романов. Поэтика Д.Харрис, талантливой и самобытной писательницы, далеко не исчерпывается данной работой и, несомненно, будет темой дальнейших исследований.

182 БИБЛИОГРАФИЯ

Источники: 1. Harris, J. Chocolat [Text] / J. Harris. – New York: Random House, 2010. - 384 р. [Chocolat] 2. Harris, J. Blackberry Wine [Text] / J. Harris. – New York: Random House, 2010. - 416 р. [Wine] 3. Harris, J. Gentlemen & Players [Text] / J. Harris. – New York: Random House, 2010. - 512р. [Gentlemen] 4. Harris, J. Holy Fools Players [Text] / J. Harris. – New York: Random House, 2010. - 432р. [Fools] 5. Harris, J. Blueeyedboy [Text] / J. Harris. – New York: Random House, 2010. - 528р. [Blueeyedboy] 6. Harris, J. The Lollipop Shoes (Chocolat 2) [Text] / J. Harris. – New York: Random House, 2010. - 592р. [Shoes] 7. Harris, J. Five Quarters of The Orange [Text] / J. Harris. – New York: Random House, 2010. - 432р. [Orange] 8. Harris, J. Сoastliners Orange [Text] / J. Harris. – New York: Random House, 2002. - 396 p 9. Harris, J. Runemarks Orange [Text] / J. Harris. – New York: Random House, 2008. - 528p. 10. Harris, J. Jigs & Reels [Text] / J. Harris. – New York: Random House, 2010. - 288p. 11. Сайт Д.Харрис [Электронный ресурс]. Режим доступа URL: www.joanne- harris.co.uk [сайт] 12. Харрис, Д. Блаженные шуты [Teкст] / Харрис, Д. – Издательство Ольги Морозовой, 2007. – 381с.

183 13. Харрис, Д. Джентльмены и игроки [Teкст] / Харрис, Д. – Домино, 2008. – 505с. 14. Харрис, Д. Ежевичное вино [Teкст] / Харрис, Д. – Эксмо, 2010. – 362с. 15. Харрис, Д. Леденцовые туфельки [Teкст] / Харрис, Д. – Эксмо, 2007. – 719с. 16. Харрис, Д. Мальчик с голубыми глазами [Teкст] / Харрис, Д. – Эксмо, 2011. – 588с. 17. Харрис, Д. Остров на краю света [Teкст] / Харрис, Д. – Эксмо, 2012. – 329с. 18. Харрис, Д. Пять четвертинок апельсина [Teкст] / Харрис, Д. – Издательство Ольги Морозовой, 2005. – 429с. 19. Харрис, Д. Спи, бледная сестра [Teкст] / Харрис, Д. – Эксмо, 2006. – 388с. 20. Харрис, Д. Темный ангел [Teкст] / Харрис, Д. – Эксмо, 2012. – 379с. 21. Харрис, Д. Шоколад [Teкст] / Харрис, Д. – Эксмо, 2011. – 378с.

Научная и критическая литература:

22. Аверинцев, С.С. Авторство и авторитет [Электронный ресурс] / С.С. Аверинцев // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания: сб. статей. М.: Наследие, 1994. С. 105-125. 23. Агранович, С.З. Двойничество [Текст] / С. З. Агранович; Самар. гос. ун-т. Каф. рус. и зарубеж. лит. - Самара: Самарский университет, 2001. - 130 с. 24. Адмони, В.Г. Поэтика и действительность: из наблюдений над зарубежной литературой XX в. [Текст] / В.Г. Адмони. - Л.: Советский писатель, Ленингр. отделение, 1975. - 310 с. 25. Анисова, А.А., Жук, М.И. Архетип Тени в романе Г. Гессе «Степной волк» с точки зрения теории аналитической психологии К.Г. Юнга [Текст] / А.А.

184 Анисова, М.И. Жук // Культурно-языковые контакты. Вып. 9. – Владивосток: Изд-во ДВГУ, 2006. – С. 300-312. 26. Антонян, Ю.М. Великая мать: реальность архетипа [Текст] / Ю.М. Антонян; Ин-т гуманит. образования. - М.: Логос: Университет. кн., 2007. - 279 с. 27. Апаликова, В.О. Архетип трикстера в романе В.В.Набокова «Король, дама, валет» [Текст] / В.О. Апаликова // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя: материалы Международной заочной научной конференции, г.Астрахань, 19-24 апреля 2010 года / под редакцией Г.Г.Исаева. – Астрахань: издательский дом «Астраханский университет», 2010. -С. .178-182 28. Афанасьев, А.Н. Поэтические воззрения славян на природу [Текст].: опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов: [в 3 т.] / А.Н. Афанасьев. – М.: Академический проект, 2013. - (Технологии культуры). Т. 2. - 2013. - 364, [1] с. 29. Афанасьев, А.Н. Поэтические воззрения славян на природу [Текст]: опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов: [в 3 т.] / А.Н. Афанасьев. – М.: Академический проект, 2013 - (Технологии культуры). Т. 1. - 2013. - 382, [1] с. 30. Бальбуров, Э.А. Фабула, сюжет, нарратив как художественная рефлексия событий Э.А. Бальбуров // Критика и семиотика. Вып. 5. - Новосибирск, 2002. - С. 71-78 31. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика [Текст]: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова.– М.: Прогресс, 1989–616 с.

185 32. Барт, Р. Миф сегодня [Текст] / Р.Барт // Избранные работы: Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова.– М.: Прогресс, 1989–616 с. - С. 72-130) 33. Барт, Р. Писатели и пищущие [Текст] / Р.Барт // Избранные работы: Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова.– М.: Прогресс, 1989–616 с. - С. 133-141) 34. Барт, Р. Риторика образа [Текст] / Р.Барт // Избранные работы: Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова.– М.: Прогресс, 1989–616 с. - С. 207-318 35. Барт, Р. Эффект реальности [Текст] / Р.Барт // Избранные работы: Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова.– М.: Прогресс, 1989–616 с. - С. 392-400 36. Барт, Р.Смерть автора [Текст] / Р.Барт // Избранные работы: Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова.– М.: Прогресс, 1989–616 с. - С. 384-391 37. Баткин, Л.М. О постмодернизме и "постмодернизме": О судьбе ценностей в эпоху после модерна [Текст] / Л. М. // Октябрь. - 1996. - № 10. - С. 176 - 188. 38. Бахтин, М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук [Текст] / М. М. Бахтин. - СПб.: Азбука, 2000. - 332 c. 39. Бахтин, М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса [Текст] / М. М. Бахтин. – М.: Художественная литература, 1990. - 541 с. 40. Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Достоевского [Текст]: биография отдельного лица / М. М. Бахтин. – М.: Художественная литература, 1972. - 470 с. 41. Белова, А.О. Игра как основной мотив и сюжетообразующий прием в повести Ф.Х. Бернетт «Маленькая принцесса. Приключения Сары Кру» 186 [Текст] / А.О. Белова // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Русская филология.– 2012. – №1. – С.90-95. 42. Берковский, Н.Я. Лекции и статьи по зарубежной литературе [Текст] / Н.Я. Берковский. - СПб.: Азбука-классика, 2002. - 479 с. 43. Берковский, Н.Я. Мир, создаваемый литературой [Текст]: [сб. ст.] / Н. Берковский; [сост., авт. коммент. и библиогр. С.И. Тимина; Вступ. ст. Г.А. Белой, С. И. Тиминой, с. 5-44]. - Москва: Советский писатель, 1989. - 492,[2] с. 44. Блум, Хэролд. Страх влияния. Теория поэзии. Карта перечитывания [Текст] / Х. Блум ; пер. С.А. Никитин. - Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1998. - 352 с. 45. Богатырев, П.Г., Якобсон, Р.О. Фольклор как особая форма творчества // Вопросы теории народного искусства [Текст] / П.Г. Богатырев. - М.: Искусство, 1971. - 544 с. С. 369-383 46. Большакова, А.Ю. Архетип, миф и память литературы. [Текст] / А.Ю.Большакова // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя.: Материалы Международной заочной научной конференции, г. Астрахань, 19-24 апреля 2010 года / под редакцией Г.Г.Исаева. – Астрахань: издательский дом «Астраханский университет», 2010. - С.5-14. 47. Бочаров, С.Г. О художественных мирах: Сервантес, Пушкин, Баратынский, Гоголь, Достоевский, Толстой, Платонов [Текст] / С.Г. Бочаров. - М.: Сов. Россия, 1985. - 296 с. 48. Бочаров, С.Г. Филологические сюжеты [Текст]: [сб. ст.] / С.Г. Бочаров. – М.: Языки славян. культур (Кошелев А.), 2007. - 653 с. 49. Бойко В. А., Истина в пространстве художественного текста [Текст] / В.А. Бойко, О.Г. // Критика и семиотика. - 2006. - Вып. 9. - С. 4-23

187 50. Вербицкая, М.В. Теория вторичных текстов: На материале современного английского языка [Текст]: автореферат дис. доктора филологических наук: 10.02.04 / М.В. Вербицкая / МГУ им.М.В. Ломоносова. - Москва, 2000. - 47 с 51. Веселовский, А.Н. Избранное: Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. – СПб.: Университетская книга: ЦГИ, 2011. - 687 с. 52. Виноградов, В.В. О языке художественной прозы. [Текст]: избранные труды / В. В. Виноградов. - М.: Наука, 1980. - 360 с. 53. Владимирова, Н. Г. Поэтика романа У. Голдинга "Двойной язык" [Текст] / Н.Г. Владимирова // Вестник Новгородского государственного университета. – 2000. - № 15. - – С. 75 80. 54. Волкова, Е.Г. Идеи В.Я. Проппа в интеллектуальном контексте эпохи: философско-методологический анализ [Текст]: диссертация кандидата философских наук: 09.00.08 / Е.Г. Волкова; [Место защиты: Моск. пед. гос. ун-т]. – М., 2011. - 138 с. 55. Вольский, Н.Н. Загадочная логика Детектив как модель диалектического мышления [Текст] / Н.Н. Вольский // Легкое чтение. Работы по теории и истории детективного жанра. – Новосибирск: Издательство НГПУ, 2006. – 280 с. – С. 4-126. 56. Гаврилов, Д.А. К определению трикстера и его значимости в социо- культурной реальности [Текст] / Д.А. Гаврилов // Первая Всеросcийская научная конференция «Философия и социальная динамика XXI века: проблемы и перспективы», 15 мая 2006 г. [материалы]. – Омск: СИБИТ, ИПЭК, СРШБ (колледж), 2006. –409 с. CC. 359-368. 57. Гаврилов, Д.А. Трикстер в период социокультурных преобразований: Диоген, Уленшпигель, Насреддин [Текст] / Д.А. Гаврилов // EXPERIMENTUM – 2005. Сборник научных статей философского

188 факультета МГУ / Под ред. Е.Н. Мощелкова / Сост. А.В. Воробьев, М.И. Чернов. – М.: Социально-политическая МЫСЛЬ, 2006. – 192 с. 58. Гаврилов, Д.А. Трюкач. Лицедей. Игрок. Образ трикстера в евроазиатском фольклоре [Текст] / Д.А. Гаврилов - М.: Ганга при участии ИЦ «Слава», 2009. - 288 с. ISBN: 978-5-98882-096-3 59. Галатенко, Ю. Н. Художественное взаимоотношение вымысла и истории в романе У. Эко «Баудолино» [Текст] / Ю. Н. Галатенко //Филология в системе современного университетского образования: Материалы научной конференции 22-23 июня 2004 года. - Вып. 7. - М., 2004. - С. 246-252 60. Гальперин, И.Р. Текст как объект лингвистического исследования [Текст] / И.Р. Гальперин - 5-е изд., стереотип. – М.: КомКнига, 2007. – 144 с. – (Лингвистическое наследие XX века). 61. Гинзбург, Л.Я. О психологической прозе [Текст] / Л.Я. Гинзбург. - Ленинград: Художественная литература, Ленинградское отделение, 1977. - 441, [2] с. 62. Гинзбург, Л.Я. О старом и новом [Текст]: статьи и очерки / Л.Я. Гинзбург. - Ленинград: Советский писатель, Ленинградское отделение, 1982. - 422, [1] с 63. Гиршман, М.М. Литературное произведение: теория художественной целостности [Текст] / М.М. Гиршман. - 2-е изд., доп. – М.: Яз. славянской культуры, 2007. - 555 с. - (Коммуникативные стратегии культуры / Донецкий нац. ун-т, Донецкий ин-т социального образования). 64. Голан, А. Миф и символ [Текст]: монография/ А. Голан. - М.: Русслит, 1993. - 375 с. 65. Гонтар, М. Постмодернизм во Франции: определение, критерии, периодизация [Текст] : ежегодник. 2006: Постмодернизм. Парадоксы бытия / РАН, Ин-т науч. информ. по обществ. наукам, Центр гуманит.

189 науч.-информ. исслед. ; гл. ред. Л.В. Скворцов, ред.-сост. А.А. Ревякина. - М. : ИНИОН РАН, 2006. - 264 с. 66. Гримберг, Ф. Добро и зло: искривление мифа? Ф. Гримберг о теме оккупации в новой литературе. [Текст] / Ф. Гримберг// Критическая масса. - 2006.- № 1.- С. 99-106 67. Гринштейн, А.Л. Карнавал и маскарад: два типа культуры // "На границах". Зарубежная литература от средневековья до современности [Текст] / Отв. ред. Л.Г.Андреев. - М.: Экон, 2000. - 256 с. 68. Гринштейн, А.Л. Маскарадность и французская литература XX века [Текст]: диссертация … доктора филологических наук: 10.01.05. / А.Л. Гринштейн – М., 1999. - 379 с. Литературы народов Европы, Америки и Австралии 69. Гринштейн, А. Л. Карнавал и маскарад в художественной литературе [Текст] / А. Л. Гринштейн. - Самара: Издательство академии культуры и искусств, 1999. – 119 с. 70. Гринштейн,А.Л., Гринштейн,Э.А. Топос еды в романе А.Н. Толстого «Петр Первый» [Текст] /А.Л.Гринштейн, Э.А.Гринштейн //Третий Толстой и его семья в русской литературе, сб. науч. статей. Самара, 2003. – 296 с. 71. Гринштейн,А.Л. Данов Д.К. Дух карнавала. Магический реализм и гротеск [реферат] /А.Л.Гринштейн //Российская Академия наук. Институт научной информации по общественным наукам. Реферативный журнал. Серия 7. Литературоведение. – 1998 – №1. – С. 13-17. 72. Гришина, И.И. Сказка в системе речевых жанров [Текст] / И.И. Гришина // Современные исследования социальных проблем. Периодическое научное издание. – Красноярск, НИЦ, 2011. – № 1(5). – С. 172-174. 73. Грюн, А. Раздирание. Интеграция тени [Электронный ресурс] / А. Грюн Режим доступа: http://psylib.org.ua/books/gruna01/txt06.htm (свободн.)

190 74. Гугнин, А.А.. Магический реализм в контексте литературы и искусства XX века: феномен и некоторые пути его осмысления. [Текст] / А.А. Гугнин - М.: Институт славяноведения РАН, 1998. – 120 с. 75. Данн, Патрик. Магия, энергия, символ. Сила языка в магической практике [Текст] / Патрик Данн; [пер. с англ. В. М. Куприяновой]. - Санкт- Петербург: Весь, 2010. - 203 с. 76. Дементьев, В.В. Фатические речевые жанры [Текст] / В.В. Дементьев // Вопросы языкознания. – 1999. – № 1. – С. 37-55. 77. Дидковская, В.Г. Языковая игра в текстах современной массовой литературы [Текст] / В.Г. Дидковская // Вестник Череповецкого государственного университета – 2013. - № 2 (48). - Т. 2. – С. 57-61. 78. Дубин, Б. Роман-цивилизация, или Возвращенное искусство Шахерезады [Текст] / Б. Дубин // На полях письма. Заметки о стратегиях мысли и слова в XX веке. – М.: Emergency Exit, 2005. - 526 с. 79. Дубин, Б.В. [Текст] / Б.В.Дубин // Слово–письмо–литература: Очерки по социологии современной культуры. М.: НЛО, 2001. - С. 70-81) 80. Дьяконова, Н.Я.. Английский романтизм: проблемы эстетики [Текст] / Н.Я. Дьяконова; [отв. ред. М. П. Алексеев]; АН СССР. - М.: Наука, 1978. - 208 с. 81. Заломкина, Г.В. Поэтика пространства и времени в готическом сюжете [Текст]: дисс. … кандидата филологических наук: 10.01.08. / Г.В. Заломкина – Самара: СГУ, 2003. - 224 с. 82. Замерова, О.А. Метафора «еда» в лирике Б.Пастернака 1910-начала 1920-х г.г. [Текст] / О.А. Замерова // Вестник Ставропольского государственного университета. – 2007. - №50. – С. 249-254 83. Затонский, Д.В. Постмодернизм в историческом интерьере [Текст] / Д.В. Затонский // Вопросы литературы. – 1996.– № 3. С. 182-205.

191 84. Затонский, Д.В. Постмодернизм: гипотезы возникновения [Текст] / Д.В. Затонский // Иностранная литература. - 1996. - № 2. - С. 23–25. 85. Затонский, Д.В. Художественные ориентиры XX века / Д.В. Затонский - М.: Советский писатель, 1988. - 413 с. 86. Захаров, А.В. Феноменология праздничного мироощущения [Электронный ресурс] / А.В.Захаров // Общество, культура, мировоззрение. – М.: Институт философии АН СССР, 1988, СС. 27 – 38. – Режим доступа http://inpsycho.ru/student/biblioteka/stati- prepodavatelej/fenomenologiya-prazdnichnogo-mirooshusheniya.html (свободн.) 87. Захарова, М. В. Языковая игра (современный этап) [Текст] / М.В. Захарова // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия : Филологическое образование. 2009. - №1. - С.34-38 88. Зворыгина, О. И. Лексические маркеры образа «Иного царства» в русской литературной волшебной сказке [Текст] / О. И. Зворыгина // Вестник ЧГПУ. – 2009. -№3. - С.210-215 89. Земская, Е.А. Языковая игра [Текст] / Е. А. Земская, М.А. Китайгородская, Н.Н. Розанова // Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест / Отв. ред. Е.А. Земская. - М.: Наука, 1983. - С.39-54. 90. Зыкова Е.П. Чудесное и сверхъестественное в сознании английских просветителей // Другой XVIII век [Текст]: сборник научных работ / отв. ред. Н.Т. Пахсарьян. М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 2002. - 282, [2] с. 91. Иванов, Н.Н. Мифопоэтика повести М. Пришвина «У стен града невидимого» [Текст] / Н.Н. Иванов // Ярославский педагогический вестник – 2010 – № 4 – Том I (Гуманитарные науки). - С. 255-257 92. Ивашнева, Л.Л. Путь героя народной сказки в нездешние миры. [Текст] / Л.Л. Ивашнева // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя. Материалы Международной заочной научной 192 конференции, г. Астрахань, 19-24 апреля 2010 года / под редакцией Г.Г.Исаева. - Астрахань : издательский дом «Астраханский университет», 2010 - С.16-22 93. Ингарден, Р.О различном познавании литературного произведения. Эстетическое переживание и эстетический предмет [Главы из книги 1936г.] // Ингарден, Р. Исследования по эстетике [Текст] / Перевод с польского А. Ермилова и Б. Федорова; Редакция А. Якушева; Предисл. В. Разумного [С. 5-20]. – М.: Изд-во иностранной литературы, 1962. - 572 с. 94. Интервью. Интервью Д.Харрис газете "Известия" [Текст]: //Известия.- 16 июня 2010 95. Кавелти Д.Г. Изучение литературных формул [Текст]: / Дж.Г. Кавелти; пер. с англ. Е. М. Лазарева // Новое литературное обозрение. - 1996. - № 22. - С. 33-64 96. Кайуа, Р. Игры и люди [Текст] ; Статьи и эссе по социологии культуры / Роже Кайуа ; [сост., пер. с фр. и вступ. ст.: С. Н. Зенкин ; редкол.: А. С. Архипова [и др.] ; Рос. гос. гуманитар. ун-т, Ин-т высш. гуманитар. исслед., Центр типологии и семиотики фольклора]. – М.: ОГИ, 2007. - 302, [1] с. - (Нация и культура / Научное наследие. Антропология). - Контртит. фр. - Библиогр. в подстроч. примеч. - Пер. изд. : Les jeux et les hommes / Roger Caillois. - Paris, 1958. 97. Кайуа, Р. В глубь фантастического. Отражённые камни [Текст]/ Р. Кайуа; пер. с фр. Наталии Кисловой. - СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2006. - 276, [3] с. 98. Кайуа, Р. Игры и люди; Статьи и эссе по социологии культуры [Текст]/ Р. Кайуа ; [сост., пер. с фр. И вступ. ст.: С. Н. Зенкин]. – М.: О.Г.И, 2007. - 302 99. Карасев, Л.В. Философия смеха [Текст] / Л.В. Карасев. - М. : Рос. гос. гуманитар. ун-т, 1996. - 221,[1] с. 193 100. Кассирер, Э. Философия символических форм [Текст] / Э. Кассирер; [Пер. с нем. С.А. Ромашко]. - 3-е изд. - Москва; Санкт-Петербург: Центр гуманитарных инициатив, 2008-. - (Книга света). Т. 3. Феноменология познания. – М.; СПб: Центр гуманитарных инициатив, 2008. - 398 c. 101. Кассирер, Э. Философия символических форм [Текст] / Э. Кассирер; [Пер. с нем. С.А. Ромашко]. - 3-е изд. – М.; СПб. : Центр гуманитарных инициатив, 2008-. - (Книга света). Т. 2. Мифологическое мышление. - Москва; Санкт-Петербург: Центр гуманитарных инициатив, 2008. - 280 c. 1. Кассирер, Э. Философия символических форм [Текст] / Э. Кассирер; [Пер. с нем. С.А. Ромашко] - 3-е изд. - Москва; Санкт-Петербург: Центр гуманитарных инициатив, 2008 - (Книга света). Т. 1. Язык. - 272 с. 102. Кислицын, К.Н. Магический реализм [Текст] / К.Н. Кислицын // Знание. Понимание. Умение. – 2011. – №1. – С. 274-277 103. Козолупенко, Д.П. Проблема выбора в мифопоэтическом и аналитическом типах мировосприятия [Текст] / Д.П. Козолупенко // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия Социальные науки. – 2009. - № 1 (13). - С. 106–113 104. Косиков, Г.К Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму [Текст]: монография / сост., вступит. ст. Г.К. Косиков. - Москва: Прогресс, 2000. - 533 с. 105. Красавченко, Т.Н. Реальность, традиции, вымысел в современном английском романе [Текст] / Т.Н. Красавченко // Современный роман: опыт исследования / отв. ред. Е.А. Цурганова. - М.: Наука, 1990. - 288 с. 106. Кроули, А. Равноденствие богов. Закон — для всех.[Текст] /А.Кроули //— М.: Ганга, 2010. -322с. 107. Кружков, Г.М. Ностальгия обелисков: Литературные мечтания [Текст] / Г.М. Кружков. - М.: Новое лит. обозрение, 2001. - 699, [1] с.

194 108. Кузнецова Т.Ф., Луков В.А., Луков М.В. Массовая культура и массовая беллетристика // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение» [Электронный ресурс] // Культурология. - 2008. -№4. – Режим доступа http://www.zpu-journal.ru/e- zpu/2008/4/Kuznetsova&Lukovs (свободн.) 109. Кэмпбелл, Д. Герой с тысячью лицами: Миф. Архетип. Бессознательное [Текст]: пер. с англ. / Д. Кэмпбелл. - Киев: София, 1997. - 336 с. 110. Лапина, В.А. Роль народной смеховой культуры в романе А.К.Толстого «Князь серебряный». [Текст] / В.А.Лапина // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя: материалы Международной заочной научной конференции, г.Астрахань, 19-24 апреля 2010 года / под редакцией Г.Г.Исаева. – Астрахань: издательский дом «Астраханский университет», 2010. -С. 81-87. 111. Липовецкий, М. Трикстер и “закрытое” общество [Электронный ресурс]/НЛО–2009-№100.–Режим доступа http://magazines.russ.ru/nlo/2009/100/li19.html- (online) 112. Литвиненко, Н.А. Феномен катарсиса: современные подходы [Текст] / Н. А. Литвиненко // Филология в системе современного университетского образования. - 2004.- Вып. 7. - C. 3-12 113. Лихачев, Д.С. Внутренний мир художественного произведения [Текст] / Д.С. Лихачев // Вопросы литературы.- 1968. - № 8. - С. 74 - 87. 114. Лихачев, Д.С. Литература - реальность - литература [Текст] / Д.С. Лихачев. - Л.: Советский писатель, 1984. - 270 с. 115. Лосев, А.Ф. Символ и художественное творчество [Текст] / А. Ф. Лосев // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. - Т. XXX. - 1971. - Вып. 1. - С. 3-13

195 116. Лотман, Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь [Текст]: Кн. для учителя / Ю.М. Лотман. - М.: Просвещение, 1988. - 348,[3] с. 117. Лотман, Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история [Текст] / Ю.М. Лотман. - М.: Языки русской культуры, 1999. - 448 с. 118. Лотман, Ю.М. Об искусстве: структура художественного текста [Текст]: Семиотика кино и проблемы киноэстетики / Ю. М. Лотман - СПб.: Искусство-СПб, 1998. - 702с. 119. Лотман, Ю.М. Структура и семиотика художественного текста [Текст] / Ю. М. Лотман. - Тарту: Издательство ТГУ, 1981. – 148 с. 120. Лушникова, Г.И. Литературная пародия и языковая игра [Текст] / Г.И. Лушникова // Вестник Томского государственного университета. 2009. - № 7 (75). - С. 300-304. 121. Малащенко, В.В. Мотив игры с демоном в романе Г. Гессе "Демиан" [Текст] / В. В. Малащенко // Вестник Российского государственного университета. - 2008. - № 8. - С. 81-85 122. Малин, К.В. Картина мира Д. Остен: мифологический аспект [Текст] / К.В. Малин // Вестник ТГУ. - 2006.- выпуск 2 (42). – С.290-293 123. Маньковская, Н.Б. Эстетика постмодернизма = Esthétique postmoderne [Текст] / Н. Б. Маньковская. - СПб.: Алетейя, 2000. - 346, [1] с. 124. Медведев, Н.В. «Вингенштейн и Гадамер о «языковой игре» [Текст] / Н.В. Медведев // Вестник ТГУ, Гуманитарные науки. Философия, социология и культурология. – 2013. - выпуск 5 (121). - С.156-165. 125. Меднис, Н.Е. "Религиозный экфрасис" в руской литературе [Текст] / Н. Е. Меднис // Критика и семиотика. - 2006. - Вып. 10. - С. 58-67

196 126. Мелетинский, Е. М. Поэтика мифа [Текст] / Е. М. Мелетинский. – М.: Мир: Академический Проект, 2012. - 331 с. 127. Мелетинский, Е.М. Возникновение и ранние формы словесного искусства // История всемирной литературы [Текст]: в 9 т. / Акад. наук СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького ; Гл. редкол.: Г.П. Бердников (гл. ред.) [и др.]. - М.: Наука, 1983 - 1994. Т. 1 / [C. C. Аверинцев, В. К. Афанасьева, И. С. Брагинский и др.]; Редкол. тома: И. С. Брагинский (отв. ред.) [и др.]. - 1983. - 583 с. 128. Мелетинский, Е.М. О происхождении литературно-мифологических сюжетных архетипов [Текст] / Е.М. Мелетинский // Литературные архетипы и универсалии [Текст] / Ред. Е.М. Мелетинский. – М.: РГГУ, 2001. - 433 с. 129. Мелетинский, Е.М., Неклюдов С.Ю., Новик Е.С., Сегал Д.М. Проблемы структурного описания волшебной сказки [Текст] / Е.М. Мелетинский и др. // Труды по знаковым системам IV (Уч. зап. ТГУ, № 236), Тарту, 1969, С. 86-135. 130. Менглинова, Л.Б. Особенности мифопоэтики в повести М.А. Булгакова «Роковые яйца» [Текст] / Л.Б. Менглинова // Вестник ТГУ, Гуманитарные науки. Филология. – 2008. - выпуск 11 (67). - С.269-277 131. Мирзоева, Л.Э. Праздник шутовства всерьез: феномен комедийного самовыражения общества. [Текст] / Л.Э.Мирзоева // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя: материалы Международной заочной научной конференции, г.Астрахань, 19-24 апреля 2010 года / под редакцией Г.Г.Исаева. – Астрахань: издательский дом «Астраханский университет», 2010. -С. 171-176. 132. Мистико-эзотерические движения в теории и практике. Проблемы интерпретации эзотеризма и мистицизма [Текст]: Сб. материалов Третьей

197 международной научной конференции / Под ред. С.В. Пахомова – СПб.: РХГА, 2010. – 288 с. 133. Михайлова, М.В. Внутренний мир женщины и его изображение в русской женской прозе серебряного века [Текст] / М. В. Михайлова // Преображение. Русский феминистский журнал. - 1996. - № 4. - С. 150-158 134. Мотыгина, Ж.Ю. О мифологическом и символическом в рассказе В.Крупина «Алешино место» [Текст] / Ж.Ю. Мотыгина // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя: материалы Международной заочной научной конференции, г.Астрахань, 19-24 апреля 2010 года / под редакцией Г.Г.Исаева. – Астрахань: издательский дом «Астраханский университет», 2010. -С.109-112. 135. Набоков В.В. Лекции по зарубежной литературе. / Некоммерческая электронная библиотека «ImWerden» [Электронный ресурс] // Настоящая публикация - текстовое постраничное электронное воспроизведение книги (или статьи), изданной в 1998 году. Место издания: Москва. Издатель: «Независимая Газета». 515 с. Режим доступа http://imwerden.de/cat/modules.php (свободн.) 136. Николашина, Д.Н. Композиция романа о Францыле Венциане и сюжетная схема волшебной сказки 2009 г. [Текст] / Д.Н. Николашина // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, Филология. Искусствоведение. -2009. -№ 4. - С. 284–287 137. Новикова, В.Г. Доиндустриальные ценности в постиндустриальном «школьном романе» Д. Харрис [Текст] / В.Г. Новикова // Вестник Нижегородского университета им.Н.Лобачевского Филология. – 2012. - №1. -С. 182-185 138. Новикова, П. А. Игровое пространство и игра с пространством в романе Ф.. Бегбедера "Windows on the world" [Текст] / П. А. Новикова //

198 Литература ХХ века: итоги и перспективы изучения.: Материалы Четвёртых Андреевских чтений. М.: Экон-Информ, 2006 - С. 173-177 139. Нойманн, Э. Глубинная психология и новая этика. Человек мистический [Текст] / Э. Нойманн; Под ред. В.В. Зеленского. – СПб.: Академический проект, 1999. - 206с. 140. Нойманн, Э. Происхождение и развитие сознания [Текст]: пер. с англ. / Э. Нойманн. - М.: Рефл-бук: Ваклер, 1998. - 462 с. 141. Олкер, Х.Р. Волшебные сказки, трагедии и способы изложения мировой истории // Язык и моделирование социального взаимодействия [Текст] / Вступ. ст. В. М. Сергеева; Сост. В. М. Сергеева и П. Б. Паршина; Общ. ред. В. В. Петрова. - Благовещенск: Благовещенский гуманитарный колледж им. И. А. Бодуэна де Куртенэ, 1998. - 462, [2] с. - (Корпус гуманитарных дисциплин). ISBN 5-80157-093-4 С. 408-441. 142. Павлова, А.А. Пиры и застолья в романе М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» [Текст] / А.А. Павлова // Вестник Удмуртского университета. - 2009. - Том . - №5-3 - С.5-11 143. Панова, А.Ю. Архетипические черты образа матери в волшебной сказке. [Текст] / А.Ю.Панова // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя: материалы Международной заочной научной конференции, г.Астрахань, 19-24 апреля 2010 года / под редакцией Г.Г.Исаева. – Астрахань: издательский дом «Астраханский университет», 2010. - С.36-40. 144. Пелипенко, А.А., Яковенко, И.Г. Культура как система [Текст] / А.А. Пелипенко, И.Г. Яковенко. – М.: Языки русской культуры, 1998. - 371 с. 145. Плужникова, Н.Н. Диалог эзотерики и науки в постмодернистской интерпретации культуры [Текст] / Н.Н. Плужникова // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и

199 искусствоведение. Вопросы теории и практики. // Грамота. - 11. - № 5. - Ч. 4. - С. 142-145 146. Полковникова, Н.В. Ситуативные реализации мотива игры в романе Н.Д. Ахшарумова «Концы в воду». Некоторые аспекты функционирования [Текст] / Н.В. Полковникова // Вестник Череповецкого государственного университета. – Череповецк : ЧГУ, 2009. – №2. – С. 1-4 147. Полупанова, А.В. Поэтика игры в романе Михаила Веллера "Гонец из Пизы" [Текст] / А.В. Полупанова // Вестник Башкирского университета. - 2009. - Т. 14, N 4. - С. 1364-1368. 148. Грызунова, М. Предисловие к роману Д. Харрис Спи, бледная сестра. [Текст] / М.Грызунова // Харрис Д. Спи, бледная сестра. –М.: Эксмо, 2006. – С. 149. Проблемы изучения литературного пародирования [Текст]: Межвуз. сб. науч. ст. / Самар. гос. ун-т; [Ред.-сост. Н.Т. Рымарь, В.П. Скобелев]. - Самара: Самар. ун-т, 1996. - 153,[1] с. 150. Прончатов, В.Н. Научная гастрономия или насыщение алчущих [Текст] / В.Н. Прончатов // Социология. Психология. Философия // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. – 2009. - № 1. - С. 324–330 151. Пропп, В.Я. Поэтика фольклора [Текст] / В.Я. Пропп. - М.: Лабиринт, 1998. - 351 с. 152. Пропп, В.Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре [Текст] / В.Я. Пропп; науч. ред., комментарии, Ю.С. Рассказова. - М.: Лабиринт, 1999. - 285 с. 153. Пропп, В.Я. Фольклор. Литература. История [Текст] / В.Я. Пропп; сост., науч. ред., комментарии, библиогр. указ. В.Ф. Шевченко. - М.: Лабиринт, 2002. - 462, [2] с.

200 154. Пьеге-Гро, Натали. Введение в теорию интертекстуальности = Introduction à l'intertextualité [Текст] / Натали Пьеге-Гро ; пер. с фр. Г.К. Косикова, В.Ю. Лукасик, Б.П. Нарумова ; общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. - Изд. 2-е. – М.: URSS: Ленанд, 2015. - 235 с. 155. Рейзвих, Я.С. Актуализация архетипа трикстера в романе Генриха Белля «Глазами клоуна» [Текст] / Я.С. Рейзвих // Изв. высш. учеб. завед. Урал. регион. - 2010. - № 2. - С. 69-71 156. Рыбальченко, Т.Л. Введение элементов сказочной поэтики в структуру повествования о современности как форма критики народного сознания в русской прозе 1960-х гг. [Текст] / Т.Л. Рыбальченко // Вестник Томского государственного университета. – 2009. - Филология №2(6) - С.78-99 157. Рымарь Н.Т. Современный западный роман [Текст]: пробл. эпич. и лирич. формы / Н.Т. Рымарь. - Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1978. - 128 с. 158. Рымарь, Н.Т. Поэтика романа [Текст] / Н.Т. Рымарь; под ред. С.А. Голубкова. - Куйбышев: Издательство Сарат. ун-та, Куйбышев. фил., 1990. - 252, [2] с. 159. Рымарь, Н.Т. Теория автора и проблема художественной деятельности [Текст] / Н.Т. Рымарь, В.П. Скобелев; Самарский гос. ун-т. - Воронеж: ЛОГОС-ТРАСТ, 1994. - 262, [1] с. 160. Санников, В.З. Русский язык в зеркале языковой игры [Текст] / В.З. Санников. - 2. изд., испр. и доп. - Москва : Яз. славян. культуры, 2004. - 552 с.; 26 см. - (Язык. Семиотика. Культура). 161. Соколов, Ю.Е. Лабиринт как архетип [Электронный ресурс] / Ю.Е. Соколов // Информационный гуманитарный портал: Знание. Понимание. Умение. – 2009. - №4. – Режим доступа - (online)

201 162. Солдаткина, Я.В. Мифопоэтика романа Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго»: культурно-историческое и универсальное (статья) [Текст] / Я. В. Солдаткина // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Русская филология». – 2011. – № 2. – С. 117-122 163. Солодуб, Ю.П. Интертекстуальность как лингвистическая проблема [Текст] / Ю.П. Солодуб // Филологические науки. – 2000. – № 2. – С. 51-58. 164. Стоянов, В.В. Мифологические образы и мотивы в поэзии В.С.Высоцкого (традиции и новаторство) [Текст] / В.В. Стоянов // Филология и лингвистика: проблемы и перспективы: материалы международной заочн. науч. конф. (г. Челябинск, июнь 2011г.). / Под общ. ред. Г.Д. Ахметовой. – Челябинск: Два комсомольца, 2011. – 65 с., С. 52- 55. 165. Страда, В. Между романом и реальностью: история критической рефлексии [Текст] / В. Страда / Ин-т философии Рос. акад. наук, Некоммерч. науч. фонд "Ин-т развития им. Г. П. Щедровицкого" ; ред., авт. предисл. В.Л. Махлин. - Москва : РОССПЭН, 2010. - 447 с. 166. Табатадзе, Х.Ш. Мифолого-архетипический пласт романа Ф.Сологуба «Мелкий бес» [Текст] / Х.Ш. Табатадзе // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя»: материалы Международной заочной научной конференции, г. Астрахань, 19-24 апреля 2010 года / под редакцией Г.Г.Исаева. -Астрахань, издательский дом «Астраханский университет», 2010. - С. 87-92 167. Тамарченко Н.Д. Жанр литературный [Текст] / Н.Д. Тамарченко // Дискурс: Коммуникативные стратегии культуры и образования. - 2003. - № 11. - С. 60-64. 168. Тамарченко Н.Д. Завершение художественное [Текст] / Н. Д. Тамарченко // Дискурс: Коммуникативные стратегии культуры и образования. - 2003. - № 11. - С. 64-66. 202 169. Тамарченко Н.Д. Стилистическая трёхмерность [Текст] / Н. Д. Тамарченко // Дискурс: Коммуникативные стратегии культуры и образования. - 2003. - № 11. - С. 84-86. 170. Тимошенко, Ю.В. Литературный диалог Джейн Остен с Сэмюэлем Ричардсоном: диссертация кандидата филологических наук: 10.01.03 / Тимошенко Ю.В.; [Место защиты: Поволж. гос. соц.-гуманитар. акад.]. - Самара, 2013. - 203 с 171. Топоров, В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического [Текст]: Избранное / В.Н. Топоров. - М.: Прогресс, Культура, 1995 - 621,[2] с. 172. Тульчинский, Г.Л. Массовая литература в современном обществе: эволюция жанров – к персонологичному фэнтези [Текст] / Г.Л. Тульчинский, // Культ-товары: Феномен массовой литературы в современной России: Сб. науч. ст. СПб.: СПГУТД, 2009. - С. 50 - 57. 173. Тюпа, В.И. Аналитика художественного [Текст]: введение в литературоведческий. анализ / В.И. Тюпа; - М.: Лабиринт, РГГУ, 2001. - 191 с. 174. Урнов, Д.М. Англо-американский вариант: К проблеме определений // Контекст: 1985 литературно-теоретические исследования [Текст] / ред.: Н.К. Гей, П. В. Палиевский, В.Р. Щербина. - М.: Наука, 1986. - 295 с. 175. Урнов, Д.М. На рубеже веков: очерки английской литературы (конец XIX - начало XX в.) [Текст] / М.В. Урнов; отв. ред. Р.М. Самарин; Ин-т мировой литературы АН СССР. - Москва: Наука, 1970. - 432 с. 176. Урнов, Д.М., Урнов, М.В. Литература и движение времени: из опыта английской и американской литературы XX века [Текст] / Д. М. Урнов, М. В. Урнов; – М.: Художественная литература, 1978. - 269 с. 177. Успенский, Б.А. Поэтика композиции [Текст]: [Сборник] / Б.А. Успенский. - СПб.: Азбука, 2000. - 347,[1]с. 203 178. Фоминых, Т.Н. Миф в рассказе П. П. Муратова "Ловля сирен" [Текст] / Т. Н. Фоминых, Т.М. Баженова // Вестник Пермского университета. - 2009. - Вып. 6. - С. 51-59. - Библиогр.: с. 59. - Сер. Российская и зарубежная филология. 179. Фрейденберг, О.М. Поэтика сюжета и жанра [Текст] / Подгот. текста, общ. ред. и послесловие Н.В. Брагинской. - М.: Лабиринт, 1997. - 445 с. 180. Фромм,Э. Анатомия человеческой деструктивности [Текст] / Э. Фромм. Пер. с англ. Э.М. Телятникова, Т.В.Панфилова; - Мн.: ООО «Попурри», 1999.- 624 с. 181. Хаксли, О. О, дивный новый мир [Текст] /О Хаксли. - М.: Аст, 2010.- 233 с. 182. Халуторных, О.Н. Волшебная литературная сказка как феномен культуры: Социально-философский. анализ [Текст]: диссертация кандидата философских наук: 09.00.11. / О.Н. Халуторных - Москва, 1998. - 141 с 183. Хейзинга, Йохан. Человек играющий: опыт определения игрового элемента культуры [Текст] / Йохан Хейзинга; сост., предисл. и пер. [с нидерл.] Д. В. Сильвестрова; коммент., указ. Д. Э. Харитоновича. - Санкт- Петербург: Лимбах И., 2011. - 409 с. 184. Ходанен, Л.А. Миф в творчестве русских романтиков [Текст] / Л.А. Ходанен. - Томск: Изд-во ТГУ, 2000. - 319 с. 185. Храпова, В. В. Композиционный лабиринт романа Джона Фаулза "Коллекционер" [Текст] / В. В. Храпова // Материалы XL Международной научной студенческой конференции "Студент и научно-технический прогресс": Языкознание / Новосибирский государственный университет. - Новосибирск: НГТУ, 2002.- С. 141-144)

204 186. Хьюитт, К. Джозеф Конрад: проблема двойственности [Текст] / К. Хьюитт; Пер. с англ. Д.А. Иванов // Иностранная литература. - 2000. - N7. - С. 169-178:портр. 187. Цыренова, Д.С. Магический реализм в творчестве Мо Яня [Текст] / Д.С. Цыренова // Вестн. Бурят. гос. ун-та. - Улан-Удэ, 2010. - Вып. 8: Востоковедение. - С. 133-136. 188. Черняк, М.А. Феномен массовой литературы ХХ века [Текст] / М. А. Черняк. – СПб. : Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2005 (Тип. РГПУ). - 308 с. 189. Шадурский, М. И. Литературная утопия от Мора до Хаксли. Проблемы жанровой поэтики и семиосферы. Обретение острова = Literary utopias from More to Huxley [Текст] / М. И. Шадурский; Белорусский гос. ун-т, Филологический фак., Каф. зарубежной лит. – М.: ЛКИ, 2007. – 159, [1] с. 190. Шамсутдинова, Н.З. Сквозные темы и аналогии героев в произведениях «магического» реализма [Текст] / Н.З. Шамсутдинова // Ученые записки Казанского государственного университета. - 2008. - Том 150. - кн. 2 Гуманитарные науки. – С. 282-290. 191. Шатин, Ю. В. Миф и символ как семиотические категории [Текст] / Ю. В. Шатин // Язык и культура. - 2003. - С. 7-10 192. Шатин, Ю.В. Исторический нарратив и мифология ХХ столетия [Текст] / Ю.В. Шатин // Критика и семиотика. - 2002. - Вып. 5. - С. 100-108 193. Шильман, М.Трикстер, герой, его тень и ее заслуги [Текст] / М.Шильман // Полилог: Философия. Культурология. Вып. 1. Трикстер: Альманах Харьковской гос. акад. культуры, 2006, -198 с. 194. Шлома, Е. С.. Материнское начало в прозе В.П. Астафьева [Текст]: диссертация кандидата филологических наук: 10.01.01 / Шлома Е.С.; [Место защиты: Моск. гос. обл. ун-т]. - Москва, 2012. - 202 с. 205 195. Шлома, Е.С. Поэтика природных микромиров в прозе Виктора Астафьева [Текст] / Е.С. Шлома // Вестник МГОУ. Серия «Русская филология». - 2011. - № 2. - М.: Изд-во МГОУ. - С. 157-162 196. Шмид, B. Нарратология. [Текст] / В. Шмидт - М.: Языки славянской культуры, 2003. - 312 с. 197. Шувалова, О.О. Структурообразующая роль лейтмотивов и символов в романах Ч. Диккенса [Текст]: диссертация кандидата филологических наук: 10.01.03 Филологические науки / Шувалова О.О.; [Моск. пед. гос. ун-т]. - Москва, 2003. - 238 с. 198. Шувалова, О.С. Функция языковой игры в романе С.Соколова «Палисандрия» [Текст] / О. С. Шувалова // Вестник ТГУ. – 2010. -выпуск 5 (85). - С. 315-318 199. Эко, У. От игры к карнавалу. [Текст] / У. Эко // Полный назад Горячие войны и популизм в СМИ: Сборник / У. Эко - М.: Эксмо, 2007. 592 с. 200. Эко, Умберто. Открытое произведение [Текст]: Форма и неопределенность в современной поэтике / Умберто Эко; [пер. с итал. А. Шурбелева]. - Санкт-Петербург: Академический проект, 2004. - 380, [1] с. - Другое загл. Форма и неопределенность в современной поэтике. - Пер. изд.: Opera Aperta : Forma e indeterninazione nelle poetiche contemporanee / Umberto Eco. - Milano, 1967. 201. Эко, Умберто. Средние века уже начались [Текст] / Умберто Эко // Иностранная литература. - 1994. - N 4. - C. 258 – 267. 202. Эко, Умберто. Шесть прогулок в литературных лесах [Текст]: [Лекции, прочитанные в 1994 году в Гарвардском университете] / Умберто Эко; пер. с англ. А. Глебовской. - СПб: Симпозиум, 2003. - 285 с.

206 203. Элиаде М. Избранные сочинения. Очерки сравнительного религиоведения [Текст]: Пер.с англ. / М. Элиаде - М. : Ладомир, 1999. - 488 с. 204. Юнг, К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов [Текст] / К. Г. Юнг; пер. А. А. Спектор. - Минск: Харвест, 2004. - 400 с. 205. Юнг, К.Г. О психологии образа трикстера [Текст] / К. Г. Юнг // Алхимия снов; Четыре архетипа; пер. с англ. С. И. Пантелеев. – М.: Медков С. Б., 2014. - 311 с. 206. Юнг, К.Г. Психология бессознательного [Текст] / К. Г. Юнг; пер.: В. М. Бакусев, А. Кричевский, Т. Ребеко. - М.: АСТ, 2001. - 400 с. 207. Якоба, И.А. Особенности интернет-коммуникации (лингвистический, социальный, гендерный аспекты) [Текст] / И.А. Якоба // Вестник ИрГТУ. - 2012. -№ 3. - С.365- 372. 208. Courtenay-Smith, N. Life Is So Sweet after Chocolat [Text] / N. Courtenay-Smith // Daily Mail (London). - April 22, 2004 209. Doody M.A. Deserts, Ruins and Troubled Waters, Female Dreams in Fiction and the Development of the Gothic Novel // Gothic. Critical Concepts in Literary and Cultural Studies / ed. by F. Botting and D. Townshend. London; New York: Routledge: Taylor & Francis Group, 2004. Vol. 1. P. 83–122. 210. Elick, C. Animal Carnivals: A Bakhtinian Reading of CS Lewis's The Magician's Nephew and PL Travers's Mary Poppins [Text] / C. Elick // Style- fayetteville. – volume 35. - No3. - Fall 2001. - pp 454-471 211. Falconer, H. The devil we love [Text] / H. Falconer // The Guardian. - June 7, 2003 212. Friedman N. Point of View in Fiction. The development of a Critical Concept [Text] / N. Friedman // Publications of the Modern Language Association. - 1955. - Vol. 70. - № 5. - P. 1160-1184.

207 213. Friend J.H. The Structure of the Portrait of a Lady [Text] / J.H. Friend // Nineteenth-Century Fiction. - 1965. - Vol. 20. - No.1. - P. 85-95. 214. Grimshaw, H. "Coastliners" by D. Harris [Text] / H. Grimshaw // Bookreporter, Perennial Fiction. - September 25, 2002 215. Groban, B. Books in Brief: Fiction and Poetry [Text] / B. Groban // The New York Times. - February 25, 2001. 216. Holland, Toll L.J - Bakhtin's carnival reversed: King's The Shining as dark carnival [Text] / LJ Holland‐Toll // The journal of Popular Culture. – 1999. - pp131-146 217. House, J. Gentlemen & Players by Joanne Harris [Text] / J. House // Independend. - October 9, 2005 218. Kettle A. An Introduction to the English Novel [Электронный ресурс]. Режим доступа URL: http://www.archive.org/details/introductiontoth002032mbp Lively, P. The Gentlemen & Players by Joanne Harris [Text] / P. Lively // Sunday Times. - October 02, 2005 219. Kloberdanz, K. Сhicago Sun [Text] / K. Kloberdanz // Times. – February 1, 2004 220. Lane, V. Thе Joanne Harris [Text] / V. Lane // Daily Telegraph. - April 27, 2003. 221. Majors, K. Out of the Frying Pan: Food in Fiction Academic [Text] / K. Majors // The Midwest Quarterly. - Vol. 54. - No. 1. - Autumn 2012 222. McEntee, J. My Hand Was Curling Up like a Claw [Text] / J. McEntee // Daily Mail (London). - April 26, 2011 223. McMahon, R. It takes two villages to tell Harris' story [Text] / R. McMahon // San Francisco Chronical. - September 15, 2002. 224. McMahon, R. Holy Fools By Joanne Harris [Text] / R. McMahon // San Francisco Chronical. - February 8, 2004 208 225. Monti M.R. Snowflakes and Spiritual Exercises [Text] /M.R. Monti // Iris. - 2009. - No 1. - P. 275-280. 226. Morson, G.S. Bakhtin and the present moment [Text] /G.S. Morson / The American Scholar. - 1991 – pp 201-222 227. Nichols, C. Dialogizing Postmodern Carnival: David Foster Wallace's Infinite Jest [Text] /C. Nichols // Critique: Studies in Contemporary Fiction. Taylor & Francis - 2001 vol.42 No1 pp3-16 228. Parkes, D. Building an identity [Text] /D. Parkes // The Birmingham Post (England). - April 1, 2010 229. Pray, J. Passions shift with the sea and sand in «Coastliners» [Text] / J. Pray // USA Today. – September 30, 2002. 230. Ritchie, H. Gentlemen & Players by Joanne Harris [Text] / H. Ritchie // The Guardian. - October 15, 2005. 231. Santella, A. HOLY FOOLS By Joanne Harris [Text] / A. Santella // The New York Times. - April 4, 2004 232. Scheffel, M. Magischer Realismus. Die Geschichte eines Begriffes und ein Versuch seiner Bestimmung. Tubungen, 1990. 233. Stuart, J. Sheer Gaul [Text] / J. Stuart // The Guardian. - March 9 2002 234. Thomson, M. 21 Joanne Harris. Holy Fools. [Text] / M. Thomson // The New Zealand Herald. – April 2003 235. Willard, N. Let Them Eat Candy [Text] / N. Willard // New York Times. – March 7, 1999 236. Yaneva, A. Scientific Images and the Crafting of the Self [Text] / A. Yaneva // Iris. - 2009. - No 1. - P. 284-291.

209